— Что будешь делать?
— Тоже спать,— невозмутимо ответила она, и ее руки, полные пеги, легли па его грудь.
— Где?
Зося усмехнулась, теплой сухой ладонью провела по его лицу.
— Найду место... Кроватей хватит.
— Тогда все, я засыпаю! — И Васька безжизненно свесил голову набок.
— Только попробуй!—она легонько дернула его за нос.
— Ладно! — серьезно пообещал Васька.— Не буду спать. Погаси только свет, пусть глаза не режет.
Зося встала, подошла к выключателю, щелк — и комнату поглотила темнота. Васькино сердце в неосознанном до конца предчувствии забилось, как пойманная в силок птица.
Медленно ступая — ее профиль четко вырисовывался на светло-лиловом фоне окна,— Зося ощупью нашла кровать, села на краешек. Васька подвинулся к ней, обнял.
— Не тронь,— сказала она тихо, не шевелясь.
— Ляг рядом!..— Ваське уже не хотелось спать. Сонливость, усталость, расслабленность — все это сразу покинуло его с нахлынувшей темнотой, будто растворившись в ней.— Что же ты, вот так и будешь сидеть? — не совсем искренне посочувствовал он.
— Зачем тебе это? — Зося низко наклонила к нему лицо, и он ощутил на своих щеках ее теплое взволнованное дыхание.
— Просто...— Он не в силах был лгать, но и правду сказать не мог.— Мне хочется, чтобы ты была рядом...
Зося, помедлив, сняла тапочки и легла навзничь, глядя широко распахнутыми и необыкновенно яркими в луп-ном свете глазами в потолок.
Васька, затаив дыхание, лежал, вслушиваясь в неуловимое Зосино дыхание, боясь сглотнуть слюну и пошевелиться. Но в спину ему будто кто иголки вгонял: не улежишь! Не выдержав этой пытки, Васька неловко, стараясь не потревожить Зосю, перевернулся.
— Что ты ворочаешься?
— На боку удобнее...— и не в силах остановить в себе желание, Васька нежно обнял Зосю, прижался губами к ее горячему, молчаливому лицу...
Кровать была небольшая, узкая, и они лежали, притиснувшись друг к другу. В ушах звенело от тишины. Васькина голова, умиротворенная, отпылавшая, теперь тонула в шелковисто-мягких волнах Зосиных волос, буйно разметавшихся по подушке.
— Я боюсь,— вдруг сказала Зося, но в ее голосе Васька не уловил страха. В нем было, пожалуй, больше ласковой задумчивости.— Я боюсь, что ты разлюбишь меня.
— А ты? — спросил Васька.— Ты не разлюбишь?
— Я не разлюблю.— Она помолчала, собираясь с мыслями.— И вообще, что за глупое слово «разлюбить»! Если человек по-настоящему любит, ему чуждо это слово,
— Л что, бывает, и не по-настоящему любят?
— Не по-настоящему — значит нравиться какое-то время,— рассудительно произнесла она.— Надоели друг другу и расстались, а говорят — разлюбили.— Зося порывисто прильнула к Ваське.— Теперь-то ты веришь, что с Акимом было так... ерунда всякая! Я до тебя никого не любила.— Ее пышные волосы, прохладно пахнущие жасмином, приятно щекотали Ваське губы.— А ты побежал тогда... помнишь?
— Помню.
Тот случай в августовской степи, за станцией, сейчас виделся Ваське таким несказанно далеким, будто произошел он по крайней мере в самые дни его рождения, этак лет восемнадцать назад.
— Я все-таки боюсь,— вновь ласковая задумчивость прошелестела в ночной тиши.— Мама говорит: мужская любовь, что охапка сена — горит жарко, да сгорает быстро... Ты меня слышишь?
Зося прислушалась, но ответа не последовало. Тогда она пальцем осторожно провела по его лбу — он был в мелких остывающих капельках пота,— разгладила брови:
— У! Какие они у тебя лохматые,— и плотнее прижалась к нему.
В воскресенье в профессионально-техническом, в котором учились Зося с Лилей, намечался весенний бал. Васька узнал об этом загодя, еще в пятницу вечером, и тут же поторопился выложить новость Мотылю.
«Пропустить такое мероприятие было бы грешно»,— решили оба.
Ранним воскресным утром, едва Васька успел позавтракать, раздался стук щеколды и на подворье ступил Мотыль. У Васьки от удивления сам собой открылся рот. Лешка ли это? Неузнаваемый Мотыль стоял перед ним и небрежно одаривал его лучезарной улыбкой— в новых джинсах, в белой рубашке, в галстуке в красную искорку. Весь его вид как бы говорил: жили бедно — хватит! Пора и нам прифрантиться!
— Ты не мог заявиться еще раньше? — заметил Васька, расплываясь в иронической улыбке.— Я еще и рубашку не гладил...
— Но, я надеюсь, хоть умылся? — не остался в долгу Мотыль.— В жизни надо быть порасторопнее, Василек.
Подойдя за полчаса до открытия бала к училищу, предприимчивые друзья хотя и не имели пригласительных билетов, однако без особых препятствий со стороны дежурных вдвоем проникли внутрь.
По коридорам веселыми цветастыми бабочками порхали девчонки в нарядных платьях, разрумянившиеся и неприступные под оценивающими взглядами ребят. Напускная неприступность девчонок малость позабавила Мотыля, он растопыренной пятерной поприжал взъерошенный чуб и призывно-—держи за мной! — подмигнув Ваське, уверенно направился в зал.
Вокруг царила праздничная суматоха: кто-то кого-то искал, терял и вновь находил, всем было некогда, никто не мог устоять на месте, усмирить зуд в ногах, все спешили, шумели, бежали...
Васька глазами отыскал Зосю. Она стояла в дальнем углу, возле самой сцепы, и вместе с подружками перебирала первые весенние цветы, ворохом сваленные на столе,— составляла букетики для гостей.
Она заметила Ваську и, взяв для пего букетик голубых пролесков, запросто через весь широкий зал пошла к нему. Только теперь, подходя к Ваське, Зося увидала Мотыля, изумленно всплеснула руками: боже, какой нарядный! Тут же она разделила букетик, вручила цветы друзьям.
— А где же Лиля? — Мотыль усмешливо поглядывал по сторонам.— Что-то я ее не вижу.
— Заболела она,— вздохнула Зося.— Дома осталась.
— Вот те на! — враз погрустнел Мотыль.— Что-нибудь серьезное?
— Ангина.
— Все ясно, детские болезни,— горестно констатировал Мотыль.— Переходный возраст.
Ваське даже стало немножко жаль Лешку: экая незадача! Небось, бедняга, ни свет ни заря встал, навел на себя лоск, вырядился. И вот все хлопоты пошли насмарку.
— Ну что ж,— сказал Мотыль,— передай ей привет от меня.
— Сам бы и передал,— многозначительно повела бровью Зося.— Сходил бы, проведал девушку.
— Проведать? — Глаза Мотыля на миг застыли в неподвижности: предложение Зоси застало его врасплох, потом они медленно начали поворачиваться в сторону Васьки, проси и вопрошая: как, пойти, а?.. Васька подбадривающе мигнул.
— Проведать можно,— с готовностью ответил Мотыль.
В радостно-суетливой неразберихе никто из них не заметил, как подошел Аким.
— Привет, земляки! — произнес он с наигранным дружелюбием.
Все трое нехотя кивнули и неприязненно замолчали. Вот уж действительно мир тесен. Кто бы мог подумать, что Аким притащится сюда. Но — увы! — он стоял перед ними и морщил в улыбке губы.
— Что так дружно обсуждаете? — с хитроватым добродушием продолжал он.
- Во всяком случае, разговор не о тебе! — Мотыль смерил его хмурым взглядом: катись-ка ты откуда пришел, дай людям поговорить.
— Но-но, хлопец! — угрожающе протянул Аким, которому не по нраву пришлась вызывающая боевитость Мотыля.
— А в чем, собственно, дело? — быстро вмешалась Зося.— Тебе что-нибудь надо?
Аким чуть растерялся. Казалось, он менее всего ожидал отпора с Зосиной стороны.
- Я помешал? — тихо спросил он, и его улыбка стала напряженной.
— Если что-то хочешь сказать, говори! — тоже негромко, по твердо произнесла Зося. Легкая морщинка пересекла ее высокий лоб.
У Акима на скулах заходили желваки, он набычился.
«Нет, Зося здесь ни при чем. Все из-за этого сопляка — и неприятности, и размолвка».
Он метнул острый, полный ненависти и презрения взгляд на Ваську.
«Нахохлился, петух! Ну уж дождешься, проучу я тебя как следует!..»
— Я еще скажу! — недобро пообещал Аким, не двигаясь с места. Темный, непоколебимый и неприступный, как мешающая всем скала.
— Пойдемте отсюда! — Зося решительно шагнула вперед, взяла Ваську и Мотыля под руки и повела на второй этаж, в танцевальный зал. Оттуда уже доносились волнующие душу звуки настраиваемых инструментов.
Аким тяжелой походкой устремился за ними. В зале Васька нет-нет да и посматривал в его сторону. Хотя рядом стоял Мотыль, неспокойно как-то было Ваське, не по себе. Аким поначалу прислонился спиной к стене невдалеке от них, веки стиснул так, будто у него от боли раскалывалась голова. Потом вроде как поостыл, с ленцой прошелся по залу, кого-то окликнул. И тут же возле Акима подобострастно завертелись трое парней. Среди них Шмотка. Ну этот, если и возникнет скандал, вряд ли рискнет ввязываться. Васька не сомневался, что Антрацит надолго отбил у Шмотки охоту лезть в чужие дела.
Аким вел себя так, будто ни Васька, ни Мотыль, ни даже Зося для него не существовали. Он расселся на стуле в противоположном углу зала и, закинув ногу на ногу, балагурил с девчонками. Одна из них, прыщеватая, курносая, вскочив, в восторге захлопала в ладоши.
Большой зал училища был украшен распустившимися веточками душистой вербы и букетами мать-и-мачехи. Он, будто улей, гудел в ожидании первого танца. Навощенный накануне паркет блестел как зеркало.
И вот музыканты наконец впустили в зал вальс. Он, стремительный, легкий, властный, понесся подобно ветру, что врывается в цветущий сад, чтоб подхватить лепестки и закружить их в солнечной круговерти.
Васька не танцевал. Вместе с Мотылем, опечаленным отсутствием Лили, наблюдал за залом. Но Мотыль был, как заметил Васька, к тому же чем-то встревожен. Он не сводил глаз с Акима и нервно покусывал лепестки пролесков. Казалось, он ждал подвоха от Акима.
Тревога Мотыля передалась и Ваське. Поскучневший, он стоял рядом с Зосей, подпирая степу плечом. Танец сменялся танцем, один за другим подходили парни — приглашали Зосю в круг. Но она, ссылаясь на усталость, отказывалась. Вид у нее был действительно усталый.
Неожиданно Мотыль просиял, бурно взмахнул короткими мощными руками, выражая свою радость.
- Антрацитов кореш!
Васька увидел, как сквозь говорливую толчею пробирался парень. Он шел, нагнув голову, и Васька пока не мог рассмотреть его лица. Но вот парень выпрямился, и — о черт, да это же Лерка, о котором говорили, Что он похлестче Акима.
— Привет, мальчики!
Он собирался добавить еще что-то, вероятно, комплимент Зосе, потому что всей хилой фигурой наклонился к ней, по Мотыль энергично потянул его за собой.
— Па два слова...— И он подмигнул Зосе, давая понять, что разговор будет несерьезным.
— Кто это? — спросила Зося Ваську, неприязненно косясь на Лерку, отошедшего с Мотылем.— Скользкий какой-то...
— Да так, виделись разок,— Васька неопределенно пожал плечами.— Говорят, сидел...
— Ну что ж, поздравляю с приобретением,— съязвила Зося.— Товарищ хоть куда, сразу видно.
Лерка не мог устоять на месте, вертелся, направо и налево рассыпал улыбки, заигрывал то с одной девчонкой, то с другой. Васька присмотрелся к нему повнимательнее. Да, Зося права. Во внешности Лерки, хоть и одет он с иголочки, было что-то неприятное. Лицо у него будто колун, которым суковатые бревна раскалывают — от лба к подбородку резко сужается. А глаза вроде бы и улыбаются мило, но в глубине таится в них холодное, мерзкое.
Мотыль что-то терпеливо объяснял Лерке, с жаром доказывал, а тот сокрушенно покачивал лобастой голо-вон. Потом, вероятно, договорившись между собой, они, неторопливо обходя танцующих, вернулись к Ваське и Зосе.
Мотыль заметно приободрился, воспрянул духом и, заметив прошмыгивающего мимо Шмотку, строго окликнул его. Тот, пряча глаза, сонно кивнул:
— Привет...
— Чего это ты, Шмотка, нос воротишь? — мрачно осведомился Мотыль.— Ты мне сегодня, откровенно говоря, не нравишься. Небось замышляете что-то с Акимом? А? Признавайся сразу!
— Ничего подобного! — поспешно заверил Шмотка и, стараясь улизнуть — сонливость с него как рукой сняло,— юркнул в толпу.
К Зосе подбежала шустрая, зеленоглазая и бледная, будто ей только что натерли личико мелом, девчонка. Приложив ладошку ко рту, что-то заговорщически зашептала ей на ухо.
— Я сейчас.— Зося слегка сжала Васькипу руку. И тоном приказа: — Без меня пи на шаг! Никуда! Хорошо?— Умоляюще глянула па Мотыля.-Не уходите!
— Да ты что? — удивленно протянул Мотыль.........Куда же мы без тебя? И хотели бы, да не уйдем!
Бледнолицая девчушка вприпрыжку поскакала впереди Зоси. То и дело она оборачивалась к ней. Васька грустно смотрел им вслед.
Объявили антракт. Музыканты спустились с высоты своих подмостков в говорливый зал и тут же растворились в нем. На сцену выскочил парень со стеклянным ящиком и закричал:
— Разыгрывается лотерея!
Расталкивая ребят, Лерка опрометью бросился к сцене.
— Мне везет в азартные игры! Мотыль недовольно поморщился.
— И охота ему открыточку выиграть! — пробормотал.
И тут Васька почувствовал осторожное прикосновение к плечу. Обернулся — Аким.
- Не пора ли нам поговорить? — приторно-вежливо произнес он.
— Пожалуйста! - хмуро буркнул Васька: что это будет за разговор, он представлял и побаивался, потому что знал — одному ему с Акимом не справиться. Тот его враз сомнет.
Васька переглянулся с Мотылем. Друг подмигнул подбадривающе: не трусь, я с тобой!
Втроем спустились на первый этаж. Здесь по-прежнему порхали девчонки, кучками жались по углам ребята — держали совет, как вести себя дальше в непредвиденных ситуациях, которые возникали ежеминутно из-за странного, во многом загадочного, непонятного им поведения девчонок. Аким осмотрелся. Обстановка ему не понравилась: шумно и свидетелей навалом,— шевельнул красивыми темно-красными губами: «1Т-да!», и раздумчиво предложил:
— На воздух выйдем? Там кислорода больше. И спокойнее.
Васька скользнул взором по Мотылю: как он считает? Но Мотыль подчеркнуто сосредоточенно изучал агитационно-красочные плакаты на стенах: думай сам! И Васька внезапно для себя ясно понял — робеть сейчас
нельзя! Никаких колебаний! Только вперед, лицом к опасности, навстречу ей!
— Выйдем, пожалуй.
Он первым двинулся к выходу из училища, решительно потянув на себя тяжелую дубовую дверь. Мотыль шагнул вслед за ним, но, столкнувшись в дверях с Акимом, с насмешливым почтением пропустил его вперед, приговаривая:
— Старикам везде у пас почет.
Глаза Акима опасно сузились: мальчика-несмышленыша из себя корчит, дурак великовозрастный! Он приостановился, сумрачно поигрывая кулаками. Видимо, размышлял: звездануть этого дылду прямо здесь, в училище, или воздержаться? Стукнешь — шуму не оберешься. Нет, это в его планы не входило. Через побледневшие ноздри Аким сдавленно выпустил из дюжей груди вздох: ну, погоди! Допрыгаетесь вы у меня оба!
Аким решил воздержаться. Хитрость взяла верх над эмоциями.
Насупившись, Аким подтолкнул Ваську: чего застрял? Мотыль вышел последним, оглянувшись. Где же Лерка? Куда же он запропал? Неужели не заметил их таинственного исчезновения?
Выйдя на цементное крыльцо, Васька с недоумением увидел на ступеньках всех троих дружков Акима. При их появлении они выжидающе напряглись. Ага, все ясно. Значит, Аким неспроста вызвал их во двор училища. Все продумано, рассчитано им заранее. Ну что ж, Васька: пап или пропал!
Не обращая внимания на обескураженное покашливание Мотыля, он первым сошел с крыльца и шагнул в глубину вечереющего сада. Высокие кусты сирени скрывали от непосвященных узкие лабиринты дорожек, протоптанные не одним юным поколением.
В городе властвовали черемуховые холода — унылые и тревожные дни, когда зябкая прохлада нехотя отступала под натиском светлой теплыни. В лощинах на окраине города благоухала черемуха. Белые гроздья свисали до самой земли. Неумолчно, до поздней ночи захлебывались от восторга горлинки.
А здесь, в зарослях сирени, тихо, темно, глухо.
Неожиданно Васька услышал, как кто-то хлопнул дверьми и, насвистывая бравурный марш, догнал их.
— Что же вы, побратимы, меня с собой не пригласили? — подошел к ребятам Лерка.— Я тоже люблю
секреты! И даже очень! — С наигранным любопытством он приблизил лицо к Акиму.— Аким? — И радостно-утвердительно: — Ей-богу, он —Аким Пустовалов!
— Шел бы ты отсюда! — угрюмо рубанул Аким.— А то получишь секреты!
— Э-эх, Аким, Аким! — жеманился Лерка.— Дружок ситцевый, плачет по тебе веревка конопляная... И все-таки, что скажешь нам?
— Не твоего ума это дело! Я сказал — пошел отсюда!
— Я послушаю,— кротко произнес Лерка, с издевкой ощеря в улыбке прокуренные зубы.
Аким в яростном прищуре несколько мгновений смотрел на его тщедушную, полусогнутую фигуру. Что стоило ему опустить кулак, и от Лерки одно мокрое место останется. Это было ясно всем. Но Аким почему-то не отваживался идти на Лерку, пасовал.
— Ну, слушай! — И Аким круто повернулся к Ваське.— Пойдем, потолкуем с глазу на глаз.
— Д-добро! — сказал Васька с поспешностью, выдававшей его смятение, неуверенность в себе, страх перед Акимом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
— Тоже спать,— невозмутимо ответила она, и ее руки, полные пеги, легли па его грудь.
— Где?
Зося усмехнулась, теплой сухой ладонью провела по его лицу.
— Найду место... Кроватей хватит.
— Тогда все, я засыпаю! — И Васька безжизненно свесил голову набок.
— Только попробуй!—она легонько дернула его за нос.
— Ладно! — серьезно пообещал Васька.— Не буду спать. Погаси только свет, пусть глаза не режет.
Зося встала, подошла к выключателю, щелк — и комнату поглотила темнота. Васькино сердце в неосознанном до конца предчувствии забилось, как пойманная в силок птица.
Медленно ступая — ее профиль четко вырисовывался на светло-лиловом фоне окна,— Зося ощупью нашла кровать, села на краешек. Васька подвинулся к ней, обнял.
— Не тронь,— сказала она тихо, не шевелясь.
— Ляг рядом!..— Ваське уже не хотелось спать. Сонливость, усталость, расслабленность — все это сразу покинуло его с нахлынувшей темнотой, будто растворившись в ней.— Что же ты, вот так и будешь сидеть? — не совсем искренне посочувствовал он.
— Зачем тебе это? — Зося низко наклонила к нему лицо, и он ощутил на своих щеках ее теплое взволнованное дыхание.
— Просто...— Он не в силах был лгать, но и правду сказать не мог.— Мне хочется, чтобы ты была рядом...
Зося, помедлив, сняла тапочки и легла навзничь, глядя широко распахнутыми и необыкновенно яркими в луп-ном свете глазами в потолок.
Васька, затаив дыхание, лежал, вслушиваясь в неуловимое Зосино дыхание, боясь сглотнуть слюну и пошевелиться. Но в спину ему будто кто иголки вгонял: не улежишь! Не выдержав этой пытки, Васька неловко, стараясь не потревожить Зосю, перевернулся.
— Что ты ворочаешься?
— На боку удобнее...— и не в силах остановить в себе желание, Васька нежно обнял Зосю, прижался губами к ее горячему, молчаливому лицу...
Кровать была небольшая, узкая, и они лежали, притиснувшись друг к другу. В ушах звенело от тишины. Васькина голова, умиротворенная, отпылавшая, теперь тонула в шелковисто-мягких волнах Зосиных волос, буйно разметавшихся по подушке.
— Я боюсь,— вдруг сказала Зося, но в ее голосе Васька не уловил страха. В нем было, пожалуй, больше ласковой задумчивости.— Я боюсь, что ты разлюбишь меня.
— А ты? — спросил Васька.— Ты не разлюбишь?
— Я не разлюблю.— Она помолчала, собираясь с мыслями.— И вообще, что за глупое слово «разлюбить»! Если человек по-настоящему любит, ему чуждо это слово,
— Л что, бывает, и не по-настоящему любят?
— Не по-настоящему — значит нравиться какое-то время,— рассудительно произнесла она.— Надоели друг другу и расстались, а говорят — разлюбили.— Зося порывисто прильнула к Ваське.— Теперь-то ты веришь, что с Акимом было так... ерунда всякая! Я до тебя никого не любила.— Ее пышные волосы, прохладно пахнущие жасмином, приятно щекотали Ваське губы.— А ты побежал тогда... помнишь?
— Помню.
Тот случай в августовской степи, за станцией, сейчас виделся Ваське таким несказанно далеким, будто произошел он по крайней мере в самые дни его рождения, этак лет восемнадцать назад.
— Я все-таки боюсь,— вновь ласковая задумчивость прошелестела в ночной тиши.— Мама говорит: мужская любовь, что охапка сена — горит жарко, да сгорает быстро... Ты меня слышишь?
Зося прислушалась, но ответа не последовало. Тогда она пальцем осторожно провела по его лбу — он был в мелких остывающих капельках пота,— разгладила брови:
— У! Какие они у тебя лохматые,— и плотнее прижалась к нему.
В воскресенье в профессионально-техническом, в котором учились Зося с Лилей, намечался весенний бал. Васька узнал об этом загодя, еще в пятницу вечером, и тут же поторопился выложить новость Мотылю.
«Пропустить такое мероприятие было бы грешно»,— решили оба.
Ранним воскресным утром, едва Васька успел позавтракать, раздался стук щеколды и на подворье ступил Мотыль. У Васьки от удивления сам собой открылся рот. Лешка ли это? Неузнаваемый Мотыль стоял перед ним и небрежно одаривал его лучезарной улыбкой— в новых джинсах, в белой рубашке, в галстуке в красную искорку. Весь его вид как бы говорил: жили бедно — хватит! Пора и нам прифрантиться!
— Ты не мог заявиться еще раньше? — заметил Васька, расплываясь в иронической улыбке.— Я еще и рубашку не гладил...
— Но, я надеюсь, хоть умылся? — не остался в долгу Мотыль.— В жизни надо быть порасторопнее, Василек.
Подойдя за полчаса до открытия бала к училищу, предприимчивые друзья хотя и не имели пригласительных билетов, однако без особых препятствий со стороны дежурных вдвоем проникли внутрь.
По коридорам веселыми цветастыми бабочками порхали девчонки в нарядных платьях, разрумянившиеся и неприступные под оценивающими взглядами ребят. Напускная неприступность девчонок малость позабавила Мотыля, он растопыренной пятерной поприжал взъерошенный чуб и призывно-—держи за мной! — подмигнув Ваське, уверенно направился в зал.
Вокруг царила праздничная суматоха: кто-то кого-то искал, терял и вновь находил, всем было некогда, никто не мог устоять на месте, усмирить зуд в ногах, все спешили, шумели, бежали...
Васька глазами отыскал Зосю. Она стояла в дальнем углу, возле самой сцепы, и вместе с подружками перебирала первые весенние цветы, ворохом сваленные на столе,— составляла букетики для гостей.
Она заметила Ваську и, взяв для пего букетик голубых пролесков, запросто через весь широкий зал пошла к нему. Только теперь, подходя к Ваське, Зося увидала Мотыля, изумленно всплеснула руками: боже, какой нарядный! Тут же она разделила букетик, вручила цветы друзьям.
— А где же Лиля? — Мотыль усмешливо поглядывал по сторонам.— Что-то я ее не вижу.
— Заболела она,— вздохнула Зося.— Дома осталась.
— Вот те на! — враз погрустнел Мотыль.— Что-нибудь серьезное?
— Ангина.
— Все ясно, детские болезни,— горестно констатировал Мотыль.— Переходный возраст.
Ваське даже стало немножко жаль Лешку: экая незадача! Небось, бедняга, ни свет ни заря встал, навел на себя лоск, вырядился. И вот все хлопоты пошли насмарку.
— Ну что ж,— сказал Мотыль,— передай ей привет от меня.
— Сам бы и передал,— многозначительно повела бровью Зося.— Сходил бы, проведал девушку.
— Проведать? — Глаза Мотыля на миг застыли в неподвижности: предложение Зоси застало его врасплох, потом они медленно начали поворачиваться в сторону Васьки, проси и вопрошая: как, пойти, а?.. Васька подбадривающе мигнул.
— Проведать можно,— с готовностью ответил Мотыль.
В радостно-суетливой неразберихе никто из них не заметил, как подошел Аким.
— Привет, земляки! — произнес он с наигранным дружелюбием.
Все трое нехотя кивнули и неприязненно замолчали. Вот уж действительно мир тесен. Кто бы мог подумать, что Аким притащится сюда. Но — увы! — он стоял перед ними и морщил в улыбке губы.
— Что так дружно обсуждаете? — с хитроватым добродушием продолжал он.
- Во всяком случае, разговор не о тебе! — Мотыль смерил его хмурым взглядом: катись-ка ты откуда пришел, дай людям поговорить.
— Но-но, хлопец! — угрожающе протянул Аким, которому не по нраву пришлась вызывающая боевитость Мотыля.
— А в чем, собственно, дело? — быстро вмешалась Зося.— Тебе что-нибудь надо?
Аким чуть растерялся. Казалось, он менее всего ожидал отпора с Зосиной стороны.
- Я помешал? — тихо спросил он, и его улыбка стала напряженной.
— Если что-то хочешь сказать, говори! — тоже негромко, по твердо произнесла Зося. Легкая морщинка пересекла ее высокий лоб.
У Акима на скулах заходили желваки, он набычился.
«Нет, Зося здесь ни при чем. Все из-за этого сопляка — и неприятности, и размолвка».
Он метнул острый, полный ненависти и презрения взгляд на Ваську.
«Нахохлился, петух! Ну уж дождешься, проучу я тебя как следует!..»
— Я еще скажу! — недобро пообещал Аким, не двигаясь с места. Темный, непоколебимый и неприступный, как мешающая всем скала.
— Пойдемте отсюда! — Зося решительно шагнула вперед, взяла Ваську и Мотыля под руки и повела на второй этаж, в танцевальный зал. Оттуда уже доносились волнующие душу звуки настраиваемых инструментов.
Аким тяжелой походкой устремился за ними. В зале Васька нет-нет да и посматривал в его сторону. Хотя рядом стоял Мотыль, неспокойно как-то было Ваське, не по себе. Аким поначалу прислонился спиной к стене невдалеке от них, веки стиснул так, будто у него от боли раскалывалась голова. Потом вроде как поостыл, с ленцой прошелся по залу, кого-то окликнул. И тут же возле Акима подобострастно завертелись трое парней. Среди них Шмотка. Ну этот, если и возникнет скандал, вряд ли рискнет ввязываться. Васька не сомневался, что Антрацит надолго отбил у Шмотки охоту лезть в чужие дела.
Аким вел себя так, будто ни Васька, ни Мотыль, ни даже Зося для него не существовали. Он расселся на стуле в противоположном углу зала и, закинув ногу на ногу, балагурил с девчонками. Одна из них, прыщеватая, курносая, вскочив, в восторге захлопала в ладоши.
Большой зал училища был украшен распустившимися веточками душистой вербы и букетами мать-и-мачехи. Он, будто улей, гудел в ожидании первого танца. Навощенный накануне паркет блестел как зеркало.
И вот музыканты наконец впустили в зал вальс. Он, стремительный, легкий, властный, понесся подобно ветру, что врывается в цветущий сад, чтоб подхватить лепестки и закружить их в солнечной круговерти.
Васька не танцевал. Вместе с Мотылем, опечаленным отсутствием Лили, наблюдал за залом. Но Мотыль был, как заметил Васька, к тому же чем-то встревожен. Он не сводил глаз с Акима и нервно покусывал лепестки пролесков. Казалось, он ждал подвоха от Акима.
Тревога Мотыля передалась и Ваське. Поскучневший, он стоял рядом с Зосей, подпирая степу плечом. Танец сменялся танцем, один за другим подходили парни — приглашали Зосю в круг. Но она, ссылаясь на усталость, отказывалась. Вид у нее был действительно усталый.
Неожиданно Мотыль просиял, бурно взмахнул короткими мощными руками, выражая свою радость.
- Антрацитов кореш!
Васька увидел, как сквозь говорливую толчею пробирался парень. Он шел, нагнув голову, и Васька пока не мог рассмотреть его лица. Но вот парень выпрямился, и — о черт, да это же Лерка, о котором говорили, Что он похлестче Акима.
— Привет, мальчики!
Он собирался добавить еще что-то, вероятно, комплимент Зосе, потому что всей хилой фигурой наклонился к ней, по Мотыль энергично потянул его за собой.
— Па два слова...— И он подмигнул Зосе, давая понять, что разговор будет несерьезным.
— Кто это? — спросила Зося Ваську, неприязненно косясь на Лерку, отошедшего с Мотылем.— Скользкий какой-то...
— Да так, виделись разок,— Васька неопределенно пожал плечами.— Говорят, сидел...
— Ну что ж, поздравляю с приобретением,— съязвила Зося.— Товарищ хоть куда, сразу видно.
Лерка не мог устоять на месте, вертелся, направо и налево рассыпал улыбки, заигрывал то с одной девчонкой, то с другой. Васька присмотрелся к нему повнимательнее. Да, Зося права. Во внешности Лерки, хоть и одет он с иголочки, было что-то неприятное. Лицо у него будто колун, которым суковатые бревна раскалывают — от лба к подбородку резко сужается. А глаза вроде бы и улыбаются мило, но в глубине таится в них холодное, мерзкое.
Мотыль что-то терпеливо объяснял Лерке, с жаром доказывал, а тот сокрушенно покачивал лобастой голо-вон. Потом, вероятно, договорившись между собой, они, неторопливо обходя танцующих, вернулись к Ваське и Зосе.
Мотыль заметно приободрился, воспрянул духом и, заметив прошмыгивающего мимо Шмотку, строго окликнул его. Тот, пряча глаза, сонно кивнул:
— Привет...
— Чего это ты, Шмотка, нос воротишь? — мрачно осведомился Мотыль.— Ты мне сегодня, откровенно говоря, не нравишься. Небось замышляете что-то с Акимом? А? Признавайся сразу!
— Ничего подобного! — поспешно заверил Шмотка и, стараясь улизнуть — сонливость с него как рукой сняло,— юркнул в толпу.
К Зосе подбежала шустрая, зеленоглазая и бледная, будто ей только что натерли личико мелом, девчонка. Приложив ладошку ко рту, что-то заговорщически зашептала ей на ухо.
— Я сейчас.— Зося слегка сжала Васькипу руку. И тоном приказа: — Без меня пи на шаг! Никуда! Хорошо?— Умоляюще глянула па Мотыля.-Не уходите!
— Да ты что? — удивленно протянул Мотыль.........Куда же мы без тебя? И хотели бы, да не уйдем!
Бледнолицая девчушка вприпрыжку поскакала впереди Зоси. То и дело она оборачивалась к ней. Васька грустно смотрел им вслед.
Объявили антракт. Музыканты спустились с высоты своих подмостков в говорливый зал и тут же растворились в нем. На сцену выскочил парень со стеклянным ящиком и закричал:
— Разыгрывается лотерея!
Расталкивая ребят, Лерка опрометью бросился к сцене.
— Мне везет в азартные игры! Мотыль недовольно поморщился.
— И охота ему открыточку выиграть! — пробормотал.
И тут Васька почувствовал осторожное прикосновение к плечу. Обернулся — Аким.
- Не пора ли нам поговорить? — приторно-вежливо произнес он.
— Пожалуйста! - хмуро буркнул Васька: что это будет за разговор, он представлял и побаивался, потому что знал — одному ему с Акимом не справиться. Тот его враз сомнет.
Васька переглянулся с Мотылем. Друг подмигнул подбадривающе: не трусь, я с тобой!
Втроем спустились на первый этаж. Здесь по-прежнему порхали девчонки, кучками жались по углам ребята — держали совет, как вести себя дальше в непредвиденных ситуациях, которые возникали ежеминутно из-за странного, во многом загадочного, непонятного им поведения девчонок. Аким осмотрелся. Обстановка ему не понравилась: шумно и свидетелей навалом,— шевельнул красивыми темно-красными губами: «1Т-да!», и раздумчиво предложил:
— На воздух выйдем? Там кислорода больше. И спокойнее.
Васька скользнул взором по Мотылю: как он считает? Но Мотыль подчеркнуто сосредоточенно изучал агитационно-красочные плакаты на стенах: думай сам! И Васька внезапно для себя ясно понял — робеть сейчас
нельзя! Никаких колебаний! Только вперед, лицом к опасности, навстречу ей!
— Выйдем, пожалуй.
Он первым двинулся к выходу из училища, решительно потянув на себя тяжелую дубовую дверь. Мотыль шагнул вслед за ним, но, столкнувшись в дверях с Акимом, с насмешливым почтением пропустил его вперед, приговаривая:
— Старикам везде у пас почет.
Глаза Акима опасно сузились: мальчика-несмышленыша из себя корчит, дурак великовозрастный! Он приостановился, сумрачно поигрывая кулаками. Видимо, размышлял: звездануть этого дылду прямо здесь, в училище, или воздержаться? Стукнешь — шуму не оберешься. Нет, это в его планы не входило. Через побледневшие ноздри Аким сдавленно выпустил из дюжей груди вздох: ну, погоди! Допрыгаетесь вы у меня оба!
Аким решил воздержаться. Хитрость взяла верх над эмоциями.
Насупившись, Аким подтолкнул Ваську: чего застрял? Мотыль вышел последним, оглянувшись. Где же Лерка? Куда же он запропал? Неужели не заметил их таинственного исчезновения?
Выйдя на цементное крыльцо, Васька с недоумением увидел на ступеньках всех троих дружков Акима. При их появлении они выжидающе напряглись. Ага, все ясно. Значит, Аким неспроста вызвал их во двор училища. Все продумано, рассчитано им заранее. Ну что ж, Васька: пап или пропал!
Не обращая внимания на обескураженное покашливание Мотыля, он первым сошел с крыльца и шагнул в глубину вечереющего сада. Высокие кусты сирени скрывали от непосвященных узкие лабиринты дорожек, протоптанные не одним юным поколением.
В городе властвовали черемуховые холода — унылые и тревожные дни, когда зябкая прохлада нехотя отступала под натиском светлой теплыни. В лощинах на окраине города благоухала черемуха. Белые гроздья свисали до самой земли. Неумолчно, до поздней ночи захлебывались от восторга горлинки.
А здесь, в зарослях сирени, тихо, темно, глухо.
Неожиданно Васька услышал, как кто-то хлопнул дверьми и, насвистывая бравурный марш, догнал их.
— Что же вы, побратимы, меня с собой не пригласили? — подошел к ребятам Лерка.— Я тоже люблю
секреты! И даже очень! — С наигранным любопытством он приблизил лицо к Акиму.— Аким? — И радостно-утвердительно: — Ей-богу, он —Аким Пустовалов!
— Шел бы ты отсюда! — угрюмо рубанул Аким.— А то получишь секреты!
— Э-эх, Аким, Аким! — жеманился Лерка.— Дружок ситцевый, плачет по тебе веревка конопляная... И все-таки, что скажешь нам?
— Не твоего ума это дело! Я сказал — пошел отсюда!
— Я послушаю,— кротко произнес Лерка, с издевкой ощеря в улыбке прокуренные зубы.
Аким в яростном прищуре несколько мгновений смотрел на его тщедушную, полусогнутую фигуру. Что стоило ему опустить кулак, и от Лерки одно мокрое место останется. Это было ясно всем. Но Аким почему-то не отваживался идти на Лерку, пасовал.
— Ну, слушай! — И Аким круто повернулся к Ваське.— Пойдем, потолкуем с глазу на глаз.
— Д-добро! — сказал Васька с поспешностью, выдававшей его смятение, неуверенность в себе, страх перед Акимом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20