И может быть, путь, выбранный Мотылем, и в самом деле был короче других, но вот беда — попали ребята в склад не вовремя. Как раз шла разгрузка кокса. И без того тесное помещение было плотно набито черными сухими кучами угля.
Чтоб быстрее выбраться отсюда, Антрацит, сердито сопя и отплевываясь, рванулся к первой же подвернувшейся двери. Ребята сноровисто кинулись за ним, и оказалось, что из огня да в полымя. Они попали в обрубочное отделение цеха. Грохот здесь стоял неимоверный. Люди в защитных очках и в повязках, прикрывающих рот, отбойными молотками распеленывали новорожденных — металлическое литье. Тут же, кроме пыли, появилась еще одна опасность — попасть под осколки опок, веером бьющих из-под молотков.
Пригибаясь, заслонив руками лица, горемыки-водо-искатели напропалую — тут уж не до жиру, быть бы живу! — подались к другой двери, видневшейся неподалеку в кирпичной стене. В самом конце пути, перед желанно распахнутой дверью, Антрациту вдруг что-то влетело в глаз. В отчаянии зажав его грязной ручищей и страшно вращая непострадавшим, Антрацит дико взвыл:
— Мотыль! Куда ты завел, пес?!
Антрацитов глаз на черном лице напоминал сейчас хорошо вычищенное колесо автомобиля. Васька хотел посоветовать Антрациту, чтобы он потише вращал им, а еще лучше — прикрыл бы его, не то при такой ситуации и второй глаз легко мог выйти из строя, но тут подлил масла в огонь Мамлюк:
— И куда мы поперлись? В механическом такая водичка,— он причмокнул пыльными губами,— сказано, с дурной головой и ногам непокой.
— Тоже мне нашелся,— тихонько поддакнул и Мышка.— Кратчайший путь... Вода с ванилином...
- Мотыль! — взорвался вконец разозленный случившимся Антрацит.— Где же ты есть, крокодил?! — и по-медвежьи затоптался на месте, не понимая, куда же скрылся Мотыль.
Л Мотыль, смекнув, что дела его плохи: начальство разгневано и рядовой состав недоволен,— юркнул в темный проем двери и только из-за железной перегородки тревожно подал голос:
— Хлопцы, что вы? Антрацит! Мамлюк! Чего вы там стоите? Мышка! Вась-Вась! Вентилятор на вас пыль гонит!
— Где ты, обормот? — уже жалобно спрашивал Антрацит.
— Здесь я... Да раскройте вы, остолопы, наконец свои полтинники,— Мотыль повысил голос, якобы он сердился на позорную беспомощность друзей.— Дверь-то рядом! И вода — вот она...
Попив шипящей и впрямь чудесной воды, Антрацит понемногу стал успокаиваться. Тем более он воочию убедился, что Мотыль не соврал: бачок с водой в литейном был обложен кусками льда, что бывает, безусловно, не в каждом цехе. Да и пострадавший глаз, хотя и прибаливал — жег, будто там застряла искорка,— все же мог смотреть на окружающий, не такой уж и плохой мир. С каждым выпитым глотком глазам Антрацита возвращался горделиво-попустительский блеск: пользуйтесь, ребятки, вольницей, пока я начальник.
Ребята, насладившись газировкой, уже собирались отбыть в механический, когда к сатураторному роднику группкой подошли рабочие, покрытые толстым налетом пыли,— видимо, только что из обрубочного отделения. Лица — в буро-серых потеках.
— Здорово, Шмотка! — приятельски подмигнул кому-то, вставшему позади Васьки, Мамлюк и сочувственно произнес: — Вам тут достается.
— Не мед, конечно, но мы привыкли,— с глуховатым смешком последовал ответ.— Некоторых отсюда силком не вытащишь... А чего тут? Час работаем, час отдыхаем. И молоко бесплатное. Пей — не хочу!
—То-то вы к газировке и примчались,— захохотал Мотыль.— Молоко им приелось!
Васька обернулся и замер. Шмотка! Ах, вот где он его видел: в прокатном, когда ремонтировали нагревательную печь. Тогда еще этот Шмотка просил Мотыля закурить, а тот ответил: пора бы свои иметь.
Васька еще раз взглянул на Шмотку. Нет, ошибки не могло быть: это один из тех троих, напавших на него в аллее возле танцплощадки.
— Валерка! — тихо позвал Васька Антрацита и, когда тот наклонился к нему, глазами показал на Шмотку.— Позавчера был...
Покосившись на литейщиков, толпящихся у сатураторной установки, Антрацит удовлетворенно хмыкнул, локтем толкнул Мамлюка.
— Твой дружок?
— А что? — Мамлюк насторожился.
— Есть к нему маленький разговор,— Антрацит неторопко опустил на плечо неказистого Шмотки ладонь величиной с подборочную лопату и кивнул головой на Ваську.— Ты знаешь его?
Шмотка круглыми и зелеными, как у кота, глазищами зыркнул на Ваську, потом на Антрацита.
— Нет, не знаю,— растерянно заморгал он.
— Вспомни,— бесстрастно и даже как будто равнодушно посоветовал Антрацит.— Не спеши, подумай.
Шмотка снова посмотрел па Ваську, невольно задержал взгляд на его синяке и начал, кажется, понимать. Это не ускользнуло от внимания Антрацита. Он грубовато взял Шмотку повыше локтя и, упирающегося, отвел за вагранку. Из нее только что выпустили металл: он еще пузырился в ковше. Лишь у стенок ковша появилась закраина — едва заметная бордовая корка.
Антрацит, не выпуская руки Шмотки, нагнулся и подобрал с земли погнутый ломик. У Шмотки на лице сквозь пыль проступила бледность. Он с надеждой оглянулся. Но те, с кем он пришел, или заметив что-то недоброе, или ничего не заметив, уже ушли.
— Товарищеский суд! Прыгай в ковш!
— Я не хотел его трогать,— едва шевельнул непослушными губами Шмотка.
Васька, не понимая, шутит Антрацит или всерьез заставляет человека прыгать в расплавленный металл, в смятении смотрел на эту сцену. Мамлюк и Мотыль хотя и помалкивали, но с неодобрением взирали на ощетинившегося Антрацита. Заинтригованный любопытством, Мышка стоял у края вагранки с широко открытым ртом.
— Оступись! — угрожающе советовал Антрацит.— Оступись в ковш, а то ломиком подмогну!
Лицо Шмотки подергивалось гримасой ужаса, на него нельзя было смотреть без сострадания. И Васька вступился за испуганного насмерть парня:
— Оставь ты его, Валерка! Пусть идет себе!
— Надо разобраться, что к чему, —хмуро уронил Мотыль.
— Пятеро на одного,— пропищал от вагранки Мышка.— Нечестно!
— Да брось ты свой ломик! — рассердился и Мамлюк.— Сказано ведь тебе — надо толком разобраться.
— Давайте разберемся!—Антрацит с силой вогнал в земляной пол погнутый ломик, оперся на него и сразу быка за рога:— Кто на кого кинулся? Он на вас?
— Вообще-то мы,— промямлил Шмотка.
— Ага! — изрек довольный Антрацит. Он в предвкушении скорой истины сощурился, плотно сжал губы. Ему — это было видно всем — нравилось выступать в роли судьи.
— Но я не хотел,— заторопился Шмотка, опасаясь, что Антрацит его неправильно поймет.— Мне Аким сказал...
— Кто? — Антрацит слегка развернул голову правым ухом к Шмотке и, глядя куда-то в угол вагранки, скороговоркой переспросил: — Кто-кто?
— Аким! — уже увереннее подтвердил Шмотка.— Они, кажется, не поладили.
— Чего же ои сам не полез? — усомнился Антрацит.
— Не знаю.
— Тут что-то не так,— Антрацит энергично разогнулся, подступил к Шмотке.— Не мудри!
— Век матери родной не видать! — горячо поклялся Шмотка.— Правду говорю!
— Я так и думал, что это затея Акима,— Васька подошел к ломику, торчавшему в полу, поднатужился, вытащил его и бросил в яму, где стоял ковш с металлом.— А что с тем, которого я болтом зацепил?
— Вроде бы не жалуется. В порядке, значит.
— А что же сказал Аким после всего этого? — поинтересовался Васька.
Шмотка пожал плечами: а что он должен был сказать?
— Ничего не сказал.— Потом вдруг вспомнил: — Аким перед тем, как послать нас, предупредил, чтоб того... не очень били.
— Ну с ним все ясно,— Васька встал рядом с Антрацитом, кивнул Шм.отке.— Шагай с богом!—и добавил насмешливо: — Привет Акиму!
Мотыль одобрительно качнул головой. Мамлюк с облегчением заулыбался. А Мышка вызывающе предупредил:
— Передай Акиму, что и его вот так же заловим!
Однако Антрацит не был так благосклонен, как другие. Он долго, молча рассматривал Шмотку — размышлял. Но, видимо, ничего путного не придумал.
- Ладно, топай! — наконец смилостивился он.— Но помни, еще раз такое случится,— указал на Васькин синяк,— быть тебе в котле!
Шмотка благодарно засопел и, пользуясь подходящим моментом — Антрацит великодушно отвернулся и как будто не обращал на него внимания,— постарался побыстрее проскользнуть мимо страшного судьи. Однако стоило Шмотке поравняться с ним, как Антрацит в приливе чувств отпустил ему такой подзатыльник, от которого тот чуть не растянулся у вагранки. И, глядя на всех своими по-цыгански черными глазами, Антрацит с готовностью пояснил:
— Надо же все-таки преподать хоть какой-то урок воспитания наглецу!
— Правильно! — просиял Мышка.— Пусть знает наших!
Еще выпив по стакану бурлящей от газа пронзительно-холодной воды, бригада котельщиков дружно и победоносно двинулась из литейного. Впереди, как и положено исполняющему обязанности бригадира, Антрацит. Рядом с ним — весело-суетной Мышка.
— Будь начеку, Вась-Вась,— обернувшись, счел необходимым предупредить Антрацит.— Аким — это такая сука! — И, подвигав насупленными бровями, сумрачно вздохнул.
Легкая победа над перетрусившим Шмоткой— впятером на одного, как верно подметил Мышка, да еще с издевкой, с бандитским выбрыком Антрацита — испортила Ваське настроение на весь день.
«Неужели,— размышлял он,— Валерка и вправду мог столкнуть Шмотку в котел с расплавленным металлом? Ведь Шмотка, плохой он или хороший, все-таки человек... Да кошку и ту невозможно сбросить! Живая, что ни говори!—И с усилием пытался убедить себя:—Нет, это была игра! Жестокая и, если разобраться, никому не нужная».
Хотя все может быть... И услужливая память преподносит Ваське давно услышанный им разговор и бригаде, что, дескать, Антрацит - гад. Он как-то мать избил да так, что она в больнице лежала. Антрацит потом плакал, каялся, говорил, что случилось такое по пьянке. Дал зарок— В рот вина не брать, и месяцев восемь действительно держал слово...
До конца смены Васька исподволь наблюдал за Антрацитом. Человек как человек. Деловито бегал по цеху, командовал, поблескивая черными круглыми глазами. Разрумянился весь, и сегодня был как никогда весел и разговорчив. То хвалил Мышку за расторопность — тот по его наущению стащил из кладовой токарей два куска хозяйственного мыла: мол, надо же и ремонтникам не только в керосине руки мыть! — то ласково пожурил Мотыля за склонность помногу есть: сам себе зубами могилу роешь! Задумайся, Лешка, пока не поздно. Ну какой, скажи, организм выдержит такое? И он делал широкое, кругообразное движение руками, будто обнимал ими планету. Мотыль с кисло-пренебрежительной физиономией отмахивался от него, как от большой назойливой мухи.
От внимания Антрацита не ускользнула и Васькина мрачность. Он ее понял по-своему.
— Не расстраивайся, Вась-Вась. Что такое Аким? — Он устрашающе поднял огромный кулак.— Я поговорю с ним. А если тронет тебя хотя бы пальцем,— Антрацит набычился, побагровел,— пусть тогда пеняет на себя. И еще пару слов по секрету,— Антрацит отвел Ваську за металлическую перегородку, чтобы их никто не мог услышать, и доверительно зашептал:—Ты того... не очень-то доверяй этой... как ее?.. Зосс. Я поспрашивал у ребят о ней. Она давно с Акимом таскается и навер-
няка спала с ним, и не раз. Поверь мне, не пора она тебе...
— Да ладно уж,— глухо пробормотал Васька. Ах, если бы знал Антрацит, как его сейчас люто ненавидели!
Васька ушел в другой конец цеха, сел на обрубок рельса у стены, смял пятерней лицо и почувствовал, как смрадно-горячая, черная смола обиды наполняет душу. Обида на Антрацита, Зосю, Акима, на всех...
Вечер выдался тихим, теплым и ясным. Один из тех предосенних вечеров, которые нечасто бывают в степном городе ветров, дождей и пыли. Васька начистил туфли до зеркального блеска, выгладил рубашку и теперь маялся в сомнении: пойти ему к Зосе или воздержаться? Ждать какой-то непредвиденной встречи с ней Ваське стало невмоготу. Так можно целый век прожить в одном городе и не встретиться. А тут еще Антрацит со своими грязными намеками...
И Васька решился — познано пошел к Зосе домой, в зеленый переулок за станцией.
Зося выпорхнула ему навстречу с радостно заблестевшими глазами. Васька хотел было извиниться за столь неожиданный визит, но она не дала ему и слова сказать. Предупредив, что она исчезает ненадолго, Зося скрылась за высокой калиткой. Васька лишь услышал веселый, удаляющийся стук ее каблучков.
Вернулась Зося в синем шерстяном платье, перетянутым в талии ажурным ремешком, запросто, без жеманства подхватила его под руку.
— Ты сегодня темнее ночи,— произнесла она, заглядывая ему в лицо.— Что-нибудь нехорошее? Не из-за меня ли?
— Да нет,— Васька поспешно мотнул головой и слукавил: — Все пока в порядке.
Идти с Зосей было легко и приятно. Сама бесцельность прогулки казалась заманчивой и интересной. Правда, Васька намеревался было направить ее в определенное русло:
— Может, в кино сходим?
— Не хочется,— не получил он поддержки.— Смотри, погода-то какая!
На небе подобно цветам распустились яркие крупные
звезды. Слабое нежное зарево дрожало на восточном окоеме. Иногда перезревшая звезда, скользя в лиловом воздухе, падала в далекие глухие травы.
— Васек! — шепотом позвала Зося.— Пойдем в степь. Сколько звезд нападало... Красные, синие, зеленые...
— Чудачка,— Васька усмехнулся и с облегчением подумал: не может быть, чтобы такая девчонка стала потаскухой. Небось наговорил о ней всякого Антрацит из зависти.
— Пойдем, а? — уговаривала Зося.— За станцией, сразу за тупиком — степь!
— Я пойду с тобой,— он трепетно взял ее за талию, привлек к себе,— куда ты захочешь, Зося.
— И ты мне найдешь голубую звезду, теплую...
— Попробую! - с готовностью пообещал Васька, и, взявшись за руки, они легко побежали к станции.
Поселок остался позади. По крутому склону, скользя и со смехом оступаясь, взобрались на железнодорожную насыпь. Остановились. На сколько хватал глаз, разметалась степь. И через все ее широкое пространство напрямик к горизонту была переброшена подрагивающая под беспокойными, невидимыми за темной далью колесами поездов бетонная лестница. А над необозримой степью, в вышине, гудели, переругивались с ветром высоковольтные опоры, держа на своих плечах тяжелые, низко провисающие провода.
Наискосок по склону струилась тропинка. Упираясь ногами в щебенку, поддерживая друг друга, Васька с Зосей сошли в по-осеннему вянущие травы. Вокруг было тихо-тихо. Лишь где-то, наверное, в недалекой степной балке, жалобно ворковал ручей. Низко, над голубыми травами, золотыми жуками проносились звезды.
Зося присела на еще мягкую траву, поджала под себя ноги, оправила платье. Невдалеке примостился и Васька.
— Садись поближе! — пригласила Зося тихим грудным голосом. Щемящая душу нежность чувствовалась в нем.
Васька подвинулся, прижался к Зосе плечом, ощущая, как тело его наливается неизведанной до этого терпкой истомой. В степи грустно пахло чебрецом и усыхающей мятой. Зося загадочно улыбалась, глядя в темно-фиолетовое, исколотое звездами пространство. Чему? Может быть... И тогда он тубами коснулся ее горячей шеи.
— Отойди! — Зося словно шутя, но сильно оттолкнула его.
Васька обиделся. В памяти вновь всплыли замечания Антрацита по поводу Зосиного поведения. Тоже недотрога нашлась! Послушала бы, что люди о ней говорят... А ведь дыма без огня не бывает.
Васька отсел в сторонку и, опустив глаза, от нечего делать принялся рассеянно шарить пальцами среди травы, выискивая камешки. Наступило неловкое молчание.
— Скажи мне правду,— нарушила его Зося,— что у тебя случилось сегодня? Ты пришел такой расстроенный... Все-таки не из-за меня ли? — Она пытливо, склонив голову набок, смотрела на него.
— Болтают всякое про тебя,— хмуро произнес Васька. Не зная зачем, он вырвал с корнем куст травы, повертел в руках, отбросил. Горько запахло полынью.
— Что, например?
— Я же говорю — всякое...— Васька помедлил и все же счел нужным разъяснить: — О твоих встречах с Акимом.
— Ты должен был знать о них и раньше,— Зосины губы насмешливо дрогнули.— Я ни от кого не скрываю, что встречалась с ним. Правда, недолго.
Ее беспечный тон, шутливая манера разговаривать начали раздражать Ваську.
— Всего-то я знать не могу,— уже злясь, кинул Васька.— Болтают, что ты...— Он внезапно запнулся и тут же выпалил: — ...спала с ним.
Он и сам испугался сказанного, резко повернулся к Зосе, раскаиваясь, готовый просить прощения. Думая, что Зося сейчас вскочит, убежит, Васька даже руку протянул, чтоб удержать ее. Однако девушка и не шелохнулась. Сидела, как и прежде, на степной граве и грустным взглядом провожала падающие звезды.
— Еще что болтают? — безразлично поинтересовалась она.
— Пока это слышал,— Васька сорвал пустотелый стебель молочая, сунул в рот. Густая горечь обожгла гортань.
— Не все сказали,— Зося исподлобья следила за Васькой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20