А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Мои незабвенные Родители завещали Мне любовь и жертвенное служение России и Русскому народу...
По примеру моего отца, в глубоком сознании лежащего на мне священного долга, преемственно воспринимаю, по до-
шедшему до меня наследственно Верховному праву Главы Российского императорского Дома, все права и обязанности принадлежащие мне в силу Основных законов Российской Империи...»
Годы ничему не научили этого претендента на российский престол, выглядевшего, по словам английского журналиста, «как герой американского дикого Запада». До наших дней донес он оголтелую ненависть к Стране Советов, к новому миру. «Мирное сосуществование с коммунизмом невозможно,— утверждал он много лет спустя после второй мировой войны.— Я считаю рискованным теперь утверждать, что коммунизм может быть уничтожен без применения силы оружия».
Эти взгляды характерны для части эмиграции и сейчас. «Нормальным состоянием человечества является война, а не мир»,— писала эмигрантская газета «Новое русское слово». Другой такой же листок восклицал: «Да здравствует война!» Позицией бесноватых назвал такие взгляды в своей книге «Письма к русским эмигрантам» В. В. Шульгин, известный в свое время идеолог монархически настроенного крупного дворянства, бывший член Временного исполнительного ко митета Государственной думы, один из организаторов Добровольческой армии и лидер контрреволюционной эмиграции. На склоне жизни он пересмотрел свои прежние представления и назвал тех, кто покинул родину, волками, уходившими в зарубежный «рай» «волчьими тропами, нога в ногу, не озираясь».
Как и монархистов, противоречия раздирали кадетов 14 декабря 1922 года а Париже они объявили о роспуске своей партии.
Зато генералы складывать оружие не собирались В мае 1925 года в Париже было созвано секретное военное совещание русских генералов-монархистов. Сошлись все битые— Деникин, Лукомский, Богаевский, Кутепов, Эрдели... Они поставили вопрос о подготовке всеэмигрантского съезда
Год спустя такой съезд состоялся, но никого так и не объединил.
Фронт эмиграции был широк. Свое место заняли в нем и Керенский, человек, у которого, по оценке Суханова, «не было ни надлежащей государственной головы, ни настоящей политической школы», и меньшевики, и эсеры. Меньшевист-ско-эсеровский «Административный центр», созданный в июле 1920 года на средства чехословацких и французских эмигрантских организаций, сколачивал диверсионные груп-
пы и банды для вторжения на территорию Советской республики, разрабатывал планы контрреволюционных мятежей.
Истинные цели эсеровской эмиграции раскрыли документы т н. «Административного центра», попавшие в 1922 г. в ГПУ. Было доказано, что он финансируется империалистическими правительствами, готовит восстание в Советской России, формирует из эмигрантов вооруженные отряды, засылает шпионов.
Осенью 1926 года в Праге собрались представители русской партии социал-революционеров, украинской партии социал-революционеров и белорусской социал-фашистской партии.
Мы располагаем сделанной на их встрече «Записью предварительного собеседования по вопросу о возможности и координирования совместных действий».
«25 октября 1926 г. в Праге.
Присутствовали: В. М. Чернов, В. Я- Гуревич, Г. Шрейдер, Мансветов, М. Е. Шаповал, М. Григорьев, М. Мандрыка, Т. Гриб и П. Кржчевский.
Председательствует В. Чернов...»
Да, тот самый Чернов — виднейший лидер партии эсеров, министр земледелия Временного правительства, председатель единственного заседания Учредительного собрания... Владимир Ильич Ленин буквально пригвоздил его своей характеристикой: «Самовлюбленный дурачок, герой мелкобуржуазной фразы». Такими же «героями» были и остальные участники встречи.
Украинские эсеры, по словам Д. 3 Мануильского, торговали «ненькой Украиной» на международной ярмарке, «оказались по отношению к ней не сынами, а байструками».
Первым дали слово Гуревичу.
«В крае нарастает кризис большевистской диктатуры,— говорил он.— Необходимо принять участие в ускорении этого процесса. Следовательно, нам, социалистическим партиям Востока Европы, надо координировать действия. Необходимо установление социалистической Лиги народов Восточной Европы. А прежде всего подготовить съезд социалистических партий Восточной Европы, в котором бы приняли участие и финские, и эстонские товарищи. Наше собрание только инициативное. Оно должно образовать общее бюро, которое и должно взять на себя инициативу в проведении всей этой деятельности».
За окном моросил мелкий дождь. Прохожих было мало. Изредка прогромыхивал трамвай. Оставив пивную кружку и подождав, пока выйдет официант, заговорил Шаповал:
«О наших собраниях: необходима более конкретная постановка вопросов. Например: падение большевистской власти — в какой форме? Вопрос о возможности переговоров с теми или иными группами коммунистов-оппозиционеров... Всем ясно: нужна общая акция. Прежде всего для тех элементов, которые действуют на территории СССР. С грузинами и армянами надо договориться. В Париже один наш товарищ виделся с грузинами, и они высказывали мысли, очень близкие нашей. Остается группа племен тюрко-татарских...»
В. Чернов: «О всех практических шагах надо сохранить конспирацию».
В конце принимается следующее решение:
«1. Образовать организационную комиссию из представителей от русских, украинских и белорусских социалистов — по одному.
2. Образовать политическую комиссию по тому же принципу».
Оргкомиссия собрала «социалистов» еще раз В погребке «Алаверды», привлекавшем гостей титулованными официантами.
Политкомиссия не смогла и этого. Круги времени сошлись над партиями эсеров...
Страны, партии и люди разделялись по отношению к Советскому Союзу. Классовая ненависть довела хозяев чехословацкой газеты «Народни листы» до того, что они запретили в своих газетах само название СССР, а вместо этого приказали писать: «безымянное государство».
В такой обстановке возникали самые невероятные провокации, подвохи, авантюры, совершенно в духе гашевского Швейка. Читатели этой славной книги, конечно же, помнят бдительного служаку — путимского жандармского вахмист ра Фландерку, известного всей округе искусными перекрестными допросами. В Швейке с помощью своего метода вахмистр разоблачил... русского шпиона. Именно таким Флан-деркой оказался Эмил Томашек из Прашнего уезда.
Эмил благодаря своей русской жене Марии перезнакомился со многими эмигрантами. Среди его знакомых были войсковой старшина Федор Семиглазов, подозревавший в большевизме всех, кроме себя, генерал Сидорин, постоянно носившийся со своим проектом создания «Республиканского демократического объединения», которое одно только и могло спасти Россию и извести большевиков.
Как-то засидевшись с Семиглазовым за дюжиной «празд-роя», сдобренного ромом, Томашек начал вспоминать службу в России.
— Знаешь, что я оттуда привез?
— Машку, — икнул Семиглазов.
— И Машку тоже, А еще шифр большевиков. Вот посмотри.
Семиглазов взял истертый листок: «Шифр главнокомандования Приморской области большевиков от 20.8.1920 года».
Официант опять менял порожние кружки на полные, и Семиглазов сложил листок.
— Это надо еще проверить. Я принесу на днях шифрованное сообщение советской миссии.
— А шифр пусть у меня пока побудет,— протянул руку за бумажкой Томашек.
Дальше события, зафиксированные протокольным языком жандармерии, развивались так:
«Шифр, который использовался в 1920 году для местной связи, не имеет для разведывательного отдела генерального штаба никакого значения, потому что исключено, чтобы он использовался для зарубежной связи.
Шифр составлен самым примитивным образом, он легко разгадывается. Совершенно ясно, что составлен шифр не специалистом, потому что в двух случаях одна и та же цифра указывается для двух разных букв.
Телеграммы русского происхождения, как правило, зашифрованы шифром значительно более сложным. Несмотря на это, была предпринята попытка дешифровать с помощью этого ключа несколько депеш. Успехом она не увенчалась».
Ротмистр Дубров неделю в упор не замечал своего подчиненного Томашека, юлившего, как побитая собака. Томашек, в свою очередь, избегал Семиглазова и Сидорина.
Но прошло время, и они опять встретились — потому что были нужны друг другу.
— Мы боролись, но все же побеждены,— рассуждал Семиглазов.— Откровенно говоря, я мало верю, что увижу еще когда-нибудь свой родной край, но если я его увижу как победитель — горе побежденным! Моя душа опустошена, мое сердце ожесточилось и огрубело. Меня уже не трогают люд-
ские страдания, ибо я видел море горя вокруг себя. Я от учился плакать, ибо не хватило бы слез, чтобы выплакать всю свою боль. Не говорите же мне о любви, ибо я возненавижу и вас наравне с моими лютыми врагами. Говорите мне о святом долге отмщения, и тогда вы — мой друг, мой брат... Чувство мести — мое священное право.
Этот «казак-разбойник» ничем не отличался от князя Голицына, который обращался к мужикам своего имения в Калужской губернии: «Грабьте, подлецы, все мое добро грабьте! Только липовой аллеи не трогайте, которая моими предками посажена. На этих липах я вас, мерзавцев, вешать буду, когда вскоре в Россию вернусь...»
От эмигрантских центров нити тянулись в Советский Союз — к контрреволюционным организациям и союзам. Наиболее дальновидные из них уже не верили в вооруженные выступления. Теперь они делали ставку на искусственное ухудшение экономической жизни Союза, становились и на путь вредительства. Руку вредителей направляли старые хозяева из-за рубежа. Лишенный своих рудников, некий господин Дворжанчик прислал из Варшавы такие инструкции своим доверенным лицам: «1. Право собственности должно существовать. 2. Большевики — захватчики. 3. Все вернется к старым хозяевам. 4. Работать надо при Советской власти бесхозяйственным образом. Следует вызывать недовольство рабочих...»
Летом 1928 года советские газеты рассказали об экономических трудностях в Донбассе. Свою руку к саботажу прикладывали и зарубежные фирмы. «Что такое русский отдел АЕГ по личному составу?— отмечалось в одном из тогдашних документов.— ...Все его сотрудники — русские эмигранты. Они работали раньше в России и затем бежали из Советского Союза. Это вполне определенная социально-политическая группа — группа белой эмиграции».
У них были громкие названия: «Объединение бывших горнопромышленников юга России», «Польское объединение бывших директоров и владельцев горнопромышленных предприятий в Донбассе» и тому подобные побеги Русского Клондайка — так на Западе в конце прошлого века называли наш Донбасс. Тогда в южнорусские степи, к богатейшим месторождениям каменного угля, ринулись своры дельцов и авантюристов. Как грибы после дождя, стали плодиться акционерные общества. Названия почти всех обществ начинались со слова «Русско-...». Но по сути, по своим капита-
лам, они были бельгийскими, французскими, английскими, немецкими... Один из исследователей истории Донбасса, П. Фомин, писал незадолго до революции, что «мы имеем перед собой как бы процесс колонизации горнопромышленного юга России иностранным капиталом». Какое уж там «как бы»! На долю акционерных обществ с почти исключительно иностранным капиталом приходилось более 95 процентов добычи угля. Такое же положение было в донецкой металлургии, химической промышленности, в машиностроении. Миллионные прибыли текли в банки Брюсселя, Парижа, Лондона. Из каждого горнопромышленного рабочего выжимали прибыль, равную его заработку. Вот такие порядки они здесь установили. В музее истории Енакиевского металлургического завода хранится примечательный документ.
«Я, нижеподписавшийся Шабанов Иосиф, настоящим подтверждаю, что при поступлении моем на Петровский завод Русско-Бельгийского металлургического общества мне объявлено, что я не имею права ни в настоящее время, ни впоследствии требовать от общества ни квартиры, ни угля, ни воды и вообще ничего, за исключением определенной мне заработной платы, причем я выражаю свое согласие на это условие, и, в случае нарушения мной этого, заводоупраление имеет право рассчитать меня. Енакиево, 8 марта 1914».
В начале 1917 года один из петроградских экономистов сокрушался, что «судьба южнорусской каменноугольной промышленности решалась и решается... не в России, а в крупных европейских центрах, где находятся главные хозяева этой важнейшей отрасли русского народного хозяйства». Автор предлагал «при пересмотре нужд южнорусской каменноугольной промышленности обратить самое серьезное внимание на это обстоятельство» и советовал обществам перенести главные правления из-за границы в Россию.
Но Октябрьская революция рассудила иначе. Главным правителем стал рабочий класс. И всем управляющим и директорам юзовских, горловских, макеевских рудников и заводов вместе с их русскими компаньонами пришлось навсегда убраться из России. И теперь из своего далека они пытались взорвать наши пятилетки. Терроризировали всех, кто начинал симпатизировать Советской власти, стреляли в наших представителей, в государственных деятелей других стран, в дипломатов.
В мае 1923 года офицер дроздовской дивизии М. Конради убил в Лозанне советского дипломата В. В Воровского. В июне 1927 года белогвардеец Б. Коверда убил советского посла в Варшаве П. Л. Войкова.
Сколько ползало в то время по задворкам Европы мерзавцев, вскормленных белогвардейской, националистической пропагандой ненависти и убийства... В одном из белогвардейских полков, рассказывали очевидцы, овчарку выдрессировали бросаться на красноармейские шинели. «Собачья» ненависть к новому миру вела белых офицеров в иностранные легионы, сводила с гитлеровцами, заставляла искать любой союз — лишь бы против СССР.
«Совет Восточного Казачьего союза» засвидетельствовал «всемерную поддержку» генерал-лейтенанту Хорвату, которого великий князь Николай Николаевич рассматривал «представителем эмиграции на Дальнем Востоке». А Хорват в свою очередь обратился за содействием к Масарику. Генерал нашел, что наступило «подходящее время для устранения коммунистического правительства в Сибири и на Дальнем Востоке, а потом и на территории России». А поскольку Масарику, по мнению генерала, «трудно действовать официально», он просил о личной помощи «Оганизации русских эмигрантов на Дальнем Востоке», у которой созрели такие большие планы.
Чины делили сферы влияния, а эмигранты старались о хлебе насущном. Одни шоферили, другие грузили в портах, третьи ударились в предпринимательство. Подполковник Борис Сухоручко-Хохловский, удостоенный благодарственного письма Петлюры «за труд для добра Украины, засвидетельствованный кровью», вспомнил, что не боги горшки обжигают, и рискнул организовать «Общество по торговле и прокату фильмов»—«Меркур-фильм». Вывеску заказал на желто-голубом фоне.
Эмигрантские газеты пестрели приглашениями в рестораны с кухней всех народов России, зазывали на «женский чемпионат борьбы» и «джигитовку», на лекции, в которых пронафталиненные сюртуки и мундиры доказывали, чт,о СССР вот-вот потерпит крах.
Старательно отмечались разные юбилеи: «годовщина несчастного для Украины боя под Полтавой в 1709 году», годовщины «Ледяного похода» и «высадки частей русской армии в Галлиполи, в Чаталдже, на Лемносе и в Бизерте»... Банкеты гремели добровольческими песнями и пьяными драками, когда в удар вкладывалась вся злость на пропащую, исковерканную жизнь среди чужих.
Па одной из таких вечеринок, куда за компанию попали Пайдич и Кочергины, охмелевший судетский немец, не боясь быть услышанным, втолковывал соседу:
— Посмотри, как они забавны в своем розовом сне. Они живут словно в мармеладной летаргии. Собственные лишения не только не изменили их, но даже не научили азбучным истинам реальности.— Он в который уже раз отхлебнул из фужера и продолжал:— Они до сегодняшнего дня живут иллюзиями дореволюционной идеологии и даже знать не хотят, что за эти годы «что-то» произошло в России, «кое-что» там изменилось и «нечто» стало устарелым и никому не нужным. Меня до глубины души удивляет, что эти люди,— он презрительно оглянулся вокруг,— вместо того, чтобы научиться чему-нибудь полезному, дабы впоследствии действительно помочь новой России, эти люди плавают в облаках проектов переустройства той современной России, о которой они не имеют ни малейшего понятия.
«Прав, шельма, ничего не скажешь, прав»,— устало подумал Кочергин и обратился к Косте:
— Чем мы в самом деле занимаемся? Отмечаем годовщины поражений: оставление Орла, Новороссийска, Крыма, годовщины высадки на Галлиполи... Создаем новые союзы... Вот ты недавно написал в газете, что в Париже образовался «Союз русских дворян».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45