Она зашла за куст чернотала и вскоре вернулась в простом светлом илатьице и легких босоножках, на ходу выжимая купальник.
Ресторан — огромное деревянное стилизованное здание — возвышался неподалеку. Ради экзотики к нему было пристроено большое мельничное колесо, полуопущенное в воду, и именно поэтому ресторан назывался «Мельница».
По звонким, за целый день насквозь прогретым солнцем ступеням с выступившими каплями смолы они прошли на веранду, отыскали в уголке свободный столик.
— Деньги у тебя есть? — осторожно спросила Лариса.
— Не беспокойся, есть. Что будем заказывать?
— Все подряд.
— Вино?
— Не нужно.
— Нет, нужно, — твердо сказал Демид.
Официантка, еще совсем молоденькая, хорошенькая,
но уже располневшая женщина, приветливо улыбнулась Демиду, потом перевела взгляд на Ларису, на ее золотисто-каштановые глаза, на пышные волосы, разметавшиеся по плечам от ветра и речной воды, и улыбка ее исчезла.
Демид взглянул на Ларису и удивился: такой сердитой он видел ее впервые.
— Что с тобой? — спросил он, когда официантка отошла.
— Ты с ней встречался прежде?
— Впервые в жизни вижу, — честно ответил Демид.
— Почему же она тебе так улыбается?.. Впрочем, прости меня, все .э«ю, конечно, глупости. Прекрасмый ресторан. Вот, казалось бы, примитивная стилизация, а впечатление производит и настроение создает. Дерево, красная медь, кованое железо — нравится мне это.
Официантка принесла заказ. Прозрачное, золотистое вино будто жило своей отдельной веселой жизнью в бокалах.
— Твое здоровье, — сказала Лариса и пригубила вино, внимательно следя за тем, как пьет Демид. — Ты часто выпиваешь?
— Редко. Хорошее вино, очень вкусное. Твое здоровье...
Уже поздно вечером, когда они медленно шли по бульвару Ромена Роллана, Лариса тихо призналась:
— У нас сегодня был счастливый день, и я тебе очень благодарна за него. Понимаешь, эта беда с отцом сделала мою жизнь трудной...
— Как он сейчас?
— Пока держится, но я просто с ужасом жду дня, когда он сорвется. После долгого перерыва это бывает особенно страшно.
— Приходи тогда ко мне, может, смогу помочь.
— Возможно и приду... Я хочу, чтобы ты понял меня: когда постоянно в тревоге, постоянно ждешь беды и вдруг такой прекрасный день — спокойный, надежный и солнечный, как само счастье, это настоящий подарок.
— Ты мне сделала подарок, и для меня этот день как само счастье. Ты умница, Лариса.
— А как же иначе, ведь я внучка человека, имевшего заветную мечту. Не забывай! — девушка уже словно жалела о минутной слабости. — Еще раз спасибо тебе за чудесный день. Если захочешь, денька через два-три опять съездим. С тобой хорошо, просто и свободно.
— Боюсь, что для меня это плохой комплимент. Для парня даже обидный.
— С точки зрения Тристана Квитко, действительно плохой. Он говорит, что девушка всегда должна следить за тем, где пребывают руки парня. А мне надоело следить за его руками. Поедем послезавтра. Встретимся на том же месте и в то же время.
Пожала ему руку, крепко, почти по-мужски, и исчезла в дверях своего подъезда.
Демид вернулся домой, чувствуя во всем теле блаженную усталость. Почему-то вспомнился запах чернотала, речного ветра' теплой воды и уже совсем неожиданно едва ощутимый запах Ларисиной кожи... Этого еще
не хватало! Сейчас он быстренько прогонит эти воспоминания.
Прошел в кухню, где на железном столике от швейной машины «Зингер» стоял будущий «Иван». Взял паяльник и углубился в работу. Очнулся лишь тогда, когда за окном забрезжил рассвет.
Демид остановился не потому, что в окно постучалось утро. Просто он припаял последний контакт. Первый блок был готов. Ну, сейчас проверим, какой получился из него наладчик.
Еще раз пристально оглядел широкий пульт управления, где вверху по тридцать две штуки в ряд выстроились тумблеры, все ручки подняты, все показывают единицы.
Волнуясь, взял вилку с проводом питания, вставил в пятивольтный штепсель — все лампочки над тумблерами загорелись. Так и должно быть. Подключил к «Ивану» магнитофон, для чего заранее были приготовлены провода, поставил катушки (странно, в электронике их называют, как книги, тома). Ура! Все в порядке.
Взял фолиант Аполлона Вовгуры, нашел первую формулу ключа к сейфу Гальперина, который стоял когда-то в доме на Банковской улице. Нет на свете ни Гальперина, ни его пароходства, ни его сейфа, осталась лишь запись в книге Баритона.
Что ж, попробуем. Опуская и поднимая ручки тумблеров, записал параметры этого ключа. Теперь верхние два ряда лампочек выглядели как неровная пунктирная линия, будто бы хаотичная, а в действительности математически организованная.
Еще раз проверил — все верно. Нажал кнопку слева «запись» и вслед за этим — «пуск». Шевельнулись магнитофонные катушки, чуть-чуть покрутились и замерли. «Иван» включил магнитофон, записал формулу и выключил.
Демид вытер со лба холодный пот. Свежий ветер ворвался в окно. Все-таки ожила его машина! Пусть пока не полностью, пусть частично, но работает!
Глава двадцать восьмая
К городу в золоте кленов, багрянце каштанов приближалась осень. Порывистый ветер гнал тяжелые облака.
За работой над машиной, встречами с Ларисой (жаль,
мало их было, всего три поездки в Гидропарк) и занятиями в спортивном зале Демид не заметил, как подкралось первое сентября, кончился отпуск, и начались занятия в университете.
В понедельник после работы он забежал домой только на минуту (перекусить, захватить папку с тетрадями) поспешил на лекцию.
Он пришел на свой мехмат как в родной дом: все тут давно знакомо, два года заочного обучения не прошли даром.
Сердце Демида всегда охватывало чувство особой гордости и торжественности, когда он подходил к красным колоннам университета, входил в прохладный вестибюль, шел длинными коридорами.
Около читального зала, находившегося там, где начинался юрфак и факультет кибернетики, увидел Ларису. Девушка шла навстречу, глаза — ну просто боязно о них обжечься.
— Разве здесь ваш факультет? — спросила она.
Мы сегодня в двести шестидесятой аудитории.
— А мы в первую смену. Жаль. Не придется вместе ехать домой. Но раза два-три в неделю я буду заниматься в читалке, и тогда ты будешь иметь урок английского языка...
«Не забыла», — с непонятной радостью подумал Демид, а вслух произнес только:
—- Очень приятно.
— Да и мне веселее домой ехать. И потом очень люблю заниматься языком.
— Не все такие способные, как ты.
Неспособных людей нет, бывают ленивые.
— Я принадлежу к этой категории?
—- Нет, не принадлежишь. — И исчезла в толпе студентов, только мелькнула пышная копна темных от вечернего освещения волос. Потом так же неожиданно появилась вновь, окликнула Демида.
— Послушай, у тебя до начала лекции полчаса, давай сбегаем за фотографиями, а то в учебной части на меня волком смотрят.
Гениальная идея.
Они выбежали из университета в топазовое киевское предвечерье, нежное и грустное. Фотоателье было закрыто. На массивной металлической раме стеклянных дверей — скоба для замка, крепкая, кованая.
— Мой дед такие замки открывал одним взглядом, — с вызовом сказала Лариса.
— Я тоже могу, — сказал Демид, — правда не взглядом. И потом, что это даст?
— Далеко нашему куцему до зайца... Ну ладно, фотографии возьмем завтра. Беги, а то на лекцию опоздаешь. Пока!
И, кивнув на прощание, не торопясь, пошла к метро.
На следующее утро Павлов подошел к участку Демида и долго смотрел, как он работает. Книга диагностических тестов-испытаний лежала на столике, и наладчик одну за другой включал программы тестов, добиваясь абсолютной безупречности работы машины.
Тут же на столике — пишущая машинка, на длинной, вложенной в нее ленте появляются записи: «Тест логических операций завершен», «Тест десятичной арифметики завершен», «Тест команд прямого управления завершен», «Тест СХОК (схемно-оперативного контроля, прежде всего обнаруживающего ошибки в машине) завершен».
Не все проходит гладко, иногда «Консул» начинает бунтовать, тогда Демид в поисках ошибки прослеживает весь путь сначала.
Внимательно следил Павлов за работой Хорола. Что изменилось в нем за последние месяцы? Почему такими уверенными стали его движения, точными распоряжения товарищам? Почему почти всегда безошибочно определяет он причину неполадок машины, словно она сама подает ему сигнал: помоги мне? И неожиданно пришла мысль, что Демид обходится с машиной как с другом, как с близким человеком, чьи помыслы ему хорошо известны.
Такое не могло прийти само собой. Учеба в университете, конечно, дает теоретические основы, но на «чуткость пальцев», которую невольно демонстрировал Демид, вряд ли влияет. В чем же тогда дело? Каков новый могучий источник, питающий талант Демида?
Наступил перерыв.
— Обедать, ребята, — скомандовал подручным Демид, — сегодня мы сдадим свою работу, осталось совсем немного...
Поднялся со стула и только тогда увидел Павлова.,
— Семен Александрович, вы ко мне? Давно ждете?
— Нет. Любовался вашей работой. Выросли ребята!
— Стараемся.
— Однако не на всех фронтах стараетесь, — все-таки счел необходимым заметить Павлов.
— Как понимать?
— Имею в виду комсомольскую работу. Как парторг участка, скажу: уткнулись мы носом в свою технику и, кроме нее, ничего не видим. А вокруг — жизнь, интересная, яркая. Понимаешь, строим машины, хорошие, умные машины, и расходятся они по всему миру. А кто на них работает? Какие люди? Чем они живут? О чем думают, мечтают?
— Как же мы можем это узнать?
— А вот послушай. Во многих вузах учатся иностранные студенты. Комитет комсомола запланировал организовать месяца через два-три встречу молодых комсомольцев —рабочих ВУМа со студентами зарубежных стран. Думают сделать это в кафе «Элион», чтобы можно было и познакомиться, и потанцевать, и повеселиться. Студенты у нас учатся разные, не только трудовой народ. Господа тоже поняли преимущества нашей системы образования. Я говорю это к тому, чтобы ты знал: если парень из-за рубежа учится у нас, это еще не означает, что он находится на одной с нами идейной позиции. Но хотят они того или не хотят, наш советский образ жизни оставляет в их душах психологический след, и такая встреча молодежи для каждого останется хорошим воспоминанием.
— Есть идея, — сказал Демид, — вернее, не идея, а девушка, свободно владеющая тремя языками. Это просто находка для такой встречи.
— Не Лариса ли Вовгура?
— Она. Учится в университете на юридическом.
—- Вот и прекрасно. Ольга Степановна мне когда-то говорила о ее удивительных способностях к языкам. С отцом ей не повезло.
— Да, страшный, когда выпьет.
— Хорошо бы ей повезло с непьющим мужем... Зайди сегодня в комитет комсомола.
Как-то странно посмотрел на него Павлов, или это только показалось? Нет, конечно, показалось. И почему- то задели слова о непьющем муже. Да, рано или поздно Лариса встретит парня, полюбит его, у них появятся дети...
— Что с тобой? О чем задумался, загрустил? — Павлов, уже собравшись уходить, задержался.
— Нет, ничего. Думаю, как лучше выполнить ваше задание.
— Ну, думай.
В тот день в университет Демид пришел пораньше, чтобы застать Ларису, и увидел ее у входа в аудиторию. Рядом с ней стоял высокий интеллигентный на вид парень, они о чем-то увлеченно говорили, и Демид почувствовал, как забилось сердце. Он уже хотел было отойти, чтобы не мешать беседе, но в этот момент Лариса увидела его и, извинившись перед собеседником, подошла к Демиду.
— Ты ждал меня? Случилось что-нибудь?
Бедная девочка, она все время живет в ожидании беды, даже побледнела, глаза округлились.
— Нет, успокойся, ничего не случилось. Просто мне нужна твоя помощь. Мы собираемся провести в «Элионе» встречу рабочих ВУМа с иностранными студентами, которые учатся в Киеве. Хотим устроить встречу весело» с танцами, с песнями. Понимаешь, нужен человек, который вел бы вечер на нескольких языках. Я сразу подумал о тебе, если ты действительно...
— Что действительно?
—- Знаешь три языка...
— А ты сомневаешься? — Лариса явно обиделась. — Между прочим, сейчас я, можно сказать, знаю уже четыре. Занимаюсь венгерским, правда, разговариваю пока неважно, но все понимаю.
Демид посмотрел на девушку с уважением.
— Ты умница, Лариса. Будешь иметь возможность попрактиковаться и в венгерском, в Киеве есть студенты из Будапешта.
— Когда состоится этот вечер? — деловито спросила девушка.
— Наверное, в декабре, в канун Нового года.
— Вот и прекрасно. У нас есть в запасе месяца три.
— Для чего?
— Для того чтобы хоть немного поднатаскать тебя в английском.
— Ты думаешь, это нужно?
— Нужно... На встрече наверняка будет много молодежи, знающей языки, и мне не хотелось бы краснеть
за моего соседа по Фабричной улице. Можешь не беспокоиться: заниматься с тобой я буду только три месяца, до этой встречи. Потом, если захочешь, подыщешь себе других учителей. А у меня найдутся дела поинтереснее.
— Дела или люди? — спросил Демид.
— И дела и люди, — отрезала Лариса, — меня избрали комсоргом курса. Итак, в десять тридцать я жду тебя около читалки.
— А до этого времени где ты будешь?
— Извини, но это уже мое дело, — вовсе не собиралась утрачивать своей независимости Лариса. — Гуд бай.
— Ты уже принялась за мое обучение?
— Да, принялась...
— Гуд бай, — машинально ответил Демид, проводил ее взглядом и направился в двести пятьдесят третью аудиторию. Смотри-ка, еще и командует! После лекций, если она и в самом деле будет ждать его около читалки, он подойдет, предложит проводить ее домой и скажет, что английский язык ему ни к чему. Не нужен! Вот так и поступит, а то уж очень заважничала уважаемая Лариса Павловна.
Лекции сменяли одна другую, и он с удивлением отметил, что от раздражения на Ларису и следа не осталось, наоборот — на сердце было радостно и тревожно от ожидания встречи.
Казалось бы, чему радоваться, ведь тебе ясно сказа- ли: эта забава только до Нового года. Интересно, кто этот высокий парень? Нет, пора выбросить из головы эти ненужные мысли и попытаться понять, что там рассказывает профессор про молекулярную физику...
Демид постарался сосредоточиться, ему это удалось, и до звонка он уже не думал о Ларисе, однако из аудитории выбежал первым и бросился к читалке. Еще издали увидел — стоит, ждет. Даже стыдно стало за свои сомнения. Разве он, пообещав, не пришел бы?
— Оказывается, — сказала девушка, — и мне от этих занятий польза, не помню, когда так хорошо работалось в последний раз: знаю, что времени у меня много, домой ты меня проводишь, и занимаюсь спокойно.
В вагоне метро сели рядом, и Лариса сказала:
— Начинаем. Сейчас ты назовешь мне по-английски все, что видишь перед собой.
— Лариса, с моим знанием языка это просто невозможно, да и стыдно, — Демид старался оттянуть время.
— Стыдно целоваться в метро, хотя многих это не смущает. Ну, давай, я слушаю.
Демид глядел на Ларису, поражаясь ее перемене: перед ним была совсем другая девушка — строгая, требовательная.
— Конечно, сейчас у тебя в голове сплошная каша, — Лариса была неумолима. — Ничего, сосредоточься, и английские слова вспомнятся, ты их знаешь куда больше, чем кажется. Начинай.
Демид в смятении оглянулся по сторонам, никто в вагоне не обращал на них внимания. Парень, сидевший рядом, читал, положив на колени хорошо знакомый учебник по матанализу.
— Давай, давай, — уверенно сказала Лариса.
— Я вижу метро, — сказал он по-английски.
— Молодец, — похвалила Лариса, — только английское метро не «метро», а «сабвей», подземка, запоминай. — И потом спросила по-английски: «Что ты видишь в вагоне?»
— Я вижу в вагоне красивую девушку.
— Почти правильно, только слово «девушка» ты выговариваешь слишком твердо. Нужно будет отдельно поработать над произношением.
Когда они наконец добрались до бульвара Ромена Роллана, Демид окончательно уверился, что пользы от таких занятий никакой. Он так и сказал Ларисе, но она только улыбнулась.
— Через три месяца сделаем выводы. Завтра повторим. Я буду ждать тебя там же. Спокойной ночи.
Демид пошел домой, неся в себе заряд ее абсолютной уверенности в успехе. Нужно будет заглянуть в английский учебник, пусть убедится, что он не такой дурак, каким кажется. И еще как-то само собой стало ясно, что ему все время хочется думать о Ларисе, представлять ее глаза, касаться ее руки.
Что это с ним?
Он не стал особенно задумываться' в поисках ответа на этот щекотливый вопрос — скоро двенадцать, пора спать.
Глава двадцать девятая
Вот так пролетели три месяца, и незаметно подошла нора вечера интернациональной дружбы молодых рабочих завода с зарубежными студентами, Демид Хорол
очень удивился, когда узнал, что вечер поручили вести ему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37