«Наш паровоз, вперед лети...».
Машина с новоселами мчалась мимо бывшего завода капиталиста Гретера, внук которого теперь работает
инженером на «Точэлектроприборе», мимо новых высоких домов, под мостом-путепроводом, мимо комбината печати. Поворот налево на Пушечную улицу, где когда-то в далеком прошлом жили киевские пушкари, и машина словно ворвалась в будущее, в новый район, на проспект Космонавта Комарова. Вокруг — дома, краны, новые корпуса. Ох, и красиво будет, когда все отстроится, опушится киевскими каштанами и кленами!
А вот и широченный бульвар Ромена Роллана с точными силуэтами девятиэтажных домов и молоденькими, недавно посаженными тополями, которые старательно вытягивают свои тоненькие шейки, пытаясь заглянуть в окна верхних этажей. Долго им еще придется тянуться...
Вы когда-нибудь бывали в пригородной селе, которое прежде называлось Никольской Борщаговкой, а теперь стало Ленинградским районом столицы? Если не бывали, выберите выходной день, сядьте в трамвай или в автобус, идущий до Большой окружной дороги, сойдите на конечной остановке, погуляйте там часок-другой, и в душе вашей, какие бы в ней ни кипели бури, страсти или разочарования, воцарятся покой и умиротворенность. Киев здесь не походит на свой центр, нет тут шумного Крещатика с его красивыми, утонченными формами, нет здесь тесных и чарующих улочек старого центра города — Золотоворотского сквера. Тот Киев словно весь в прошлом, уютный, мудрый, иногда лукаво улыбающийся, нарисованный тонкой кистью великих мастеров.
Здесь же, около ВУМа и других заводов Ленинградского района, кисть художника стала вроде бы размашистее, смелее, потому что только так можно нарисовать все громады зданий. Хотите вы или нет, а чувство встречи с грядущим, чувство пребывания в городе будущего, где архитекторы прежде всего думали о чудном просторе бульваров и зеленых улиц, о воздухе, которым дышишь и не можешь надышаться, об удобстве жизни, когда и до гастронома и до комбината бытового обслуживания всего десять минут ходу, это чувство встречи с будущим поражает.
Грузовик остановился около одного из домов на бульваре Ромена Роллана.
— Ура! — почему-то закричал Званцов, спрыгивая на землю. — Сейчас будем брать эту крепость приступом.
«Крепость» и в самом деле пришлось брать приступом. Встретившая их высокая и строгая женщина —домоуправ — объявила, что дом сдан строителями и уже заселяется, но лифты еще не работают.
— Только бы мы в жизни своей и видели горя, — сказала в ответ Ганя. — Ребята, взяли!
Там, на Фабричной, как-то так вышло, что командовала Ольга Степановна, а здесь вдруг словно бы сменилась власть поколений — маленькая, кругленькая Ганя стала старшей.
— Нам бы такую, — сказала она, когда вошла в квартиру Демида, чем-то напомнившую спичечную коробку.
— Будет и у нас квартира, — заверил ее Валера.
— Будет, конечно, — вздохнула Ганя, — но когда?..
И Демиду вдруг стало стыдно, что вот ему дали квартиру, а Валера и Ганя живут в общежитиях, хороших, чистых, но все равно общежитиях, где им даже поцеловаться негде.
— Вот что, — неожиданно заявил он, — я передумал сюда перебираться. Иду в общежитие, на место Валеры, а ты, Валера, давай сюда, тебе эта квартира в сто раз нужнее, чем мне.
В комнате, полной молодого веселого народа, сразу стало тихо, и в этой тишине прозвучал спокойный и уверенный голосок Гани:
— Хороший ты парень, Демид, и твой благородный порыв мы все оценили, спасибо. Только не сердись на меня — ты несусветный дуралей.
— Почему? — обиделся Демид.
— А очень просто. Если ты пойдешь в райсовет и скажешь, что тебе квартира не нужна, тебя в тот же миг переселят в общежитие, квартиру отдадут не нам, а очереднику, и это будет справедливо. Тебе ее дали потому, что у тебя была комната в доме, обреченном на снос. А потом встретишь девушку... И что ты тогда будешь делать? Представляешь? А за нас не беспокойся, рано или поздно, будет у нас с Валерой жилье...
Кровь жаркой волной хлынула в лицо Демиду.
— Все, с этим вопросом покончили, — сказала Ольга Степановна. — Прошу ко мне, друзья мои, какое же это новоселье без стаканчика доброго вина! Я еще на Фабричной улице все загодя приготовила...
Все нерешительно переглянулись, и первым, кто подал голос, опять была Ганя:
— Все верно-, новоселье и должно быть новосельем!
— Пойдем ко мне, девочка, поможешь мне,
— С радостью!
Они вышли, и в комнате Демида остались Валера, Володя Крячко, Данила Званцов и Альберт Лоботряс, мужчины «вумовского» возраста — двадцатилетние или чуть старше. Минуту держалась пауза, потом Альберт, курносый паренек, белобрысый и сероглазый, которому в самую пору подошло бы имя Ваня или Паша, а тут на тебе — Альберт, сказал:
— Все-таки матриархат в мире еще существует. Ольга Степановна сказала, все сразу и послушались.
— И слава богу, что существует, справим новоселье, — ответил Данила Званцов. Он был почти двухметрового роста: Валера пригласил его как «грубую физическую силу», а в действительности Званцов своими длинными тонкими пальцами отлично справлялся с точнейшей работой.
— А машина у тебя, Демид, знатная, — сказал Володя Крячко, — если появится желание сконструировать свою электронно-вычислительную, можешь к колесу провести пасс от вентилятора: машина будет работать в постоянном температурном режиме.
— Зачем мне понадобится ЭВМ? — спросил удивленный Демид, ему вдруг показалось, что ребята знают про фолианты Аполлона Вовгуры.
— Ну, мало ли для чего! — тряхнул гривой черных волос Данила Званцов. Прическа у него была затейливой, сразу и не поймешь, парень перед тобой или девушка. — Я, например, знаю одного товарища, который для своей любимой не то что ЭВМ, а целую кибернетическую систему сконструировал.
При этом он покосился на спокойного, немного вяловатого Альберта Лоботряса.
— Какую систему? — заинтересовался Демид.
— Ну, это, брат, система, как бы тебе сказать... — Данила на мгновение задумался. — Система, которая лично у меня, если хочешь знать, вызывает к этому представителю колхозного крестьянства, овладевшему если не высотами, то, во всяком случае, высокими ступенями кибернетики, глубокое уважение. Как и у многих из нас, у него есть любимая девушка, которая, по его мнению, недооценивает его чувств и в честь которой он хочет совершить как можно больше рыцарских подвигов.
— Очень даже дооценивает, — сказал Альберт, и его полные румяные щеки смешно надулись, словно он не сказал, а выдул эти слова.
— Утешительно, но сути дела не меняет. А система такая: шесть часов пятнадцать минут утра. Девушка сладко спит и видит розовые сны, а электрические часы, сконструированные Альбертом и показывающие время с точностью до нескольких наносекунд — миллиардных долей секунды, уже подают сигнал, и машина включает электрический чайник. Еще через пять минут те же часы, выполняя заданную им программу, включают маленький мотор, и в окне открывается форточка. Через десять минут машина подключает магнитофон и начинает говорить тихим и ласковым голосом нашего Альберта: «Милая Роксана, уже шесть часов двадцать минут, пора просыпаться. Доброе утро, моя дорогая». Роксана, конечно, на эти нежные слова ноль внимания, и продолжает сладко спать... Тогда машина усиливает звук, хотя слова остаются такими же нежными. Тут уж так просто не полежишь, Роксана поворачивается на другой бок, не открывая своих, прямо скажем, чудесных глаз, говорит ласково: «Иди-ка ты, мой милый, ко всем чертям, мы с тобой вчера гуляли до половины первого, а потом еще полчаса в подъезде целовались, так дай мне еще хотя бы пять минуточек поспать!» Но машина неумолима, программа милосердия у нее на этот случай не отработана, и потому она повторяет нежные Альбертовы слова, а потом включает музыку Баха, и все инструменты, от органа до барабанов и литавр, играют на полную мощность. Музыка прекрасна, но спать под нее, увы, невозможно. Роксане, хочет она того или нет, приходится вставать, хотя бы для того, чтобы выключить магнитофон. А тут уже автоматически включается обычное человеческое сознание: Роксана видит, что времени в обрез, только умыться, одеться и бежать на работу, хорошо, что чайник уже кипит и комната проветрена... А ты говоришь, для чего человеку конструировать ЭВМ.
Демид слушал рассказ Данилы с некоторым страхом: а не обидится ли Альберт? Но парень только довольно щурил свои светлые глаза, растянув пухлые губы в улыбке, будто слова рассказчика звучали для него как настоящая музыка.
— Причем, — продолжал Данила, — не забывайте, что машина эта собрана из интегральных микросхем и стоит по классу в одном ряду с машинами, которые выпускает наш завод.
— Подожди, — сказал Демид, — а где же он схемы берет? На заводе?
— Видишь ли, — торжественно заметил Данила Званцов,— конечно, детали у нас мелкие, любую можно положить в карман и вынести, но нет у нас на ВУМе мелких воришек. Все дело в наносекундах.
— При чем тут наносекунды? Какое они имеют отношение ко всему этому?..
— Самое прямое. На заводах микросхемы проходят очень строгий контроль. Скажем, если эта схема должна послать свой сигнал точно между пятисотой и пятьсот двадцать второй наносекундой, то это должно случиться именно в это время, не раньше и не позже, иначе сигнал попадет совсем не туда, куда нужно. Требования здесь жесткие. И вот, скажем, у микросхемы КИЛБ-554 время задержки больше чем двадцать две наносекунды, тогда вся эта схема — брак. Ее могут, конечно, использовать в приборах, где допуски больше, но чаще всего уценивают и передают в магазин «Юный техник» или «Укрточприбор», в которых каждый человек имеет право, выбив чек на двадцать шесть копеек, приобрести такую схему.
— Ты, кажется, смеешься надо мной, — неожиданно проговорил Альберт, — а напрасно: я когда-нибудь приглашу тебя, и ты убедишься, что эта система работает безотказно, она моя гордость.
— Система или Роксана? — не удержался Данила.
— И система, и Роксана, — без тени обиды ответил Альберт. — Для того чтобы все это разработать и собрать, нужно было прежде всего здорово пошевелить мозгами. Ты рассказывал, надеясь, что все будут смеяться, а никто даже не улыбнулся. Вот что значит кибернетика.
— Какое у тебя образование? — спросил Демид.
— Радиотехникум. Сейчас на первом курсе политехнического, заочно.
— И ты сам все это разработал?
— Ну, эта проблема не из сложных, — сказал Валера, — такую машину сможет сконструировать каждый из нас.
В этот момент дверь распахнулась.
— Пожалуйста, к столу, — пригласила Ольга Степановна, появляясь на пороге.
— Просим, — добавила Ганя. У нее с Ольгой Степановной, видно было по всему, сразу установилось душевное взаимопонимание.
— Простите, — вдруг сказал Альберт, — но мне сейчас некогда. У меня... у меня свидание.
— Где она тебя ждет? — спросила Ольга Степановна.
— Здесь, — замялся Альберт, — неподалеку.
— Мы будем рады увидеть твою девушку и познакомиться с нею.
— Правда? — Круглое лицо Альберта покраснело так, что стало напоминать налитую сладким соком спелую вишню, — я только не знаю, будет ли она... Нет, она будет рада...
— Беги и от нашего имени пригласи ее, ждем! — сказал Демид.
— Я уже исчез, — крикнул Альберт в дверях.
— Прошу, товарищи, — еще раз пригласила Ольга Степановна.
Все вместе вышли из дверей Демидовой квартиры, и юноша с наслаждением запер ее, почувствовав в ладони холодную тяжесть маленького ключа.
Странная вещь: квартира Демида, хотя все вещи были вроде бы правильно расставлены, производила впечатление мебельного магазина, а комната Ольги Степановны уже казалась обжитой.
На столе стояли три бутылки шампанского и закуски, приготовленные еще там, на Фабричной улице: колбаса, жареные караси, большой кусок запеченой в духовке телятины, от которого будто бы мимоходом острым ножом отрезали только один кусочек...
Вошел Альберт, с ним немного смущенная Роксана, и все внимание переключилось на нее.
Да, для Роксаны стоило поломать голову и сконструировать любую кибернетическую систему. Это было вне всякого сомнения. Одни ресницы — загляденье: на целое орлиное крыло, пожалуй, хватило бы.
— С новосельем вас, — глубоким грудным голосом сказала Роксана.
— С новосельем!
Застолье не затянулось. Они распрощались, перемыв посуду. Но перед этим случилось небольшое происшествие, показавшееся на первый взгляд не столь важным, но позднее давшее о себе знать. Валера отнес на кухню тарелки и сказал:
— Ну, строители, чтоб они пропали!
— А что такое? — встревожилась Ольга Степановна.
— Посмотрите в ванную.
По рисунчатому полу ванной растеклась большая лужа. К утру пол промокнет и внизу на потолке у соседей будет мокрое пятно, начнет отваливаться штукатурка...
— Чертовы души эти сантехники, — сказал Данила Званцов, — если бы мы так вкалывали, то никто и копейки бы не заработал, а им хоть бы что. Знают, что жильцы сами все отладят.
— Мелочи, — спокойно сказал Демид, — каждая машина требует доводки. А современный дом — это тоже машина. Одну минуту.
Выбежал и тут же вернулся с инструментами, поколдовал что-то над трубой, подкрутил гайки, кран, и вода перестала капать на пол. Ольга Степановна взяла тряпку, вытерла лужу.
— Здорово, — воскликнул Данила, — у тебя, Демид, великое будущее...
Об этом случае все сразу забыли, потому что настало время прощаться. Ольга Степановна и Демид остались одни.
— Хорошие у тебя друзья, — сказала учительница.
— Хорошие... Смешная у Альберта фамилия — Лоботряс.
— А смотри-ка, какая красавица его любит. Кем она работает?
— Лаборантка. В лаборатории стендов. Вы думаете, она его любит?
— Да, очень любит.
Они снова помолчали, и именно в эту минуту Демиду захотелось, чтобы и его кто-то когда-то так же полюбил. В памяти, словно на оборванной киноленте, возникла тоненькая фигурка Ларисы с портфельчиком в руке. Смешно, что вспомнилась именно она. Почему? Может, потому что глубоко, до боли в сердце жалко девчонку... И неожиданно он рассердился на себя. Работать и учиться, учиться и работать — вот его задание на данный отрезок времени. Некогда о девчатах думать.
Ольга Степановна посмотрела на бескрайний, уже сумеречный простор за окном. Щелкнула зажигалкой, закурила, думая о чем-то своем. Прислушалась, помолчала, потом сказала:
— Знаешь, в этой квартире я бы не смогла жить, если бы где-то совсем рядом не было тебя. Я ведь старая, очень старая... Нет, нет, ты не думай, что я потребую большой помощи. Я тебе еще сама не один раз помогу. Но иногда бывает так, что чувствуешь, как под ногами качается земля. Я не боюсь смерти, но изредка мне бывает скверно, очень скверно...
— Ольга Степановна, я всегда готов...
— Об этом и речь. Если я постучу в пол вот так три раза, — она стукнула каблуком в еще не отциклеванный и не натертый паркет, — тогда поторопись ко мне.
— Ольга Степановна, — вдруг засмеялся Демид, — милая моя, хорошая моя учительница Ольга Степановна, отстали вы от жизни...
— Почему я отстала? — обиделась женщина.
— Конечно, эта сигнализация неплохая, и, считайте, мы договорились, но только на первое время. Я зайду в магазин «Юный техник», там продаются детские телефоны. Протягиваем из окна в окно провод, вы нажимаете на кнопку — у меня сигнал, и я тут как тут: «Алло, Ольга Степановна!» Все это я сделаю, не проблема. А вам большое спасибо за новоселье.
И снова он сидит у себя дома в глубоком кресле и думает, думает. Ему и в самом деле есть над чем подумать. Есть заботы мелкие, а есть большие. Например, в квартире своей он быстро обживется, в кухню купит стол и шкафчик, самый простенький. Тарелки, ножи, вилки и ложки у него есть. С одеждой и бельем, конечно, дело обстоит хуже, но можно пока обойтись. А вот злосчастный долг Трофиму Ивановичу — проблема.
Взгляд его невольно остановился на книгах, лежавших на подоконнике. Три тома старого Вовгуры выделялись среди учебников, как три медведя среди стаи мелких зайцев. Взял один том, раскрыл... «Ключи к сейфам корчевского завода, — читал он, — не отличаются разнообразием и оригинальностью. Первый и последний выступы на бородках (всего выступов и углублений шесть) всегда выше. Второй выступ, как правило, на одну ступень ниже. Если третий ниже на две ступени, то четвертый уже выше...» Закрыл книгу и улыбнулся, вдруг вспомнив про систему, созданную Альбертом Лоботрясом для пробуждения от утреннего сна своей любимой Роксаны.
А если бы у него была любимая девушка, сделал бы он такую систему?
Сначала, Демид, давай попробуем сделать что-нибудь попроще, скажем, машину, которая могла бы произвести сложение: к единице прибавить единицу и получить две, потом к двум прибавить еще два и получить четыре, к четырем прибавить еще два и получить шесть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Машина с новоселами мчалась мимо бывшего завода капиталиста Гретера, внук которого теперь работает
инженером на «Точэлектроприборе», мимо новых высоких домов, под мостом-путепроводом, мимо комбината печати. Поворот налево на Пушечную улицу, где когда-то в далеком прошлом жили киевские пушкари, и машина словно ворвалась в будущее, в новый район, на проспект Космонавта Комарова. Вокруг — дома, краны, новые корпуса. Ох, и красиво будет, когда все отстроится, опушится киевскими каштанами и кленами!
А вот и широченный бульвар Ромена Роллана с точными силуэтами девятиэтажных домов и молоденькими, недавно посаженными тополями, которые старательно вытягивают свои тоненькие шейки, пытаясь заглянуть в окна верхних этажей. Долго им еще придется тянуться...
Вы когда-нибудь бывали в пригородной селе, которое прежде называлось Никольской Борщаговкой, а теперь стало Ленинградским районом столицы? Если не бывали, выберите выходной день, сядьте в трамвай или в автобус, идущий до Большой окружной дороги, сойдите на конечной остановке, погуляйте там часок-другой, и в душе вашей, какие бы в ней ни кипели бури, страсти или разочарования, воцарятся покой и умиротворенность. Киев здесь не походит на свой центр, нет тут шумного Крещатика с его красивыми, утонченными формами, нет здесь тесных и чарующих улочек старого центра города — Золотоворотского сквера. Тот Киев словно весь в прошлом, уютный, мудрый, иногда лукаво улыбающийся, нарисованный тонкой кистью великих мастеров.
Здесь же, около ВУМа и других заводов Ленинградского района, кисть художника стала вроде бы размашистее, смелее, потому что только так можно нарисовать все громады зданий. Хотите вы или нет, а чувство встречи с грядущим, чувство пребывания в городе будущего, где архитекторы прежде всего думали о чудном просторе бульваров и зеленых улиц, о воздухе, которым дышишь и не можешь надышаться, об удобстве жизни, когда и до гастронома и до комбината бытового обслуживания всего десять минут ходу, это чувство встречи с будущим поражает.
Грузовик остановился около одного из домов на бульваре Ромена Роллана.
— Ура! — почему-то закричал Званцов, спрыгивая на землю. — Сейчас будем брать эту крепость приступом.
«Крепость» и в самом деле пришлось брать приступом. Встретившая их высокая и строгая женщина —домоуправ — объявила, что дом сдан строителями и уже заселяется, но лифты еще не работают.
— Только бы мы в жизни своей и видели горя, — сказала в ответ Ганя. — Ребята, взяли!
Там, на Фабричной, как-то так вышло, что командовала Ольга Степановна, а здесь вдруг словно бы сменилась власть поколений — маленькая, кругленькая Ганя стала старшей.
— Нам бы такую, — сказала она, когда вошла в квартиру Демида, чем-то напомнившую спичечную коробку.
— Будет и у нас квартира, — заверил ее Валера.
— Будет, конечно, — вздохнула Ганя, — но когда?..
И Демиду вдруг стало стыдно, что вот ему дали квартиру, а Валера и Ганя живут в общежитиях, хороших, чистых, но все равно общежитиях, где им даже поцеловаться негде.
— Вот что, — неожиданно заявил он, — я передумал сюда перебираться. Иду в общежитие, на место Валеры, а ты, Валера, давай сюда, тебе эта квартира в сто раз нужнее, чем мне.
В комнате, полной молодого веселого народа, сразу стало тихо, и в этой тишине прозвучал спокойный и уверенный голосок Гани:
— Хороший ты парень, Демид, и твой благородный порыв мы все оценили, спасибо. Только не сердись на меня — ты несусветный дуралей.
— Почему? — обиделся Демид.
— А очень просто. Если ты пойдешь в райсовет и скажешь, что тебе квартира не нужна, тебя в тот же миг переселят в общежитие, квартиру отдадут не нам, а очереднику, и это будет справедливо. Тебе ее дали потому, что у тебя была комната в доме, обреченном на снос. А потом встретишь девушку... И что ты тогда будешь делать? Представляешь? А за нас не беспокойся, рано или поздно, будет у нас с Валерой жилье...
Кровь жаркой волной хлынула в лицо Демиду.
— Все, с этим вопросом покончили, — сказала Ольга Степановна. — Прошу ко мне, друзья мои, какое же это новоселье без стаканчика доброго вина! Я еще на Фабричной улице все загодя приготовила...
Все нерешительно переглянулись, и первым, кто подал голос, опять была Ганя:
— Все верно-, новоселье и должно быть новосельем!
— Пойдем ко мне, девочка, поможешь мне,
— С радостью!
Они вышли, и в комнате Демида остались Валера, Володя Крячко, Данила Званцов и Альберт Лоботряс, мужчины «вумовского» возраста — двадцатилетние или чуть старше. Минуту держалась пауза, потом Альберт, курносый паренек, белобрысый и сероглазый, которому в самую пору подошло бы имя Ваня или Паша, а тут на тебе — Альберт, сказал:
— Все-таки матриархат в мире еще существует. Ольга Степановна сказала, все сразу и послушались.
— И слава богу, что существует, справим новоселье, — ответил Данила Званцов. Он был почти двухметрового роста: Валера пригласил его как «грубую физическую силу», а в действительности Званцов своими длинными тонкими пальцами отлично справлялся с точнейшей работой.
— А машина у тебя, Демид, знатная, — сказал Володя Крячко, — если появится желание сконструировать свою электронно-вычислительную, можешь к колесу провести пасс от вентилятора: машина будет работать в постоянном температурном режиме.
— Зачем мне понадобится ЭВМ? — спросил удивленный Демид, ему вдруг показалось, что ребята знают про фолианты Аполлона Вовгуры.
— Ну, мало ли для чего! — тряхнул гривой черных волос Данила Званцов. Прическа у него была затейливой, сразу и не поймешь, парень перед тобой или девушка. — Я, например, знаю одного товарища, который для своей любимой не то что ЭВМ, а целую кибернетическую систему сконструировал.
При этом он покосился на спокойного, немного вяловатого Альберта Лоботряса.
— Какую систему? — заинтересовался Демид.
— Ну, это, брат, система, как бы тебе сказать... — Данила на мгновение задумался. — Система, которая лично у меня, если хочешь знать, вызывает к этому представителю колхозного крестьянства, овладевшему если не высотами, то, во всяком случае, высокими ступенями кибернетики, глубокое уважение. Как и у многих из нас, у него есть любимая девушка, которая, по его мнению, недооценивает его чувств и в честь которой он хочет совершить как можно больше рыцарских подвигов.
— Очень даже дооценивает, — сказал Альберт, и его полные румяные щеки смешно надулись, словно он не сказал, а выдул эти слова.
— Утешительно, но сути дела не меняет. А система такая: шесть часов пятнадцать минут утра. Девушка сладко спит и видит розовые сны, а электрические часы, сконструированные Альбертом и показывающие время с точностью до нескольких наносекунд — миллиардных долей секунды, уже подают сигнал, и машина включает электрический чайник. Еще через пять минут те же часы, выполняя заданную им программу, включают маленький мотор, и в окне открывается форточка. Через десять минут машина подключает магнитофон и начинает говорить тихим и ласковым голосом нашего Альберта: «Милая Роксана, уже шесть часов двадцать минут, пора просыпаться. Доброе утро, моя дорогая». Роксана, конечно, на эти нежные слова ноль внимания, и продолжает сладко спать... Тогда машина усиливает звук, хотя слова остаются такими же нежными. Тут уж так просто не полежишь, Роксана поворачивается на другой бок, не открывая своих, прямо скажем, чудесных глаз, говорит ласково: «Иди-ка ты, мой милый, ко всем чертям, мы с тобой вчера гуляли до половины первого, а потом еще полчаса в подъезде целовались, так дай мне еще хотя бы пять минуточек поспать!» Но машина неумолима, программа милосердия у нее на этот случай не отработана, и потому она повторяет нежные Альбертовы слова, а потом включает музыку Баха, и все инструменты, от органа до барабанов и литавр, играют на полную мощность. Музыка прекрасна, но спать под нее, увы, невозможно. Роксане, хочет она того или нет, приходится вставать, хотя бы для того, чтобы выключить магнитофон. А тут уже автоматически включается обычное человеческое сознание: Роксана видит, что времени в обрез, только умыться, одеться и бежать на работу, хорошо, что чайник уже кипит и комната проветрена... А ты говоришь, для чего человеку конструировать ЭВМ.
Демид слушал рассказ Данилы с некоторым страхом: а не обидится ли Альберт? Но парень только довольно щурил свои светлые глаза, растянув пухлые губы в улыбке, будто слова рассказчика звучали для него как настоящая музыка.
— Причем, — продолжал Данила, — не забывайте, что машина эта собрана из интегральных микросхем и стоит по классу в одном ряду с машинами, которые выпускает наш завод.
— Подожди, — сказал Демид, — а где же он схемы берет? На заводе?
— Видишь ли, — торжественно заметил Данила Званцов,— конечно, детали у нас мелкие, любую можно положить в карман и вынести, но нет у нас на ВУМе мелких воришек. Все дело в наносекундах.
— При чем тут наносекунды? Какое они имеют отношение ко всему этому?..
— Самое прямое. На заводах микросхемы проходят очень строгий контроль. Скажем, если эта схема должна послать свой сигнал точно между пятисотой и пятьсот двадцать второй наносекундой, то это должно случиться именно в это время, не раньше и не позже, иначе сигнал попадет совсем не туда, куда нужно. Требования здесь жесткие. И вот, скажем, у микросхемы КИЛБ-554 время задержки больше чем двадцать две наносекунды, тогда вся эта схема — брак. Ее могут, конечно, использовать в приборах, где допуски больше, но чаще всего уценивают и передают в магазин «Юный техник» или «Укрточприбор», в которых каждый человек имеет право, выбив чек на двадцать шесть копеек, приобрести такую схему.
— Ты, кажется, смеешься надо мной, — неожиданно проговорил Альберт, — а напрасно: я когда-нибудь приглашу тебя, и ты убедишься, что эта система работает безотказно, она моя гордость.
— Система или Роксана? — не удержался Данила.
— И система, и Роксана, — без тени обиды ответил Альберт. — Для того чтобы все это разработать и собрать, нужно было прежде всего здорово пошевелить мозгами. Ты рассказывал, надеясь, что все будут смеяться, а никто даже не улыбнулся. Вот что значит кибернетика.
— Какое у тебя образование? — спросил Демид.
— Радиотехникум. Сейчас на первом курсе политехнического, заочно.
— И ты сам все это разработал?
— Ну, эта проблема не из сложных, — сказал Валера, — такую машину сможет сконструировать каждый из нас.
В этот момент дверь распахнулась.
— Пожалуйста, к столу, — пригласила Ольга Степановна, появляясь на пороге.
— Просим, — добавила Ганя. У нее с Ольгой Степановной, видно было по всему, сразу установилось душевное взаимопонимание.
— Простите, — вдруг сказал Альберт, — но мне сейчас некогда. У меня... у меня свидание.
— Где она тебя ждет? — спросила Ольга Степановна.
— Здесь, — замялся Альберт, — неподалеку.
— Мы будем рады увидеть твою девушку и познакомиться с нею.
— Правда? — Круглое лицо Альберта покраснело так, что стало напоминать налитую сладким соком спелую вишню, — я только не знаю, будет ли она... Нет, она будет рада...
— Беги и от нашего имени пригласи ее, ждем! — сказал Демид.
— Я уже исчез, — крикнул Альберт в дверях.
— Прошу, товарищи, — еще раз пригласила Ольга Степановна.
Все вместе вышли из дверей Демидовой квартиры, и юноша с наслаждением запер ее, почувствовав в ладони холодную тяжесть маленького ключа.
Странная вещь: квартира Демида, хотя все вещи были вроде бы правильно расставлены, производила впечатление мебельного магазина, а комната Ольги Степановны уже казалась обжитой.
На столе стояли три бутылки шампанского и закуски, приготовленные еще там, на Фабричной улице: колбаса, жареные караси, большой кусок запеченой в духовке телятины, от которого будто бы мимоходом острым ножом отрезали только один кусочек...
Вошел Альберт, с ним немного смущенная Роксана, и все внимание переключилось на нее.
Да, для Роксаны стоило поломать голову и сконструировать любую кибернетическую систему. Это было вне всякого сомнения. Одни ресницы — загляденье: на целое орлиное крыло, пожалуй, хватило бы.
— С новосельем вас, — глубоким грудным голосом сказала Роксана.
— С новосельем!
Застолье не затянулось. Они распрощались, перемыв посуду. Но перед этим случилось небольшое происшествие, показавшееся на первый взгляд не столь важным, но позднее давшее о себе знать. Валера отнес на кухню тарелки и сказал:
— Ну, строители, чтоб они пропали!
— А что такое? — встревожилась Ольга Степановна.
— Посмотрите в ванную.
По рисунчатому полу ванной растеклась большая лужа. К утру пол промокнет и внизу на потолке у соседей будет мокрое пятно, начнет отваливаться штукатурка...
— Чертовы души эти сантехники, — сказал Данила Званцов, — если бы мы так вкалывали, то никто и копейки бы не заработал, а им хоть бы что. Знают, что жильцы сами все отладят.
— Мелочи, — спокойно сказал Демид, — каждая машина требует доводки. А современный дом — это тоже машина. Одну минуту.
Выбежал и тут же вернулся с инструментами, поколдовал что-то над трубой, подкрутил гайки, кран, и вода перестала капать на пол. Ольга Степановна взяла тряпку, вытерла лужу.
— Здорово, — воскликнул Данила, — у тебя, Демид, великое будущее...
Об этом случае все сразу забыли, потому что настало время прощаться. Ольга Степановна и Демид остались одни.
— Хорошие у тебя друзья, — сказала учительница.
— Хорошие... Смешная у Альберта фамилия — Лоботряс.
— А смотри-ка, какая красавица его любит. Кем она работает?
— Лаборантка. В лаборатории стендов. Вы думаете, она его любит?
— Да, очень любит.
Они снова помолчали, и именно в эту минуту Демиду захотелось, чтобы и его кто-то когда-то так же полюбил. В памяти, словно на оборванной киноленте, возникла тоненькая фигурка Ларисы с портфельчиком в руке. Смешно, что вспомнилась именно она. Почему? Может, потому что глубоко, до боли в сердце жалко девчонку... И неожиданно он рассердился на себя. Работать и учиться, учиться и работать — вот его задание на данный отрезок времени. Некогда о девчатах думать.
Ольга Степановна посмотрела на бескрайний, уже сумеречный простор за окном. Щелкнула зажигалкой, закурила, думая о чем-то своем. Прислушалась, помолчала, потом сказала:
— Знаешь, в этой квартире я бы не смогла жить, если бы где-то совсем рядом не было тебя. Я ведь старая, очень старая... Нет, нет, ты не думай, что я потребую большой помощи. Я тебе еще сама не один раз помогу. Но иногда бывает так, что чувствуешь, как под ногами качается земля. Я не боюсь смерти, но изредка мне бывает скверно, очень скверно...
— Ольга Степановна, я всегда готов...
— Об этом и речь. Если я постучу в пол вот так три раза, — она стукнула каблуком в еще не отциклеванный и не натертый паркет, — тогда поторопись ко мне.
— Ольга Степановна, — вдруг засмеялся Демид, — милая моя, хорошая моя учительница Ольга Степановна, отстали вы от жизни...
— Почему я отстала? — обиделась женщина.
— Конечно, эта сигнализация неплохая, и, считайте, мы договорились, но только на первое время. Я зайду в магазин «Юный техник», там продаются детские телефоны. Протягиваем из окна в окно провод, вы нажимаете на кнопку — у меня сигнал, и я тут как тут: «Алло, Ольга Степановна!» Все это я сделаю, не проблема. А вам большое спасибо за новоселье.
И снова он сидит у себя дома в глубоком кресле и думает, думает. Ему и в самом деле есть над чем подумать. Есть заботы мелкие, а есть большие. Например, в квартире своей он быстро обживется, в кухню купит стол и шкафчик, самый простенький. Тарелки, ножи, вилки и ложки у него есть. С одеждой и бельем, конечно, дело обстоит хуже, но можно пока обойтись. А вот злосчастный долг Трофиму Ивановичу — проблема.
Взгляд его невольно остановился на книгах, лежавших на подоконнике. Три тома старого Вовгуры выделялись среди учебников, как три медведя среди стаи мелких зайцев. Взял один том, раскрыл... «Ключи к сейфам корчевского завода, — читал он, — не отличаются разнообразием и оригинальностью. Первый и последний выступы на бородках (всего выступов и углублений шесть) всегда выше. Второй выступ, как правило, на одну ступень ниже. Если третий ниже на две ступени, то четвертый уже выше...» Закрыл книгу и улыбнулся, вдруг вспомнив про систему, созданную Альбертом Лоботрясом для пробуждения от утреннего сна своей любимой Роксаны.
А если бы у него была любимая девушка, сделал бы он такую систему?
Сначала, Демид, давай попробуем сделать что-нибудь попроще, скажем, машину, которая могла бы произвести сложение: к единице прибавить единицу и получить две, потом к двум прибавить еще два и получить четыре, к четырем прибавить еще два и получить шесть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37