Светлые полосы остались на полировке, где он
прикоснулся к поверхности.
То - или не то?
Эрон поднес руку к губам и лизнул. Тотчас приятное тепло разнеслось
по телу.
Чужая кровь сработала как катализатор: Эрон почувствовал, что вновь
становится собой. Он лизнул руку еще раз. В голове еще шумело, но уже не
было ни убийственного для разума гудения, ни полушокового состояния. Он
повернулся и заметил зеркало. Все еще пошатываясь - вкус крови вызвал
эффект опьянения, - он подошел к стеклянному овалу, и оттуда на него
глянуло бледное человеческое лицо.
Самое худшее осталось позади. Или нет?
"Опасность!!!" - снова заработал сигнал.
Прежде чем Эрон успел сосредоточиться, до его ушей донесся топот
десятка ног. Что-то тяжелое ударило в дверь, и комната начала наполняться
людьми в полицейской форме.
Полицейские... Прожекторы... Выстрелы... Боль... Смерть...
Эрон задрожал. Неужели снова ему придется пережить все это?
- Не двигаться!
Эрон сел и вжался в пол, закрывая лицо руками.
- Вставай! - Эрона схватили сразу с нескольких сторон. - Вставай!
"Вот и все..."
Сильный рывок заставил его встать на ноги. Наручники защелкнулись
вокруг запястий. Кто-то из полицейских с размаху двинул его в спину,
направляя к выходу. Кто-то склонился над Глорией...
- Пошел!
- Надо же, вонь какая...
Эрон оглянулся, ища взглядом поддержки у Глории, - но его уже
вытолкнули из комнаты...
Усмехался наблюдавший за этой сценой Дейкер...

46
Гиббс не знал, заключенный он или нет. С одной стороны, его привели в
участок (увы, он так и не мог вспомнить, за что именно), но с другой -
дверь в камеру закрывать не стали. Такая неопределенность порядком смущала
бывшего священника. Бывшего - потому что совсем недавно с немалым
скандалом его лишили права называться святым отцом. Мириться Гиббсу с
таким положением не хотелось, тем более что он совершенно не представлял
себе, чем еще можно заниматься в этой жизни, чтобы заработать себе на
пропитание. Поэтому он, во-первых, протестовал против такого решения, не
желая расставаться со ставшей привычной одеждой, а, во-вторых, запил
совершенно по-черному. Собственно, с пьянства все его беды и начались. И
не то чтобы Гиббс прикладывался к бутылке слишком часто или пил помногу -
наоборот, ему обычно хватало одной небольшой рюмки. Но после нее Гиббс
совершенно терял самоконтроль, и лишь на следующий день узнавал, что
раздевался догола, метал в люстру тарелки или делал нечто не менее
экстравагантное.
Карьера священника оборвалась для него после драки, затеянной на
свадьбе одного из прихожан. Сам Гиббс совершенно не помнил, кто начал
первым, но для его позорного изгнания всего этого оказалось достаточным и
без выяснения мелких обстоятельств. В конце концов, даже если побитый
свидетель первым распустил кулаки, теоретически Гиббс должен был
подставить вторую щеку...
Теперь он сидел в камере и мучительно соображал, чего же такого он
натворил вчера. Ребра болели, на руках темнели синяки - выходило, он снова
участвовал в потасовке. Но, с другой стороны, наставить синяки ему могли и
полицейские: нравы блюстителей порядка Шир-Нека не отличались особой
деликатностью.
Вообще-то, узнав утром о своих похождениях, Гиббс обычно искренне в
них раскаивался и подолгу молился, прося прощения за свои грехи, пока
совесть не унималась. Тогда он давал себе обещание больше не пить, но
жизнь снова и снова ставила его в такие ситуации, когда не принять рюмочку
было невозможно, а приняв, он сперва забывал о том, что больше не пьет, а
затем из памяти вылетало вообще все - и цикл повторялся. Теперь ему было
особо стыдно и тяжело еще и потому, что он не знал, как именно нагрешил. А
ведь в участок просто так не сажают... Ох не сажают!
Неудачливый бывший священник ерзал на жесткой койке, принимаясь время
от времени нервно и невнимательно перечитывать Святое Писание. Обиднее
всего было то, что дежурный охранник его вины тоже не знал, а все
остальные полицейские отправились на какую-то массовую облаву еще до того,
как Гиббс проснулся.
Когда по коридору затопали, он прямо-таки воспрял духом: вот, сейчас
все прояснится!
Гиббс вскочил и приоткрыл дверь.
По коридору шла группа полицейских во главе с самим Эйкерманом.
Толстая сигара подпрыгивала у капитана во рту - он уже едва сдерживал
накопившуюся в душе ярость. Когда Гиббс увидел, кого ведут, его лицо тоже
исказила гримаса ненависти.
Гиббс никогда не мог смириться с тем, что прощать необходимо всех.
Сколько бы ему ни говорили, что мстительность, злопамятность, да и вообще
ненависть к ближним - грех, стоило ему услышать о том, что какой-то
мерзавец поднял руку на женщину, тем более - на ребенка, он знал, что
такого человека не простит ни за что. А перед ним был не просто убийца -
маньяк, уничтоживший не одного невинного человека. Пожалуй, если бы Гиббс
встретил Буна в пьяном виде, никто не смог бы удержать его от убийства -
но и в трезвом виде бывший священник не стеснялся себе в этом признаться.
Убийцы заслуживают смерти, если их жертва заведомо была слабее и не
могла защищаться, - в этом Гиббс не сомневался никогда. А такого, как этот
маньяк, он и сам, представься такая возможность, предал бы какой-нибудь
особо мучительной смерти. Пусть неповадно будет другим...
Гиббс радовался, что Эйкерман наверняка устроит арестованному хорошую
трепку, - за это он был готов простить полицейским даже то, что они вчера
избивали его самого. (Гиббс наконец вспомнил, что колотили его все же
полицейские.)
- А ты чего уставился? - рыкнул на него Эйкерман, и Гиббс поспешил
скрыться в камере, чтобы уже через секунду вновь вынырнуть из-за двери и
понаблюдать, как Буна заводят в соседнюю камеру.
Что ж, отсюда, во всяком случае, можно будет послушать...
Один из полицейских толкнул Эрона к стулу, другой рывком усадил.
"Странно, - подумал Эрон, оглядываясь по сторонам, - где же
письменный стол, где магнитофон? Как они собираются записывать показания?"
На самом деле Эйкерман и не собирался ничего записывать. О чем вообще
можно спрашивать маньяка, застигнутого на месте преступления среди кучи
трупов да еще и с окровавленными руками?
- Закрой дверь и иди сюда, - сказал Эйкерман одному из полицейских.
Эрон нахмурился: он начал догадываться, для чего стоят тут пятеро
молодчиков.
- Капитан...
Он прикусил язык - Эйкерман, нехорошо усмехаясь, начал натягивать
перчатки.
"Да ведь они и слова мне не дадут сказать!" - с ужасом понял Эрон и
был прав.
Глаза капитана налились кровью, сигара проползла к краешку рта.
Выплюнув ее на пол, Эйкерман шагнул к своему пленнику.
- Ты псих и каннибал, - очень разборчиво проговорил он. (У Эрона от
этих слов засосало под ложечкой. До сих пор его ни разу еще не избивали, и
изображение рисовало ему самые жуткие картины.) Ты напрасно приехал в наш
город, - по его знаку полицейские обступили Эрона, - и я тебя сейчас
проучу.
Эрон сжался, понимая, что его сейчас ударят. "Нет, не надо!" -
вспыхнуло у него в глазах, а в следующую секунду одетый в перчатку кулак
изо всех сил врезался Эрону в печень. Резкая боль пронзила все тело. Потом
последовал удар по почкам, затем снова и снова спереди, в бок, в живот, в
грудь, по лицу...

В соседней камере Гиббс прильнул ухом к стене, вслушиваясь в
приглушенные стоны.
"Так его! - шевеля одними губами, беззвучно подзадоривал он
полицейских. - Так!"
Стоны за стеной становились все тяжелей и громче.
"Так его!!!" - сжал кулаки Гиббс.
Эйкерман работал, пока его руки не начали уставать. Бун, похоже, уже
утрачивал чувствительность; во всяком случае, он уже не дергался так, как
вначале - при каждом ударе. Глаза Эрона закрылись, сведенный судорогой
позвоночник выгнулся - и Эйкерман понял, что на этот раз пора заканчивать
избиение.
- Каннибал чертов! - ругнулся он напоследок, стаскивая Эрона со стула
и швыряя на пол.
Капитан тяжело дышал, на лбу выступили капельки пота: физически его
работа оказалась нелегкой.
- Пошли, - махнул он рукой, направляясь к двери.
...Эрон даже не пошевелился - он давно уже жалел, что вообще жив, и
предпочел бы не двигаться больше никогда.
Дверь захлопнулась.
"Как, уже все?" - удивился Гиббс и разжал руку. На его ладони четко
обозначились лунки от впившихся ногтей. Они быстро заполнялись кровью...
Когда Эйкерман и пятерка костоломов протопали мимо его камеры, бывший
священник не тронулся с места. Он был сейчас слишком взволнован, чтобы
узнавать о своей собственной вине...

47
Джойс был недоволен. Ну как же это его угораздило уступить Эйкерману
возможность арестовать Буна! Теперь ему предстояла нелегкая задача -
придумать способ вырваться вперед все в том же расследовании. Например,
прихватить прячущихся в Мидиане сообщников, ведь не может же быть, что
Дейкер полностью выдумал их.
Да, это была замечательная идея! Джойса, правда, смущали два
обстоятельства: во-первых, до сих пор он ни разу не слышал, что маньяки
могут создавать группы. Но, с другой стороны, ему приходилось слышать то
об индийских Тугах-душителях, то о группах, исполняющих обряды Вуду, и
тому подобных. Значит, существовать эти загадочные сообщники вполне могли.
В пользу этой версии свидетельствовало и то, что они избрали местом
укрытия не что иное, как заброшенное кладбище (все сомнительные сборища
такого толка тяготели к подобным местам - во всяком случае, так считал
Джойс).
Другой сложностью было то, что он был одинок здесь, в Шир-Неке, а
рисковать единственной своей шкурой Джойсу как-то не хотелось. Одно дело -
завалиться на чужое тайное сборище в компании здоровенных парней и совсем
другое - прийти туда одному, пусть даже и с оружием. К тому же вызвать
своих Джойс тоже не мог - это было бы уже нарушением закона, так как
Эйкерман был прав, заявляя, что эта местность находится в его юрисдикции.
После первого "ареста" Буна капитан довольно долго шумел, и его неприязнь
к инспектору частично объяснялась еще и этим.
Временами Джойс подумывал еще и о том, что можно будет в случае
надобности обвинить Эйкермана в превышении своих полномочий. Сделать это
было нетрудно: почти все, побывавшие в лапах капитана, с удовольствием
подписали бы необходимые показания. Но этот козырь Джойс решил приберечь
напоследок. И еще одно волновало его: Джойс сильно подозревал, что
Эйкерман вернет ему Буна далеко не в целом виде. И потому начать разговор
он решил именно с этой темы (Джойс догадывался, что если Буна избили
сильнее, чем следовало, Эйкерман скорее согласится выделить ему людей для
поездки в Мидиан).
Когда Джойс вошел в кабинет, Эйкерман разговаривал по телефону и вид
у капитана отличался редкой деловитостью.
- Вы должны мне передать его немедленно, - с ходу заявил Джойс.
Эйкерман отложил трубку. "Столичный" инспектор начал ему надоедать. К
тому же Эйкерман и сам понимал, что отдавать Буна в таком состоянии (тот
все еще валялся на полу, не подавая признаков жизни, и капитану даже
пришлось вопреки своему обыкновению прийти к выводу, что Буна следует
показать полицейскому врачу) было рискованно. Что он мог поделать, раз уж
в центральных органах собрались мягкотелые (чтобы не сказать хуже)
гуманисты.
- Вы еще здесь? - притворно удивился он, презрительно выпячивая
нижнюю губу.
Джойс догадался, что Буна уже обработали... Ну и прекрасно!
- Я хочу вернуться в Мидиан с вами, - усмехнулся он уголками губ,
давая Эйкерману понять, что он тоже не дурак.
Капитан собрался пробурчать что-то в ответ - ехать в Мидиан он и не
собирался, - но тут снова позвонил телефон и ему пришлось подхватить
трубку.
- Да... - заговорил он. - Сейчас... Нет, у меня пресс-конференция, -
он снова повернулся к Джойсу, прижимая трубку к плечу. К неудовольствию
капитана, инспектор был уже не один: у стенки возник напустивший на себя
скромный вид Дейкер. - И скажи ему... - переключился он, кивая в сторону
психиатра, - что Бун у меня в руках...
- Этого мало! Он не один! - крикнул Дейкер.
Куда только делась его сдержанность - глаза доктора вспыхнули, лицо
перекосила гримаса.
- Ну да, конечно, - саркастически ухмыльнулся капитан. Дейкер не
понравился ему с самого начала, и он не мог понять, почему Джойс так с ним
носится.
- Постой, - вмешался инспектор, - может, он прав. Он же был прав
относительно мотеля?
- Ну и что?
Эйкерман начал уже терять терпение. "Болтуны... бестолковые и тупые
болтуны... Нечего удивляться, что арестованные сбегают у таких кретинов
из-под носа. Уж у меня-то Бун вряд ли вырвется, что бы они там ни плели",
- кипятился он.
- Может, действительно есть другие? - Джойс постарался вложить в свои
слова затаенную угрозу, но Эйкерман был слишком толстокож, чтобы ее
распознать.
"В конце концов, так даже лучше, - решил Джойс. - У меня будут
свидетели, что капитан не слишком-то торопился исполнить свой долг,
значит, вся заслуга по операции "Мидиан" будет принадлежать только мне".
- Кто? - Эйкерман еле сдержался, чтобы не сплюнуть в знак презрения
прямо на пол. - Чудовища, монстры?
Капитан был прежде всего реалистом - и, пожалуй, до сих пор именно
это и спасало ночной город. Эйкерман мог организовать охоту на любого
вооруженного хулигана, облаву на хиппи или на наркоманов - но он и палец о
палец не ударил бы ради того, чтобы попытаться поймать оборотня. Зачем
тратить силы на поиски того, кого и в природе-то нет?
- Не знаю, - покачал головой Джойс. - Может, там какой-то тайный
культ, секта...
Эйкерман хмыкнул. Вот это уже была мысль, похожая на здравую, - даже
обидно, что она не пришла в голову ему самому.
Да, было похоже на то, что оказать помощь Джойсу все-таки придется.
Хорошо еще, что он из-за этого забыл пока о Буне. (Только бы тот не
протянул ноги раньше срока - может получиться скандал. Ну надо же было так
увлечься!)
- Хочешь проверить?
- Да, - кивнул Джойс. Он не рассчитывал, что капитана удастся уломать
так быстро.
Эйкерман тоже кивнул, отодвинул телефон подальше и пригласил Джойса
проследовать за собой в соседнюю комнату, где ждали нового приказа его
молодцы.
Капитан оперся руками о барьер, грозно посмотрел на полицейских и
заговорил:
- Поезжайте с инспектором Джойсом в Мидиан, - приказал он, - и
проверьте кладбище.
Тотчас вся комната пришла в движение - приказы никогда не повторялись
здесь дважды. Глядя на это рвение, Эйкерман счел нужным добавить
ироническим тоном:
- И если там у кого-нибудь действительно больше двух глаз, то
позовете меня. А пока у меня пресс-конференция, - все-таки он не удержался
от небольшой похвальбы.

48
Дверь в камеру открылась, и грузный охранник пропустил вперед
сосредоточенного тюремного врача.
Он ожидал увидеть Буна все еще лежащим на полу, но тот, убедившись,
что в ближайшее время избиение ему не грозит, все-таки нашел в себе силы
заползти на койку.
Сейчас он отрешенно смотрел на противоположную стену - даже взгляд в
сторону своих палачей был ему противен. Эрона угнетало не столько
физическое потрясение (подаренные вместе в печатью Баффамета силы
позволяли ему выдерживать подобные нагрузки) - гораздо сложней ему было
смириться с тем, что кто-то имеет право вообще его избивать. До этого Бун
даже не подозревал, насколько мучительно полностью находиться в чужой
власти, когда ты - никто и на тебя не распространяются никакие
охранительные законы. Он едва ли не стыдился, что совсем недавно верил,
будто существуют адвокаты и права человека хоть кем-то соблюдаются.
Или он сам их утратил, спустившись под землю?
Нет, ведь это не было зафиксировано ни в одном юридическом документе.
Откуда знать полицейским, что он больше не является человеком? Нет такого
закона...
Закона вообще нет - есть сплошное беззаконие.
- Эй! - позвал его охранник. - Доктор пришел осмотреть тебя, псих!
Чтобы никто не сказал, что мы тебя трогали... - и он повернулся в сторону
врача. - По-моему, с ним все в порядке, док!
Доктор заранее кивнул. Он работал тут не первый год и знал, что пока
заключенный жив и не искалечен так, что это сразу бросается в глаза, он
должен считаться здоровым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24