смешная влюбленность оказалась любовью. И уже не споря с собой, я знал:
эта глупенькая любовь, эта горькая, безответная радость - лучшее, что
подарила мне жизнь. И я знал: мне не нужен этот подарок. Жить мечтою - не
для меня. Жизнь нужна мне в руках, а не в грезах, мне нужно тепло, а не
холод, холод в сердце и нетающее имя на зажатых морозом губах.
Я не выдержал. Знал, что это постоянная слабость, что слишком быстро
я сдался и слишком легко уступил. Все равно. Завтра я иду к Таласару.
Прости, Баруф, это выше моих сил. А может, наоборот? Ты _э_т_о_г_о
добивался?
Было тягостно так думать, но не думать так я не мог. Слишком свеж был
недавний урок и слишком горек. Запрограммировать меня вовсе не сложно.
Создать ситуацию, из которой для меня есть единственный выход, а тогда я
пойду до конца - я не сумею свернуть и бросить на середине начатое дело. Я
уже не могу свернуть и пойду до конца, но плясать я буду от этого
варианта.
- Биил Бэрсар? - жадно вглядываясь в меня, спросил хозяин. - Рад вас
видеть!
И я ответил его беспокойным глазам и измученному лицу:
- Все хорошо, биил Таласар. Они в Бассоте.
- Слава господу! С тех самых пор... поверите ли, ни одной ночи не
спал! А вы? Или мне не должно об этом спрашивать?
- Почему же? Кому-то надо было остаться.
- Значит, вы в городе?
Я не ответил, и он, спохватившись, быстренько перевел разговор. С
нелепым блаженством я слушал о последних дворцовых интригах, о новых
податях, о создании сыскного приказа, об отчаянном походе Угалара и
ответном походе Тубара...
- Вы улыбаетесь? - вдруг быстро спросил Таласар. - Находите сие
несерьезным?
- Нахожу, - ответил я честно. - Тубар просто тянет время. Через
месяц-другой, когда начнутся весенние штормы, он получит, наконец, свой
тарданский корпус и расколотит нас. Вот только один человек, который может
справиться с ним...
- Дос Крир? Увы! Он нелюбим владыкой, и армия ему не доверяет.
- Значит, проиграем войну...
Человеческий голос после горьких дней тишины! Я впитывал его, оживал,
смаковал разговор, как изысканное блюдо. И Таласар измолчался тоже. Мы
болтали, как двое мальчишек, упоенно, взахлеб, перескакивая с темы на
тему. О Равате и о политике Тисулара, о драгоценных квайрских камнях и о
свойствах металлов, об интригах Кевата и о суровой зиме.
Потом Таласар предложил мне с ним пообедать, но мы болтали и за
столом, и старый слуга улыбался, радуясь тому, как оживился хозяин.
А потом вспомнил о деле.
- У меня к вам просьба, биил Таласар.
- Для вас я готов на все!
- Да нет, это не так серьезно.
- Деньги?
- Пока нет. Какое-нибудь занятие, чтобы скоротать эти дни.
Неблагородно, конечно, но не умею сидеть без дела.
- У вас хороший почерк?
- Господи, биил Таласар! Я же иностранец, и в Квайре я меньше года.
Почерк ничего, но вряд ли кто-то прочтет то, что я напишу.
- Клянусь солнцем, вы заставили меня об этом забыть! Какое же занятие
вы избрали?
- Пожалуй, оружие. Новое ружье не сделаю, но починить, сумею любое.
- Вы оружейник, как и... Калат? - В какой-то мере.
Он поглядел на меня, словно бы сомневаясь, кивнул слуге, и тот
приволок разукрашенное ружье. Я усмехнулся, вытащил из кармана свои
инструменты (тайком от Баруфа я их все-таки прихватил) и мигом его
разобрал. Лопнула спусковая пружина. Я показал ее Таласару.
- Могу сделать другую, но это довольно долго. Если у вас еще ружья...
Слуга - он даже шею вытянул, глядя на мои руки - куда-то сбегал и
приволок останки другого ружья. Полный утиль - но пружина была цела, я
добыл ее, повозился с подгонкой, но все-таки вставил на место. Собрал
ружье, зарядил, и, не целясь, выстрелил в угол двери. Слуга с неожиданной
прытью кинулся поглядеть, потыкал пальцем в дыру и вернулся с ухмылкой.
- Вот и все, биил Таласар.
Он бережно провел рукой по стволу, отдал ружье слуге и отослал его.
- Думаю, мы это устроим. Оружие нынче в цене. Ваши условия?
- Ну, что вы, биил Таласар! Я полагаюсь на вас. Единственное... я
хотел бы получать товар ночью. Скажем, у часовни святого Эбра, что за
Ирагскими воротами.
- Хорошо. Через три дня?
- Ну и отлично. Вы чем-то озабочены, дорогой хозяин?
- Признаюсь, - ответил он смущенно, - удивляет такое умение в муже
столь много знающем. Только не сочтите мои слова обидными...
- Не сочту. Знание не исключает умения, биил Таласар, но я не всегда
был ремесленником. Простите, но я вынужден вас покинуть...
- Разве? - отозвался он со свой мимолетной улыбкой. - Рад вам
напомнить, что городские ворота уже заперты!
Пришлось ночевать у Таласара, и только утром я вернулся в Ираг. Так
старательно путал следы, что и сам запутался среди задворок. Солнце уже
подкатывалось к полудню, когда я добрался до старухиного крыльца.
Потоптался, сбивая снег, ступил в сени и сказал - для себя, а не для нее:
- Вот и я, матушка.
И вдруг старуха прервала бессмысленное движение и замерла,
вглядываясь в полумрак сеней. Смотрела, смотрела; страх, тревога,
боязливая радость тенями протекли по ее лицу. Медленно, непривычно
тяжелыми шагами Синар подошла ко мне и робко погладила по щеке.
А к вечеру, конечно, явился Ирсал. Присел, обшарил глазами избу,
справился, не надо ли мне чего. Ничего мне не надо. Ирсал кивнул, но
уходит не спешил. Сидел себе молча, поглядывал на меня, ожидая, что я
скажу. А я ничего не скажу - пусть начинает сам. Мне очень удобно молчать,
потому что я занят делом. Выстругиваю из чурки модель спускового гнезда,
бессмысленное занятие, но почему бы и нет?
- Где это ты ночью шлялся?
- Я уже взрослый, ирсал, - ответил я коротко.
Он хмыкнул и сказал - как будто бы без угрозы:
- Смотри, наведешь...
- Вот и позаботься, раз уж следите.
- Ты б потише, парень, - посоветовал он. - Просили тебя беречь, так
ведь и понадежнее можно местечко сыскать.
- А если я не боюсь? Не стоит меня пугать, Ирсал.
- А то?
- Ну, чего бы я стал грозить? Да, кстати. Дня через три я опять
гулять пойду. Присмотри. Заодно и поможете - чего зря мерзнуть?
- П-пошел ты! - выдавил Ирсал сквозь зубы. Выскочил, не прощаясь, еще
и дверью хлопнул.
Мне стало куда веселее жить. Устроил себе мастерскую у окошка:
полочки для инструментов, рабочий столик, собрал тиски, приладил зажимы.
Старуха ходила за мной. Она оживала на глазах - и это было немного
жутко. Случайно сказанное слово - и вдруг открылась заветная дверь и
выпустила в мир человека. Одно только плохо: она считала меня одним из
умерших сыновей, сама не очень знала которым и называла то Равлом, то
Таргом. Сначала мне было не по себе, я чувствовал себя самозванцем, но это
довольно быстро прошло. Пусть хоть по ошибке она получит немного радости,
ну, а я - немного тепла.
Потом я получил в условном месте ружья и жадно набросился на работу.
В деньгах я не нуждался - Баруф мне оставил, да и - просто я кое-что
задумал. Мы ведь очень нуждались в ружьях. Их почти невозможно купить:
система ограничительных пошлин делает для мастеров невыгодной свободную
продажу, выгодней беспошлинно сдавать их в казну. А вот старые раздобыть,
пожалуй, несложно. Стоит потолковать с Таласаром. К весне у меня будет
небольшой арсенал...
За работой время сдвинулось с места и побежало вперед. Старуха уже
твердо звала меня Равлом.
Как-то вечером, когда мы заперли дверь, и Синар дошептывала молитвы,
кто-то тихо стукнул в окно. Я встрепенулся. Попросил Синар отворит, а сам
прижался к стене у двери.
Стукнул запор, старуха пошаркала мимо, а за ней... Я просто глазам не
верил, стоял истуканом и глядел, как Суил (Суил!) озирается в незнакомом
доме.
- Суил! - почти не слышимый хриплый шепот, но она услышала и
обернулась ко мне. Она плакала у меня на груди, плакала горько и
облегченно, а я не мог ничего сказать; и одного мне хотелось, лишь одного:
пусть это не кончится никогда!
Но Суил уже перестала рыдать, отодвинулась, обтерла ладонью лицо и
доверчиво улыбнулась мне:
- Ой, Тилар! Слава богу!
- Как ты меня нашла, птичка?
Она не ответила; по-детски шмыгнула носом и стала расстегивать сатар.
Сердце сжалось, когда я увидел, как она осунулась и побледнела.
- Голодала?
- Всяко было.
- А Зиран?
- Не знаю, - тихо сказала она. - Я десять дней, как из дому.
- Матушка, - попросил я, - принеси водицы.
Старуха хитренько усмехнулась и прошаркала в сени.
- Беда, Тилар! - быстро сказала Суил. - Взяли-то Дигила, он не
выдержал!
Дигил? Я его не сразу, но вспомнил: связник. Здоровенный малый,
весельчак из тех, что смеются собственным шуткам. Думал, что он сильней...
Мне стало стыдно за эту мысль - ведь _т_а_м_ его не смешили. Стыдно и
страшно. Стыдная память тела шевельнулась внутри, но думал я о Суил. Если
она окажется в руках палачей... Наверное, все это было у меня на лице, и
Суил сказала удивительно:
- Я не привела.
Я не стал отвечать, и она вдруг вспыхнула и опустила глаза.
- А потом?
Она на меня не смотрела.
- Многих похватали, а к другим следок. Я сперва у Ваоры жила. А вчера
иду - а у ней знак на воротах.
- Так и бродишь со вчерашнего дня?
Суил кивнула.
- Тогда поживи тут. Место тихое.
- А старуха?
- Она сама будет рада. Только... - я замялся: а вдруг Суил испугается
и уйдет, ведь в Квайре безумие считают заразным? - только она забывается
от старости. Вздумала, что я - ее сын... покойный. Ладно, пусть потешится.
Суил вскинула на меня глаза и сразу опять опустила. Никогда прежде я
не видел ее смущенной.
Старуха, ворча, принесла из сеней котелок, я подхватил его и поставил
на печь. Раздул огонь, подкинул дров и взял Синар за руку.
- Матушка, будь так добра, приюти Суил! Беда у нее, и деться ей
некуда.
- Господь знает, что ты порешь, Равл! - в сердцах сказала моя
приемная мать. - А то я девку в ночь из дома выгоню! Живи сколько хочешь,
милая, места не пролежит. Только гляди, девка, чтоб без греха! Я этого не
люблю!
Суил зарделась, а я поспешно сказал:
- Что ты, матушка! Она моему лучшему другу племянница.
- А! Знаю вас, мужиков! Для вас родни нет! - и тут же захлопотала
вокруг Суил. - Что стоишь, девка, скидывай сатар. Ишь, прозябла-то, всю
трясет! Ой, благость господня! Да ты, никак, всю юбку вымочила! Да уйди
ты, греховодник, чего уставился!
Я вышел на крыльцо, вдохнул обжигающий воздух, и нежность к этому
миру захлестнула меня. Прекрасны были безлунная ночь и режущий ветер, и
колющий щеки снег - все было прекрасно в этом прекрасном мире.
Утром я дал старухе денег и велел сходить на базар.
- Гляди, матушка, не обмолвись обо мне, - предупредил я ее. - Нынче
вешают всех, кто в Лагаре бывал, а я, как на грех, оттуда.
- Ой, благость господня! - перепугалась Синар. - Слова не молвлю,
сыночек! Ты дверь-то заложи, схоронися!
Насилу я ее выпроводил и вернулся к Суил.
- Рассказывай, птичка. Почему ты ушла из дому?
Не об этом бы сейчас говорить! Стать на колени, взять ее руки и
уткнуться в них лицом. Стоять так и рассказывать, о том, как плохо было
мне без нее и как хорошо, когда она здесь. Но я только вздохнул:
- Дигил бывал на хуторе?
- На хуторе не бывал, а в лицо знает. Вовсе не того, Тилар. Наша-то
семья и так на глазу, а как Карт с дядь Огилом ушел, вовсе взъелись.
Спасибо, люди нас берегут. Ночью-то из деревни парнишка прибежал: солдаты,
мол, пожаловали, поутру на хуторе будут. Мы с матушкой и порешили, что мне
уходить. Матушка скажет, что я с первых холодов в услуженье пошла, и
родичи подтвердят, давно сговорено.
- Он многих знает?
- Знает, сколь ему положено, да, видать, кто-то еще заговорил. Я уж
упредила, кого могла, да в город мне ходу нет, в воротах поймают.
- Может быть, я?
- Нет, Тилар! Не по тебе дело. Ты и врать-то толком не умеешь!
- Ну, на безрыбье... Помощи ждать неоткуда. Огил ушел в Бассот.
Она вскрикнула и испуганно зажала рот ладонью.
- До весны, считай, все. Сходить?
- Не выйдет, Тилар. Они ж тебя не знают. Нынче-то и своему не больно
поверят, а чужому подавно.
- Значит, тогда Ирсал...
- Кто?
Я поглядел на Суил: притворяется? Нет. В самом деле не знает. Ох, как
скверно! Это значит, что в наше убежище ведет еще один след... откуда? За
себя я почти не боялся, но Суил... Нет! Я должен ее спасти. Если даже
придется выводить из-под удара всю сеть Баруфа... ну, так я это сделаю,
черт возьми!
Я пошел в свой угол и сел за работу. Надо собраться. Не могу я думать
ни о чем, кроме Суил.
Возвратилась Синар, подозрительно покосилась на нас, но я работал, а
Суил усердно чинила юбку, и она, подобрев, принялась за стряпню. Суил тут
же кинулась ей помогать. А я ждал. Чертов Ирсал, когда он придет?
Все тянулся день. Еле-еле ползли расплющенные минуты, оставляя
холодный след на душе. И все-таки они уползли, зарозовел морозный узор на
оконце, и на крыльце, наконец, затоптались шаги.
Ирсал без стука ввалился в дверь и встал на пороге.
Глянул на меня, На Синар, на застывшую у печки Суил, ухмыльнулся:
- Что, никак семьей обзавелся?
- А это еще кто? - уперев руки в бока, грозно спросила Синар.
- Как же, родня. Твоего брата жены племянник.
- А хоть и родня! Аль тебя, малый, мать-отец не учили, что, коль в
дом вошел, так хозяев надо приветить?
Я глянул на Ирсала и стиснул зубы. Длинная физиономия вытянулась
вдвое, челюсть отвисла, а глаза полезли на лоб.
- Да что это с ним, сынок? - спросила старуха. - Аль блажной?
- С ним бывает, матушка, - еле выдавил я. - В-воды человеку дайте!
Ирсал дико глянул на ковшик, взял в дрожащие руки, отпил, стуча
зубами о край.
- Садись, Ирсал. А матушка права - старших уважать надо.
Он безропотно сел.
- Ты б, матушка, показала гостье, где мы воду берем. Не гневайся, у
нас мужской разговор.
- И то правда, сынок, - с облегчением засуетилась она. - Давай,
девка, бери ведра.
Я услыхал, как в сенях она сказала Суил:
- Я их, таких-то, до смерти боюсь! - и это было все. Я хохотал
взахлеб, до слез, до удушья. Ирсал долго тупо глядел на меня и сипло
спросил, наконец:
- Ты чего, колдун?
- А что, и тебя полечить?
Он дернулся от меня, и я улегся на стол.
- Ну чего ржешь? - спросил он жалобно. - Только скажи!
- О-ох! Да нет, Ирсал, не трусь. Не колдун. Кое-что умею, это так.
Давай, выпей еще водички и будем о деле говорить.
- Чего тебе надо?
- Беда у нас, Ирсал. Взяли нашего связного, и он многих выдал.
- То ваша беда, не наша.
- Как сказать. Вот ты на гостью мою косишься, а она пришла меня
стеречь.
- А мне... - начал и осекся: - И нашла тебя?
- Как видишь. Много ваших обо мне знают?
- Так возьми да спроси, кто надоумил! А то, гляди, сам возьмусь!
- Не спеши, Ирсал! Сперва подумай: стоит ли меня врагом иметь?
Он не то, что побледнел - позеленел от страха и все-таки пробормотал,
что нечего, мол, его пугать, не таких видел.
- Врешь! Таких, как я, ты не видел. Негде тебе было таких видеть. Да
не трясись ты, я с тобой еще ничего не сделал!
Он провел по лицу ладонью, хрипло выругался и устало сказал:
- Чего взбеленился? Не трону я ее, раз не велишь. У нас поищу. Не
найдут тебя.
- А я что, за себя боюсь? Не так все просто.
Он усмехнулся.
- А чего тут хитрого? Ты Хозяину служишь, а у нас своя забота.
- А тебе чем тебе Охотник не подходит?
Он невольно оглянулся, услыхав запретное имя, но ответил бесстрашно и
сурово:
- Сам из богатых и для богатых старается. У него все хозяева друзья -
приятели. И так черному люду нет житья, а он еще пуще зажмет.
- Резонно. Тогда такой вопрос: ты понимаешь, что делается в Квайре?
Он недоуменно пожал плечами.
- Да, сейчас за власть дерутся двое: Охотник и кор Тисулар. Что
будет, если победит Охотник, тебе ясно. А если победит Тисулар?
Опять он пожал плечами.
- Кор Тисулар - кеватский ставленник, кукла в руках Тибайена. Сам он,
может, не верит, что будет царствовать... знаешь, мало надежды. Тибайен
слишком стар, чтобы что-то откладывать - он ведь уже двадцать лет точит
зубы на Квайр. Считай: как победит Тисулар, Квайру конец.
- А мы, почитай, и так под Кеватом живем. Хуже не будет!
- Да? А ты знаешь, как живут те ремесленники, что ушли в Кеват? Так
вот, их по кеватским вельможам расписали, рабы они теперь.
- А ты не врешь?
- Нет. Кое-что сумел убежать. Бессемейные.
- А, чтоб тебе!
- Смотри, Ирсал. Я сам с Охотником не во всем согласен, но он -
единственный, кто может спасти Квайр. Пока страна в опасности, я с ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36