Жаль, что надо в нее играть.
- Ну что, Асаг, - говорю я, - как тут у нас дела?
Ничего тут у нас дела. Сухонькая рука Асага крепко зажала их.
Работают мастерские и торгуют купцы, партия оружия пришла из Лагара,
построена конюшня на двести коней, которых мы закупаем в Тардане. Есть
договор со здешним локихом, чтобы нам рубить камень у порога Инхе, даст
бог, с той весны начнет готовить камень для храма.
Слушаю и отдыхаю душой. И думаю: так не бывает. Не может быть, чтобы
все хорошо...
- Есть и худое, - говорит Асаг. - Здешние попы вовсе взбеленились.
Поливают почем зря. Мы, мол и бунтовщики, мы и еретики, мы и колдуны, и
кто только мы ни есть. А с этой баней - будь она проклята! - и вовсе беда.
И позор, и разврат, и...
- Асаг, - говорю я ему, - сам видишь, как мы тесно живем. Только мора
нам не хватает!
- Мор от бога.
- Это жизнь от бога, а мор от грязи.
- Ага! Знакомая песенка! То-то Ларг разливается: мол, в грязную
посуду молока не нальешь, откуда, мол, быть чистой душе в грязном теле?
Приспичило тебе собак дразнить?
Молчу, потому что он прав. Но и я тоже прав. Нам в этой скученности
только эпидемий не хватало!
- Ну, я обратный пал. Мол, это кеватские попы злобствуют, что ты
кеватцев бьешь. А еще: это они нового, квайрского, храма устрашились, что
им доходу убудет. Ну, сам знаешь. Кто верит, а кто нет. Еще наплачешься.
- Не шипи, - сказал Сибл. - Сам в баню ходишь.
Усмехнулся.
- А куда ж против него попрешь, против святоши нашего? Допек, как
уголь за пазухой!
- Асаг, - говорю я ему, - к зиме нужно будет жилье еще человек 300. И
не теряй времени, всех выводи из Квайра. Останутся люди Зелора... ну и
связь.
- Вон как? - говорит он, и в глазах у него вопрос, но я пока не
отвечу. Пока еще можно не отвечать. И теперь говорит Сибл. Я знаю все, что
он может сказать, но слушаю как впервые. Невозможно в это поверить. Это
сказки. Так не бывает.
- Один сундучок прихватили, - сообщает с усмешкой Сибл. - Маловато,
конечно, за нашу кровь, ну да мы не жадные. И с этим пупки понадрывали,
пока доперли.
- Сколько?
- До черт. Ларг считал-считал, да сбился. Кассалов сорок.
Неплохо на первые расходы!
Мы говорим, а Асаг глядит на меня. И пока рассказывал Сибл, он тоже
глядел на меня, и я никак не пойму, что у него в глазах.
- Ага, - говорит Сибл, - пялься! Каков наш тихоня, а? Не прогадали-то
мы с Великим, а Асаг?
- Эдак и я поверю, что ты - святой!
Я смеюсь, потому что смешно. Смеюсь - и презираю себя, ведь и в смехе
есть капля расчета. Думайте, что хотите, но верьте мне, потому что главное
начинается только теперь, потому что без вашей веры я пропаду...

А теперь у меня Ланс. Я велел получше устроить моих горцев, и Малый
Квайр носит их на руках. Слухи о наших подвигах в Приграничье, наверное,
уже добрались и до Большого.
- Я виноват перед вами, алсах, - говорю я Лансу, - и вы вправе меня
упрекнуть. Я должен был предоставить свой дом...
- Мне все объяснили, биил Бэрсар, - говорит он спокойно, - нам не на
что жаловаться. Ваши люди очень заботливы.
А в глазах настороженность: к чему эта перемена?
- Мы остались живы, алсах... - и он улыбается с облегчением.
- Вы об этом? Забудьте мою глупость, биил Бэрсар! Вы были правы -
мальчишек надо пороть!
Вот теперь я вижу, что и в нем сидит Приграничье: все так же честен и
прям его взгляд, но ясности в нем уже нет. Первая горечь нерадостных побед
над собой.
- Мне все еще снится Приграничье, - говорю я ему, - и те, что
остались там. Наверное, это было нечестно - звать вас туда.
- Иногда я вас ненавидел, - спокойно ответил Ланс, - а другой раз
любил без памяти. И все смотрел: что же вы такое? Война - мое ремесло,
биил Бэрсар, как четырнадцати лет батюшка меня на службу благословил, с
той поры ему и учусь.
- У вас замечательный учитель.
- Да, биил Бэрсар. Того и было мне столь тяжко, что я знаю войну. А
когда из черного леса армиями ворочают да царствами играют... Теперь мне
ведомо, за что вас колдуном прозвали, - и вдруг ясная мальчишеская улыбка:
- сам так думал, бывало! А теперь уразумел: и это ремесло.
- Наука невозможного.
- Да! И я тоже хочу уметь! Не того, чтоб царствами ворочать, а того,
что и в моем, военном, ремесле вы лучше меня сумели. Я бы за десять дней
весь отряд без толку положил!
- Это горькая наука, Ланс. Даже ради самой благой цели не очень
приятно играть царствами и постыдно играть людьми. Каждый день насилуешь
совесть, мараешь душу, и нет радости даже в победе - уж очень непомерна
цена.
- Я видел, - ответил он просто. - Знаете, биил Бэрсар, я испугался
после того боя. Все мы смертны, но когда я подумал, что вас могли убить...
И я подумал: ладно, на этот раз вы сами все сделали. А если такое опять
начнется через десять лет? Ведь вы же немолоды, биил Бэрсар, в отцы мне
годитесь. Сумеете ли вы через десять лет сесть на коня и вынести этот
труд? А если не вы - то кто сможет это сделать?
- Мой мальчик, - сказал я ему, - нельзя этому учить. Наука
невозможного должна умереть вместе с Огилом и со мной. Но есть другая
наука, и она важней. Она может сделать так, чтобы это не повторилось ни
через десять, ни через сотню лет.
- Какая?
- Наука равновесия. Вы правы, Ланс: война - ремесло, полководец
подобен лекарю, который взрезает нарыв. Но умелый лекарь может вылечить и
без ножа, главное, вовремя заметить болезнь и вовремя дать лекарство.
- Вот с лекарем меня еще не ровняли! И ваша наука...
- Трактат о лечении стран. Смотрите, - сказал я ему, - вот карта, и
на ней нарисован наш материк. Огромный Кеват, не очень большой Квайр,
Лагар еще меньше, а Тардан - совсем пустячок. Бассот мы пока не будем
считать. Что будет, если мы сбросим с карты хотя бы одну страну? Ну, хотя
бы Тардан, раз он так мал.
Лагар останется хозяином побережья, единственным владельцем заморских
путей. Он устанавливает цены и, конечно же, богатеет, но только на пользу
ли это ему? Вот Квайр - производитель товаров, а вот Кеват - производитель
сырья. Не усмехайтесь, Ланс, мы все благородные люди, а торговля - низкое
ремесло, но она то кровь, что питает страны. Квайр не обеспечивает себя
хлебом и шерстью, Лагар может себя прокормить, но одет он в квайрские
сукна, и рубится саблями квайрской стали, а Кеват нуждается во всем, что
производит Квайр и Лагар, да еще в товарах, привезенных из-за моря. Так
вот, если Лагар снизит цены на наши товары и поднимет на то, чем торгует
сам, он нарушит теченье торговли и ударит по нашим ремеслам. Равновесие
нарушится.
- И война?
- Да. И в этой войне Квайр с Кеватом окажутся заодно.
- Из-за купчишек?
- Ну, Ланс! Вы рассуждаете, как гинур, который живет на доходы с
поместий. Сейчас только торговые пошлины наполняют казну, и ваше жалованье
идет из этой кубышки. Когда дела худы, государи не прочь их поправить за
счет соседа.
- Бывает, - ответил Ланс неохотно.
- А вот Кеват. Он может всех накормить, всех одеть и обеспечить
железом. Но с ремеслами там неважно, потому что крестьяне привязаны к
земле, а свободный ремесленник, как и всякий простолюдин, совершенно
бесправен. У Кевата нет выхода к морю, и приходится дешево продавать сырье
и втридорога покупать товары. И, конечно, ему стоит подмять под себя и
Квайр, и Лагар, и Тардан, чтобы разом заполучить все, что надо. Что бы
могло ему помешать?
- Квайр?
- Да, сильный Квайр, связанный союзными договорами с Лагаром и
Тарданом.
- А сам Квайр?
- А самому Квайру нужен под боком Кеват, чтобы он не стал слишком
сильным и не нарушил равновесия сам. Простите мне долгое поучение - но это
единственное, что я могу предложить. Наука равновесия не исключает войны -
возможны несогласия, которые нельзя разрешить иначе. Главное, чтобы все
вернулось в свои берега, чтобы все эти страны остались на карте, и ни одна
не могла оказаться сильнее всех прочих.
- Чудная наука, - сказал Ланс. - Уж больно все просто! - Вам
понравилось то, что мы в Приграничье? Вы сумеете это забыть?
- Не знаю, - ответил он хмуро. - Нет, наверное.
- Если мы не научимся блюсти равновесие, лет через пятнадцать это
случится опять. Нас с Огилом уже не будет в живых и наука невозможного
умрет вместе с нами. Кто тогда остановит Кеват? Лучше подпереть оседающий
дом, чем погибнуть, когда повалятся стены. Мы в самом начале равновесия,
Ланс. Надо успеть его достроить.
- Может, вы и правы, биил Бэрсар... Ладно, - сказал он. - Буду
учиться!

Послезавтра мы выезжаем в Лагар.
Завтрашний день забит до минуты, а сегодня я раздаю долги. Устроил
прощальный пир для лагарцев и каждому что-нибудь подарил. Не плата за то,
что они совершили - за это нельзя заплатить - просто подарки на память.
Маленькие вещички немалой цены, кто захочет, тот выкупится со службы, и
кое-кто возвратится ко мне.
А теперь я хочу заглянуть к Эслану. Совсем короткий визит, на
несколько слов.
Так я ему сказал после долгий приветствий.
- Я счастлив вас видеть, царственный кор, но я очень спешу и вынужден
лишить себя радости долгой беседы. Через месяц, когда я вернусь...
- Вы опять нас покидаете?
- Да, царственный кор, послезавтра.
- И то, что вы хотели бы мне сказать...
- Всего лишь совет. Осмелюсь вам посоветовать, царственный кор, начат
с акихом переговоры о выкупе ваших поместий. Я думаю, вам не надо уж очень
стоят за ценой.
- Вот как? А местом жительства вы мне советуете избрать Балг?
- В Касе вы под моей защитой, царственный кор.
- Весьма вам благодарен, - ответил он надменно. И вдруг накрыл мою
руку своей рукой, заглянул в глаза и сказал с неподдельной печалью:
- Неужели это так скоро? Жаль.

Опять мы с Эргисом в Лагаре, но нет с нами Дарна и нет Эгона. И
только Двар остался из тех, что вышли со мною из первого Приграничья.
Последний из шестерых.
Невнятная слава опередила меня; все знают, что я герой, хотя и окутан
тайной. Меня приглашают наперебой; в одном из домов мы встречаемся с гоном
Эрафом и еле киваем друг другу. Довольно забавно для тех, кто видел нас в
прошлом году, но я не хотел бы навлечь на Эрафа опалу.
Тубара опять нет в столице - старик непоседлив, но Ланс уже мчится к
нему, и я не спеша ожидаю его возвращения.
Зачем мне спешить? Дел торговых мне на неделю, а не торговых... Раз
лесную границу можно закрыть на замок, меняем систему связи. Будем
прокладывать связь через Лагар.
Мой товар интересен и для квайрских купцов, а для Эргиса весьма
интересны их слуги. Зелор нам дал кое-какую наводку, и мы потихоньку
готовим надежный канал. Все на совесть: постоянный, резервный, цепочка из
маяков, быстроходный посыльный корабль.
Я не на шутку готовлюсь к блокаде Каса. Баруфу, конечно, это совсем
ни к чему, но если с ним что-то случится... И боль - сильнее, чем в
полузажившей ране. И стыд: как я посмел смириться? Почему я не делаю все,
чтобы его спасти?
Я делаю все, чтобы его спасти, но что-то теперь мы с Баруфом не
понимаем друг друга. Он словно, и правда, считает меня врагом и начисто
обрывает любую попытку контакта.
Наверное, он не хочет, чтобы его спасли.
Квайр, победитель Кевата, поднимается из-под развалин. Юг разорен, но
в Среднем Квайре созрели хлеба, и, кажется, голода этой зимой не будет.
Полным-полно моих квайрских знакомых в Лагаре, и у них не хватает ума
сторониться меня. На рынке и в гавани или в портовых харчевнях я случайно,
хотя неслучайно, приветствую их, и они снисходительно утоляют мое
любопытство, горькую жажду изгнанника, так смешно потерявшего Квайр.
Лагарцы знают, что я участвовал в этой войне - квайрцы нет. Лагар,
Тардан и Бассот понимает, _к_а_к_о_й_ была эта война - квайрцы нет. Словно
и не было в Квайре великой войны, съевшей десятки тысяч людей, разоренного
Юга, сожженного Биссала.
Петушиное чванство, упоение победы, но никто не способен представить,
во что она нам обошлась. Тоже ошибка? Нет. Баруф хочет выиграть время, и
поэтому беженцев не пускают в столицу, а людей из столицы не пускают на
Юг.
Квайрцы ликуют, торгуют, живут, как жили; опустевшие села готовы
снимать урожай, армия, получившая жалованье и награды, в полной готовности
перебиралась в Согор, и порою желание обмануться заставляет меня хоть на
миг, но поверить, что все хорошо.
Трудно - даже на миг. В Квайре нехорошо. Под напряженной пленкою
тишины то здесь, то там водоворотики возмущений. Пока локальные очажки, но
каждый чрева серьезным бунтом, и если чуть-чуть ослабнет власть... И чуть
заметное оживленье: вельможи ездят из замка в замок, и кто-то уже закупает
ружья; калар Назера гостит в Лагаре и пробует почву при дворе. И это все
означает: скоро.
Тубар объявился, и мы с Эргисом званы. Именно так: я и Эргис.
Приятно. Старик определяет Эргису новый статус: не просто Эргис, а биил
Эргис Сарталар, которого надлежит ублажать и бояться. Пока что они боятся
его ублажать.
Обед с приветственными речами, достаточно узкий круг - армейские
офицеры, и кое-кто из вельмож: нейтралы, но настроенные пробэрсаровски.
Хозяин был мил, а гости еще милей; немного растерянный Ланс опекал Эргиса,
я честно выдерживал образ, но вот, наконец, все кончилось, и мы с Тубаром
одни.
Одни в том самом покое, где были весной, и круглая рожа луны торчит
над окном, как прожектор.
- Вот мы и свиделись, - говорит мне Тубар, будто и не было этого
длинного дня, пышных речей и томительных разговоров.
- Да. Мне опять повезло.
Кивает, он но не глядит на меня. Разглядывает парчовую скатерть,
обводит пальцем узор.
- Поздравить бы мне тебя, - наконец говорит он, - а душа не лежит.
Великие дела ты совершил и великие труды принял... а не лежит. Тяжко мне с
тобой говорит.
- Опять я провинился?
Он угрюмо покачал головой.
- Как добрался до меня Ланс, я всю ночь из него душу вытряхивал. Уж
больно чудно: в Приграничье целое войско вошло, а оттуда едва половина, да
и ту будто черти грызли. А Крир из того же места - да нещипанный. Прям
колдовство.
- Ну и что?
- Не по-людски это, - сказал он угрюмо. - Я солдат и по врагам не
плачу, но чтоб так...
- Не пойму я вас что-то, биил Тубар! Вам жаль кеватцев?
- Мне себя жаль, что до такого дожил. И я, парень, грешен. И пленных
вешал, и города на грабеж давал. Коль счесть, то и на мне не меньше душ,
чем ты в тех лесах положил. Молчи! - приказал он. - Я все знаю, что
скажешь. Мол, нельзя было по-другому. А так можно? Сколько тыщ в землю
положить... не воевал, не отгонял... просто убивали, ровно сапоги тачали
иль оружие чинили. Да люди ль вы с Огилом после того?
- А кто? Кто? - закричал я. - Будьте вы прокляты! - закричало во мне
Приграничье. - Сначала заставили растоптать свою душу, а теперь говорите,
что я жесток. Да, я жесток! А вы? Вы-то где были, прославленные
полководцы? Почему вы сами это не сделали - по-людски?
- Тише, парень, - грустный сказал Тубар. - Разве ты жесток? Видывал я
жестоких, ягненочек ты против них. Жестокость - это понятно. А тут...
Чужие вы с Огилом. Не люди вы. Не могут люди так... убивать, как поле
пахать... без злобы.
Так тихо и грустно он говорил, что мне расхотелось кричать. Я просто
молча глядел на него и слушал, что он говорит.
- Не дозволяю я этого, парень. Покуда жив - не дозволю. Если эдакое в
мир пустить... и так-то зла хватает... Ну, что скажешь?
- Думаете, что я не того же хочу? Да, я чужой. Да, я воевал так, как
воюют у нас. Но воевал-то я за то, чтобы не стали такими, как мы! Возьмите
это на себя, доблестный тавел! Сами защищайте свой мир!
- Да, - сказал он почти беззвучно. - Знаю, чего ты хотел. Все будет.
И поздравительное посольство в Квайр... и союзный договор подпишем...
Крир-то в Согоре... есть чем убедить.
- Как цветы на могилу? Значит, мы больше не увидимся, биил Тубар?
- На людях разве. Ты уж прости меня, Тилар. Старый я. Кого любил -
считай, все умерли. Оставь мне того молодца, что мне в лесу глянулся, а в
деле полюбился.
- Спасибо, биил Тубар, - ответил я грустно. - Прощайте.
- Постой, Тилар. Те парни, что с тобой были... забирай их себе. Не
надо мне твоей заразы в войске!
- Спасибо, биил Тубар. При случае отдарюсь.
- Иди! Нет, постой! - он вылез из-за стола, подошел - и обнял меня.
Я заново покорю Кас. Прошло то время, когда приходилось кланяться и
просить. Мне нужен послушный Кас и послушный правитель - и никакой возни
за нашей спиной!
Маленький праздник: приемная дочь Эргиса выходит за одного из лесных
вождей. У нас в гостях половина леса;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36