- Нет, Баруф, - ответил я грустно, - только наблюдаю.
- А то?
- Я бы убрал от тебя Равата.
- Чем он тебе мешает?
- Мне?
- Да, тебе.
- Тем, что всех от тебя оттеснил. Ты остался почти один, Баруф. Тебе
это нравится?
- Нет. Но это неизбежно.
- А то, что он делает за твоей спиной?
- А ты уверен, что за спиной?
- Тем хуже. Эти подонки, которых он подобрал...
- Я сам вышел из грязи, Тилам, и грязи не боюсь. У меня нет причин не
верить Равату. Он достаточно предан мне.
- Преданность честолюбца? Боюсь, это товар скоропортящийся!
- Может быть, - сказал он устало, - но, кроме Равата, у меня нет
никого. А он - неплохая заготовка для правителя.
- Тень святого Баада тебя не пугает?
Он ответил не сразу. Заглянул в себя, взвесил, просчитал - и покачал
головой:
- Мне не из чего выбирать. Если бы я мог надеяться, что проживу еще
хотя бы пять лет. Если бы я мог рассчитывать, что ты переживешь меня.
Слишком много "если", Тилам. Остается только Рават. Святой Баад или аких
Таласар, но он сделает то, что я наметил, и удержит Квайр.
- А народ?
- Ты опоздал с этим вопросом. Мы уже повернули колесо.
Да, мы уже повернули колесо, и народ будет драться до конца. Они
осознали себя народом. Речь идет не о политическом, а о физическом
существовании, и мне больше нечего сказать...
- Хорошо. Последний вопрос. Что хуже: Садан или Араз?
Он вздрогнул, как от удара, но ответил спокойно:
- Араз. - Значит, Садану есть к чему стремиться?
Он пожал плечами.
- Я сделаю для Садана все, что можно, но не больше.
- Значит, ничего.
- Скорей всего, так.
- Тогда до завтра, - я повернулся, чтобы уйти, но он окликнул меня:
- Тилам!
- Что?
- Пожалуйста, будь осторожней! Если я останусь один - как-то смиренно
он это сказал; горькая нежность была в его взгляде и потерявшем твердость
лице. И та же самая горькая нежность взяла мое сердце в жесткие лапы и
сжала горло шершавой тоской. И стало неважно, кто из нас прав, важно лишь
то, что пока мы вместе...
- Не беспокойся, - ответил я мягко, - у меня еще без малого год.

Мы с Суил обманули охрану и сбежали за город вдвоем. Дальше, все
дальше вдоль реки, и уже только наши следы бегут по сырой земле.
А река разлилась. Злобно ворча, она тащит ветки, подмытые где-то
деревья и всякий весенний хлам. Она забросала весь берег дрянью и
заплевала желтой пеной, злясь на наше неуместное счастье.
А небо синее до испуга, пушистые шарики на ветвях, и глаза у Суил
совсем голубые.
- Ты меня правда любишь?
Смеется и обнимает за шею.
- Не верю! Я старый и противный.
- Ты красивый, - говорит она серьезно. - А я?
- Как солнце!
- Ой, грех!
- Нет, лучше солнца. Оно ведь ночью не греет?
- Ой, бесстыдник! - а сама прижалась ко мне.
Речной прохладой пахнут ее волосы, так нежны и пугливы губы, и мира
нет - есть только мы и счастье, тревожное, украденное счастье, и жизнь,
готовая его отнять.

Что-то Асаг не торопился со встречей, и это уже слегка пугало меня.
Или весть не дошла, или он мне не верит. Не хотелось бы мне самому искать
связь, когда приставленная Баруфом охрана день и ночь караулит меня.
Конечно, я пробовал избавиться от этой чести. Спорил и ругался, пока не
охрип, а когда поневоле умолк, Баруф сне сказал непреклонно:
- Ты слишком нужен Квайру, Тилам. Будь у Братства кто-то в залоге, я
бы не стал тебя опекать. А так - сам понимаешь.
И мне пришлось замолчать, чтобы не навести на мысль о залоге.
Я должен был кое-что сказать Асагу перед тем, как покинуть Квайр -
может быть, навсегда. Но день отъезда все приближался, а никто не искал
меня, и я стал подумывать, что и как я смогу рассказать Эргису.
Я совсем уже было решился - и тут увидел его. Я его сразу узнал.
Невзрачный, тощенький человек, такой безобидный, пока его не увидишь в
деле. Брат Совета Эгон, один из самых опасных в Братстве.
Он просто шел по улице - кинул быстрый прицельный взгляд, проверяя,
заметил ли я его, угадал ли, в чем дело - и брел себе не спеша,
равнодушный ко мне и ко всем на свете.
Мы ехали следом, я придержал коня, чтобы не обогнать его. А он все
шел и шел, свернул в переулок, дождался, пока мы окажемся рядом, поглядел
на солнце, покачал головой и трижды стукнул в неприметную дверь. Я молча
проехал дальше, а вечером, еле избавившись от охраны, как мальчишка
помчался туда, где должен был ждать Асаг.
Асаг был верен себе: ни улыбки, ни привета, кивнул равнодушно и
спросил:
- Чисто смылся?
- Проверь, - ответил я тем же тоном.
- Говоришь, большой стал человек?
- А я и был не маленький.
- Что да, то да - длинный вырос! - Асаг, наконец, улыбнулся, и я
понял, что все в порядке. Просто он тоже устал.
- Ну и как оно там, наверху?
- Тяжело, - ответил я честно.
- А назад не тянет?
- Тянет.
- Смотри, я тебя не тороплю, но раз уж так...
- Пока не могу, Асаг. Квайр в опасности. Того, что я смогу, никто
другой не сделает.
- А ты не в грош себя ценишь! Ладно, не кривись! Мне тебя не
покупать, и на твоей цене сойдемся. Звал-то зачем?
- Предупредить. Спрячьтесь. Заройтесь в землю. Оборвите все нити к
Ирсалу.
- Затеяли что?
- Пока нет, но если вы покажете силу... Кеватские войска на границе.
Скоро начнется...
- Война?
- Да. Этим летом все решится. Если Огил сочтет, что вы опасны,
Братству не уцелеть.
- Многие нас истребить ладились, - сказал Асаг с усмешкой, - да их уж
позабыли, а Братство стоит.
- Огил сможет. Такого врага у вас еще не было.
- А мы ведь его сами на шею взгромоздили. Так?
- Так. И правильно сделали, Асаг. Только Огил может спасти Квайр. Он
его спасет...
- Но?
- Подожди с этим, ладно? Квайр еще не спасен.
- Погодим. Где ж это ты был до сей поры?
- В Лагар ездил мир заключать.
Он кивнул, будто сам это знал.
- А теперь куда?
- Сейчас в Бассот, потом в армию - к Криру.
- Ты и с ним запросто?
- А я со всеми запросто, даже с тобой.
- А я ведь тебе добрую весть припас. По моему слову взяли тебя в
Совет. Оно, конечно, дома у тебя нет, да ты один за всех спляшешь.
Надо было благодарить - я благодарил, наверное, без восторга. Просто
сейчас это было совсем неважно. Может, потом...
- Слышь, Тилар, а ты как: веришь, что победим?
- Почти. Сил у нас маловато, но ведь и в Кевате неспокойно. Думаю,
сумеем перессорить кеватских вельмож. А нет - устроим бунт-другой.
- И опять ты?
- Я тоже.
- Страшные вы люди, - тихо сказал Асаг. - Что он, что ты... Ни в
добром, ни в злом не остановитесь. Только оно, видать, так и надо: всегда
до конца. А как стал - так пропал.
- Ты о чем?
- Сам не знаю. Вот гляжу на вас и думаю: вторая сотня лет, как
Братство стоит, а что переменилось? Деды в обиде прожили, отцы в землю
ушли, а нынче и мы свой век в беде доживаем. И ни конца тому, ни краю.
Ладно, иди. Сам-то меня не ищи, найду, коль будешь надобен. И за мать не
тревожься. Покуда я жив... не тревожься.
Домой я добрался без приключений, зато у дверей столкнулся с Баруфом:
они с Дибаром как раз показались из-за угла. Дибар ухмыльнулся, а Баруф
спросил равнодушно:
- Гулял?
- Вот именно.
- Очень полезно. Зайди ко мне на минутку.
В своей спальне - единственной комнате, куда не проникала роскошь -
Баруф отпустил Дибара и одетый прилег на постель.
- Подвинься, - сказал я и устроился рядом.
- Тилам, - начал он, - когда ты поймешь, что твоя жизнь - достояние
Квайра? Глупый риск...
- Отстань! Может, я как раз о своей жизни и позаботился.
- Значит, с прогулками кончено?
- Они тебе мешают?
- Мешают, - сказал он спокойно. - Если о них узнают...
- Рават?
- Я не уверен, что смогу это замять. Вот и все.
- Спасибо!
- Послезавтра уже сможешь выехать. Все готово.
- Спешишь убрать меня из Квайра?
Баруф ничего не ответил. Он просто повернулся и поглядел мне в глаза.
Печаль и нежность были в его взгляде, какая-то необидная дружеская зависть
- и у меня опять встал в горле комок. Я был готов сказать... сам не знаю
что, какую-то глупость, но он уже отвернулся.
- Ты что, спать здесь собрался?
- Почему бы и нет?
- Ну да! Мне только выволочки от Суил не хватало!
- Тогда вещего вам сна, сиятельный аких.
- Ладно, иди знаешь куда!
- Рад выполнить ваше поручение, господин мой!

Вот уже два месяца я не слезаю с седла. Где-то на постоялом дворе
остался измученный Блир, и пегий Иг, хрипя, упал на одной из лесных дорог.
Я давно не жалею ни коней, ни людей: бросаю загнанных лошадей, меняю
измученную охрану, и только Эргис неразлучен со мной. Из Каса я мчусь в
ставку Крира, от Крира - в лесные вертепы олоров, оттуда - тайком перейдя
границу, в укромное место, где ждет меня кое-кто из кеватских вельмож.
Я угрожаю и льщу, уговариваю и подкупаю, я устраиваю заговоры и
разрешаю старые склоки, я шлю к Баруфу гонца за гонцом, требуя денег,
оружия, охранных грамот и - слава богу, это Баруф! - вовремя получаю все.
Я ем что попало и сплю в седле, забыл о матери, забыл о Суил, я помню
только одно - надо успеть! Успеть, пока война не выплеснулась в страну,
покуда Крир с Угаларом, как собаки медведя, еще держат возле границы
стотысячное кеватское войско, пока наши враги еще не сговорились и не
стиснули нас в стальное кольцо.
И вот уже из Приграничья вывезли все, что возможно. Ушли все женщины,
старики и дети, а мужчины вооружились и готовы к партизанской войне. Вот
уже подкупленные мною олоры двинулись на перехват кеватским обозам. Вот
уже Тубар прошел огненной тучей прошел по Тардану, а Господин Лагара
отказался напасть на Квайр.
Но силы нельзя соизмерит, и Крир отводит измотанное войско. Они
уходят, разрушая дороги и оставляя за собою ловушки. Мы остаемся одни.
- Мы - это я, Эргис и сорок биралов, лично отобранных Угаларом. Все
храбрецы, отчаянные рубаки - но их всего сорок, а между нами и кеватцами
только лес.
И снова мы мечемся в кольце знакомых дорог, но теперь вокруг нас
враги, и каждый наш шаг - это бой. Все меньше и меньше становится мой
отряд; падают под пулями люди, валятся истощенные кони, у Эргиса рука на
перевязи, и ночами он стонет и скрипит зубами от боли. Подо мною убили
двух коней, панцирь расколот в схватке и пули издырявили плащ, почему-то
щадя мое тело.
Но в кеватском войске голод - ведь обозы достаются олорам. Кеватский
главнокомандующий шлет в Кайал гонца за гонцом, но нам известны все тропы
и мы неплохо стреляем.
Мертвечиной пропахли леса: обнаглевшие урлы стаями рыщут вокруг, не
дай бог даже днем в одиночку попасться такой стае. Спасаясь от это
напасти, местные жгут леса; в пламени гибнут и звери и люди, мы сами не
раз с трудом вырывались из огненного кольца.
Но и в южном Кевате горят хлеба, засуха бродит по Истарской равнине,
и вместе с олорами в Кеват ушли мои люди. Это надежные парни; они ловки и
бесстрашны, ничей взгляд и ничье ухо не признают в них чужаков. Скоро в
Кевате должно кое-что завариться...
Но нас уже обложили со всех сторон, и нет нам ни отдыха, ни
передышки. Кончились пули, мы закопали в лесу бесполезные ружья и тайными
тропами выходим к своим. Только восемь нас осталось, восемь ходячих
скелетов, черных от голода и засыпающих на ходу.
Главный теперь Эргис. Это он запутывает следы, находит какую-то пищу
и отгоняет зверей. В полузабытьи я тащусь за ним, и голод уже не терзает
меня. Скоро я упаду, силы кончаются... кончились, земля закружилась,
плывет, прижалась к щеке - и больше уже ничего...

А потом я открыл глаза. Сероватое, светлое, просвечивающее плавало
надо мной. Я не знал, зачем оно здесь. Я чуть не заплакал, до того это
было обидно. Я устал от обиды, закрыл глаза - и стало лучше. Тихо, темно,
никак было вокруг, и из этого медленного всплыло и встало на место
ощущение моего "я". Я складывал себя из осколков, как когда-то разрезанные
картинки; это было очень занятно.
- Ну как? - спросил слишком громкий голос.
- Да так же, славный дос.
- А тот где... поп?
- Службу правит, славный дос. Кликнуть велел, как отходить станут.
Слова протекли мимо меня, в них не было смысла, но голоса мне мешали,
я не хотел голосов. Мне была нужна тишина и что-то еще, я знал, что, но
это уже очень нужно; я огромным усилием выдернул из памяти слово, которое
почему-то должно помочь.
- Эргис.
- Бредит, что ли?
- Вроде не походит, славный дос.
- Эргис! - повторил я капризно.
- Кто такой? - Оруженосец ихний.
- Живой?
- Живехонек, славный дос.
- Чего стал, дубина! Живо зови!
Я понял, что все хорошо, и открыл глаза. Знакомое лицо наклонилось ко
мне, смуглое, с маленькой курчавой бородкой, с диковатыми черными глазами.
И опять надо было достать из памяти слово, я даже застонал, так это
трудно, но черное покрывало разорвалось, и слово выскользнуло наверх.
- Дос Угалар, - шепнул я еле слышно, и он ответил залпом радостных
ругательств. Облегчил душу и спросил:
- Как вы себя чувствуете, биил Бэрсар?
- Пить.
Угалар заботливо, но неуклюже приподнял мне голову и сунул в губы
чашу. Я отхлебнул и задохнулся. Крепчайший лот, он все мне опалил и
затуманил голову. Потом туман рассеялся, и я все сразу вспомнил.
- Где кеватцы?
- Ха! Нашли о чем тревожиться! Гоним сволочей! Пока до Тиса дошли -
уже лошадей сожрали. А дальше того хуже - знаете, небось, сами
постарались. В спину приходится толкать, а то до границы, глядишь, не
доползут!
- А дос Крир?
- Тс-с, - сказал он, и приложил палец к губам.
Я улыбнулся.
- Калар Эсфа...
- Толкает. А я в заслоне сижу. - Он снисходительно улыбнулся тому,
что даже с ним, с единственным другом, Крир не хочет делиться славой.
- Живы?
- Кто?
- Мои люди... все?
- Будь я проклят! Это вы о ком? Ко мне шесть дохляков приползли,
третью неделю отжираются!
- Значит, я...
- Да, биил Бэрсар. Мы уже вас вовсе похоронили. Попа в караул
поставили, чтобы вас без обряда на небеса не отпустить.
- А Эргис?
- Да вон он, легок на помине. Эй ты, живо сюда!
- Благородный гинур звал меня?
Я нахмурился, соображая, вспомнил и это, и кивнул. Эргис стоял в
ногах постели, чтобы я мог видеть его, не шевеля головой. Радостно было
его худое лицо, и глаза как-то странно блестели.
- Тут... будь, - шепнул я, чувствуя, что опять ухожу. Еще мгновение
поборолся - и соскользнул в никуда.
...А потом была ночь, и желтый огонек осторожно лизал темноту. Эргис
спал за столом, положив голову на руки; вторая, завязанная грязной
тряпкой, лежала у него на коленях. Жалко было будить, но я не знал,
сколько теперь продержусь.
Эргис вскочил, будто не спал, улыбнулся.
- Есть будешь?
- Давай.
Приподнял повыше, сел рядом и стал кормить с ложки молоком с
размоченным хлебом. Накормил, обтер лицо, как ребенку, уложил опять.
- Спи.
- Некогда. Рассказывай.
Поглядел неодобрительно, покачал головой.
- Чего тебе неймется? Слышал же: уходят.
- Почему?
- Известно почему! Раздор пошел. Второй-то промеж них воевода - сагар
Абилор - своей волей попер на Исог. Тридцать тыщ с ним было. Дошел до
завалов под Исогом, а Крир тут как тут. Кеватцы в завал уперлись, в кольцо
зажал, да с заду и ударил. Абилор-то сразу смекнул, кинул войско и смылся
с одной охраной, а прочих всех... Ну, сам знаешь, Крир пленных не берет.
- В Кевате?
- Порядок. Тирг с Гилором воротились, а Салара еще нет. Добрую,
говорят, кашу заварили, год Тибайену не расхлебать.
- В Квайре?
- А я почем знаю? Тихо.
Я закрыл глаза, отдохнул немного.
- Эргис... пора в Квайр.
- Да ты в уме? Две недели без памяти валялся... ты ж на первой лаге
помрешь!
- Не умру. Мне надо в Квайр. Дня три... и в путь.
Прикажешь к постели скакуна подать?
- Могу и носилках.
Угалар бранился, Эргис спорил, но дней через пять наш маленький
караван отправился в путь. Я тихо качался в полумраке крытых носилок,
засыпал, просыпался, пытался о чем-то думать - засыпал опять. Жизнь
возвращалась ко мне не спеша, крошечными шажками, и побывав за краем, я
радовался всему.
Радостно было сонное колыханье носилок, нечаянное тепло заглянувшего
в щелку луча, негромкое звяканье сбруи и запах - запах хвои, запах кожи,
запах конского пота. На привалах Эргис легко вынимал меня из носилок
укладывал где-то под деревом и знакомый забытый мир цветов и запахов,
тресков, шелестов, птичьего пенья тепло и заботливо принимал меня. Эргис
все еще кормил меня, как младенца: даже ложка была тяжела для моих
бесплотных рук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36