- Слышал и рад за вас.
- Великой мудростью акиха процветает наша торговля, как никогда. А
ткани в особой цене, давно их на рынке не было. Смешно сказать, биил
Бэрсар, все склады опустошил! Пришлось биилу Атасару срочный заказ давать.
Станет, конечно, недешево, и прибыль не та, да сейчас грех останавливаться
- как бы кредит не шатнуть!
- А вы не боитесь, что Атасар подведет? Похоже, у него с ткачами
нелады.
- Да, - сказал Таласар с досадой, - обнаглела чернь!
- Скоты! - процедил Рават, и злоба состарила красивое лицо. - Мало
им, что аких на последнее золото хлеб покупает и за гроши продает! Налоги
с них, почитай, сняли - ведь ни хлебного, ни печного не платят! - а этим
тварям все мало! Так обнаглели, что не таятся. Мол, не для того весною
кровь лили, чтоб опять в кабалу лезть. И когда б одни разговоры! Уж не то,
что квайрские ткачи - биссалские шелковщики от работы стали отлынивать.
Выжечь эту гниль, покуда всю страну не заразила!
- Не переусердствуй, смотри. Так и страну поджечь недолго... выжигая.
- Нет, Учитель, слава господу, болезнь на виду. Сыздавна в Квайре вся
зараза от безбожного Братства - одни разговоры?
- Есть, дорогой Учитель! Кончики отыскали и до сердца скоро дойдем.
Вот днями договор с Тарданом подпишем, можно и за свои дела браться. Все
готово!
- А аких знает об этом?
Рават поглядел удивленно.
- Да как бы я без воли его за такое дело взялся?
Боль и облегчение - словно прорвало нарыв. Все. Напрасно ты поспешил,
Баруф. Честное слово, я не хотел! Думал, что буду с тобой до конца. Ладно,
если ты сделал и этот выбор...
И я принялся за Равата. С ленивым, чуть насмешливым интересом я
требовал доказательств, что Братство существует, что это не сплетни и не
сказки предместий. Он лез вон из кожи, чтоб доказать, что он сражается не
со словами, не с бабьими пересудами, а с реальной силой. Он все мне
выложил, даже то, в чем был не уверен, даже свои догадки. Неглупые у него
были догадки.
Да мальчик, прав Баруф, а не я - ты годишься. Не просто мелкий
честолюбец - а личность. Ум и жестокость... тяжело мне будет с таким
врагом. Ничего, ты еще молод. Я продержусь на твоих ошибках. Я играл с
ним, и это было стыдно, ведь он еще верил мне и уважал меня. Пожалуй,
теперь и я его уважал. Он был мой враг, настоящий, смертельный - а таких
врагов положено уважать.
Что же ты наделал, Баруф? Да, я знаю, тебя заставили поспешить. За
все надо платить - но зачем так подло? Почему ты со мной не поговорил? Мы
бы вдвоем... господи, ты ведь знаешь, что мы можем вдвоем?
Концы у вас - это да, но у меня целых два дня. Я успею.
Я не ложился в эту ночь. Спокойно и деловито просмотрел бумаги и
уничтожил все, что не касалось наших с Баруфом занятий. Жальче всего было
расчеты. Снова и снова я просматривал их, нашел небольшую ошибку,
машинально исправил. А потом отправил в очаг, и мне показалось, что я
бросил в огонь всю свою жизнь - от рождения и до сегодняшней ночи. Но
искры погасли, осыпались в черном пепле, и я заставил себя улыбнуться.
Восстановлю, если буду жив. Память меня еще не подводила.
Вытащил деньги - о них не знала даже Суил. Чуть больше пяти кассалов
- огромная сумма для Квайра, но для меня - гроши. Многое надо было
сделать; я все успел, а ночь никак не кончалась... и боль не кончалась
тоже.
Рассвет настиг меня у Ирагских ворот. Все у меня готово: пропуска,
охранные грамоты, офицерские бляхи. Конечно, Баруф со временем все
поменяет, но пара месяцев полной свободы... Ирсал торчал у кузницы. Глядел
на небо и чесал волосатую грудь. Увидел меня, хмыкнул и взялся ладонью за
щеку.
- Отправляйся в Кас, - велел я ему. - Забирай семью. Мать тоже с
тобой поедет. Чтоб завтра вас в городе не было! Держи.
Он взял мешочек с деньгами, поглядел на него, на меня.
- Беда?
- Беда. Беги к Асагу. Скажешь: началось. Ночью увидимся, я провожать
приду.
- А если про тетку спросит?
- Скажешь, я остаюсь.
- Насовсем?
- Насовсем.
- Слава богу! - сказал Ирсал и обнял меня, шлепнув мешком по спине.
- Поспеши.
- Дай хоть оденусь, родич чертов!

Мать я застал за уборкой. Засучив рукава, низко нагнувшись, она
скоблила ножом давно отскобленный стол. Я глядел на ее худые, сутулые
плечи, на бессильную шею, и в горле стоял комок. Я так давно ее не видел.
Я так по ней стосковался. Я опять так долго не смогу увидеть ее. Вдруг она
оглянулась, и улыбка согрела ее лицо и оживила глаза.
- Равл! Да как же ты тихонечко взошел, я и не чуяла!
Но я молчал, и улыбка ее погасла.
- Равл, никак что стряслось? Что с тобой, детка?
- Матушка, - глухо сказал я. - Тебе надо уехать.
Она обвела испуганным взглядом дом - родные стены, где прошла ее
жизнь, где она любила и горевала, где родила и потеряла своих детей, -
единственное, что есть у нее на свете.
- Господи помилуй, Равл. Куда ж я из дому?
Я не ответил. Я молча глядел на нее, и мать вдруг шагнула ко мне,
провела по лицу рукою.
- Сыночек, детка моя ненаглядная, да что с тобой?
- Хочешь, чтоб я остался честным человеком? Чтобы не стыдиться за
меня?
Она кивнула.
- Уезжай. Если до тебя доберутся... я все сделаю... любую подлость.
Развяжи мне руки, матушка. Не дай, чтобы меня скрутили.
- О-ох, Равл!
- Ты не одна поедешь - Ирсал тоже увозит своих. И мать Суил там. И я
приеду... попозже.
- О-ох, Равл, - опять простонала она. - Сказывала ж я... Когда
ехать-то?
- Этой ночью.
- Нынче? - и мать вдруг рванула себя за волоса и заголосила, как по
покойнику.
Нелегкий был день, но я все успел. Даже увиделся - жаль, не с Асагом,
с другим Старшим Братом - Сиблом. И хотя он был Старший, а я только Брат
Совета, да еще не прошедший обряд, он молча выслушал распоряжения, и
спросил лишь, где и когда будет встреча.
- В лесу. Хонтову вырубку знаешь? В полдень, через два дня. Сам не
успею - кого-то пришлю. Все. Храни вас бог. Проследи сам, чтоб тех, кого я
назвал, завтра к утру в городе не было.
- Коль уж ты велишь, как не расстараться! - странная усмешка и
странный взгляд, но мне было не до того, я спешил проводить мать.
Невеселым был наш исход. Чтобы никто не заметил, мы из города вышли
пешком; повозка ждала в лесу. Мать еле шла; от страха и от горя у нее
подкашивались ноги. Сразу за околицей я взял ее на руки, и она всю дорогу
проплакала, прижавшись ко мне. Такая она была маленькая и легкая, так мало
я дал ей радости и столько горя принес взамен! И потом, сидя в повозке,
она все меня не отпускала, и ее слезы жгли мне лицо.
Но вот все кончилось. Тазир оторвала ее от меня, и они, обнявшись,
заплакали в голос. Ирсал хлестнул лошадей, заскрипели колеса. Долго еще
звучал в ночи этот скрип, а потом затих, затерялся в лесных звуках, и я
повернулся и безрадостно зашагал в город. Усталый и одинокий вступил я в
безлюдье улиц, и первый осенний дождь вовсю поливал меня. Мой дом был тих
и темен, и, взбираясь по лестнице, я малодушно надеялся, что Суил еще нет.
Так будет намного проще... И все-таки я улыбнулся, когда распахнулась
дверь, и я увидел Суил.
- Никак вернулся, горе мое? Хорош! Где это тебя черти под дождем
таскали?
- Мать провожал.
Она тихо вскрикнула и схватилась за щеки.
- Господи, Тилар! Что это ты надумал?
- Может, отложим, Суил? Я устал.
- Раздевайся! - приказала Суил и полезла в ларь за одеждой. - Ел-то
хоть сегодня?
- Не помню.
- Ой, и беда с тобой! Иди сюда, полью.
А потом, умывшись и одевшись в сухое, я сидел за столом, и Суил
хмурила тонкие брови, ревниво следя, как я ем. И только когда убедилась,
что в меня не влезет ни крошки, поглядела в глаза и потребовала сурово:
- Сказывай!
- Суил, а может у Огила сотню для тебя попросить?
- Какую еще сотню?
- Ну-у, может, когеров? Они как раз без командира.
- Ой, да ну тебя! Тилар, бога ради, что стряслось? Да скажи ж ты, не
мучай!
- Я ухожу, Суил.
- От меня? - спросила она, бледнея.
- Что ты, птичка! Только от Огила.
- Тилар! - закричала Суил и оказалась на коленях рядом со мною. - Что
он тебе сделал?
- Мне? Пока ничего.
- Тилар, ты так не шути! Всерьез? Тилар, да как же вы... что вы один
без другого делать-то будете? Ты ж подумай...
- Я думал, Суил. Полгода думаю.
- Тилар, - теребя мою руку, молила она, - богом тебя прошу, скажи,
что стряслось! Я ведь для вас... Ну нельзя ж вам один без другого, никак
нельзя!
Я поднял ее, посадил себе на колени, и она тревожно затихла у меня
под рукой.
- Ты права, Суил, - сказал я тихо, - никого у меня нет дороже Огила.
Только ты. А расставаться надо. Не могу я с ним больше.
- За что? Господи, Тилар, что ты мнешься? Иль мне на стороне
узнавать?
- А никто и не знает.
- Из-за этого? - она взяла мою корявую руку и прижала ее к щеке.
- Да. Ты ведь знаешь, что мне пришлось вступить в Братство, и я
поклялся быть верным ему.
- Да ты всерьез, что ли, клялся?
- Тогда нет. Ладно, Суил, ты права, нам нельзя хитрить друг с другом.
Тогда я хотел только дожить до весны. Вот вернется Огил - и выручит. А
когда он вернулся, я уже не хотел, чтобы он меня выручал. Потому, что я
понял: это два совсем разных Квайра - великий Квайр, который нужен Калату,
и Квайр для людей, который нужен мне. И пока мы могли быть вместе, мы были
вместе. А теперь Огил решил уничтожить Братство.
- Он сам сказал?
- Нет, конечно, иначе бы мне уходить? Я выпытал у Равата.
- Ну и что?
- Ничего. Надо выбирать, и я выбрал братьев.
- А дядь Огил тебе что, не брат?
- Больше, чем брат, но я ему уже не могу помочь. Он сам все выбрал за
нас обоих. Понимаешь, птичка, я его не виню: кто платит - тому и
кланяются. Когда мы взяли дворец, в казне было двадцать ломбов. А он
ворочает громадными деньгами. Как ты думаешь, кто их дал?
- Кто?
- Квайрские толстосумы - купцы и владельцы мастерских. Как он посмеет
им перечить?
- Ну и что? - сказала она сердито. - Что оно, твое Братство, вес
Квайр? Кому оно надобно?
- Мне. Если с Огилом что-то случится, страну унаследует Рават.
Представляешь, что будет с людьми под властью Равата?
- Рават? Да ты что? Иль дядя Огил вовсе спятил?
- Да нет, Суил, он прав. Великий Квайр можно построить только очень
жестокой рукой. Я не стану у Огила на пути, но мне в этом Квайре нечего
делать.
- Господи! - простонала она и заломила руки: - Да что ж оно будет!
- Не знаю, Суил. Завтра я ухожу, а ты сама решай, как тебе лучше. Ты
же знаешь: Огил тебя никогда не обидит. А я ни в чем не упрекну... как ни
решишь.
- Ой, и дурень же ты, Тилар, - сказала Суил с печальной улыбкой. -
Куда ж я без тебя? Дядь Огил мне, как второй отец, а за тобой я б и от
родного ушла. Когда едем-то?
- Утром.
- Ну так ложись, а я соберу, что надо.

Только закрыл глаза, а Суил уже трясет за плечо:
- Тилар!
- Что?!
- Эргис пришел, говорит, ты звал.
Еле открыл глаза и увидел на сундуке у кровати свой дорожный костюм,
а на столе ружье и саблю, улыбнулся и обнял Суил.
- А может пока останешься, птичка? Как устроюсь в Касе, я тебя сразу
заберу.
- Ты одевайся! Ждет ведь Эргис.
Похоже, Эргис этой ночью и не ложился. Правда, заметить это могу
только я.
- Готово?
- А как же! Парни внизу, все со сменными лошадьми.
- Кто?
Он усмехнулся.
- А кого мне из города брать? Все шестеро.
- Для Суил конь найдется?
Он поглядел на Суил уже готовую в путь, покачал головой, но ничего не
сказал.
- Выезжайте. Подождете меня у часовни святого Илира.
- Зачем, Тилар? - спросила Суил с тревогой.
- Ничего, птичка. Надо проститься.

Пусто было на улицах в эту рань. Я проводил друзей до Саданских
ворот, поцеловал Суил, Кивнул Эргису и направился к дому Баруфа. Я знал,
что он только что встал и кончает завтрак - можно час-другой поговорить
без помех.
В доме текло привычное слаженное движение, и, поднимаясь по лестнице,
я с тихой тоскою смотрел на то, что было моей жизнью и с этого дня уйдет
от меня навсегда.
Баруфа я встретил у самого кабинета.
- Привет, Тилам, - сказал он с улыбкой, - куда это ты собрался?
Я не ответил, и его улыбка погасла.
- Я ждал тебя вчера, - сказал Баруф, когда мы сели.
- Знаю. Я был занят.
- Чем, если не секрет?
- Ничего особенного. Расстраивал твои планы.
- Не понимаю, - сказал он сухо.
- Разве? На этот раз ты ошибся, Баруф. У меня был залог в Братстве.
- Что же ты решил?
- Я, собственно, зашел попрощаться. Ухожу.
- Совсем?
- Совсем.
- Но почему? - взорвался Баруф. - Что я тебе сделал? Хотел тебя
спасти? Ты сам виноват, что не сказал правду. Если бы я знал...
- Что тогда? Ты бы не тронул Братство?
- Нет. Предупредил бы тебя.
- Может быть, да, а может - и нет. Мне надоело, Баруф. Раз уж ты
решил за меня...
- Этого ты мне, конечно, не простишь?
- Уже простил. Просто нам больше не по пути.
- Я в чем-то неправ?
- Прав. Просто ты строишь свой Квайр по образу и подобию Олгона. Мне
в нем нечего делать.
- Ты долго искал, чем меня... ударить?
- Нет. Я долго молчал, но теперь я ухожу, а больше тебе этого никто
не скажет.
- А ты, оказывается, жесток! - сказал он угрюмо. - Приберег
напоследок... В чем же моя ошибка?
- В том, что ты прав. Ты выбрал единственный путь, который ведет к
цели... только это очень опасный путь.
- Другого нет.
- А другая цель?
- Чего ты хочешь, Тилам? Чтобы я остановил камень, который летит с
горы? Всякая остановка - это смута, большая кровь и гибель Квайра.
- Баруф, Квайр еще не готов к тому, чтобы сменить власть знати на
власть денег. Это тоже смута или большая кровь, что-бы ее отвратить!
- Значит, будет большая кровь - но Квайр уцелеет.
- И ты на это пойдешь?
- Я? Вряд ли. Наверное, уже Рават.
- О чем же тогда говорить?
- Значит, уходишь...
- Да.
- А если не отпущу?
- Куда ты денешься!
- Никуда, - ответил он грустно. - А Суил как же?
- Она уехала.
- И Эргис, конечно, тоже. Все ты у меня отнял...
Так тихо и безнадежно он это сказал... Бедный Баруф! Несгибаемый,
непреклонный Баруф, ставший жертвой своей цели.
- Что же ты будешь делать?
- Помогать и мешать. Помогать Квайру и мешать тебе.
- Это безнадежно, Тилам. Машина на ходу, даже мне ее не остановить.
Сомнет и раздавит.
- Это будет не так уж скоро. Пока ты не победишь, я против тебя не
пойду. Еще и помогу немного.
- Что ты теперь сможешь!
- Кое-что. Пока я - член Совета Братства, а через год-другой,
глядишь, буду Старшим. Может, мне даже придется подмять Братство. Очень не
хочется, но, наверное, придется.
- Значит, уходишь, - повторил он как-то вяло. - Что же, прощай.
- Прощай. Только одно... если я раньше... ну, словом, позаботься о
Суил.
Он кивнул.
Я встал и направился к двери, но когда я уже коснулся ее, Баруф
окликнул меня:
- Тилам!
Я обернулся, увидел его глаза и невольно шагнул к нему. И мы отчаянно
крепко обнялись перед тем, как расстаться навсегда.


КНИГА ВТОРАЯ

1. БРАТСТВО
С утра попахивало дождем. Сыро и зябко было в лесу, ветер угрюмо
мотал деревья, лез под одежду, шуршал в сугробах опавшей листвы. А к
полудню он вдруг утих, распогодилось; прямо в золото осеннего дня мы
выезжали из леса.
Тихий и добрый лежал перед нами Кас, небольшой деревянный город перед
на берегу очень синей речки. Золотился в пронзительной сини шпиль
игрушечного храма, солнце грело цветные навершия деревянных башен дворца,
и тянулись, курчавились над домами дымки.
Я всегда любил Кас. Тихий, приветливый, не упрятанный в стены, он
внезапно вставал впереди после тягостных дней дороги, обещал уют и покой.
Кас был совсем не похож на другие столицы; он не нуждался в красотах, как
не нуждался в стенах - он был Кас: город, в который въезжаешь из леса,
предвкушая удобства человеческого жилья.
Никогда еще я не чувствовал это так остро - не потому, что мы месяц
мотались в лесах, просто теперь я не гость, я возвращаюсь в свой дом, и в
этом доме меня ожидает Суил.
Мой дом был самый высокий на улице и самый красивый, и я залюбовался
им прежде, чем узнал. Его еще не было, когда я уехал. Едва укладывали
нижние венцы, чего-то не хватало, и Суил боялась, что не сладит с
мастерами. И вот он гордо высится среди хибар, сияя медовой плотью стен,
квадратиками стекол в частом переплете окошек, белизной скобленного
крыльца.
Вот вылетела на крыльцо Суил, припала, плача и смеясь, как будто это
наша первая разлука, за нею мать; потом они торжественно ввели нас в дом -
приятно и немножечко смешно, я и посмеивался над собой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36