Пыль... Да они и пыли-то не оставляют!
- Зуб даю, Клавка навела, - с недоброй улыбкой изронил Крест.
Оживленно потирая изжелта-розовые ладошки, возник дедок Сократыч.
- Так-так-так... - радостно озираясь, проговорил он. - Что ж, могу
себя поздравить! Сроки погрома, согласитесь, я в прошлый раз назвал почти
правильно... А что в кладовках?
- Пусто... - проворчал Пузырек.
- Великолепно! - бодро воскликнул дедок. - Стало быть, можно считать
доказанным, что причина погромов не в усталости труб, а в самом факте
самогоноварения. Иначе, согласитесь, надзоркам было бы достаточно
уничтожить только аппарат... И в этом случае возникает всего лишь один
вопрос: почему они не сделали этого раньше?..
Крест брезгливо скривил рот и двинулся к скоку. Проходя мимо
Сократыча, приостановился и окинул сияющего дедка недобрым взглядом.
- Голова - Бетховена, - процедил он, - а в голове - ...
Сказал в рифму, что именно, - и канул с глаз.
- Ну ладно... - вздохнул Пузырек. - Чего зря время терять? Пойду в
"конуру", новый змеевичок соображу. А бак - уж завтра...
- Давай я с тобой! - встрепенулся Ромка. - Хоть посмотреть, как это у
тебя получается!
- Пошли, - с мудрой усмешкой согласился покладистый Пузырек. - Только
уговор - сидеть тихо. С этим делом так: чуть отвлекся - начинай все по
новой... Тут, брат, терпение нужно. Это тебе не камушки долбать...
Оба сгинули, и Сократыч с Василием остались вдвоем в голой опустевшей
опоре, по которой так привольно теперь было разливаться радужным волнам
приглушенного света.
- А вы что же, Василий? - полюбопытствовал дедок. - Посмотреть не
хотите? Между прочим, довольно впечатляющее зрелище - прямо из воздуха,
представьте, образуется змеевик... Кстати, я никогда не встречал вас возле
"конуры". Неужели вы так ни разу и не попытались сами что-нибудь
намыслить?
- Да как... - с неохотой отозвался Василий. - Пытался, конечно...
- И что?
- А ничего. Вытаращусь, как дурак, и все без толку. У Ромки хоть
цемент какой-то из воздуха сыплется...
Тут Василий наконец сообразил, что от душеспасительной беседы Ромка
со свойственной ему ловкостью просто-напросто улизнул. "Вот ведь паразит
лопоухий..." - по старой памяти с досадой подумал Василий.
Откланялся и, не зажмуриваясь, шагнул в скок. Просто не было теперь
нужды зажмуриваться - устройство давно уже стало привычным, и голова при
переходе не кружилась.
Телескоп терпеливо ждал на корточках неподалеку от выхода. Ему часто
случалось сопровождать Василия к Пузырьку (хотя внутрь его, конечно, ни
разу не приглашали), и поэтому расположение скоков он знал назубок.
- Ну что, Телескоп? - сказал Василий. - Домой?
- Мой! - с готовностью пискнул зверек.
...Василий шел и думал о Ромке. Что ж у него там, интересно, вышло с
Ликой? "Этого нельзя, того нельзя..." Что может женщина запретить
мужчине?.. Пить, допустим... Но ведь Ромка почти не пьет. Что еще?
Гулять... В смысле - по бабам... Тоже не слишком правдоподобно. Кроме
Лики, все остальные для Ромки вроде староваты... Василий с неохотой
вспомнил свою собственную семейную жизнь и заполошный вопль жены: "Иди ищи
себе образованную!.." Нет, кажется, это из другой оперы... У Лики и у
самой образование. Чего, кстати, нельзя сказать о Ромке...
А что если, в самом деле, взять и потолковать обо всем об этом с
Ликой? Как ни крути, а Ромку-то ведь спасать надо... Пропадает парень на
глазах... Как-нибудь повлиять с двух сторон - может, и выправится...
Все более утверждаясь в этой благой мысли, Василий свернул в нужный
проулок и уже у самого скока опять столкнулся с печальным Никитой
Кляповым.
- Ну что? Видел Креста?
- Видел...
- Сказал?
- Нет...
- Почему?
Никита устало прикрыл глаза (раньше он в таких случаях снимал очки).
- Странно... - молвил он с жалкой улыбкой. - Дома я мечтал, что у нас
в стране объявят когда-нибудь свободу слова... Мне как-то в голову не
приходило, что свобода эта приходит не извне, а скорее изнутри...
Василий поймал себя на том, что мелко потряс головой.
- Ты о чем?
Никита медленно поднял веки.
- Понимаете, даже если отменить внешние, административные запреты
(как это сделано здесь), все равно остаются запреты внутренние...
Застенчивость, нерешительность. Да элементарная вежливость наконец!..
Василий продолжал оторопело глядеть на Никиту Кляпова.
- Так ты... чего хочешь-то?
- Боюсь, что уже ничего, - удрученно ответил тот. - Просто с
некоторых пор я заподозрил, что дело и раньше заключалось не в
общественном устройстве, а во мне самом...
Телескоп издал жалобный щебет. Он тоже ничего не понял. Никита Кляпов
вздохнул и, с ласковой рассеянностью взглянув на зверька, двинулся дальше.
Василий ошалело посмотрел ему вслед, выругался изумленно и ступил в
скок...
Уютный колышущийся сумрак родного жилья ласково обнял зверька и его
хозяина.
- Гость! - пронзительно чирикнул Телескоп.
Василий обернулся - и замер. В глыбе-качалке, овеваемая легкими
цветными волнами, сидела Лика.

- Вы уж простите, Василий, что ворвалась к вам без спросу, -
взволнованно заговорила она, вставая. Серые глаза ее были тревожны. - Но
ждать возле вашего скока я тоже не могла. Сразу поползли бы сплетни... В
общем, сами понимаете...
- Что-нибудь случилось?
- Н-нет... Пока еще нет...
Василий расслабился.
- Ага... - озадаченно молвил он, берясь за подбородок тем же
задумчивым жестом, каким раньше брался за козырек. - Да вы садитесь, Лика,
садитесь... - спохватился он вдруг. - Будьте, как дома.
При этих словах он как бы невзначай окинул взглядом свое жилье и в
общем остался им вполне доволен. Сегодняшним утром к глыбе-качалке
добавился еще и столик - плоский сверху и снизу камушек полуметровой
высоты, выторгованный за семь сереньких тюбиков у прижимистой Клавки.
Стена тоже выглядела внушительно. Инструмент (четыре предмета) покоился на
хромированных крюках, выломанных в самом центре светоносной рощицы, куда
еще не всякий сунется. Тускло лоснились тяжелые чугунные складки фартука.
Солидно, солидно...
- Телескоп, - барственно распорядился Василий. - Света добавь...
И, пока тот бежал вприпрыжку к стене за своей железячкой, а потом
обратно - к рощице стеклистых труб, Василий подошел к молочно-белому
причудливому столику-глыбе и сел напротив гостьи - на кабель. Вскрикнул
перерубленный белый световод, зато три-четыре ему подобных вспыхнули
поярче, сразу прояснив подвижный цветной полумрак.
- Дьец? - вопросительно чирикнул Телескоп, готовый к дальнейшим
действиям.
Василий закашлялся. "Хвост тебе надрать!" - смущенно подумал он.
- Нет, одного хватит, - сказал он, искренне надеясь, что это
Телескопово словцо Лика слышит впервые. - Ломограф свой повесь на место, а
сам давай поухаживай за гостьей. Графинчик - в баре, колпачки и закуска -
тоже...
Лика ошеломленно следила за тем, как польщенный высоким доверием
Телескоп скачет к простынке, за которой, надо полагать, скрывалась ниша,
именуемая баром. Вот он появился оттуда с подносиком, на котором,
действительно, стояло что-то вроде графина, наполненное на две трети
рубиновой жидкостью, пара колпачков и несколько капсул - лимонных и
пурпурных. Осторожно переставляя кривые опушенные серебристым мехом ножки
с розовыми пролысинками на коленях, лупоглазый мажордом опустил подносик
на стол и отпрыгнул, гордый собою.
- Зать! - немедленно потребовал он.
- Конечно, - сказал Василий. - Заслужил. Держи...
Лика перевела широко распахнутые глаза с пушистого слуги на
осанистого хозяина. Зрачки ее дышали.
- Так вот вы их зачем... - с огромным уважением выговорила она. - А
наши-то, дураки, смеялись... - Лика тряхнула волосами. - И какое, главное,
облегчение в хозяйстве...
- Да я над этим поначалу даже и не думал, - признался Василий. -
Просто, гляжу, симпатичные зверушки...
И он протянул мощную свою пятнерню к графинчику.
- Боже, какая прелесть! - сказала Лика, глядя теперь на прозрачный
сосудец. - Как вы это сделали?
- Да как колпачки, только чуть сложнее, - охотно объяснил Василий,
разливая рубиновый напиток. - Обрезаешь световод, а шкурку чуть задираешь.
Ну и смолы сразу набегает много, здоровая такая капля набухает... И как
только сверху затвердела - чик ее по горлышку! А внутри-то смола - она ж
еще мягкая... Ну вот, потихоньку ее оттуда и вытягиваешь вместе с
сердцевиной... Получается такая вот колба. И пробка точно так же делается,
только капля должна быть меньше... Ладно. За встречу!
Оба выпили. Василий протянул гостье пурпурную капсулу, но та с
интересом разглядывала только что осушенный колпачок.
- Что это? - спросила она, кивнув на графинчик, но, видимо, уже имея
в виду сам напиток.
- Да это-то просто... - Василий махнул рукой. - На литр водки - один
черненький тюбик и половину красненького. А вы так разве не смешиваете?
- Смешиваю... Просто в другой пропорции... - Лика поставила колпачок
на стол, и лицо ее снова омрачилось.
Кажется, пора было завязывать с любезностями и переходить к делу.
- Так что случилось-то, Лика?.. Или там случится, вы говорите...
- Я пришла посоветоваться... - сказала она. - Насчет Ромы.
Василий кивнул. Именно этого он и ожидал.
- Вы - старше, опытнее, - надломленным голосом продолжала Лика. - Я
знаю, вы еще дома пытались как-то воздействовать на него, направить...
- Н-ну... в какой-то степени... - осторожно согласился Василий.
- Я в отчаянии, - сказала Лика. - Это совершенно неуправляемый
человек. Вы даже представить себе не можете, сколько я вынесла за
последние дни... Я знаю, с талантливыми людьми жить сложно, но не
настолько же! Все мои слова для него - пустой звук. Он отбился от рук
окончательно... Мне неловко в этом признаваться, но, когда я
расплачивалась с Машей за обувь, не хватило трех тюбиков... Мне пришлось
сломать камушек самой... Как будто в доме нет мужчины!
- Ну, это уже совсем никуда не годится... - мрачнея, проговорил
Василий и вновь наполнил колпачки. Возложить обязанность виночерпия на
Телескопа так и не удалось - он и графин-то соглашался тащить только в
закупоренном виде. Спиртного лупоглазые на дух не переносили.
- А как начинал! Как начинал!.. - с тоской говорила Лика. - Все ведь
были просто потрясены... И я, кстати, тоже... Ну как же! Талант! Гений!..
И что теперь с этим гением стало? Раньше только и слышалось: Рома,
Ромка... А теперь все говорят: Вася...
- Да ладно тебе... - смущенно пробормотал Василий, как-то незаметно
для самого себя переходя на "ты".
Нервно чокнулись. Лика залпом опрокинула свой колпачок, судорожно
вздохнула, разрумянилась.
- Боже мой... - сказала она, горько смеясь. - Ну вот что нам с ним, с
дураком, делать?
- Да пацан еще... Может, образумится... - без особой надежды в голосе
проговорил Василий.
Лика молчала. Болезненная складочка обозначилась между бровями.
- По дому опять же затосковал... - добавил Василий. - Бывает... Я сам
вон поначалу... Хотя... Странно! Мне казалось, он вроде в последние дни
повеселел как-то...
- Повеселел? - Серые глаза Лики гневно сверкнули. - А почему -
знаешь?
- Н-нет... А почему?
Лика раздула изящные ноздри и отважно наполнила колпачки.
- Представляешь?.. Приходит позавчера и хвастается. Перемкнул накрест
какие-то световоды в незаселенке...
- Зачем? - пораженно спросил Василий.
- А так! От скуки! И посыпались из надзорок одни алые тюбики... Я ему
говорю: "Рома! Не надо так больше делать. Это же самое настоящее
вредительство! Не дай Бог, узнают, чьи это шутки, нам же обоим бойкот
объявят..." Надулся. Ничего не ответил. А на следующий день посыпались
одни лиловые...
- Ах, паразит!.. - изумленно выдохнул Василий. - Так это, значит, его
работа?
- Весь день где-то мотался, заявился только под вечер, - слегка уже
задыхаясь, продолжала Лика. - Я говорю: "Все, дорогой! Кончилось мое
терпенье. Выбирай: или я, или эти твои проказы..." И вот с тех пор его еще
не видела... Где бродит?..
- Да с Пузырьком он, в "конуре"... - чувствуя себя крайне неловко,
сказал Василий. - Змеевик соображают...
- Кто? Он?
- Ну, не он, конечно, - поправился Василий. - Пузырек соображает, а
Ромка - так, посмотреть пошел...
Перерубленный Телескопом световод вовсю уже сращивал концы. Свет
убывал. Вновь наплывал, колыхаясь, цветной лирический полумрак.
- Слушай... А может, он просто хулиган? - безнадежно спросила Лика.
- А то кто же!.. - Василий недобро усмехнулся, помолчал, потом
кашлянул осторожно. - Ну, так мне - что? Потолковать с ним или как?
- Да нет, наверное... - чуть помедлив, печально отвечала она. - Я
ведь к тебе, оказывается, просто выговориться шла...
Встала, огляделась напоследок - и вдруг поникла.
- Хорошо у тебя... Пойду...
В мужественном сердце Василия какая-то мышца сократилась щемяще.
Вскочил, подошел к Лике; пытаясь заглянуть в глаза, схватил за плечи.
- Ну, Лик... Уладится, ну... Что ты?..
Она всхлипнула и уткнулась лицом в его широкую грудь.
Так они стояли довольно долго, пока не поняли, что этак чувству
взаимопонимания недолго и перерасти в несколько иное, куда более сильное
чувство. Оба уже готовы были смущенно отстраниться, как вдруг рядом
истерически зачирикал Телескоп:
- Ок! Ок!
- Ты что, сдурел? - рявкнул Василий, оборачиваясь. - Черти тебя
надирают! Вот же он, скок...
Василий осекся. По искристому покрытию танцевали цветные блики, но
смутного светового овала нигде не было. Скок исчез. Да, но... Как же
теперь наружу-то выбраться?..
Несколько секунд Василий и Лика испуганно озирались. Телескоп, в
ужасе вздыбив ухоженную шерстку, дрожал всем тельцем.
- Он... - хрипловато выговорила Лика. - Опять что-нибудь перемкнул...
- Кто? Ромка?..
Лика не услышала.
- Да пошел ты к черту! - бешено выкрикнула она, запрокинув искаженное
лицо к мерцающей вверху радужной паутине. - Со своим талантом! Со своим...
- Стремительно повернулась к Василию и, всхлипнув, обвила руками его
могучую шею.
...И дальше Василию как-то стало все равно: выберутся они потом
наружу или не выберутся.

23
И проклял Демон побежденный
Мечты безумные свои...
Михаил Лермонтов
Пожалуй, Никита Кляпов был единственным человеком, не затронутым
паникой, когда исчезли скоки. Исчезновения этого он просто не заметил,
поскольку, связавшись с совершенно безнадежной глыбой, провозился с ней до
наступления ночи. Обколов ее со всех сторон и так и не подобрав ключика,
Никита рассвирепел. Дело в том, что с момента прекращения голодовки ему
постоянно хотелось есть. Причем зверски. Сам процесс ломки уже не
доставлял Кляпову таких мучений, как прежде, - напротив, он вызывал в нем
теперь чувство извращенного циничного удовлетворения.
"Да, крыса!.. - в такт ударам мыслил Никита, как бы нанося их в
исступлении самому себе. - Хотели крысу?.. Получите крысу!..
Завершенность?.. Соразмерность?.. Вот вам завершенность!.. Вот вам
соразмерность!.. В мелкие дребезги..."
До мелких дребезг, впрочем, было еще далековато. Глыба упрямилась.
Создавалось впечатление, что никакой напряженки в ней нет вообще, а если и
есть, то затаилась где-нибудь в середине. День померк, нахлынули серые
сумерки, а взаимное истязание все продолжалось. Глыба постепенно
съеживалась в исклеванный колобок и наконец взорвалась, когда там уже,
казалось, и взрываться-то было нечему.
Никита бросил ломик и, чувствуя полное душевное опустошение, присел у
соседнего камушка. Все выданные надзоркой шесть тюбиков (почему так мало?)
он прямо на месте слопал чуть ли не с оболочкой. Крест сказал: завтра
рассчитываться... Да провались он, этот Крест...
С такими вот отчаянными мыслями Никита Кляпов, учтя на этот раз свой
прежний опыт ночевок на голом полу, влез на комодоподобную глыбу с удобной
продольной ложбинкой наверху и устроился в этой ложбинке на ночлег. Идти к
себе - не было сил. Да и что там делать?..

Одной из жизненных трагедий Никиты Кляпова был сладкий утренний сон.
Дома он из-за этого вечно опаздывал на работу, а здесь упускал самые
выгодные камушки, поскольку хозяева отгружали их перед самым рассветом. И,
если верить тому же дедку, момент появления новых камушков подстеречь
никому еще не удавалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30