- Позориться еще...
Они подхватили пожитки и перешли на другую сторону, где теснились
некрупные глыбы. Одну из них, приземистую и плоскую, использовали вместо
скамьи.
- Слышь, дед, - сказал Ромка, ухмыльнувшись. - Вот тебе еще одна
гипотеза. Колонны видишь? Ну вот, это и есть хозяева!..
Сильного впечатления Ромкина шутка на Сократыча не произвела.
- Как ни странно, Рома, - ответил он, смакуя глоток за глотком
содержимое нежно-лимонной капсулы, - когда-то я вполне серьезно
рассматривал такую возможность...
- Да ладно вам чепуху-то молоть, - нахмурился Василий. - Мы ж в них
живем, в колоннах!
- А вот это возражение как раз неубедительно, - заметил дедок. - В
человеке тоже много чего живет. Аскариды, цепни...
Василий поперхнулся.
- Знаешь, Сократыч! - сказал он, прокашлявшись. - Я смотрю, у тебя
прямо страсть какая-то людей унижать. То с кошками сравнишь, то...
- Василий, - ласково улыбнулся в ответ дедок Сократыч. - Успокойтесь.
Эта гипотеза тоже критики не выдержала. Хотя было время, когда она
казалась мне довольно убедительной...
- Чего ж в ней убедительного? - не понял Ромка. - Мы ж им то кабель
оторвем, то трубу ошкурим...
- То есть причиняем вред? - уточнил дедок. - Ну а разве человек
подчас не вредит своему здоровью? Причем делает это со вкусом, с
удовольствием! Курит, пьет...
Ромка засмеялся.
- Это мы, значит, отрываем им кабель, а они кайф ловят?
- Айф!.. - тихонько чивикнул из-за камня Телескоп, не иначе, чтобы
лучше запомнить новое слово.
- Н-ну... Примерно так. Однако, повторяю, от этой версии я уже давно
отказался.
- Теоретики... - проворчал Василий. - Дом как дом. Дверь есть? Есть.
Значит, дом...
- Под дверью, я так понимаю, Василий, вы имели в виду скок?
- А то что же!
- Так вот, возможно, вы этого еще не знаете, но у Маши Однорукой дома
целых два скока. Да-да, два входа и два выхода! И напрашивается мысль:
если есть колонна с двумя скоками, то где-то найдется колонна вообще без
скока... Колонна, попасть в которую невозможно никоим образом. Мне вот,
например, кажется, что скоки возникают как побочный эффект работы этих...
- Сократыч широким жестом обвел золотистые побледневшие под вечер громады.
- ...ну, скажем, кабелей.
- Ни хрена себе кабели! - возразил Василий. - В кабелях разве живут?
- Позвольте-позвольте! - в свою очередь возразил Сократыч. - Возьмем
трубы или, скажем, открытую электропроводку. Там зачастую селятся... Да те
же тараканы!..
Василий гневно раздул ноздри. Мало ему кошек и аскарид - теперь еще и
тараканы, которых он всю жизнь терпеть не мог!
Но, к сожалению, Сократыч не видел в этот миг лица собеседника.
Похоже, дедка опять осенило.
- Вот ведь странно... - задумчиво молвил он. - Раньше я как-то над
этим никогда не задумывался. Ведь летающие блюдца до сих пор не завезли
сюда ни одного иностранца. Обратите внимание - одни русские...
Василий встал. Лицо его было страшно.
- Знаешь, дед! - проскрежетал он со всей прямотой. - Мне иногда тоже
хочется тебе одним ударом все зубы выбить!
Повернулся и пошел. Растерянно щебечущий Телескоп пустился следом.
- Ну вот... - уныло молвил поникший дедок Сократыч. - И не дослушал,
главное... Я ведь к чему вел-то? Что мирков таких, наверное, несколько, и
хозяева, видимо, подбирают для каждого людей одной национальности... Для
простоты общения...
Ромка веселился от души.
- Да ну его! - сказал он. - Давай дед, гони дальше. С тобой хоть не
соскучишься...
С печальной улыбкой дедок Сократыч слез с глыбы.
- Нет, знаете, Рома... - удрученно молвил он. - Вы уж не обижайтесь,
но я лучше пойду. Все-таки что ни говорите, а замолчать вовремя - это
великое искусство...

21
Голодали, как гидальго.
Марина Цветаева
Дождавшись ночи, Никита Кляпов вновь перебрался под выбитую им
надпись. Проулки наполнил прозрачный сумрак. Мерцало гладкое серое
покрытие, похожее на небывало чистый и ровный асфальт. Колоссальные, как
айсберги, опоры были, казалось, слабо подсвечены изнутри. Несколько раз
округлыми сгустками мрака к Никите подкатывались надзорки и, изучив босые
косолапые ступни, отъезжали. Надо понимать, криминала в голодовке не
было...
Желудок помаленьку сокращался. Ощущение - болезненное, но, постоянно
недоедая, Кляпов привык к вечному чувству легкого голода, как, наверное,
привыкают к ломоте в суставах. Только вот лежать без движения обернулось
для Никиты удивительно трудным занятием. Руки откровенно и бесстыдно
тосковали по ломику. Так и подмывало встать да разбить пару глыб.
"Привык... - с горечью мыслил Никита. - Интересно, у отставных палачей -
то же самое? Дремлет, небось, в кресле, а сам тоскует: заняться бы делом,
намылить веревку..."
Спать не хотелось. Да оно и к лучшему. Сны Никиту в последнее время
одолевали дурные. Лучше уж полежать, подумать...
Улицу стремительно и бесшумно пересекла наискосок косматая
пыльно-серая тень. Приостановилась, просияла парой совиных глаз и
попятилась, прижимая к груди что-то блеснувшее металлом. Веки Никиты были
полуприкрыты, и зверек, должно быть, счел его спящим. Любопытство одолело,
и лупоглазый стал подбираться поближе к прилегшему у стены человеку.
Никита слегка приподнял голову. Зверек замер. Сокровище, прижимаемое, к
пушистой шерстке имело вид толстого хромированного крюка сантиметров
пятнадцать длиной.
- Зой? - печально осведомился Никита, глядя на железку.
Телескоп воровато оглянулся и пододвинулся почти вплотную.
- Зой! - тихонько свистнул он по секрету.
- Такой симпатичный... - устало упрекнул его Кляпов. - А воруешь...
Телескоп взъерошил шерстку и толкнул Никиту в лодыжку кончиками
розовых пальчиков.
- Сьо зой! - сообщил он, возбужденно указывая куда-то краденой
деталью. - Сли!
- Не понимаю... - сказал Никита, закрывая глаза.
Телескоп не унимался.
- Зой! Сьо зой! Сли! Зьом!..
- В сообщники, что ли, зовешь? - Никита безнадежно усмехнулся. - Нет,
Телескоп, ты уж как-нибудь без меня...
Тот уставил на него недоуменные зыркалы.
- Тьок! - осуждающе чирикнул он - и канул в прозрачных сумерках.
Было очень тихо. Таинственно мерцали айсберги опор. Потом где-то
неподалеку раздался хруст удара, и Никита снова приподнял голову. Кто-то
что-то ломал. Даже ночью. Представилось вдруг, что это оголодавший без
ежедневного приношения Крест вышел тайком разбить пару глыб, - и злорадная
улыбка коснулась пересохших уст Никиты Кляпова. Крест был теперь над ним
не властен. Над ним никто уже был не властен. Даже хозяева...
Однако следует сказать, что удары были какие-то необычные. Не
слышалось, к примеру, выстрелов лопающейся глыбы, металл звякал о металл,
а в промежутках раздавались знакомый рыхлый хруст и шорох, словно от
оползающего по склону песка. Долбили стену... Странно. Никита приподнялся
на локте и повернул голову. Причем где-то совсем рядом долбили - видимо,
неподалеку от завалинки Леши Баптиста... Пойти взглянуть? Никита подумал и
вновь опустился на покрытие. "Меня это не должно волновать, - надменно
напомнил он себе. - Меня уже ничего не должно волновать..."
Хрустящие удары слышались довольно долго, потом смолкли. Никита
задремывал и тут же, вздрогнув, просыпался. Стоило закрыть глаза -
начинались прежние ночные кошмары... Где-то он читал или слышал историю о
том, как старую прачку спросили, что ей снится. И та со вздохом ответила:
"Стираю..." Прачка во сне - стирала. Никита - ломал.
Наконец он вздохнул, сел и, упершись ладонями в покрытие, перенес
крестец ближе к стенке. Привалился спиной и недовольно оглядел
окрестности. Располагавшиеся слева от него пять колонн и впрямь
складывались в некое подобие улицы, и в конце ее Кляпов уловил некое
движение. Всмотрелся. Там, вяло переставляя ноги, брела понурая и
долговязая человеческая фигурка, причем направлялась она именно в сторону
Никиты.
"Ночная жизнь... - подумалось ему. - Вот уж не предполагал, что здесь
по ночам так людно..."
Фигурка тем временем приблизилась, и Никита узнал Ромку. Молодой
человек брел, недоуменно озираясь, словно, попав заполночь в незнакомый
район, высматривал телефон-автомат. Потом безрадостный взгляд его упал на
Кляпова. Ромка остановился, подумал. Потом подошел и сел рядом. Подтянул
колени к груди и обхватил их длинными, как плети, руками.
Оба долго молчали. Наконец Ромка хмуро спросил:
- Ты это... До смерти решил голодать или как?
Никита не ответил. Ромка вздохнул.
- Мне, что ли, тоже с тобой голодовку объявить?.. - молвил он с
тоской в голосе.
Кляпов удивленно повернул к нему голову.
- А вам-то - с чего? - неприязненно осведомился он.
Ромка уныло боднул колени.
- Скучно... - сказал он. - И не спится ни фига!..
- Странно, - заметил Никита. - Уж, казалось бы, вам-то!..
Ромка отнял лоб от колена и с вялым интересом посмотрел на Никиту
Кляпова.
- А чего это ты ко мне на "вы"? Давай на "ты"...
- А я со всем этим миром на "вы", - объяснил Никита. - Я не хочу с
ним близких отношений...
- А-а... - Ромка уважительно взглянул на собеседника, хотя вряд ли
что понял из его последних слов. - А на дедка - не обижайся. Он сам потом
жалел, что насчет мумий загнул... Он вообще-то ничего дедок, хороший...
Произнесено все это было довольно уныло, и сопровождалось еще одним
удрученным вздохом.
- Был сегодня в "конуре", - продолжал Ромка. - Сигарету хотел
намыслить - ни фига! Так, цемент какой-то сыплется... И чего я в эту
тарелку влез?
Он было задумался, как вдруг унылая физиономия его оживилась и стала
совершенно разбойничьей.
- Во! - сказал он. - Точно!.. Пойду сейчас в незаселенку...
- Простите, куда? - не понял Кляпов.
- Ну, где не живет никто... Оборву пару этих... световодов...
Крест-накрест - и перемкну на фиг!
- Зачем? - пораженно спросил Никита.
Ромка поднялся, недобро ухмыляясь.
- А так!.. - бесшабашно отвечал он. - Для интереса. Может, опять
какой прикол получится...

Утро началось со скандала и скандалом продолжилось. Грозный рев Леши
Баптиста ворвался во сны так неожиданно, что Никита Кляпов, по правде
сказать, испугался. Несколько секунд он со страхом глядел на склонившееся
над ним искаженное чугунно-сизое лицо Леши, но вдруг вспомнил, что бояться
ему теперь, собственно, нечего - и снова закрыл глаза.
- Твоя работа? - неистово гремело над ним. - Твоя работа, я тебя
спрашиваю?.. Нет, ты глаза не закрывай!.. Ты ответь!..
Никита лежал в темноте и развлекал себя тем, что жмурился то плотно,
то слабо, отчего под веками возникало причудливое пятно, становясь то
пронзительно-синим, то тускло-багровым.
- Чего разорался? - произнес из пятнистой темноты недовольный голос
Василия.
- Над завалинкой - видел? Видел, что выдолбили?..
- Нет... А чего там?
- Ну пойди посмотри!..
- Так а он тут при чем?
- А чего он тут лежит!..
Кто-то издал негромкое рычание. Наверное, Василий.
- Ты читать умеешь? - тихо проскрежетал его голос, и Никита
представил себе упрямо склоненный лоб Василия и суровый взгляд из-под
сведенных бровей.
- Ну?.. - озадаченно отозвался голос Леши Баптиста.
Дальше, наверное, Василий увлек его в сторонку, и расслышать, что они
там говорят, стало весьма трудно.
- ...голодовку объявил. Станет он тебе стены похабить!..
- Как голодовку? - оторопело переспрашивал Леша. - Я думал: хохма...
Так он серьезно, что ли?..
Голоса удалились, и Никита снова открыл глаза. Утро имело странный
изумрудный оттенок, а верхушки опор отдавали рыжиной. Невольно вспомнился
ночной разговор с разочарованным Ромкой. Что-то он там собирался
перемкнуть... Может, и впрямь перемкнул?
Где-то за углом вновь стали рваться страшные матерные заряды. Потом
добавился женский визг. Потом началась исступленная разноголосица.
"Интересно, - подумал Никита. - Что ему там такое выдолбили? Хотя нет...
Ничего интересного..."
Очень хотелось пить. Вспомнилось вдруг, что голодовка бывает двух
видов: сухая (когда даже воду нельзя) и... И какая-то еще. Когда можно.
Воды в этом мире не водилось. Зато водились иссиня-черные капсулы с
содержимым, слегка напоминающим сильно разбавленный лимонный сок. Никита
спохватился и запретил себе даже думать об этом...
За углом тем временем стало потише. Слышалось только злобное
ворчание, тупые удары и рыхлый хруст. Леша Баптист задалбливал
оскорбительную надпись.
Начинался трудовой день. Звякало железо, трещали и лопались глыбы. До
Никиты Кляпова никому не было дела...
Потом появился Крест. Настроен он был, надо полагать, весьма
агрессивно, поскольку рядом, как по волшебству, возникло сразу две чуткие
надзорки. Крест взглянул на них с волчьей усмешкой и перевел взгляд на
Никиту. Тот равнодушно смотрел в зеленовато-желтые уголовные глаза и
втихомолку радовался своему спокойствию.
- Мочалки жуешь? - зловеще осведомился Крест. - К-козел...
Повернулся и пошел в ту сторону, где вновь шумно заваривалась
какая-то новая склока. Орали, как на митинге.

Сборище и впрямь напоминало митинг. Такого стечения народа на одном
пятачке здесь еще не бывало. Пузырек - и тот выполз из своего логова,
прицепив, надо полагать, к заветному крантику рукав подлиннее. Кое-кого
Василий и Ромка не то чтобы видели здесь впервые... Видеть-то, конечно,
видели, но по именам так до сих пор и не знали. Того, скажем, мужичка
неопределенных лет. Или вон ту мосластую девицу с пугающе безумным
взглядом. Кстати, вела она себя потише других. Просто, наверное, знала,
что у нее маленькие глаза, - вот и старалась раскрывать их как можно шире.
Люська с потолка, крепенькая, как кегля, сидела подбочась на краешке
одной из глыб. Муж ее, хмурый молодой человек в спецовке-самоплетке, стоял
рядом.
- Да никогда такого не было! - кричала Люська, ударяя пяткой в глыбу.
- Наглость! Самая настоящая наглость! Вчера с утра - одними красненькими,
сегодня - одними лиловыми!..
- Позвольте-позвольте... Мне сейчас и серенький тюбик выдали, - с
довольным видом сообщил Сократыч.
- А остальные?
- Ну, остальные... Остальные, конечно, лиловые. Да там всего-то,
собственно, было три тюбика...
- Хозяева хреновы!.. - рявкнул Леша, выкатывая глаза.
- Лешка! За хозяев - пасть порву! - весело предупредила пьяненькая
уже с утра Маша Однорукая.
Подошел Крест и молча стал в отдалении.
- Да ладно вам бухтеть-то, - скривясь, проворчал безымянный мужичок
неопределенных лет. - Чего, спрашивается, без толку глотку рвать? Хозяин -
барин. Что хотят - то воротят!..
Вновь грянула яростная разноголосица. Оробевшие мохнатые зверьки
пялили на толпу глаза из-за ребер и выступов необычно рыжеватых колонн.
- А вот нечего на хозяев сваливать!.. - перекричала всех растрепанная
Клавка, влезая на громоздкую, как постамент, глыбу. Сцена окончательно
обрела черты митинга. - Нашли крайних! Тут не хозяева - тут другие
виноваты!..
- Это кто же?
- А вот! - Разящий перст неистовой Клавки вонзился в воздух. Все
ошарашенно оглянулись. Вне всякого сомнения, палец был наставлен на Машу
Однорукую. - Тюбики - лопатой гребет, с утра до ночи не просыхает!..
- Да на твои, что ли, пью? - опомнившись, взвилась та на дыбки.
Ромка, обнявшись с одним из камушков, тихо изнемогал от смеха.
- Сколько из-за нее одних кабелей пооборвали? - надсаживалась Клавка.
- Так ей все мало - она теперь еще с сапогами затеялась! Всю трубу
изрезала! Что? Не так? Только бы хапать, хапать!... А эти! - Клавка
развернулась и продолжала, тыча пальцем то в Люську, то в Лику. - До сих
пор босиком ходили - ничего с ними не делалось! А теперь они уже, видите
ли, не могут! Ножки боятся бить! Белые!.. А что из-за ихних сапог кабели
рвут и трубы обдирают, это им - тьфу! У, бесстыжие!..
Ответом был яростный женский вопль в несколько глоток. Как будто
кто-то нечаянно облокотился на клавиши органа.
- А свет? - визжала, вскочившая Люська. - Свет!
- Что свет?
- Что же теперь, и свет не выключать?
- Выключать! - грянула Клавка. - Но совесть-то иметь - надо? Ну одну
трубку перебила, ну другую... Но ведь не десять же кряду! Сегодня кольцо
ободрали, завтра совсем перережут!.. Вот вы что тогда получите вместо
тюбиков! Вот! - И Клавка выбросила в воздух два полновесных кукиша.
Толпа примолкла. Мысль правдоискательницы многим показалась резонной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30