Так у нее здесь новая отросла! У дедка - зубы, как у молодого! Ты подумай!
Где так еще о людях заботятся?
- А про Лику чего молчишь?
- А что Лика? - не понял Василий.
- Да морда у ней вся в прыщах была, когда она сюда прилетела... Так
не поверишь - за день сошли. А теперь, видал, королевой ходит. Кожа -
зеркало...
- Ну вот... Стало быть, еще и Лика... Так?
- Так-то оно так, - не унимался Пузырек. Любил он, любил такие
разговоры. - Ну ты же сам говорил, Вась: мол, ломать - это не работа...
- Ты погоди. - Василий предостерегающе поднял тяжелую ладонь. - Что
значит - не работа? Ты вообще знаешь, зачем мы эти камушки долбаем?
Пузырек моргнул.
- Не-ет, - с интересом глядя на Василия, сказал он. - Не знаю. А
зачем?
- Вот и я не знаю! Но они-то... - Василий запрокинул голову и
взглянул на заплетенный мерцающей паутиной невероятно высокий потолок. -
Они-то - знают! Вот, допустим, работал ты на заводе, точил какую-то
деталь. Тебе объяснял кто-нибудь, куда она идет, деталь эта?.. Да черта с
два!.. Но раз они нас сюда выписали, раз они о нас так заботятся - то,
значит, нужны мы им! А? Ну ты сам подумай, Пузырек...
Жмурясь от удовольствия, Пузырек покрутил головой и снова наполнил
колпачки.
- Хорошо говоришь... - сказал он. - Ну а как же насчет баб? Баб-то
здесь раз-два - и обчелся!
- Еще прибудут, - уверенно отвечал Василий. Насупился, покряхтел. - И
знаешь... - добавил он другим голосом. - Честно тебе скажу: вот если бы
Маша Однорукая пила поменьше - не глядя бы к ней перебрался...
- Да ты и так от нее не вылазишь, - заметил Пузырек. - Ну, давай по
второй, что ли?
Выпили. Василий чинно поставил колпачок в воздух над кабелем,
поднялся и достал из авоськи еще одну капсулу.
- На вот, для ровного счета. А я, ты уж не обижайся, пойду. Мне там
еще со зверушками своими рассчитаться надо...

Рассчитавшись со зверушками, Василий отправился искать дедка
Сократыча и нашел его сидящим на маленькой изящно изогнутой глыбе. Судя по
всему, в таком положении Сократыч пребывал уже давно.
- Вот вас-то мне и нужно, Василий, - обрадовался он. - Скажите, как у
вас дома обстоят дела с мебелью?
- С какой еще мебелью? - не понял тот.
Сократыч поднялся и, умильно просияв щечками, указал на глыбу.
- Верите ли, сижу на ней чуть ли не полдня. Все жду, кому предложить.
Ломать, сами понимаете, жалко. Ну, сколько в ней? Ну, от силы пара
тюбиков... Да вы ее переверните, переверните, Василий! Я бы и сам
перевернул, да сил не хватает.
Василий, поднатужась, опрокинул глыбу выпуклой стороной вниз. В этом
положении она напомнила ему подставленную в ожидании подачки пустую
горсточку.
- А? - ликующе вскричал Сократыч. - Обратите внимание, она еще и
качается! Причем не вправо-влево, а вперед-назад... Да вы сядьте, сядьте!
Василий сел и покачался. Действительно, было очень удобно.
- По-моему, такая роскошь стоит куда больше двух тюбиков, - заметил
Сократыч.
- А как я его домой заволоку? - спросил Василий.
- Тоже продумал! Полдня сидел и прикидывал. Сначала вы заталкиваете
ваше кресло вот в этот скок...
Василий озадаченно посмотрел на теневой овал, разлегшийся на светлом
покрытии метрах в пяти от них.
- Ну и закину его на потолок...
- Правильно! - с улыбкой согласился Сократыч. - А там буквально в
двух шагах еще один скок. И вы оказываетесь возле "конуры". А уж оттуда,
сами понимаете, в любом направлении...
- Ага... - сказал Василий, соображая. - И сколько ты за него хочешь?

При появлении кресла Телескоп пришел в восторг, и Василию это
решительно не понравилось. Вздыбив шерстку и раздув ноздри чуть ли не до
размеров глаз, зверек кинулся к камушку и принялся с трепетом обхаживать
его и ощупывать. Столь соразмерных себе глыб он, надо полагать, давно уже
не встречал. Наслушав ладошками напряженку, издал победную трель и
запрыгал к стене, где висели на крюках ломограф и кувалдометр.
- Телескоп! - остановил его Василий. - А по хвосту?
Телескоп притих и уставился.
- Значит, так, - веско промолвил Василий. - Камушек этот - не
трогать. Даже если захочешь жрать...
- Зать... - еле слышно повторил Телескоп.
- ...к камушку не прикасаться! Сьок? (Усек?)
- Сьок!.. - растерянно отозвался Телескоп.
- Ну вот... - смягчившись, продолжал Василий. - И вообще, вести себя
прилично. У нас сегодня гость.
- Гость! - совсем по-человечески чирикнул Телескоп, вытулив на
Сократыча выпуклые глазищи.
- Все-таки, согласитесь, Василий, - задумчиво заметил тот, в свою
очередь разглядывая Телескопа с таким вниманием, словно видел подобное
существо впервые, - что гипотеза моя насчет ласок и кошек, кажется, весьма
близка к истине... Кстати, мне показалось, или вы меня в самом деле
зачем-то искали?
- Да как... - сказал Василий. - Ты, Сократыч, садись... Я чего
хотел-то?.. На обед тебя хотел пригласить. Ну и выспросить кое-что...
Дедок Сократыч, уже откачнувшийся в кресле, растроганно округлил
глаза.
- Знаете, Василий, - сказал он, уютно колеблясь вместе с камушком. -
По-моему, только вы (да еще, наверное, Рома) единственные здесь люди,
считающие, что за информацию надо платить... Так что вы хотели?
Василий снял с натянутого между световодами шнура авоську с тюбиками
и присел над свернутым в кольцо кабелем.
- Да я насчет сегодняшнего... Как думаешь: с чего бы это нам с утра
одними красненькими платили?
Дедок оживился.
- Думал, - сказал он. - Сам думал. Только, Василий! Не ждите от меня
готовых ответов. Давайте порассуждаем вместе... Можно, конечно,
предположить, что причиной всему - сами хозяева. Но это скучно. Это все
равно что сказать: "Так было угодно Богу..." Никакой информации эта фраза,
согласитесь, не несет... Благодарю вас. - Дедок приподнялся и принял из
рук Василия гонорар за кресло. - Гораздо интереснее полюбопытствовать: а
что еще из ряда вон выходящего случилось у нас за последние сутки? Все
ведь, как правило, взаимосвязано, Василий...
- Из ряда вон выходящего?
- Ну да, - подтвердил дедок, покачнув глыбу-качалку вперед, чтобы
оказаться поближе к разложенной Василием закуске. - Чего-нибудь этакого,
знаете, небывалого...
Василий подумал.
- Н-ну, не знаю... Фартук вот вчера смастерил, а так... Не знаю.
- Фартук? - переспросил Сократыч и огляделся. - Вот этот? - уточнил
он, устремив взор на свисающие со стены складки чугунного литья. - Точно,
точно, вы же в нем глыбу ломали... И как же вы его смастерили? Из чего?
Василий объяснил.
- Ну вот видите! - победно вскричал дедок. - Я же говорю: все в этой
жизни взаимосвязано! Вы наносите кольцевой трубе неслыханные доселе
разрушения. В информационной сети хозяев немедленно возникают помехи. И
как результат - надзорки начинают выдавать одни алые тюбики. По-моему,
картина совершенно ясна...
Василий ошалело оглянулся на кольцевую трубу. По ней по-прежнему
ползали похожие на улиток комочки слизи. Поблескивала стеариновыми
наплывами тонкая свеженарощенная кожица.
- И надолго это, как думаешь? - спросил он, невольно понизив голос.
- Насколько мне известно, - задумчиво откликнулся дедок, - Леше
Баптисту надзорка (это уже ближе к полудню) выдала три алых и два
оранжевых тюбика. Надо полагать, по мере продвижения ремонта трубы, эффект
будет проявляться все слабее и слабее... Скажите, Василий, а кроме вас еще
кто-нибудь знает, как смастерить такой фартук?
- Ромка знает... Пузырьку еще сказал... А в чем дело?
- Так... - Дедок Сократыч уныло воздел седые бровки. - Просто
хотелось бы знать, что нас там ждет в будущем...

19
Дано мне тело. Что мне делать с ним?..
Осип Мандельштам
- Ты что мне тут принес? - страшно осведомился Крест. - Это что?
Никита Кляпов облизнул губы и безнадежно посмотрел на пяток алых
капсул.
- Так выдали... - выдавил он.
- По барабану мне, чем тебе выдали, понял? - Крест прищурился. - Иди
меняй.
- Я пробовал, - уныло сказал Никита. - Никто не хочет. Говорят:
сегодня всем так платили...
Крест осклабился, и Никита почувствовал, как опять накатывает эта
отвратительная трусливая слабость, за которую он ненавидел себя всю жизнь.
Волчья улыбка Креста, как всегда, лишила его последних сил. Сопротивляться
было бессмысленно.
- Ну ты, бродяга... - задушевно сказал Крест. - Фуфло толкаешь? Тебе
что, кранты заделать с фи-фуром?
Никита вскинул голову.
- А по-человечески можно?
Но это уже была даже и не агония. Никита огрызнулся устало, почти
равнодушно. Видно было, что ему давно на все глубоко наплевать. В том
числе и на собственное достоинство.
- Как? - словно недослышав, Крест приставил ладонь к уху. - По
че-ло-ве-чески? Ну ты козе-ол... За человека себя стрижешь?
Он поднялся с воздуха над кабелем и с омерзительной ленивой вихлецой
приблизился к положенной на пол дани. Босой ногой указал на капсулы.
- Все. С вещами на парашу! Свободен.
Никита затравленно посмотрел на эту ненавистную ногу, издевательски
шевельнувшую пальцами, и нагнулся за неумело связанной сеткой. В следующий
миг Крест сделал резкое короткое движение, и Никита дернулся, заслоняясь
алыми тюбиками...
Как бы удивленный его испугом, Крест медленно отряхивал край короткой
плетеной штанины. Кляпов стиснул зубы, повернулся к светлому пятну скока
и, не зажмуриваясь, шагнул из колышущегося цветного сумрака в латунно
посверкивающий день. Голова тут же закружилась, Никиту понесло, как
пьяного, и он чуть было не налетел на поджидавшую его снаружи надзорку.
- Тебе-то от меня что надо? - с болью бросил он в глянцевое
чернильное рыло каплеобразного чудища. - Что ты за мной по пятам ходишь?..
Тут ему пришло в голову, что это совсем другая надзорка - та, первая,
проводила его до входа, а эта ждет на выходе. Никита горестно
присмотрелся. Размеры - те же, а в остальном все надзорки одинаковы...
Пожал плечами, ссутулился - и побрел, сам еще не решив, куда идти.
Надзорка потекла следом.
- Ну, в чем дело? - уже с надрывом, спросил он оборачиваясь. - Щелчка
мне давать не за что - жизни я ничьей не угрожаю. Вы бы вон лучше Крестом
занялись... Блюстители!..
На глянцевом рыле змеились блики. Казалось, что надзорка тревожно
принюхивается.
Никита Кляпов с тоской запрокинул голову и посмотрел в серо-голубой
зенит, стиснутый со всех сторон верхушками бледно-золотистых опор.
"Хорошо бы упасть оттуда... - внезапно подумалось ему. - Или туда...
И не больно, наверное - сразу в пыль разобьешься..."
А еще говорят: монтажники, если срываются с высоты, живыми до земли
не долетают. Разрыв сердца на полдороге. Еще проще...
Движением, каким обычно поднимают за шиворот нашкодившую кошку,
Никита поднял и встряхнул сетку с пятью алыми капсулами. Менять... Да для
него было подвигом даже в долг попросить до зарплаты, а уж менять... Да и
у кого? Пузырек, надо думать, до сих пор на Кляпова сердит за то, что зря
поил... Уж лучше еще один камушек разбить - время прошло; может быть, они
уже не только красненькими выдают...
Сопровождаемый бдительной надзоркой (прямо воронье какое-то!) Никита
Кляпов свернул в проулок, где маячили две довольно сложные глыбы. Одна
была больше, другая - изящнее.
"Да пошло оно все..." - цинично подумал Никита и, решительно подойдя
к той, что изящнее, обнаружил вдруг, что левая рука у него давно уже ничем
не отягощена. Он где-то оставил свой ломик!
Неужели у Креста? Никиту бросило в жар... Нет, слава Богу, не у
Креста. Точно, точно... Он положил его на соседний камушек, когда собирал
с пола капсулы... Ах, как плохо! Стащат, как пить дать, стащат...
Никита сорвался - и побежал к скоку. Надзорка рванула следом.

Подоспел он почти вовремя. Возле глыбы цепенел от радости пушистый
лупоглазый зверек с ломиком в лапках. Судя по всему, он уже вволю
налюбовался находкой и явно собирался сгинуть с нею в неизвестном
направлении. Никита пал на него коршуном. Ломик в свое время достался ему
в жестокой борьбе с самим собой и с некой узловатой железякой у основания
главного световода.
Похититель был необычайно крупным - чуть ли не по грудь маленькому
Никите. Застигнутый врасплох, он взметнул седую нежную шерстку и отпрыгнул
к стене, причем весьма неудачно. Латунно посверкивающая опора примерно с
середины расседалась глубокой отвесно ниспадающей канавой, достигавшей
внизу размеров рва. В эту-то глубокую вдавлину и отскочил лупоглазый,
сразу отрезав себе все пути к бегству.
- Отдай! - задыхаясь, проговорил Никита и сделал шаг вперед.
Раздув зрачки во весь глаз, похититель истерически чирикнул,
наежинился - и такое впечатление, что изготовился к бою. Никита струхнул.
Невольно вспомнились байки о том, как ведет себя кошка, если загнать ее в
угол...
"Ну его к черту..." - неуверенно подумал Никита Кляпов, но тут взгляд
его снова упал на ломик. Отступить и открыть дорогу - означало потерять
инструмент.
Лицо Никиты исказилось совершенно зверски, а пальцы сами собой
медленно подобрались в кулаки.
- Дай сюда, козел! - срывающимся голосом потребовал Кляпов, глядя с
безумием в выпуклые, как линзы полевого бинокля, глаза. - Кранты
заделаю...
Трудно сказать, что именно поразило пушистого жулика - смысл слов или
же интонация, с которой они были произнесены. Но так или иначе, а супостат
затрепетал, бросил ломик и, вжимаясь горбиком в стену, начал потихоньку
выбираться из вдавлины.
В свою очередь сторонясь противника, Никита подступил к ломику и на
всякий случай сначала поставил на него ногу. Лупоглазый тем временем,
достигнув края вдавлины, подпрыгнул и, так вереща, словно с него черти
лыко драли, пустился наутек. Кляпов с облегчением поднял инструмент и
оглянулся, ища глазами брошенную во время поединка сетку с капсулами.
Возле глыбы, с самым угрюмым видом, маячила надзорка.
"Запросто мог щелчка получить..." - растерянно подумал Кляпов.
- А что мне еще оставалось делать? - бросил он. - Идти новый ломик
выкорчевывать? Так там одни только тупые остались...
Надзорка не шевельнулась - как присосалась к покрытию.
Кляпов подобрал сетку и, подойдя поближе, определил ее вместе с
ломиком на глыбу.
- Сволочи вы все-таки... - уныло сказал он надзорке. - Ну вот,
смотри... - Он огладил молочно-белый выступ. - Скульпторы о таком изгибе и
не мечтали! Того же Генри Мура возьми... Да у нас бы... Ну, не у нас,
конечно - на Западе... На пьедестал бы поставили! В каком-нибудь, я не
знаю, Люксембургском саду... А я это должен ломать. Почему? Зачем это
вам?..
- Добрый день, Никита! Вы что это, с надзоркой разговариваете?
Кляпов подскочил и обернулся. Перед ним, изумленно улыбаясь, стояла
Лика - стройная, яснолицая. Бедра ее были до колен влиты в темно-серые
брючки - без единого шва, с приглушенным змеиным узором. Кольчужно мерцала
плетеная короткая безрукавочка.
- Д-добрый день... - в панике пряча глаза, пробормотал Никита. - Нет,
я... Так, с самим собой... Д-досада, знаете, взяла... - Он отважился
взглянуть на Лику. Та улыбалась.
- И что же вас так раздосадовало?
Положение у Никиты было довольно дурацкое. Не признаваться же, в
самом деле, что вел с надзоркой душеспасительные беседы, да еще и с
искусствоведческим уклоном... К счастью, блуждающий взгляд его вовремя
коснулся глыбы, где лежали отбитый у врага ломик и сетка с пятью
капсулами.
- Да вот... выдали одними красненькими, - нашел он наконец
оправдание. - Теперь менять надо...
Лика засмеялась.
- Боже, какие все-таки мужчины одинаковые! Можно подумать, вы вообще
не различаете оттенков. Алые называете красненькими, салатные -
серенькими...
"Вы, мужчины..." Кляпов был потрясен. Она причисляла его к мужчинам.
То есть ставила на одну доску с Крестом, Василием, Ромкой... И даже не в
этом суть! Она видела в нем человека. И с Никитой немедленно приключился
приступ высокого, чреватого откровениями идиотизма.
- Лика! - взмолился он, чуть не схватив ее при этом за руку. - Я
слышал, вы и сами художница. Значит, вы должны чувствовать это особенно
тонко... Ну скажите: как такое вообще можно ломать?
Улыбка Лики несколько застыла, стала холодной и настороженной.
- Никита, - с легкой укоризной молвила Лика. - Это хозяева. Что вас
удивляет? У них прекрасно все. Даже то, что идет на слом...
- Но зачем?!
Лицо Лики слегка затуманилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30