АЛЕКСЕЙ ЛОСЕВ
Самое само

Москва
< ЭКСМО-ПРЕСС >
1999
ПРЕДИСЛОВИЕ
Настоящее небольшое исследование имеет своим предме-
том одну из самых темных областей человеческого сознания,
которой раньше занимались главным образом богословы или
этнографы. Те и другие достаточно оскандалились, чтобы те-
перь могла идти речь о вскрытии существа мифа богословски-
ми или этнографическими методами. И не в том беда, что бо-
гословы - мистики и этнографы - эмпирики (большею час-
тью богословы весьма плохие мистики, пытаясь заигрывать с
наукой и мечтая стать полными позитивистами, а этногра-
фы - увы! - часто очень плохие эмпирики, находясь в цепях
той или другой произвольной и бессознательной метафизи-
ческой теории). Беда в том, что мифологическая наука до сих
пор не стала не только диалектической, но даже и просто опи-
сательно-феноменологической. От мистики все равно не от-
делаться, раз миф претендует говорить о мистической дейст-
вительности, и, с другой стороны, без фактов невозможна
никакая диалектика. Но если будут считать, что факты мисти-
ческого и мифического сознания, которые я привожу в при-
мер, суть исповедуемые мною самим факты или что учение о
мифе только и состоит из наблюдения одних фактов, то лучше
им не вникать в мой анализ мифа. Надо вырвать учение о
мифе и из сферы ведения богословов, и из сферы ведения эт-
нографов; и надо принудить стать сначала на точку зрения
диалектики и феноменолого-диалектической чистки поня-
тий, а потом уже предоставить делать с мифом что угодно. По-
зитивно анализируя миф, я не пошел вслед за многими, кото-
рые теперь позитивизм изучения религии и мифа видят в на-
сильственном изгнании из того и другого всего таинственного
и чудесного. Хотят вскрывать существо мифа, но для этого
сначала препарируют его так, что в нем уже ничего не содер-
Здесь и далее подчеркиванием переданы рукописные вставки и до-
полнения, внесенные А. Ф. Лосевым в текст <Диалектики мифа> после
цензурного разрешения Главлита (Редакторы).
207
жится ни сказочного, ни вообще чудесного. Э"о - или не-
честно, или глупо. Что касается меня, то я вовсе не думаю, что
мое исследование будет лучше, если я скажу, что миф не есть
миф и религия не есть религия. Я беру миф так, как он есть,
т. е. хочу вскрыть и позитивно зафиксировать, что такое миф
сам по себе и как он мыслит сам свою чудесную и сказочную
природу. Но я прошу не навязывать мне несвойственных мне
точек зрения и прошу брать от меня только то, что я даю, -
т. е. только одну диалектику мифа .
Диалектика мифа невозможна без социологии мифа. Хотд
это сочинение и не дает специально социологии мифа. но это
является введением в социологию, которую я всегда мыслил
фидософско-исторически и диалектически. Разобравши логи-
ческую и феноменологическую структуру мифа. я перехожу в
конце книги к установке основных социальных типов мифоло-
гии. Этой социологией мифа я занимаюсь специально в дру-
гом труде, но уже и тут ясна всеобъемлющая роль мифическо-
го сознания в разных слоях культурного процесса. Теория
мифа. которая не захватывает культуры вплоть до ее социаль-
ных корней, есть очень плохая теория мифа. Нужно быть очень
плохим идеалистом, чтобы отрывать миф от самой гущи исто-
рического процесса и проповедовать либеральный дуализм:
реальная жизнь -сама по себе. а миф - сам по себе. Я никог-
да не был ни либералом, ни дуалистом, и никто не может меня
упрекать в этих ересях.
А. Лосев
Москва. 28января 1930 г.
ДИАЛЕКТИКА МИФА
Задачей предлагаемого очерка является существенное
вскрытие понятия мифа, опирающееся только на тот матери-
ал, который дает само мифическое сознание. Должны быть
отброшены всякие объяснительные, напр. метафизические,
психологические и проч., точки зрения. Миф должен быть
взят как миф, без сведения его на то, что не есть он сам. Толь-
ко имея такое чистое определение и описание мифа, можно
приступать к объяснению его с той или иной гетерогенной
точки зрения. Не зная, что такое миф сам по себе, не можем
говорить и об его жизни в той или другой иноприродной среде.
Надо сначала стать на точку зрения самой мифологии, стать
самому мифическим субъектом. Надо вообразить, что мир, в
котором мы живем и существуют все вещи, есть мир мифичес-
кий, что вообще на свете только и существуют мифы. Такая
позиция вскроет существо мифа как мифа. И уже потом толь-
ко можно заниматься гетерогенными задачами, напр. <опро-
вергать> миф, ненавидеть или любить его, бороться с ним или
насаждать его. Не зная, что такое миф, - как можно с ним бо-
роться или его опровергать, как можно его любить или нена-
видеть? Можно, разумеется, не вскрывать самого понятия
мифа и все-таки его любить или ненавидеть. Однако все равно
какая-то интуиция мифа должна быть у того, кто ставит себя в
то или иное внешнее сознательное отношение к мифу, так что
логически наличие мифа самого по себе в сознании у опериру-
ющего с ним (оперирующего научно, религиозно, художест-
венно, общественно и т. д.) -все-таки предшествует самим опе-
рациям с мифологией. Поэтому необходимо дать существенно-
смысловое, т. е. прежде всего феноменологическое, вскрытие
мифа, взятого как таковой, самостоятельно взятого самим по
себе.
1. Миф не есть выдумка или фикция, не есть фантастический
вымысел. Это заблуждение почти всех <научных> методов ис-
следования мифологии должно быть отброшено в первую го-
209
лову. Разумеется, мифология есть выдумка, если применить к
ней точку зрения науки, да и то не всякой, но лишь той, кото-
рая характерна для узкого круга ученых новоевропейской ис-
тории пЬеледних двух-трех столетий. С какой-то произвольно
взятой, совершенно условной точки зрения миф действитель-
но есть вымысел. Однако мы условились рассматривать миф
не с точки зрения какого-нибудь научного, религиозного, ху-
дожественного, общественного и проч. мировоззрения, но ис-
ключительно лишь с точки зрения самого же мифа, глазами
самого мифа, мифическими глазами. Этот вот мифический
взгляд на миф нас тут и интересует. А с точки зрения самого
мифического сознания ни в каком случае нельзя сказать, что
миф есть фикция и игра фантазии. Когда грек не в эпоху скеп-
тицизма и упадка религии, а в эпоху расцвета религии и мифа
говорил о своих многочисленных Зевсах или Аполлонах;
когда некоторые племена имеют обычай надевать на себя оже-
релье из зубов крокодила для избежания опасности утонуть
при переплытии больших рек; когда религиозный фанатизм
доходит до самоистязания и даже до самосожжения, - то
весьма невежественно было бы утверждать, что действующие
тут мифические возбудители есть не больше как только вы-
думка, чистый вымысел для данных мифических субъектов.
Нужно быть до последней степени близоруким в науке, даже
просто слепым, чтобы не заметить, что миф есть (для мифи-
ческого сознания, конечно) наивысшая по своей конкретнос-
ти, максимально интенсивная и в величайшей мере напря-
женная реальность. Это не выдумка, но - наиболее яркая и
самая подлинная действительность. Это - совершенно необхо-
димая категория мысли и жизни, далекая от всякой случайнос-
ти и произвола. Заметим, что для науки XVII- XIX столетий
ее собственные категории отнюдь не в такой мере реальны,
как реальны для мифического сознания его собственные кате-
гории. Так, напр., Кант объективность науки связал с субъек-
тивностью пространства, времени и всех категорий. И даже
больше того. Как раз на этом субъективизме он и пытается
обосновать <реализм> науки. Конечно, эта попытка - вздор-
ная. Но пример Канта прекрасно показывает, как мало евро-
пейская наука дорожила реальностью и объективностью своих
категорий. Некоторые представители науки даже любили и
любят щеголять таким рассуждением: я вам даю учение о жид-
костях, а существуют эти последние или нет - это не мое
дело; или: я доказал вот эту теорему, а соответствует ли ей что-
нибудь реальное, или она есть порождение моего субъекта или
210
мозга - это меня не касается. Совершенно противоположна
этому точка зрения мифического сознания. Миф - необходи-
мейшая - прямо нужно сказать, трансцендентально-необхо-
димая - категория мысли и жизни; и в нем нет ровно ничего
случайного, ненужного, произвольного, выдуманного или
фантастического. Это - подлинная и максимально конкрет-
ная реальность.
Ученые-мифологи почти всегда находятся во власти этого
всеобщего предрассудка; и если они не прямо говорят о субъ-
ективизме мифологии, то дают те или иные более тонкие по-
строения, сводящие мифологию все к тому же субъективизму.
Так, учение об иллюзорной апперцепции в духе психологии Гер-
барта у Лацаруса и Штейнталя также является совершенным
искажением мифического сознания и ни с какой стороны не
может быть связано с существом мифических построений. Тут
вообще мы должны поставить такую дилемму. Или мы гово-
рим не о самом мифическом сознании, а о том или ином от-
ношении к нему, нашем собственном или чьем-либо ином, и
тогда можно говорить, что миф - досужая выдумка, что миф -
детская фантазия, что он - не реален, но субъективен, фило-
софски беспомощен или, наоборот, что он есть предмет по-
клонения, что он - прекрасен, божествен, свят и т. д. Или же,
во-вторых, мы хотим вскрыть не что-нибудь иное, а самый
миф, самое существо мифического сознания, и - тогда миф
всегда и обязательно есть реальность, конкретность, жизнен-
ность и для мысли - полная и абсолютная необходимость,
нефантастичность, нефиктивность. Слишком часто ученые-
мифологи любили говорить о себе, т. е. о свойственном им
самим мировоззрении, чтобы еще и мы пошли тем же путем.
Нас интересует миф, а не та или иная эпоха в развитии науч-
ного сознания. Но с этой стороны для мифа нисколько не
специфично и даже просто не характерно то, что он - выдумка.
Он - не выдумка, а содержит в себе строжайшую и опреде-
леннейшую структуру и есть логически, т. е. прежде всего диа-
лектически, необходимая категория сознания и бытия вообще.
II. Миф не есть бытие идеальное. Под идеальным бытием
условимся сейчас понимать не бытие лучшее, совершенней-
шее и возвышеннейшее, чем бытие обыкновенное, но просто
смысловое бытие. Всякая вещь ведь имеет свой смысл не с
точки зрения цели, а с точки зрения существенной значимос-
ти. Так, дом есть сооружение, предназначенное для предохра-
нения человека от атмосферных явлений; лампа есть прибор,
211
служащий для освещения, и т. п. Ясно, что смысл вещи не
есть сама вещь; он - абстрактное понятие вещи, отвлеченная
идея вещи, мысленная значимость вещи. Есть ли миф такое
отвлеченно-идеальное бытие? Конечно, не есть ни в каком
смысле. Миф не есть произведение или предмет чистой мысли.
Чистая, абстрактная мысль меньше всего участвует в создании
мифа. Уже Вундт хорошо показал, что в основе мифа лежит
аффективный корень, так как он всегда есть выражение тех
или других жизненных и насущных потребностей и стремле-
ний. Чтобы создать миф, меньше всего надо употреблять ин-
теллектуальные усилия. И опять-таки мы говорим не о теории
мифа, а о самом мифе как таковом. С точки зрения той или
иной теории можно говорить о мыслительной работе субъек-
та, создающего миф, об отношении ее к другим психическим
факторам мифообразования, даже о превалировании ее над
другими факторами и т. д. Но, рассуждая имманентно, мифи-
ческое сознание есть меньше всего интеллектуальное и мыс-
лительно-идеальное сознание. У Гомера (Od. XI 145 слл.) изо-
бражается, как Одиссей спускается в Аид и оживляет на ко-
роткий срок обитающие там души кровью. Известен обычай
побратимства через смешение крови из уколотых пальцев или
обычаи окропления кровью новорожденного младенца, а
также употребление крови убитого вождя и пр. Спросим себя:
неужели какое-то мыслительно-идеальное построение поня-
тия крови заставляет этих представителей мифического созна-
ния относиться к крови именно так? И неужели миф о дейст-
вии крови есть только абстрактное построение того или друго-
го понятия Мы должны согласиться, что здесь ровно столько
же мысли, сколько и в отношении, напр., к красному цвету,
который, как известно, способен приводить в бешенство мно-
гих животных. Когда какие-нибудь дикари раскрашивают по-
койника или намазывают свои лица перед битвой красной
краской, то ясно, что не отвлеченная мысль о красном цвете
действует здесь, но какое-то иное, гораздо более интенсивное,
почти аффективное сознание, граничащее с магическими
формами. Было бы совершенно ненаучно, если бы мы стали
мифический образ Горгоны, с оскаленными зубами и дико
выпученными глазами, - это воплощение самого ужаса и
дикой, ослепительно жестокой, холодно-мрачной одержимос-
ти - толковать как результат абстрактной работы мыслите-
Вундт В. Миф и религия, пер. под ред. Д. Н. Овсянико-Куликов-
СКОГО.СП6.С.37-51.
212
лей, вздумавших производить разделение идеального и реаль-
ного, отбросить все реальное и сосредоточиться на анализе
логических деталей бытия идеального. Несмотря на всю
вздорность и полную фантастичность такого построения, оно
постоянно имеет место в разных <научных> изложениях.
В особенности заметно это засилье абстрактной мысли в
оценке самых обыкновенных, житейских психологических
категорий. Переводя цельные мифические образы на язык их
абстрактного смысла, понимают цельные мифически-психо-
логические переживания как некие идеальные сущности, не
внимая к бесконечной сложности и противоречивости реаль-
ного переживания, которое, как мы увидим впоследствии,
всегда мифично. Так, чувство обиды, чисто вербально вскры-
ваемое в наших учебниках психологии, всегда трактуется как
противоположность чувству удовольствия. Насколько условна
и неверна такая психология, далекая от мифизма живого че-
ловеческого сознания, можно было бы показать на массе при-
меров. Многие, например, любят обижаться. Я всегда вспо-
минаю в этих случаях Ф. Карамазова: <Именно, именно при-
ятно обидеться. Это вы так хорошо сказали, что я и не слыхал
еще. Именно, именно я-то всю жизнь и обижался до прият-
ности, для эстетики обижался, ибо не только приятно, да и
красиво иной раз обиженным быть; - вот что вы забыли, ве-
ликий старец: красиво! Это я в книжку запишу!> В абстракт-
но-идеальном смысле обида есть. конечно, нечто неприятное.
Но жизненно это далеко не всегда так. Совершенно абстракт-
но (приведу еще пример) наше обычное отношение к пище.
Вернее, абстрактно не самое отношение (оно волей-неволей
всегда мифично и конкретно), а нежизненно наше желание
относиться к ней, испорченное предрассудками ложной
науки и унылой, серой, обывательски-мещанской повседнев-
ной мысли. Думают, что пища и есть пища и что об ее хими-
ческом составе и физиологическом значении можно узнать в
соответствующих научных руководствах. Но это-то и есть за-
силье абстрактной мысли, которая вместо живой пищи видит
голые идеальные понятия. Это - убожество мысли и мещан-
ство жизненного опыта. Я же категорически утверждаю, что
тот, кто ест мясо, имеет совершенно особое мироощущение и
мировоззрение, резко отличное от тех, кто его не ест. И об
этом я мог бы высказать очень подробные и очень точные
суждения. И дело не в химии мяса, которая, при известных ус-
ловиях, может быть одинаковой с химией растительных ве-
ществ, а именно в мифе. Лица, не отличающие тут одно от дру-
гого, оперируют с идеальными (да и то весьма ограниченны-
213
ми) идеями, а не с живыми вещами. Также мне кажется, что
надеть розовый галстук или начать танцевать для иного значи-
ло бы переменить мировоззрение, которое, как это мы еще
увидим в дальнейшем, всегда содержит мифологические
черты. Костюм - великое дело. Мне рассказали однажды пе-
чальную историю об одном иеромонахе монастыря Одна
женщина пришла к нему с искренним намерением исповедо-
ваться. Исповедь была самая настоящая, удовлетворившая обе
стороны. В дальнейшем исповедь повторялась. В конце кон-
цов исповедальные разговоры перешли в любовные свидания,
потому что духовник и духовная дочь почувствовали друг к
другу любовные переживания. После долгих колебаний и му-
чений оба решили вступить в брак. Однако одно обстоятельст-
во оказалось роковым. Иеромонах, расстригшись, одевши
светский костюм и обривши бороду, явился однажды к своей
будущей жене с сообщением о своем окончательном выходе
из монастыря. Та встретила его вдруг почему-то весьма холод-
но и нерадостно, несмотря на долгое страстное ожидание. На
соответствующие вопросы она долго не могла ничего отве-
тить, но в дальнейшем ответ выяснился в ужасающей для нее
самой форме:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29