Первая часть скачки прошла в каком-то болезненном сне. Теперь же
вокруг царила пронизанная лунным светом темнота, черно-белый мир пустынной
ночи.
Я находилась далеко от хутора и гадала, почему лошадь устремилась в
этом направлении. Позже мне пришло в голову, что хуторяне, вероятно, время
от времени ездили этой дорогой, и лошадь, откликаясь на знакомый пинок,
рванула по ней. Менять курс не имело смысла.
Я выпрямилась и посмотрела по сторонам и вперед.
Мерзость запустения.
Плоский ландшафт, попадающиеся иногда скопления скал, невысоких,
приземистых и ветшающих. И древняя дорога, такая похожая на Лфорн Кл
Джавховор, по которому я путешествовала с Дараком. Впереди пустыня и
дорога раскинулись до самого края земли, неустанно и монотонно. Луна
прожигала в моих глазах белые дыры.

Я тогда думала, что не знаю, почему я позволила лошади нести меня по
древней Дороге, но, должно быть, я все таки знала. К рассвету я начала
ощущать притяжение. И рыба, вытащенная на берег в жестокой сети, не может
почувствовать себя более беспомощной. И все же я не испытывала ничего
похожего на ужас, ощущаемый рыбой. Я радовалась, что меня притягивает,
влечет; взволнованная, ликующая, окрыленная. В меня вливалась новая сила,
укрепляя и согревая меня. Я выпрямилась и шлепнула лошадь ладонью. Та
какое-то время шла неспешной рысью, теперь же она снова побежала вперед
очень быстро и уверенно по этой дрянной мостовой.
Небо надо мной постепенно серело, звезды растворялись, словно
брошенная в воду соль. На востоке почти у меня за спиной облака
раскалывались золотыми трещинами.
Я долго его не видела. Небо светлело позади меня и оставалось
индиговым впереди. Но затем солнце пробилось на волю и озарило его, и я
отлично увидела, к чему же я спешу. Примерно в двух милях от меня
начинался постепенный подъем, и мостовая стала широкой дорогой, идущей по
насыпи, возвышавшейся примерно на пятьдесят футов над окружающей
бесплодной пустыней. Милей дальше по обеим сторонам ее стояли две огромные
колонны, высеченные из темного камня, и дорога там казалась укрепленной и
ровной. За ними, примерно в пяти милях от меня, монотонная местность
извергла из себя огромную скалу с плоской вершиной и черную, как слепота.
А на вершине этой скалы стоял Город.
Он тоже был черным, но сверкающе-черным, из базальта и мрамора.
Возносящиеся шпили и многоступенчатые крыши отражали солнце, как зеркала.
Я удерживала лошадь на месте и глядела на него во все глаза, учащенно
дыша. Насколько древним был этот Город? Достаточно древним. Он стоял еще в
их время; они, Древние, построили его руками своих рабов. Я не испытывала
ни отвращения, ни страха, только потребность быть там, среди этой
сверкающей темноты.
Лошадь прыгнула, подгоняемая мной, и помчалась к насыпной дороге.

Я никак не думала, что застигну их в дороге, но я забыла, что
множество скованных людей идут медленнее, чем едет одинокий всадник как бы
сильно их ни хлестали.
Ехала я быстро - мостовая под копытами лошади выровнялась между
темными колоннами, очень высокими, увенчанными высеченными языками пламени
и фениксами с золотой отделкой. Свет стал полным и резко-ярким. Внезапно я
увидела впереди в миле от меня ползущую массу - черных всадников и
спотыкающихся людей, скованных друг с другом тусклым металлом. Пленные
караванщики и приезжавший за ними отряд, люди с мечами, пронзившие мне
сердце, что для них означало смерть.
Я пнула лошадь, и та снова побежала вперед. Она имела склонность
сбавлять темп всякий раз, когда я оставляла ее без внимания. Воздух запел,
и силуэты пустыни стремительно понеслись мимо меня. Неприятная процессия
впереди становилась все ближе и ближе.
Трое ехавших в арьергарде черных солдат услышали меня первыми. Они
быстро обернулись, и солнце вспыхнуло бликом на их серебряных
масках-черепах. Один из них пораженно вскрикнул. В замешательстве они
повернули лошадей, выхватывая мечи. Но это был лишь привычный жест. Разве
они уже не убили меня однажды? Запинающийся ритм движения колонны
окончательно поломался. Серые лица пленников поворачивались в мою сторону,
люди крякали от отчаяния, удивления и боли. Даже сейчас мелькали
бесполезные бичи. Затем двадцать черных всадников поскакали обратно, чтобы
преградить мне путь. Один из них, по-видимому, был их новым капитаном, так
как толстый браслет из переплетенного черного и золотого металла сверкал
теперь на его правой руке.
Натянув поводья, я остановила лошадь и сидела, глядя на них. Они были
безликими, однако, я тоже не уступала им в этом. Всего тридцать человек, и
я не боялась. Я ощущала только презрение. Мы с ними знали, как мало вреда
они могли мне причинить.
Молчание длилось долго. Затем один из них взволнованно выпалил:
- Она же умерла - Мазлек убил ее. Я сам видел, как клинок пронзил ей
левую грудь - она пала.
- Да, - тут же настойчиво добавил другой. - Мазлек, а потом мой
собственный клинок я вонзил его ей в живот. Она плавала в собственной
крови. И не двигалась. Все еще лежала там, когда на рассвете мы забрали их
из зала. Она была _м_е_р_т_в_а_.
- Молчать! - прорычал новый капитан железным голосом, но он боялся
так же, как и все остальные. - Вы ошиблись.
- Они не ошиблись, - очень мягко уведомила я его. - Твои воины убили
меня, а хуторяне меня похоронили. Но вот я здесь, и я опять цела, и я
жива. Эти люди, которых вы держите в цепях, - мои. Куда вы их ведете?
- В цитадель, - ответил капитан, - служить на войне солдатами под
началом Джавховора Эзланна, великого Города, что находится перед тобой.
Это не твое дело.
Оттого, что они употребляли древний язык и назвали древний титул,
меня переполнила ярость. Я знала, что они не принадлежат к Старинной Расе,
хотя и старались изо всех сил подражать ей.
- Кто этот человек, что дерзает носить титул Верховного Владыки? Вы
его слуги?
С гневом пришло и невероятное ощущение Силы. Я почувствовала, как они
трепещут перед ней.
- Мы солдаты военачальника Джавховора, - прохрипел капитан. - Ты
видишь нашу силу. Поворачивай назад, и мы не причиним тебе зла.
- Зла? - переспросила я. - Вы что, опять меня убьете?
Снова воцарилось молчание. Лишь шипел сухой ветер пустыни.
- Отпустите захваченных вами людей, - потребовала я. - А не то я убью
их, одного за другим, у вас на глазах. Они - мои. И достанутся либо мне,
либо Смерти, а не вам или вашему господину.
- Если ты - их ведьма, то их судьба, похоже, достаточно мало тебя
заботит. Лучше уж надежда остаться в живых на войне, чем смерть здесь и
сейчас.
- Они для меня ничего не значат, - заявила я, - но они мои. И
достанутся либо мне, либо Смерти, - и это было правдой. Я не ощущала
никаких преград, только великий гнев и великую Силу.
Капитан прочистил горло:
- У нес нет никакого оружия. Пусть с ней разделается пустыня.
Поворачивай! - крикнул он.
Воины развернули коней. И ждали, повернувшись спиной ко мне, очень
обеспокоенные.
- Вперед! - призвал капитан.
Из живота у меня поднялся белый жар и наполнил мне мозг. Я
почувствовала, что если я не смогу высвободить его, то у меня треснет
череп. Из глаз брызнула ослепительная белая боль. Руки сжались в узлы муки
и ярости. Я вытянула их над головой, поднялась на стременах, все мое тело
ныло и напрягалось, когда я выкрикнула им вслед единственное слово.
На насыпной дороге вспыхнула рваная пелена. Лошади пронзительно
заржали и взвились на дыбы. Земля громыхала и содрогалась. Гром и холодный
жар затмили мир.
Только моя лошадь стояла подо мной неподвижно, как скала. Боль меня
покинула, оставив слабой, дрожащей и бледной. Я с усилием выпрямилась и
открыла глаза, мгновенно заслезившиеся. Черные солдаты и их кони пребывали
в хаосе, люди вылетели из седел, тела животных шатались и брыкались.
Караванщики повалились аккуратными рядами среди своих цепей. Их кожа,
казалось, лишилась всякого цвета, и на них самих и на окружающей их земле
лежал своеобразный серебряный осадок. Все они были мертвее мертвых.
Меня чуть не вытошнило, я ощущала головокружение, дурноту. И мне
потребовалось некоторое время, чтобы заметить, что черные люди пали вдоль
насыпной дороги на колени, стискивая свои маски-черепа и открывая
надменные сильные лица и серебристо-белые волосы. Ко мне очень медленно
приблизился капитан, красивый мужчина с лицом, как и у всех остальных,
жестоким и холодным, но теперь раздетым донага, как и у остальных.
- Прости нас, - взмолился он, падая передо мной на колени в пыль. -
Мы давно тебя ждали. Так давно, что были неразумными, - а затем он
произнес мое имя, имя целительницы, как сперва подумала я, а потом поняла
разницу, ибо он повторял его вновь и вновь, свистящее, шипящее _с_л_о_в_о
с "У", смягченным до звука "О" в Старинной речи. - Прости нас, Уастис,
Богиня, Великая, прости нас, согрешивших, Уастис, Богиня...

2
Сейчас трудно объяснить, что я в то время не испытывала душевных мук
или раскаяния из-за того, что совершила. И сейчас нельзя добиться никакого
словесного искупления. И все же убийство само принесло кару за себя. Я
шаталась в седле, словно мучимая какой-т болезнью, бледная, полуослепшая,
полуоглохшая, неудержимо дрожа, с телом, промокшим от ледяного пота. Но с
прежним ощущением Силы, а никак не поражения. Это было лишь временное
расстройство. По бокам от меня ехали черные солдаты, снова в масках.
Мертвых караванщиков оставили тем хищникам, какие могли существовать в
этом бесплодном месте.
Свистел ветер.
Мы не поднялись по самому дальнему отрезку насыпной дороги, который
вел к горящим черным воротам Эзланна Темного. И направились вместо этого
по скальному карнизу, шедшему вокруг основной массы скалы и достаточно
широкому, чтобы по нему могло проехать шестеро в ряд. Наконец зияющий
арочный вход, тускло-зеленоватый свет факелов в стенах, скат, идущий по
наклонной вниз, а затем вверх. Местами нам преграждали путь железные
ворота с механизмом, реагирующим на нажимы браслета из переплетенных змей.
Все это я увидела, но спросила намного позже. Последние ворота были не из
железа, а из воды - нам преградила путь водяная завеса, но они,
по-видимому, умели управлять и ею, ибо над головами у нас сомкнулись
огромные плиты и перекрыли ее, пока мы не проехали.
Я поняла, что мы теперь в Городе, однако, все еще по прежнему под
землей. Черные, полуосвещенные, высеченные людьми проходы. А затем новый
свет, холодный и серый, под открытым небом. Мы выбрались на круглый двор,
окруженный черной стеной и черными сверкающими колоннами. Единственная
брешь в этой стене - извилистый проспект из белого камня с выстроившимися
по обеим сторонам высокими темно-зелеными кедрами; за ними с обеих сторон
- голубоватая панорама садов. Мы поехали между кедров, где стояли черные
мраморные статуи мужчин и женщин, сплетенных со зверями и птицами: свет
скользил и сочился по их застывшим телам. Вот и последний поворот, и
впереди дворец военачальника Джавховора. Построенный наподобие одинокой
башни высотой в десять этажей, он вытягивался ввысь, сужаясь в
соответствии с планировкой и с перспективой. К нему вела лестница, белая с
черно-алыми прожилками. На первом пролете высился ряд громадных округлых
арок с изображением зверей, сделанных, казалось, из многоцветного
хрусталя. Узор на дверях повторялся и в следующих секциях башни, но уже в
длинных окнах. В этом пронизанном радугой стекле вспыхивали и гасли огни -
фиолетовые и изумрудные, лиловые, розовые, лавандовые и золотые. На
ступени лестницы и на наши тела лились сияющие разноцветные капли.
Все это я тогда увидела в беспорядке. Этот новый ландшафт казался
ирреальным. Мои сопровождающие пребывали в растерянности, разрываясь между
своим воинским долгом перед командиром и своим новым духовным долгом по
отношению ко мне. Капитан и трое воинов препроводили меня в башню. Об этом
я мало что помню. Со всех сторон меня окружала великая красота, но мне
стоило невероятных усилий удержаться на ногах, и я не могла наслаждаться
ее созерцанием. Думаю, я впала в тупой сон-транс и очнулась, только
услышав раздраженный насмешливый голос, вонзившийся в их благоговейное и
мое сонное молчание, словно нож.
- Так, значит, это богиня, да? Это пугало с поля какого то
хуторянина? Ты что, Сронн, ума лишился?
Ко мне вернулась способность видеть, и мои глаза невольно
сосредоточились на говорившем человеке. Из моего мозга в позвоночник
стремительно разлился электрический страх. Казалось, я знала его, отлично
знала.
- Вазкор, военачальник, Истинное слово гласило о пришествии богини, -
осмелился сказать капитан, склонив голову перед человеком, который был его
господином, уступающим в старшинстве только Владыке Эзланна.
- Знаю. Уастис. Неужели эта женщина - я называю ее женщиной только за
неимением достаточно мерзкого определения, которое могло бы подойти к ее
внешности, - кажется тебе воплотившимся духом Древних?
- Она убивала, Вазкор, военачальник. Я докладывал.
- Да, ты в самом деле докладывал.
Мой взгляд прояснился, и я разглядела его. Высокая, крупнокостная,
элегантная фигура, энергично, по-звериному и уверенно носившая его темную
мужественность. Его лицо тоже скрывала маска, золотая маска в виде головы
волка с красными стеклами в узких глазницах. Серебристые волосы волчьей
гривы скудно висели поверх его собственных, доходивших почти до талии,
жгучих иссиня-черных волос - шевелюры темнокожего народа. И кожа у него на
кистях тоже казалась оливково-серой бронзой, однако форма их была
совершенно иной. На тонких, крепких, как железо, пальцах пылали три черных
кольца. Он носил длинную черную бархатную тунику, доходящую до середины
лодыжек, но с разрезом на бедрах с боков, напоминающую мне юбки
разбойников. Черные штаны из прекрасной переливающейся ткани и сапоги из
пурпурной кожи с бессчетными мигающими золотыми пряжками. На шее у него
висела цепь - одиннадцать гладких колец выдолбленного зеленого нефрита,
соединенных золотыми звеньями.
Сначала волкоголовый стоял совершенно неподвижно. Затем он положил
руку на плечо капитана, легко и смертоносно.
- Сронн, тебе известно, как нам необходимо организовать
принудительный набор рекрутов для самой последней кампании Джавховора.
Может, ты подвел меня и используешь эту жалкую телку в качестве
оправдания?
Дурнота от применения Силы быстро таяла.
- Все обстоит именно так, как он тебе говорит, - сказала я.
Золотая волчья голова дернулась в мою сторону. В этом жесте было
столько неприкрытого возмущения, что я чуть не посмеялась над ним.
- Помолчи, сука пустыни. Ты здесь никто.
Я узнала его презрение - презрение Высшего к всего лишь человеку. Но
уязвимым-то был как раз он. В глаза мне вонзились два копья боли.
Нефритовая цепь сорвалась с его шеи, потрескалась и упала мелкими кусками
на мраморный пол. Солдаты тут же рухнули на колени. Но он оказался не
столь быстрым. Он очень медленно направился ко мне, и голос его был тихим
и сухим.
- Ты, видно, не знаешь меня, иначе не пыталась бы пробовать на мне
свои колдовские фокусы.
Я не боялась. Я чувствовала, что состязание с ним будет нетрудным,
надежно защищенная броней своей новоприобретенной гордыни.
В футе от меня он остановился. Его сильные руки быстро поднялись к
волчьей маске. Значит, они тоже верили в силу неприкрытых глаз. А затем
маска исчезла, и я увидела его лицо.
- Дарак, - прошептала я.
Ноги у меня тут же подкосились, словно мое тело перерубили пополам.
Как это ни нелепо, я, перед которой пали на колени солдаты, теперь сама
невольно опустилась на колени перед этим человеком, которого намеревалась
заставить умолкнуть навеки. Но я не могла его тронуть; он, как и я, уже
умер и тоже возродился. Я видела, как стража градоначальника выносила его
из пиршественного зала, видела его тело, вздернутым на виселицу,
раскачивающимся и безжизненным. И все же здесь стоял Дарак, оспаривая веру
других в мою божественность, но Дарак чуть старше, нарисованный поизящней,
принц, вылупившийся из куколки разбойника. Однако теперь, стоя перед ним
на коленях, я увидела, что это не совсем Дарак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59