Мы должны поработать над этим. Ты мало знаешь о Сагари. Благодаря
милостивой предусмотрительности моего хозяина, ты очень скоро узнаешь о
них больше. - Он кивнул на скаковой круг. - Земля, воздух, огонь и вода.
Скачки радости, страха и ненависти. Но прежде всего - твой лучник. - Он
взглянул на Маггура, на Эллака, немного отошедшего в сторону с кравчей. -
Эти люди будут слишком тяжелыми. Тройке незачем любить лучника так же, как
возничего, но она должна быть в силах вытерпеть его.
Тут вступил в разговор Распар.
- Даррос предложил, чтобы с ним ехала его дама.
Беллан, похоже, поразился.
- Женщина? В постели, наверное, великолепна, но на колеснице
неуклюжа, как вол.
- Лучник Дарроса _я_, - заявила я.
Беллан посмотрел на меня пристально, впервые заинтересовавшись.
- Ты? Я думал, ты степной мальчишка. Вижу, что это не так. Прошу
прощения.
- Шайрин носят только женщины степных племен, - уведомила его я.
- В самом деле? - Беллана эта ошибка не волновала. - Ты умеешь
стрелять?
- Я _я_в_л_я_ю_с_ь_ лучником Дарроса.
Он теперь откровенно ощупывал меня взглядом.
- Маленькая. Вес подходящий. - Он обернулся и кликнул конюха, который
тут же подбежал. - Организуй мишень. И принеси лук и простые стрелы.
Я думала, что испытания пройдут на твердой земле, но вышло иначе.
С лошадей сняли попоны, Дарак стоял на колеснице, а я позади него.
Беллан проковылял к нам.
- А теперь - что вы думаете, мои три ночные песни? - Обратился Беллан
к тройке. Он потерся лицом об их морды, и они тотчас же откликнулись.
Затем он двинулся к задку колесницы. - Сними сапоги. Ты должна чувствовать
трепещущего под тобой жизнь, жизнь колесницы и биение сердца. Если хочешь
устоять на ногах, твои ступни должны быть как ладони. Они у тебя слишком
мягкие, поэтому я дам тебе сандалии.
- Ступни у меня твердые, - возразила я и сняла сапоги. День
становился все жарче, и слои металла на полу накалились под солнцем. Я
почувствовала, как у меня закружилась голова от напряжения: воздух казался
хрупким, как треснувшее голубое стекло. Мне вручили лук и стрелы с длинным
оперением. Я не знала, что именно они имели в виду, называя их "простыми".
Позже мне доведется узнать.
Подошел конюх и установил металлическую перекладину на открытом задке
колесницы, приблизительно на уровне моей талии, а затем закрепил ее на
месте.
Двое человек скакали на лошаденках по скаковому кругу за колесницей,
лицом ко мне. Между собой они везли раскачивающийся на шнуре большой
деревянный овал мишени, размеченный заплатами синего, желтого и красного
цветов.
- Когда колесница помчится на полной скорости, - сказал Беллан, -
целься в цвета на мишени. Синий - отлично, поскольку его трудней всего
увидеть, красный - хорошо, а желтый - удовлетворительно.
Беллан вышел за ограду. Ворота закрылись.
Толчок. Я выдержала его. Второй толчок - и меня швырнуло на
металлическую перекладину, чуть не сбив дыхание. Проклятый Дарак. Я
услышала, как он смеется.
- Смелей, Имма.
Мои ноги балансировали на движущемся, подскакивающем полу,
расставленные в стороны над колесной осью. Я напрягла тело, плотно
прижатое к металлу, и ждала. Теперь мы ехали быстро. Пыльная земля вихрем
проносилась мимо, шипя от скорости. Позади и передо мной лошаденки
пустились галопом, так и раскачивая мишень. Я натянула лук, сделала руки
твердыми, прицелилась, выстрелила. Стрела прошла мимо цели. Волосы от
скорости развевались у меня перед лицом. Придется мне их заплести в косу
или собрать в пучок на затылке, как воины в крарле. Я снова прицелилась и
выстрелила. Стрела задела щит и шлепнулась в пыль. Колесница по-прежнему
набирала невероятную скорость. Новый толчок, который чуть не выкинул меня
вперед через перекладину. Я откатилась назад к металлической стенке,
моргнула, очищая глаза от пыли, прицелилась и выстрелила. Стрела взвилась
вверх, опустилась и попала в красное. Я выпрямилась, а затем чуть
расслабила колени. Теперь я лучше чувствовала подскакивающий пол. Я
нагнулась над перекладиной и выбила три синих, одну за другой.
- Дарак, - окликнула я, - три синих, один красный.
Он меня не услышал.
Всадники догоняли нас. Я выбила большинство красных, и много синих.
Вот они уже впереди нас. Я развернулась кругом и выстрелила с борта.
Остальные - красные. Мы обошли их. Я выбила желтый и два синих.
Беллан махнул нам, делая знак остановиться.
Я оставила Дарака с лошадьми и пошла обратно к всадникам. Мишень
ощетинилась стрелами, словно дикобраз. Я оставила невыбитыми пять синих.
- Я вижу, ты по-настоящему и не пыталась попасть в желтые, - заметил
Беллан. - Это очень хорошо. Среди моих всадников здесь есть великолепные
лучники. Они занимаются этим для развлечения. Выбивают примерно три-четыре
синих, пятнадцать красных. А у тебя двадцать синих и все двадцать пять
красных.
Распар улыбнулся.
- Оставляю вас на попечение Беллана, - сказал он. - Наверное, вы
отужинаете сегодня вечерам в моем доме?

5
Наши дни составляли теперь странную мозаику, где дикость сочеталась с
изысканностью манер и настоящим делом.
Дикостью был учебный трек. Тот первый день с его вспотевшими конями,
вспотевшим металлом, перцем пыли и хребтоломными, костедробильными
упражнениями, был всего лишь прологом к последующим, полным опасности и
дискомфорта, урокам. Беллан был суровым, строгим учителем. Он будет
сквернословить так же мерзко, как любой разбойник, когда Дарак не сумеет
выполнить его требования, а Дарак будет выслушивать, не проявляя ни гнева,
ни возмущения, а потом пробовать вновь и добиваться успеха. Каждую ночь,
когда он уляжется на постель гостиницы, я буду втирать мазь в очередной
рваный шрам у него на спине, в тех местах, где вороные, напрягая обе его
сильные руки, пытались разорвать его тело надвое. Следы многих таких
шрамов покрывали твердую и жесткую, как дубленая кожа, белизну спины
Беллана. Что же касается меня, то на правой руке у меня саднили рубцы,
оставленные браслетами щита - этого бронзового чудовища, закрывающего мое
тело. Моя неспособность покрыться шрамами в данном случае была невыгодной
- я не могла нарастить защитную ткань. С каждым рассветом рука у меня
заживала, но к вечеру кожа снова стиралась в кровь. В отличие от моих
ступней, подошвы которых были как железо с тех пор, как я проснулась под
горой, самообновляющаяся кожа тела делала меня уязвимой, как младенца.
Беллан полагал, что я, при всем моем мастерстве лучника, - мягкотелая
девушка. Он посоветовал мне забинтовать следы рубцов льняными повязками и
надеть на металлические браслеты кожаные кольца. Это помогло, но мне все
равно приходилось достаточно тяжело.
На третий день, когда мы сочли себя мастерами лука и колесницы,
Беллан начал знакомить нас с сутью дела. Я еще не видела ни стадиона в
Анкуруме, ни планировки Прямой, когда ее приготовят для Сагари, но, по
милости Распара, учебный трек стал приличной копией. У нас имелись Прямая,
поворот и Скора. Теперь мы узнали препятствия - колонны Земли и Воздуха.
Они были чистейшим коварством, и больше чем с двумя другими грядущими
препятствиями - Огнем и Водой - мы могли доказать свою способность
справиться с ними только на арене. Земля была дубовой стеной на колесах,
выкатываемой и устанавливаемой на земле перед скачками. В этой стене
имелись четыре арки, в каждом случае достаточно широкие, чтобы пропустить
одну колесницу. А состязалось за возможность проехать всегда по меньшей
мере шесть колесниц; мы уже знали, что в этом году Сагари собрали семь
соревнующихся, не считая нас самих. Воздух представляли две ямы, всего
пяти футов в диаметре, что правда то правда, но вытянувшиеся вперед ярдов
на десять. Между ними и по обе стороны от них хватало места для проезда,
так что колесница, шедшая впереди, одна сумела бы проскочить достаточно
легко. Но, когда их много, некоторые неминуемо попадутся в эту западню;
ноги лошадей вмиг переломятся, а если застрянут задние колеса, то
возничего и лучника, вероятно, выбросит вон на дышло или под копыта
преследующих упряжек. Два дня мы потратили на стену Земли, уворачиваясь от
двух других учебных колесниц Распара, управляемых людьми Беллана. Падения
случались, но без особых жертв. Один колесничий сломал ногу, а одна
тройка, не наша, бешено промчалась прямо сквозь деревянно стену - к
счастью, хлипкую и не причинившую большого вреда. Через два дня после
этого мы играли с ямами Воздуха, не очень глубокими и, к счастью, накрытых
легкой сетчатой рамой. Несколько раз вороных заносило в них, но к закату
второго дня мы научились такому трюку, как резко повышать скорость или
отставать, что проносило нас мимо или оставляло последними, а затем
настигать других, когда снова пойдет открытый участок.
Следующей была Вода, а у Распара отсутствовали подземные ключи,
бурлившие под Сиркуниксом; и мы вместо этого твердо усвоили свой урок под
потоками из гигантских накрененных ведер, раскачиваемых сверху на цепях
веселыми слугами Распара. Мои лук и стрелы сто раз повисали мокрыми и
бесполезными, прежде чем Дарак научился преодолевать это препятствие, а я
научилась искусству закрывать их щитом, если он ошибался в расчете. А
потом пришел Огонь.
Это произошло на десятый день, когда Игры в Анкуруме уже начались.
Сиркуникс находился достаточно близко к городским стенам, чтобы в
неподвижности жаркого дня до конефермы долетали иной раз гневные или
ликующие вопли толпы. Там шли состязания борцов, травля зверей и
акробатика. Скачки начнутся через четыре дня от теперешнего, а еще через
два дня наступит черед королевских коронных скачек - Сагари. В тот десятый
рассвет мы знали, что у нас осталось всего шесть дней, чтобы подготовиться
к победе или смерти.
И поэтому между горящих столбов, служивших символами столпов Огня на
арене, мы проехали благополучно, потому что должны были это сделать.

Вилла при конеферме была прохладным и белым, скупо, по со вкусом
меблированным жилищем, которое вносило в нашу дикую жизнь элементы
изысканности и деловитости. Здесь была давно уже заключена, скреплена
подписями, засвидетельствована и почти забыта сделка, которая казалась
теперь мелочью по сравнению с предстоящими скачками. Товары Дарака
исчезли. В обмен он получил щедрую цену - цену, заверил он меня,
превосходящую все, на что он мог надеяться, пока действовал через
посредника.
- Коль скоро мы станем победителями Сагари, то сможем ехать обратно
как короли, - сказал он мне, но в глазах его светился увлеченный, яркий,
лихорадочный азарт Беллана. Он был колесничим умом, телом и душой; даже во
сне я чувствовала, как его тело дрожит, оживляясь от бега колесницы. Редко
он обращался ко мне в темноте за любовью. Он был опустошен; кроме того,
Беллан предупредил нас обоих, откровенно и без всякого выражения на лице.
- Если в вас есть хоть капля здравого смысла, вы в постели оставите
друг друга в покое, пока все это не закончится. Мужчина правит лошадьми
головой, руками, ногами и чреслами. Что же касается твоей женщины, то если
ты сейчас случайно сделаешь ее беременной - ты пропал. Когда у тебя
месячные? - добавил он, обращаясь ко мне. - Надеюсь, не в день скачек? - Я
ответила ему, что не знаю. У меня пока не наблюдалось никакого ритма, как
у других женщин. - Я достану тебе одно снадобье, - пообещал Беллан. - Оно
просушит тебя до окончания скачек. Эти женщины... - он сделал жест
отвращения. - Не будь ты гением с луком, я б тебя никогда и близко не
подпустил к этому делу.
На десятый вечер, за шесть дней до скачек, мы сидели за ужином с
Распаром. Мерцали свечи, цветные блики на серебряных блюдах и ониксовых
чашах. За окном стрекотали в теплых сумерках сверчки.
- Вы подтвердили то, что я предвидел в вас, - сказал Дараку Распар. -
Вы удержали их, пронесясь сквозь Огонь. Прошу заметить, их еще жеребятами
обучали смотреть пламени в глаза. Я видел, как люди выезжали на Сагари с
неприученными к огню лошадьми и увижу это еще не раз. Дурацкий прием. Он
всегда кончается. - Он снова налил вина себе и Дараку. - Я уже внес ваше
имя в список участников.
Дарак кивнул.
- Вы будете участвовать как Даррос из Сигко, а не как мой человек.
Так будет лучше. Анкурум знает, что вы привели караван и удивится вашему
подвигу. Вы - прославленный герой. Обо мне ничего упоминаться не будет, но
я отправлю своих людей потолкаться по трибунам стадиона, чтобы объяснить,
кому принадлежит прекрасная тройка вороных. Этого вполне достаточно. - Он
улыбнулся своей дружеской полуулыбкой. - Вы сказали, что сделаете своим
цветом алый. Это очень хорошо. Ни один житель Анкурума не посмел
участвовать в этих скачках, а алое - гербовой цвет Анкурума - от лозы. За
это вас будут приветствовать громкими криками. Афиши, по-моему, уже
приколочены. И вы победите.
Дарак усмехнулся, напряженный, позабавленный, вызывающий. Распар
взглянул на меня.
- Я не вижу лица вашей дамы под ее шайрином. У нее есть какие-то
сомнения?
- Беллан блестяще разбирается в колесницах, - сказала я, - но можем
ли мы доверять его суждению? Разве его не гложет желание быть на месте
Дарроса?
- Вы имеете в виду какую-то вызванную горечью оговорку или отсутствие
совета? - Распар снова улыбнулся. - Я вижу, вы мало разбираетесь в
человеческой душе. Ну, вам не к чему опасаться. Он захочет, чтобы Даррос
участвовал в этих скачках по очень веской причине. В Сагари примет участие
один человек - Эссандар из Коппайна. Именно его колесница толкнула
колесницу Беллана на Скору тамошнего стадиона. Те скачки были отнюдь не
Сагари, на порядок попроще, но все же опасные. Ось колесницы от удара
погнулась, левая крайняя лошадь упала. Беллана швырнуло на преследующую
тройку. Он ненавидит Эссандара и вполне заслуженно. Всего я не знаю, но
как я понял, дело заключалось не столько в невезении, сколько в личных
счетах между ними из-за какой то девушки.
Когда мы покинули конеферму, было уже поздно.
- С завтрашнего дня вы будете ночевать здесь, - решил Распар. - Знаю,
что вы любите присматривать за своими людьми, и судя по тому что я слышал
о них в городе, это очень даже правильно. Но передайте руководство вашему
Эллаку. Больше никаких поездок взад-вперед. После дневных трудов вам
понадобится расслабиться. Я пришлю массажистов для вас обоих, мужчину и
женщину. Кроме того, теперь, когда вы приобрели мастерство на треке, вас
представят здешней публике. Завтра некоторые из дам Градоначальника явятся
посмотреть, как прославленный и красивый Даррос управится с упряжкой, и
они вполне могут остаться отужинать со мной. Захотят наведаться и богатые
бездельники, желающие оценить, в какой вы форме, чтобы сделать свои
ставки.
Когда мы ехали обратно по темной дороге к Кольцевым Воротам, я
сказала:
- Говорила же я тебе. Прирученные собаки Распара, натасканные
выполнять разные трюки для его покровителей и клиентов.
Дарак рассмеялся.
Его, этого бродягу, бахвала и актера, каким он был, это не
беспокоило. Пусть себе все приходят и пялятся, сколько влезет.

И они пришли.
Если из-за этого и возникали какие-то ощущения, то они были хуже огня
и боли: гнев, который надо было сдерживать. Как бы было приятно для моей
души выпустить стрелу из тетивы не по трем движущимся мишеням, а по той
толпе дураков у ограды.
Кудрявые женщины на носилках и в экипажах в переливающихся
белоснежных платьях. Я и впрямь хорошо выбрала себе платье для того ужина
у посредника. Белое было самым модным цветом среди знатных и богатых.
Потому что белое так легко пачкается, и только у богачей, не обремененных
работой, оно может сохраниться неиспорченным. На своем белом они носили
гроздья драгоценных камней всех цветов в разных оправах - золотых,
серебряных, медных, а также из темно-серого металла называемого ими
алькум, сияющего под лучами солнца невероятным голубым светом. Мужчины
носили облегающие белые штаны, обтягивающие, как вторая кожа, накладные
плечи и рукава с красными, оранжевыми и желтыми полосами.
Женщины, а также и некоторые мужчины, ворковали и вздыхали по Дараку,
окликая его между заездами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59