Асутоо не шелохнулся. Он обратился к отцу:
- Дозволь мне, вождь мой, поговорить с нашим гостем и братом, прежде
чем он уедет от нас.
Вождь, нахмурясь, выразил жестом согласие.
Но Асутоо заговорил не сразу.
- Ну? - осведомился Дарак.
- Слова мои предназначены не только для тебя, Дарак, горный всадник.
Я говорю и твоему воину, женщине. - Асутоо посмотрел на меня через
разделявших нас лошадей. - Ты знаешь, сколь мало я могу предложить тебе,
но если ты станешь моей женой и будешь жить с моим племенем, то получишь
весь почет, какого ты заслуживаешь. Я не стану препятствовать тебе скакать
на бой; ты поскачешь прежде меня. Ты будешь жить в моем шатре не как
женщина, но как мой брат. Прислуживать мне будут другие жены. Я прошу тебя
потому, что знаю, что ты не только воин, но и женщина.
Меня пронзила боль, острая, как нож. Мне вдруг очень захотелось
остаться, быть его женой и скакать рядом с ним, а позже наверно родить ему
детей, и быть только женщиной, и рабой, как все прочие. Я знала, что он
будет меня любить, и предоставит мне полную волю быть собой. Он позволит
мне разыскать мое прошлое и Зеленый Нефрит, коль скоро мне удастся убедить
его. Но почему-то я не могла заговорить.
Возникло молчание. Я не могла смотреть на лицо Дарака, я знала, какое
будет на нем написано презрение. Еще миг и он скажет мне: "Ну, что ж, бери
его тогда, и мое благословение вам обоим". Но Дарак тоже не говорил ни
слова.
- Такая женщина, - сказал вождь, - принесет нам честь. В один
прекрасный день, если будет на то ее воля, она может породить сыновей и
сделает наше племя великим. Я отвечу за сына моего Асутоо. Он храбрый
воин, и убил много наших врагов. Однажды утром он проснется вождем Звезды.
Тут Дарак развернул коня. Подъехав ко мне, он выхватил поводья из
моих рук.
- Твои слова - большая честь для нас, вождь. Но у нас иные законы.
Эта женщина - моя.
Лицо у Асутоо побелело, руки сжались в кулаки.
Мне хотелось лишь одного - вырваться, и сказать: "Нет, Дарак, я
совсем не твоя", и уйти к этому белолицему мальчику. Но я не могла этого
сделать.
Дарак не взглянул на меня. Он поднял руку, отдавая честь племенам и
их вождям, а потом развернул нас, все еще держа свободной рукой мои
поводья, и только после этого снова овладел своими. У меня не осталось
никакой свободной воли, он украл ее, а я отдала ее, не сопротивляясь. Так
ужасно было находиться в его власти, вдвойне ужасаю, потому что это
приводило меня в восторг. Гнев и радость оттого, что он уволакивает меня
прочь - от покоя, безопасности и надежды на свободу, и оттого, что мое
мнение в расчет не принимается.
- Дарак, - окликнула я, - отпусти коня, ты порвешь ему рот.
- Не указывай мне, проклятая сука, - закричал он в ответ. Небо
ринулось нам в лица. - Я управлялся с лошадями прежде, чем ты вылупилась
из яйца.
Но он смеялся. Мы оба смеялись. Я уже забыла Асутоо, его рухнувшие
надежды и его позор.


ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. АНКУРУМ

1
Мы не вернулись на дорогу, но двигались параллельно ей по более
новому проселку. Чуть дальше Ки-ула мостовая, кажется, была разломана и
больше не годилась для проезда. Бесславный конец Пути Верховного Владыки.
Мои неприятности, казалось, кончились. Больше никаких снов и никаких
странных происшествий. Только скучная езда по жаре, шутки, чувство
товарищества, пусть даже нелепое. И Дарак. Для него, думаю, это тоже было
хорошее время. Не знаю, любил ли он меня или нет и как он мог меня любить,
но между нами тогда что-то было. И я не забуду.
А потом мы добрались до Анкурума. Рыжего города, сидящего, опираясь
ногами на скамеечку в виде высоких скалистых холмов, прислонясь спиной к
невысоким горам, а совсем уж за ним - касающиеся неба силуэты Горного
Кольца, неясные и далекие, с их шапками, ставшими уже кремовыми от снега.
Об Анкуруме ходит старая легенда, что процветание ему приносит алая лоза,
которая растет только в нем и никогда не вырастет в другом месте.
Прежде, чем мы увидели его, мы проезжали через деревни и села,
становившиеся все больше по мере того, как мы приближались к городу. На
скальных холмах перед его воротами теснилась сложная путаница домов,
постоялых дворов и рынков. Казалось бы, округ этот должен был быть таким
же негостеприимным и бесплодным, как равнина, но здесь почему-то росли
сады и леса, и расстилались разрезаемые небольшими ручьями поля. Наверное,
они были правы, поклоняясь богине лозы.

За стенами город поднимался уступами, террасами и высеченными в
склоне горы извилистыми переулками. Здания здесь строили почти целиком из
камня, теплого желтоватого камня, похожего на тот, из которого были
сложены крепостные валы. Помимо лозы, разросшейся повсюду, город украшали
картины, нарисованные на домах, садовых стенах и по всем фасадам постоялых
дворов и питейных заведений. Ветер раскачивал малиновые, зеленые и желтые
вывески с нарисованными на них изображениями молотов, кружек и буханок.
Стоял полдень, и все окутывал бронзовый свет грозы.
- Впечатляет все это изобилие? - спросил Дарак.
Я оглядывалась кругом, завороженная вопреки себе этим первым
контактом с густым скоплением людей, которое называлось городом. Меня
заинтриговала его структура: весь он лез вверх к огромной крепости-дому
своего начальника, который, в свою очередь, подчинялся своему начальнику,
сюзерену этого округа. В этом краю существовали законы, и налоги регулярно
взимались деньгами, а не от случая к случаю овцами и козами. На
большинстве улиц стояли жаровни, дожидаясь, когда их зажгут с наступлением
темноты, но дома местами срастались над головами прохожих и загораживали
небо. Я заметила лохани для лошадей, дренажные канавы для стока дождевой
воды и боковые улочки, тесно застроенные лачугами, а также ощутила
скверные запахи. Не сплошное тут, похоже, изобилие, но я позволила Дараку
подразнить меня.
Правда, он и сам прежде не бывал в Анкуруме, но ему доводилось бывать
в других схожих городишках вдоль подножия Кольца. Несомненно, ему редко
случалось дважды наведываться в один и тот же город. Ведь рано или поздно,
но жители всегда обнаружат, что купили товары у вора.
Я поняла, насколько опасна эта игра, в которую он играл, когда
узнала, что спустя несколько мгновений после того, как мы въехали в город,
его имя внезапно сменилось с Дарака на Даррос. Как позже объяснил мне
Маггур, Дарак-разбойник был чересчур хорошо известен. Однако Даррос, сын
купца, подозрений не вызывал. Он был фигурой впечатляющей, хоть и
эксцентричной; человек, осмелившийся провести свой караван через горы и
равнины с их опасным кордоном; человек, пользующийся милостью своих богов.
Здешние купцы считали его буйным и сумасшедшим, ревнуя к его достижениям.
А его люди оказались буянами и негодяями, пившими все время своего
пребывания в городе, перебираясь из одного борделя в другой. Тем не менее,
груз был делом важным. Да, несмотря на его молодость и отдельные
недостатки, они нашли в своих жадных сердцах место для Дарроса из Сигко.
Людей вокруг шаталось мало, так как этот час они считали священным
для своих желудков. Половина дешевых лавочек позакрывались, но таверны
ломились от посетителей, вытесняя прожорливых едоков на помосте у обочины.
Гостиницу нам удалось найти не без труда. Караван был большой и
выглядел сейчас очень внушительным, особенно с его черными дозорными в
черепных масках, страшным атрибутом торговых городов на севере.
Поначалу всегда попадался какой-нибудь человек с покрасневшим лицом,
говоривший:
- Совершенно нет мест. Анкурум битком набит из-за Игр.
- Что это за игры? - крикнул кто-то в первый раз.
- Да вы кто, - варвары или как? Мы всегда проводили наши Игры. А
теперь, когда построен новый стадион, люди съедутся с округи во много
миль. Вы что - варвары, северяне?
Из-за этого могла бы вспыхнуть драка, но Дарак, Эллак и Маггур
утихомирили прочих, и мы уехали, не отметив своего приезда пролитой кровью
и вышибленными мозгами.
Вскоре до нас дошло, почему Анкурум заполнен до отказа. На более
широких улицах висели приколоченные к дверям и стенам афиши, расписанные
по большей части рисунками и символами - броско изображенные голубыми и
оранжевыми красками борцы и колесницы, влекомые розовато-лиловыми
лошадьми. К этому времени небо затянули тучи и пошел дождь, и краски на
афишах сплошь стекали в канавы. Время года казалось поздноватым для
устройства игр. Вероятно, их задержал достраиваемый новый стадион.
ГИГАНТСКИЙ И НЕСРАВНЕННЫЙ СИРКУНИКС АНКУРУМА, как именовали его их
расплывающиеся художества.
Наконец мы нашли заведение большое и достаточно скверное, чтобы в нем
нашлось место и для нас. В огромных каменных помещениях царили
запущенность и холод. Постели не проветривались целый миллион лет. Нам
разожгли очаги, принесли проеденные молью простыни и устроили трапезу. Там
проживало лишь пять-шесть других постояльцев и, как мне представлялось,
это были местные, а не приезжие. Эти старые и робкие жильцы шмыгали прочь
с нашего пути, словно маленькие испуганные зверьки. Где бы я ни встречала
кого-либо из них - на лестнице или в столовой - они в жалком ужасе
бросались в сторону; а от Дарака и других они с визгом убегали по боковым
коридорам, и всю долгую ночь слышалось, как они, нервничая, со стуком
открывают и закрывают двери, пытаясь прошмыгнуть в отхожее место и
обратно, не встретив никого из нас. Думаю, они были моим печальным уроком
по части жалости, но я также смеялась над ними.
Те первые три дня были гнетущими, черными и дождливыми. Дарак уходил
рано утром вместе с Эллаком, Глиром и тремя-четырьмя другими в
сопровождении десятка разбойников, переодетых черепастой охраной; вьючные
животные везли образцы его товаров. Мне не дозволялось ехать с ним,
поскольку появление женщины в конторе купца было в городах явно
неслыханным делом. Это были скучные времена, бесконечные торги и
подписывание документов. Степняцкие ткани сбыли легко, но оружие шло не
так бойко. По вечерам, когда я видела его, Дарак сердито ворчал на тайные
происки и обманы, с помощью которых торговые посредники пытались надуть и
облапошить его - это были настоящие грабители. Забавно было слушать, как
он выражает свой надменный и праведный гнев - это он-то, который в первую
очередь и похитил эти товары. Но впрочем, он ведь теперь был Дарросом. За
исключением одного случая, когда он поскакал на неоседланном бешеном коне
по рыночной площади, расположенной через три улицы от нашей гостиницы.
Так я проводила свои дни, запертая в мрачном холле гостиницы,
сгорбившись у очага вместе с остальными, в то время как они вели свою
бесконечную игру в кости, или одна, если они отправлялись в бордель.
Женщины, которых они приводили с собой, пребывали в дурном настроении и
заказывали бесконечную череду блюд, от которых они становились чрезмерно
тяжеловесными. Они столь же не привыкли к такой сидячей жизни, как и любой
из мужчин. Утром третьего дня нас присутствовало мало, и поскольку холл
был практически нашим, Маггур повесил раскрашенную деревянную мишень, и мы
с ним и еще одним разбойником принялись состязаться в стрельбе из луков.
Мой лук пострадал от влажности и бил неважно, пока я его не навощила и не
просмолила. К тому времени в игру вступили и другие и разбились на
команды. Команда Маггура назвала себя "Баранами", отчасти потому, что
трое-четверо из них только что вернулись из борделя. Другая сторона
присвоила себе название "Драконы", и в ней насчитывалось на одного
человека меньше.
- Пойди, постреляй для нас, Имма, - позвал один из них. - У этих
ублюдков нечестное преимущество.
Покуда женщины лениво следили за состязанием, выщипывая себе брови,
потому что в Анкуруме это было модно, и отправляя в рот куски засахаренных
фруктов и леденцов, "Бараны" и "Драконы" вели бой, переходящий иногда в
драки и состязания по борьбе на полу. Маггур был самым лучшим на их
стороне, а я наилучшей на моей. В конечном итоге я победила его.
- В недобрый день я научил тебя, - сказал он мне. - Ты стреляешь даже
лучше, чем Кел.
Сказав это, он огляделся в поисках улыбки Кела, а затем спохватился,
вспомнив, что Кел убит. Между нами возникло неловкое молчание, которое, к
счастью, нарушил Дарак, вернувшийся непривычно рано, с большим шумом и
группой незнакомых людей.
Войдя, он сразу подошел ко мне и взял меня за руку.
- Положи это добро и ступай наверх.
Стоявший неподалеку от нас разбойник посмеялся над его торопливостью,
и Дарак небрежно отвесил ему затрещину, от которой тот так и зашатался.
Он препроводил меня из холла наверх к нашей длинной и ледяной
комнате. Меня удивило, что люди, которых он привел с собой, шмыгнули
следом за нами.
- Подождите, - велел он и закрыл перед ними дверь. Он подбросил дров
в гаснущий очаг и выпрямился. Выглядел он одновременно и раздраженным, и
позабавленным.
- Продажа? - спросила я.
- Пока нет. Этикет в Анкуруме похуже, чем в племенном крарле.
Посредник, с которым я имел дело, устраивает сегодня то, что ему угодно
называть ужином. Он хочет, чтобы я принял в нем участие, и как я понял,
именно там меня ждет встреча с возможными покупателями. Это значит, что
придется вытерпеть несколько часов скуки, слабенького вина и жалких
лакомств на тоненьких блюдечках. Я хочу, чтобы ты пошла со мной.
- Зачем? Я думала, анкурумские купцы падают в обморок при виде
женщины.
- Похоже, только в своих оружейных лавках. Ожидается присутствие дам,
а у меня нет времени связываться с ними, если я хочу выудить из пруда
нужных мне купцов. Ты - мой щит против этого.
Мне не хотелось идти, но я увидела логику в сказанном им. И холодно
осведомилась:
- Я должна идти в таком виде?
- За дверью трое портных и женщина, которая завьет тебе волосы. По
крайней мере, лицо красить тебе не требуется.
- Думаешь, шайрин не вызовет пересудов?
- Вызовет и, надеюсь, немало. Прекрасная племенная любовница живо
утихомирит самую пылкую шлюху. Это было бы интересно. Кроме того, у тебя
есть те изысканные манеры, которые они так обожают, хотя где ты их
набралась?
Он внезапно снова открыл дверь, и женщины так и подпрыгнули. Я мигом
поняла, что он их совсем застращал.
- Заходите, - пригласил он, - и поторапливайтесь. Делайте, что я вам
сказал и что скажет вам она. Последнее слово останется за ней. Я хочу,
чтобы все сделали самое позднее к закату.

Материал они принесли с собой, выбранный Дараком, и сперва я думала,
что его разбойничьи пристрастия к ярко-крикливому обрекут меня на
уродство. Но он был человеком хитрым. По крайней мере, он знал, чего не
носят в купеческом кругу, даже если душа у него плакала навзрыд от
необходимости подчиниться их вкусам. Он даже боялся собственного суждения,
когда выбирал это добро. Каждая показанная мне ткань была без узоров и
приглушенного цвета: следовательно, он ошибся в иную сторону - перебрал по
части скромности. Но я нашла наконец в этой куче красоту - тяжелый шелк с
белым блеском алебастра. Затем последовали снятие мерок и прочая суета. К
счастью, то, что в Анкуруме считалось элегантным, отличалось также
простотой: платье без рукавов с глубоким вырезом спереди и сзади, чуть
подогнанное под грудью, а затем спадающее свободными складками до пят.
Имелись также сандалии из выбеленной кожи с золотыми заклепками. Одна из
женщин уже что-то шила - новый шайрин, на этот раз из черного шелка.
В перерыве между снятием мерок я вымылась, разделив сваю ванну с
многочисленными плавучими жуками, жившими в стенах ванной.
К раннему вечеру я была одета. Потрудились они на славу и даже с
умом, как показало мне принесенное ими зеркало. Тут ко мне подлетела,
страшась ультиматума Дарака, парикмахерша, которая, пока там делали
платье, готовила свои духи, расчески и нагревала на огне щипцы. Она втерла
мне в волосы сладкое пахучее масло, расчесала их, а затем завила щипцами
каждую прядь в спирали кудрей. Их она уложила у меня на голове петлями и
спиралями. Те, что остались, свободно свисали у меня на затылке,
скрученные, словно, извивающиеся змеи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59