Удар был такой сильный, что я не смог взять мяч, и он разбил окно гаража.
Обе мамы выскочили из дома. Моя мама увидела разбит ое окно и сразу все поняла.
– Никола, – сказала она, – чем играть в грубые игры, тебе следовало бы занимать свою гостью, особенно когда она такая милая, как Луизетта!
Я посмотрел на Луизетту. Она была уже в другом конце сада и вовсю нюхала бегонии.
Вечером меня оставили без сладкого, но это ничего. Луизетта – девчонка что надо! Когда мы вырастем, обязательно поженимся. Ну и удар же у нее!
Мы готовимся к приезду министра
Нас собрали во дворе школы, и перед нами выступил директор.
– Дорогие дети, – сказал он, – с радостью сообщаю вам, что в нашем городе должен побывать господин министр, который пожелал оказать нам честь и посетить нашу школу. Вы, возможно, знаете, что господин министр сам когда-то учился в этой школе. Вот вам живой пример того, как, усердно занимаясь, можно добиться очень высокого положения. Я хочу, чтобы господину министру был оказан здесь незабываемый прием, и очень надеюсь, что вы мне в этом поможете.
Тут директор отправил в угол Жоакима и Клотера, потому что они подрались.
Потом директор собрал у себя всех учителей и воспитателей и сказал, что он уже продумал церемонию приема господина министра. Сначала все дети хором исполняют Марсельезу. А потом трое учеников младших классов преподнесут министру цветы. Действительно, наш директор замечательно все продумал. Ведь министр, конечно, не ожидает, что ему преподнесут цветы, и это будет для него приятный сюрприз. Наша учительница чем-то встревожена. Вообще последнее время, мне кажется, она стала какой-то нервной.
Директор сказал, что мы сразу начнем репетировать, и мы очень обрадовались, потому что не надо будет идти на уроки. Мадемуазель Вандерблерг, учительница пения, стала с нами репетировать Марсельезу. Получалось вроде не очень здорово, но все же шуму было много. Правда, мы все время обгоняли старших. Они еще только «отряхивали его прах с наших ног…», а мы уже «ненавидели царский чертог». Только Руфус пел «ля-ля-ля», потому что он не знал слов, а Альцест не пел вовсе, так как он жевал рогалик. Мадемуазель Вандерблерг изо всех сил махала руками, чтобы мы замолчали. И вместо того чтобы ругать старших, ведь это они отставали, она накинулась на нас, хотя мы были впереди. А так нечестно. И еще Руфус очень рассердил мадемуазель Вандерблерг. Он пел с закрытыми глазами и не увидел, что надо замолчать, а продолжал свое «ля-ля-ля». Тогда наша учительница поговорила с директором и с мадемуазель Вандерблерг, и директор сказал, что петь будут только старшие, а младшие просто делать вид, будто поют. Мы попробовали, и все очень хорошо получилось, только шуму было меньше. И директор сказал Альцесту, что вовсе незачем так гримасничать, когда делаешь вид, будто поешь. А тот ответил, что он вовсе не делал вид, будто поет, а жевал. И директор тяжело вздохнул.
– Ну хорошо, – сказал директор. – После Марсельезы должны выйти трое из младших классов. Он посмотрел на нас и выбрал Эда, Аньяна, первого ученика и любимчика учительницы, и меня.
– Жаль, что это не девочки, – сказал директор. – Они могли бы прийти в платьях цвета нашего флага, синем, белом и красном. А иногда им к волосам имеется в виду прикалывают цветные банты – это производит самое хорошее впечатление.
– Если к моим волосам приколют бант, я взбешусь, – сказал Эд.
Директор быстро повернул голову и посмотрел на него одним глазом, потому что так нахмурил брови, что другого почти не было видно.
– Что ты сказал? – спросил директор.
Тогда наша учительница очень быстро проговорила:
– Ничего, господин директор, он просто кашлянул.
– Да нет же, мадемуазель, – сказал Аньян, – я сам слышал, как он сказал…
Но учительница не дала ему договорить. Она сказала, что его никто не спрашивает.
– Вот именно, ябеда-корябеда, – сказал Эд. – Без тебя обойдутся.
Аньян заплакал и стал говорить, что его никто не любит, что он очень несчастен и хочет умереть, что он обо всем расскажет своему папе и тогда он нам покажет. Тут учительница сказала Эду, что ему никто не разрешал говорить. А директор провел рукой по лицу, как будто хотел его вытереть, и спросил у учительницы, закончила ли она свои переговоры и может ли он продолжать. Учительница сделалась вся красная и от этого очень красивая. Она почти такая же красивая, как моя мама, только у нас обычно красным делается папа.
– Ну хорошо, – сказал директор, – эти трое мальчиков должны подойти к господину министру и подарить ему цветы. Для репетиции мне нужно что-нибудь, похожее на букеты.
Бульон, наш воспитатель, сказал:
– Я кое-что придумал, господин директор. Сейчас я вернусь.
Он убежал и скоро вернулся с тремя метелками из больших перьев. Директор сначала немного удивился, но потом сказал, что ничего, для репетиции ими можно воспользоваться. Бульон дал нам, Эду, Аньяну и мне, по метелке.
– Итак, дети, – сказал директор, – предположим, что я господин министр. Вы должны подойти ко мне и преподнести цветы.
Мы сделали все, как сказал директор, и отдали ему метелки. Директор держал метелки в руках, но вдруг рассердился. Он посмотрел на Жоффруа и сказал:
– Вот вы там, сзади, я видел, что вы смеетесь. Я бы хотел, чтобы вы нам объяснили, что вам показалось таким смешным. Нам тоже хочется посмеяться.
– Я смеюсь над тем, что вы сказали, господин директор, – ответил Жоффруа. – Будет очень смешно, если приколоть банты к волосам Никола, Эда и этого любимчика-подхалимчика Аньяна.
– Хочешь в нос получить? – спросил Эд.
– Ага, – сказал я.
И Жоффруа мне как даст! Тут началась драка. Другие ребята тоже приняли в ней участие, все, кроме Аньяна. Он катался по полу и рыдал, что он не любимчик-подхалимчик, и что никто его не любит, и что его папа пожалуется министру. Директор махал тремя метелками и кричал:
– Прекратите, сейчас же прекратите!
Все бегали взад и вперед, а мадемуазель Вандерблерг упала в обморок. Просто жуть!
На другой день, когда приехал министр, все прошло очень даже хорошо. Правда, мы его не видели, потому что нас отправили в какой-то кабинет, и даже если бы министр захотел нас увидеть, он бы не смог, ведь дверь заперли на ключ.
И чего только не придумает наш директор!
Я курю
Я был в саду и ничего не делал. Потом пришел Альцест и спросил, чем я занимаюсь. Я ответил:
– Ничем.
Тогда Альцест сказал:
– Пошли со мной. Я тебе кое-что покажу. Вот будет потеха!
Я, конечно, сразу пошел. Мы с Альцестом дружим. Не помню, говорил ли я вам, что Альцест мой товарищ. Он очень толстый и все время что-нибудь жует. Но на этот раз он ничего не ел, а держал руку в кармане, и пока мы шли, то и дело оглядывался назад, словно проверял, не идут ли за нами.
– Так что ты мне покажешь, Альцест? – спросил я.
– Погоди, не сейчас, – ответил он. Наконец, когда мы завернули за угол, Альцест вынул из кармана толстенную сигару.
– Гляди, – сказал он, – она настоящая, не из шоколада. Он мог бы и не говорить, что она не из шоколада. Будь она из шоколада, Альцест не стал бы мне ее показывать, он бы ее давно съел.
Я был немного озадачен. Ведь Альцест сказал, что будет потеха.
– И что же мы будем делать с этой сигарой? – спросил я.
– Как это что? – ответил Альцест. – Мы ее будем курить, черт возьми!
Я не понял, что тут веселого. И конечно, это не понравилось бы маме и папе. Но Альцест сказал, что мама и папа, наверное, не запрещали мне курить сигару. Я подумал и должен был признаться, что мне запрещено рисовать на стенах моей комнаты, разговаривать за столом при гостях, пока они сами со мной не заговорят, наливать воду в ванну и пускать там кораблики, есть пирожные перед обедом, хлопать дверями, ковырять в носу, употреблять грубые слова. Но курить сигары мне ни разу не запрещали.
– Вот видишь, – сказал Альцест. – На всякий случай, чтобы не было неприятностей, надо найти укромное местечко, где нас никто не увидит и мы сможем спокойно покурить.
Я предложил пустырь за нашим домом. Папа туда никогда не ходит. Альцест сказал, что это я здорово придумал, и мы уже собирались перелезть через забор, как вдруг Альцест хлопнул себя по лбу.
– У тебя есть спички? – спросил он, и я ответил, что нет.
– Тьфу ты, – сказал Альцест, – как же мы закурим сигару?
Я предложил попросить огонькау какого-нибудь прохожего на улице. Один раз я видел, как это делал папа. Было очень интересно, потому что прохожий щелкал зажигалкой, а из-за ветра ничего не получалось. Тогда он дал папе свою сигарету, а папа прижал ее к своей, и сигарета прохожего вся измялась, и он был этим очень недоволен.
Но Альцест сказал, что я, наверно, с луны свалился. Никогда взрослый не даст нам прикурить, потому что мы еще маленькие. Жаль! Мне было бы интересно смять сигарету какого-нибудь прохожего нашей толстой сигарой.
– Может, купить спички в табачной лавке? – предложил я.
– А деньги у тебя есть? – спросил Альцест.
Я ответил, что можно устроить складчину, как в школе в конце года, когда мы собирали деньги на подарок учительнице. Альцест разозлился и сказал, что его доля – это сигара и по справедливости за спички должен платить я.
– А разве сигару ты купил? – спросил я.
– Нет, – ответил Альцест. – Я нашел ее в ящике папиного письменного стола. А мой папа сигар не курит, поэтому она ему не нужна, и он не заметит, что сигары больше нет.
– Раз ты не платил за сигару, значит, и я не должен платить за спички, – сказал я.
В конце концов я согласился купить спички, но только если Альцест пойдет со мной в табачную лавку. Я немножко боялся идти туда один.
Мы вошли в табачную лавку, и продавщица нас спросила:
– Что вам нужно, зайчики?
– Спички, – сказал я.
– Для наших пап, – добавил Альцест.
Но хитрость не удалась, потому что продавщица сразу что-то заподозрила и сказала, что со спичками играть нельзя, что она нам их не продаст и что мы хулиганы. Мне больше понравилось, когда она назвала нас с Альцестом зайчиками.
Мы вышли из лавки и не знали, что нам делать. До чего же трудно закурить сигару, если ты не взрослый!
– У меня двоюродный брат – бойскаут, – сказал Альцест. – Кажется, их обучают зажигать огонь без спичек. Надо просто потереть друг о друга два куска дерева. Будь мы бойскаутами, мы бы сумели закурить сигару.
– Хватит с меня твоей сигары, – сказал я Альце– сту, – я иду домой.
– Ладно, – согласился Альцест, – мне уже есть захотелось, и нельзя опаздывать на полдник. У нас сегодня ромовая баба.
Но тут мы увидели, что на тротуаре валяется спичечный коробок. Мы его быстренько подобрали – там оставалась одна целая спичка. Альцест до того взволновался, что даже забыл про свою ромовую бабу. А чтобы он забыл про ромовую бабу, нужна очень серьезная причина!
– Бежим на пустырь! – закричал Альцест. Мы побежали, пролезли через дыру в заборе – там не хватает одной доски. У нас классный пустырь, мы часто ходим туда играть. Там есть все, что хочешь: трава, грязь, старые ящики, консервные банки, бездомные кошки и даже автомобиль! Конечно, это старая машина, у нее нет ни колес, ни двигателя, ни дверей. Но в ней очень хорошо играть. Зарычишь: дрр… дрр… – и ты в автобусе! Динь-динь! – автобус отправляется, свободных мест нет. Ух и здорово!
– Будем курить в машине, – сказал Альцест. Мы залезли в нее, плюхнулись на сиденье, и пружины под нами как-то по-чудному заскрипели, вроде дедушкиного кресла в гостиной у бабушки. Она не хочет его чинить, потому что оно напоминает ей дедушку.
Альцест откусил кончик сигары и выплюнул его. Он сказал, что видел, как это делают в фильме про гангстеров. Потом мы очень старались не испортить спичку, и все прошло как надо. Альцест начинал, потому что это была его сигара. Он запыхтел изо всех сил, и дым повалил, как из трубы. Тут он вдохнул, закашлялся и отдал сигару мне. Я тоже глотнул дым, и, сказать по правде, мне это совсем не понравилось, и еще я раскашлялся.
– Ты не умеешь! – сказал Альцест. – Смотри, как надо: дым нужно выпускать через нос.
Альцест взял сигару и попробовал выпустить дым через нос. Но очень сильно закашлялся. Я тоже попробовал, и у меня получилось лучше. Но от дыма защипало глаза. Вот уж правда была потеха!
Так мы передавали друг другу сигару, и вдруг Альцест сказал:
– Как-то я себя непонятно чувствую. Даже есть больше не хочу.
Лицо у него стало совсем зеленым, а потом вдруг его стошнило. Сигару мы бросили. У меня кружилась голова, и хотелось плакать.
– Я пойду к маме, – сказал Альцест и пошел, держась за живот. Наверно, он сегодня не будет есть ромовую бабу.
Я тоже пошел домой. Папа сидел в гостиной и курил трубку, мама вязала, и тут мне стало совсем плохо. Мама очень встревожилась, спросила, что со мной. Я сказал, что это от дыма. Но я не успел ей рассказать про сигару, потому что меня вытошнило.
– Вот видишь, – сказала мама папе, – я всегда говорила, что твоя трубка отравляет воздух.
И с тех пор как я покурил сигару, папе не разрешается больше дома курить трубку.
Мальчик с пальчик
Сегодня учительница сказала, что наш директор уходит от нас. На пенсию. Чтобы отметить это событие, школа должна очень хорошо подготовиться, так же, как для вручения наград.
Придут все папы и мамы. В зале расставят стулья, а для директора и учителей – кресла. Развесят гирлянды и подготовят сцену для выступлений. Артистами, как обычно, будем мы, ученики.
Каждый класс должен подготовить свою программу. Старшеклассники покажут гимнастические упражнения, построят пирамиду. Они залезут друг на друга, а тот, кто окажется на самом верху, будет махать флажком, и зрители захлопают в ладоши. Старшеклассники уже делали это в прошлом году при вручении наград, и всем очень понравилось, хотя под конец получилась неприятность с флажком. Пирамида развалилась раньше, чем успели им помахать.
Класс, на один год старше нашего, исполнит народную пляску. Все ребята наденут крестьянские костюмы, а на ноги – деревянные башмаки. Они встанут в круг и будут этими башмаками топать по полу, а вместо флажка начнут махать носовыми платками и кричать: «Оп-ля!» В прошлом году они тоже так делали. Это, конечно, не то, что гимнастика, зато они не шлепнулись на пол. Другой класс споет хором «Братец Яков». А один бывший ученик выступит с приветственной речью, в которой скажет, что только благодаря хорошим советам директора он смог стать человеком и секретарем мэрии.
А мы – вот здорово! Учительница сказала, что мы поставим пьесу. Это будет настоящий спектакль, как в театре или в телевизоре у Клотера, потому что мой папа пока не хочет купить нам телевизор.
Пьеса называется «Мальчик с пальчик и Кот в сапогах». Сегодня у нас первая репетиция. Учительница будет распределять роли. Жоффруа на всякий случай пришел одетый ковбоем. У него очень богатый папа и покупает ему жутко много всяких вещей. Но учительнице не понравилось, что он пришел в таком наряде.
– Жоффруа, сколько раз я тебе говорила, – сказала она, – чтобы ты не приходил в школу в маскарадных костюмах. К тому же в этой пьесе совсем нет ковбоев.
– Нет ковбоев? – переспросил Жоффруа. – И вы это называете пьесой? Да будет просто скучища и ничего больше!
Учительница поставила его в угол.
Ну и запутанное содержание у этой пьесы! Я не очень хорошо его понял, когда учительница рассказывала. Знаю только, что там есть Мальчик с пальчик. Он ищет своих братьев и встречает Кота в сапогах. Еще есть маркиз Карабас и людоед, который хочет съесть братьев Мальчика с пальчик. А Кот в сапогах помогает ему. И вот людоед побежден и становится добрым. В конце он братьев все-таки не ест. А все радуются и едят разные вкусные вещи.
– Ну вот, ребята, – сказала учительница, – кто же будет играть Мальчика с пальчик?
– Конечно, я, мадемуазель, – сказал Аньян. – Это главная роль, а я – первый ученик!
Аньян правда первый в классе, и еще он любимчик и плохой товарищ. Он чуть что плачет и носит очки, поэтому его нельзя бить.
– Тебе так же подходит играть Мальчика с пальчик, как мне вязать кружева, – сказал Эд (это мой друг).
И Аньян разревелся, а учительница поставила Эда в угол рядом с Жоффруа.
– Еще мне нужен людоед, – сказала учительница, – людоед, который хочет съесть Мальчика с пальчик.
Я предложил, чтобы людоедом был Альцест, потому что он очень толстый и все время что-нибудь ест. Но Альцест не согласился. Он посмотрел на Аньяна и сказал:
– Такого я есть не стану!
В первый раз я слышал, чтобы он говорил о еде с отвращением. Правда, Аньян выглядел не слишком аппетитно. А Аньян обиделся, что его не хотят есть.
– Если ты не возьмешь назад свои слова, – крикнул он, – я скажу моим родителям, и тебя выгонят из школы!
– Замолчите! – приказала учительница. – Альцест, ты будешь толпой крестьян и, кроме того, суфлером. Будешь помогать товарищам во время спектакля.
Альцесту стало смешно, что он будет подсказывать ребятам, как будто они отвечают у доски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Обе мамы выскочили из дома. Моя мама увидела разбит ое окно и сразу все поняла.
– Никола, – сказала она, – чем играть в грубые игры, тебе следовало бы занимать свою гостью, особенно когда она такая милая, как Луизетта!
Я посмотрел на Луизетту. Она была уже в другом конце сада и вовсю нюхала бегонии.
Вечером меня оставили без сладкого, но это ничего. Луизетта – девчонка что надо! Когда мы вырастем, обязательно поженимся. Ну и удар же у нее!
Мы готовимся к приезду министра
Нас собрали во дворе школы, и перед нами выступил директор.
– Дорогие дети, – сказал он, – с радостью сообщаю вам, что в нашем городе должен побывать господин министр, который пожелал оказать нам честь и посетить нашу школу. Вы, возможно, знаете, что господин министр сам когда-то учился в этой школе. Вот вам живой пример того, как, усердно занимаясь, можно добиться очень высокого положения. Я хочу, чтобы господину министру был оказан здесь незабываемый прием, и очень надеюсь, что вы мне в этом поможете.
Тут директор отправил в угол Жоакима и Клотера, потому что они подрались.
Потом директор собрал у себя всех учителей и воспитателей и сказал, что он уже продумал церемонию приема господина министра. Сначала все дети хором исполняют Марсельезу. А потом трое учеников младших классов преподнесут министру цветы. Действительно, наш директор замечательно все продумал. Ведь министр, конечно, не ожидает, что ему преподнесут цветы, и это будет для него приятный сюрприз. Наша учительница чем-то встревожена. Вообще последнее время, мне кажется, она стала какой-то нервной.
Директор сказал, что мы сразу начнем репетировать, и мы очень обрадовались, потому что не надо будет идти на уроки. Мадемуазель Вандерблерг, учительница пения, стала с нами репетировать Марсельезу. Получалось вроде не очень здорово, но все же шуму было много. Правда, мы все время обгоняли старших. Они еще только «отряхивали его прах с наших ног…», а мы уже «ненавидели царский чертог». Только Руфус пел «ля-ля-ля», потому что он не знал слов, а Альцест не пел вовсе, так как он жевал рогалик. Мадемуазель Вандерблерг изо всех сил махала руками, чтобы мы замолчали. И вместо того чтобы ругать старших, ведь это они отставали, она накинулась на нас, хотя мы были впереди. А так нечестно. И еще Руфус очень рассердил мадемуазель Вандерблерг. Он пел с закрытыми глазами и не увидел, что надо замолчать, а продолжал свое «ля-ля-ля». Тогда наша учительница поговорила с директором и с мадемуазель Вандерблерг, и директор сказал, что петь будут только старшие, а младшие просто делать вид, будто поют. Мы попробовали, и все очень хорошо получилось, только шуму было меньше. И директор сказал Альцесту, что вовсе незачем так гримасничать, когда делаешь вид, будто поешь. А тот ответил, что он вовсе не делал вид, будто поет, а жевал. И директор тяжело вздохнул.
– Ну хорошо, – сказал директор. – После Марсельезы должны выйти трое из младших классов. Он посмотрел на нас и выбрал Эда, Аньяна, первого ученика и любимчика учительницы, и меня.
– Жаль, что это не девочки, – сказал директор. – Они могли бы прийти в платьях цвета нашего флага, синем, белом и красном. А иногда им к волосам имеется в виду прикалывают цветные банты – это производит самое хорошее впечатление.
– Если к моим волосам приколют бант, я взбешусь, – сказал Эд.
Директор быстро повернул голову и посмотрел на него одним глазом, потому что так нахмурил брови, что другого почти не было видно.
– Что ты сказал? – спросил директор.
Тогда наша учительница очень быстро проговорила:
– Ничего, господин директор, он просто кашлянул.
– Да нет же, мадемуазель, – сказал Аньян, – я сам слышал, как он сказал…
Но учительница не дала ему договорить. Она сказала, что его никто не спрашивает.
– Вот именно, ябеда-корябеда, – сказал Эд. – Без тебя обойдутся.
Аньян заплакал и стал говорить, что его никто не любит, что он очень несчастен и хочет умереть, что он обо всем расскажет своему папе и тогда он нам покажет. Тут учительница сказала Эду, что ему никто не разрешал говорить. А директор провел рукой по лицу, как будто хотел его вытереть, и спросил у учительницы, закончила ли она свои переговоры и может ли он продолжать. Учительница сделалась вся красная и от этого очень красивая. Она почти такая же красивая, как моя мама, только у нас обычно красным делается папа.
– Ну хорошо, – сказал директор, – эти трое мальчиков должны подойти к господину министру и подарить ему цветы. Для репетиции мне нужно что-нибудь, похожее на букеты.
Бульон, наш воспитатель, сказал:
– Я кое-что придумал, господин директор. Сейчас я вернусь.
Он убежал и скоро вернулся с тремя метелками из больших перьев. Директор сначала немного удивился, но потом сказал, что ничего, для репетиции ими можно воспользоваться. Бульон дал нам, Эду, Аньяну и мне, по метелке.
– Итак, дети, – сказал директор, – предположим, что я господин министр. Вы должны подойти ко мне и преподнести цветы.
Мы сделали все, как сказал директор, и отдали ему метелки. Директор держал метелки в руках, но вдруг рассердился. Он посмотрел на Жоффруа и сказал:
– Вот вы там, сзади, я видел, что вы смеетесь. Я бы хотел, чтобы вы нам объяснили, что вам показалось таким смешным. Нам тоже хочется посмеяться.
– Я смеюсь над тем, что вы сказали, господин директор, – ответил Жоффруа. – Будет очень смешно, если приколоть банты к волосам Никола, Эда и этого любимчика-подхалимчика Аньяна.
– Хочешь в нос получить? – спросил Эд.
– Ага, – сказал я.
И Жоффруа мне как даст! Тут началась драка. Другие ребята тоже приняли в ней участие, все, кроме Аньяна. Он катался по полу и рыдал, что он не любимчик-подхалимчик, и что никто его не любит, и что его папа пожалуется министру. Директор махал тремя метелками и кричал:
– Прекратите, сейчас же прекратите!
Все бегали взад и вперед, а мадемуазель Вандерблерг упала в обморок. Просто жуть!
На другой день, когда приехал министр, все прошло очень даже хорошо. Правда, мы его не видели, потому что нас отправили в какой-то кабинет, и даже если бы министр захотел нас увидеть, он бы не смог, ведь дверь заперли на ключ.
И чего только не придумает наш директор!
Я курю
Я был в саду и ничего не делал. Потом пришел Альцест и спросил, чем я занимаюсь. Я ответил:
– Ничем.
Тогда Альцест сказал:
– Пошли со мной. Я тебе кое-что покажу. Вот будет потеха!
Я, конечно, сразу пошел. Мы с Альцестом дружим. Не помню, говорил ли я вам, что Альцест мой товарищ. Он очень толстый и все время что-нибудь жует. Но на этот раз он ничего не ел, а держал руку в кармане, и пока мы шли, то и дело оглядывался назад, словно проверял, не идут ли за нами.
– Так что ты мне покажешь, Альцест? – спросил я.
– Погоди, не сейчас, – ответил он. Наконец, когда мы завернули за угол, Альцест вынул из кармана толстенную сигару.
– Гляди, – сказал он, – она настоящая, не из шоколада. Он мог бы и не говорить, что она не из шоколада. Будь она из шоколада, Альцест не стал бы мне ее показывать, он бы ее давно съел.
Я был немного озадачен. Ведь Альцест сказал, что будет потеха.
– И что же мы будем делать с этой сигарой? – спросил я.
– Как это что? – ответил Альцест. – Мы ее будем курить, черт возьми!
Я не понял, что тут веселого. И конечно, это не понравилось бы маме и папе. Но Альцест сказал, что мама и папа, наверное, не запрещали мне курить сигару. Я подумал и должен был признаться, что мне запрещено рисовать на стенах моей комнаты, разговаривать за столом при гостях, пока они сами со мной не заговорят, наливать воду в ванну и пускать там кораблики, есть пирожные перед обедом, хлопать дверями, ковырять в носу, употреблять грубые слова. Но курить сигары мне ни разу не запрещали.
– Вот видишь, – сказал Альцест. – На всякий случай, чтобы не было неприятностей, надо найти укромное местечко, где нас никто не увидит и мы сможем спокойно покурить.
Я предложил пустырь за нашим домом. Папа туда никогда не ходит. Альцест сказал, что это я здорово придумал, и мы уже собирались перелезть через забор, как вдруг Альцест хлопнул себя по лбу.
– У тебя есть спички? – спросил он, и я ответил, что нет.
– Тьфу ты, – сказал Альцест, – как же мы закурим сигару?
Я предложил попросить огонькау какого-нибудь прохожего на улице. Один раз я видел, как это делал папа. Было очень интересно, потому что прохожий щелкал зажигалкой, а из-за ветра ничего не получалось. Тогда он дал папе свою сигарету, а папа прижал ее к своей, и сигарета прохожего вся измялась, и он был этим очень недоволен.
Но Альцест сказал, что я, наверно, с луны свалился. Никогда взрослый не даст нам прикурить, потому что мы еще маленькие. Жаль! Мне было бы интересно смять сигарету какого-нибудь прохожего нашей толстой сигарой.
– Может, купить спички в табачной лавке? – предложил я.
– А деньги у тебя есть? – спросил Альцест.
Я ответил, что можно устроить складчину, как в школе в конце года, когда мы собирали деньги на подарок учительнице. Альцест разозлился и сказал, что его доля – это сигара и по справедливости за спички должен платить я.
– А разве сигару ты купил? – спросил я.
– Нет, – ответил Альцест. – Я нашел ее в ящике папиного письменного стола. А мой папа сигар не курит, поэтому она ему не нужна, и он не заметит, что сигары больше нет.
– Раз ты не платил за сигару, значит, и я не должен платить за спички, – сказал я.
В конце концов я согласился купить спички, но только если Альцест пойдет со мной в табачную лавку. Я немножко боялся идти туда один.
Мы вошли в табачную лавку, и продавщица нас спросила:
– Что вам нужно, зайчики?
– Спички, – сказал я.
– Для наших пап, – добавил Альцест.
Но хитрость не удалась, потому что продавщица сразу что-то заподозрила и сказала, что со спичками играть нельзя, что она нам их не продаст и что мы хулиганы. Мне больше понравилось, когда она назвала нас с Альцестом зайчиками.
Мы вышли из лавки и не знали, что нам делать. До чего же трудно закурить сигару, если ты не взрослый!
– У меня двоюродный брат – бойскаут, – сказал Альцест. – Кажется, их обучают зажигать огонь без спичек. Надо просто потереть друг о друга два куска дерева. Будь мы бойскаутами, мы бы сумели закурить сигару.
– Хватит с меня твоей сигары, – сказал я Альце– сту, – я иду домой.
– Ладно, – согласился Альцест, – мне уже есть захотелось, и нельзя опаздывать на полдник. У нас сегодня ромовая баба.
Но тут мы увидели, что на тротуаре валяется спичечный коробок. Мы его быстренько подобрали – там оставалась одна целая спичка. Альцест до того взволновался, что даже забыл про свою ромовую бабу. А чтобы он забыл про ромовую бабу, нужна очень серьезная причина!
– Бежим на пустырь! – закричал Альцест. Мы побежали, пролезли через дыру в заборе – там не хватает одной доски. У нас классный пустырь, мы часто ходим туда играть. Там есть все, что хочешь: трава, грязь, старые ящики, консервные банки, бездомные кошки и даже автомобиль! Конечно, это старая машина, у нее нет ни колес, ни двигателя, ни дверей. Но в ней очень хорошо играть. Зарычишь: дрр… дрр… – и ты в автобусе! Динь-динь! – автобус отправляется, свободных мест нет. Ух и здорово!
– Будем курить в машине, – сказал Альцест. Мы залезли в нее, плюхнулись на сиденье, и пружины под нами как-то по-чудному заскрипели, вроде дедушкиного кресла в гостиной у бабушки. Она не хочет его чинить, потому что оно напоминает ей дедушку.
Альцест откусил кончик сигары и выплюнул его. Он сказал, что видел, как это делают в фильме про гангстеров. Потом мы очень старались не испортить спичку, и все прошло как надо. Альцест начинал, потому что это была его сигара. Он запыхтел изо всех сил, и дым повалил, как из трубы. Тут он вдохнул, закашлялся и отдал сигару мне. Я тоже глотнул дым, и, сказать по правде, мне это совсем не понравилось, и еще я раскашлялся.
– Ты не умеешь! – сказал Альцест. – Смотри, как надо: дым нужно выпускать через нос.
Альцест взял сигару и попробовал выпустить дым через нос. Но очень сильно закашлялся. Я тоже попробовал, и у меня получилось лучше. Но от дыма защипало глаза. Вот уж правда была потеха!
Так мы передавали друг другу сигару, и вдруг Альцест сказал:
– Как-то я себя непонятно чувствую. Даже есть больше не хочу.
Лицо у него стало совсем зеленым, а потом вдруг его стошнило. Сигару мы бросили. У меня кружилась голова, и хотелось плакать.
– Я пойду к маме, – сказал Альцест и пошел, держась за живот. Наверно, он сегодня не будет есть ромовую бабу.
Я тоже пошел домой. Папа сидел в гостиной и курил трубку, мама вязала, и тут мне стало совсем плохо. Мама очень встревожилась, спросила, что со мной. Я сказал, что это от дыма. Но я не успел ей рассказать про сигару, потому что меня вытошнило.
– Вот видишь, – сказала мама папе, – я всегда говорила, что твоя трубка отравляет воздух.
И с тех пор как я покурил сигару, папе не разрешается больше дома курить трубку.
Мальчик с пальчик
Сегодня учительница сказала, что наш директор уходит от нас. На пенсию. Чтобы отметить это событие, школа должна очень хорошо подготовиться, так же, как для вручения наград.
Придут все папы и мамы. В зале расставят стулья, а для директора и учителей – кресла. Развесят гирлянды и подготовят сцену для выступлений. Артистами, как обычно, будем мы, ученики.
Каждый класс должен подготовить свою программу. Старшеклассники покажут гимнастические упражнения, построят пирамиду. Они залезут друг на друга, а тот, кто окажется на самом верху, будет махать флажком, и зрители захлопают в ладоши. Старшеклассники уже делали это в прошлом году при вручении наград, и всем очень понравилось, хотя под конец получилась неприятность с флажком. Пирамида развалилась раньше, чем успели им помахать.
Класс, на один год старше нашего, исполнит народную пляску. Все ребята наденут крестьянские костюмы, а на ноги – деревянные башмаки. Они встанут в круг и будут этими башмаками топать по полу, а вместо флажка начнут махать носовыми платками и кричать: «Оп-ля!» В прошлом году они тоже так делали. Это, конечно, не то, что гимнастика, зато они не шлепнулись на пол. Другой класс споет хором «Братец Яков». А один бывший ученик выступит с приветственной речью, в которой скажет, что только благодаря хорошим советам директора он смог стать человеком и секретарем мэрии.
А мы – вот здорово! Учительница сказала, что мы поставим пьесу. Это будет настоящий спектакль, как в театре или в телевизоре у Клотера, потому что мой папа пока не хочет купить нам телевизор.
Пьеса называется «Мальчик с пальчик и Кот в сапогах». Сегодня у нас первая репетиция. Учительница будет распределять роли. Жоффруа на всякий случай пришел одетый ковбоем. У него очень богатый папа и покупает ему жутко много всяких вещей. Но учительнице не понравилось, что он пришел в таком наряде.
– Жоффруа, сколько раз я тебе говорила, – сказала она, – чтобы ты не приходил в школу в маскарадных костюмах. К тому же в этой пьесе совсем нет ковбоев.
– Нет ковбоев? – переспросил Жоффруа. – И вы это называете пьесой? Да будет просто скучища и ничего больше!
Учительница поставила его в угол.
Ну и запутанное содержание у этой пьесы! Я не очень хорошо его понял, когда учительница рассказывала. Знаю только, что там есть Мальчик с пальчик. Он ищет своих братьев и встречает Кота в сапогах. Еще есть маркиз Карабас и людоед, который хочет съесть братьев Мальчика с пальчик. А Кот в сапогах помогает ему. И вот людоед побежден и становится добрым. В конце он братьев все-таки не ест. А все радуются и едят разные вкусные вещи.
– Ну вот, ребята, – сказала учительница, – кто же будет играть Мальчика с пальчик?
– Конечно, я, мадемуазель, – сказал Аньян. – Это главная роль, а я – первый ученик!
Аньян правда первый в классе, и еще он любимчик и плохой товарищ. Он чуть что плачет и носит очки, поэтому его нельзя бить.
– Тебе так же подходит играть Мальчика с пальчик, как мне вязать кружева, – сказал Эд (это мой друг).
И Аньян разревелся, а учительница поставила Эда в угол рядом с Жоффруа.
– Еще мне нужен людоед, – сказала учительница, – людоед, который хочет съесть Мальчика с пальчик.
Я предложил, чтобы людоедом был Альцест, потому что он очень толстый и все время что-нибудь ест. Но Альцест не согласился. Он посмотрел на Аньяна и сказал:
– Такого я есть не стану!
В первый раз я слышал, чтобы он говорил о еде с отвращением. Правда, Аньян выглядел не слишком аппетитно. А Аньян обиделся, что его не хотят есть.
– Если ты не возьмешь назад свои слова, – крикнул он, – я скажу моим родителям, и тебя выгонят из школы!
– Замолчите! – приказала учительница. – Альцест, ты будешь толпой крестьян и, кроме того, суфлером. Будешь помогать товарищам во время спектакля.
Альцесту стало смешно, что он будет подсказывать ребятам, как будто они отвечают у доски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32