.. Ко мне только что пришел мой кот...
- Кто?!
- Кот. Прошка. Его так зовут - Прошка. Это мой кот. Он весь избит. Он прошел метров... метров четыреста от подъезда... Понимаете, я закрыл Прошку дома, в пустой квартире...
- А он не мог сорваться с балкона?
- Я закрыл все форточки, чтобы не шел в квартиру горячий воздух.
Я все дни жары так делал...
В трубке стало слышно, как скрипнули тормоза. Под стук сердца Тулаев услышал гул мощного, похожего на шум водопада автомобильного потока. Начальник ехал куда-то по делам. Может быть, даже к президенту. А он тут со своим котом... Все-таки кот и президент - не одно и то же...
- Вы извините, - уловив, что начальник совсем не рад их разговору, решил закончить его Тулаев. - Но я просто вот... ну, хотел предупредить, что не смогу, скорее всего, вечером... Не успею... Пока домой с котом...
Он никогда не чувствовал себя таким растерявшимся. Левая ладонь лежала на спине Прошки и, ловя каждый робкий удар его сердечка, нервно подрагивала, как будто сама стала отдельным от Тулаева живым существом и сейчас больше всего боялась, что только что замеченный, только что пойманный удар сердца окажется последним.
- Я... я...
- В пустой квартире? - задумчиво повторил Межинский. - Неужели они узнали твой адрес?
В горле у Тулаева стало горько. Все та же тайна, одна и та же тайна упорно не отпускала его от себя. Неужели ему суждено вечно носить ее в себе? Он вздохнул и уж собрался рассказать начальнику о романе с Ларисой, но Межинский опередил его:
- Значит, так, от того места, где ты находишься, - ни шагу! Сейчас вышлю на твою квартиру группу захвата. Жди на связи.
49
В камине сочно потрескивали дрова.
Невидящими глазами Зак смотрел на огонь и упрямо молчал. От него
ждали ответа, а он все молчал и молчал. И это все больше смахивало
на пренебрежение к тому, кто задал ему вопрос. Наверное, самое
трудное в жизни - это давать ответы. Почти ни у кого это не
получается. Даже у тех, кому кажется, что получается.
Зак плотнее запахнул на груди халат, под которым бузуспешно пытался согреть грудь исландский свитер двойной вязки, и вместо ответа все-таки спросил:
- Как он себя чувствует?
- Попка талдычит, что немного оклемался...
- Не попка, а младший инспектор, - не оборачиваясь, поправил собеседника Зак.
Он не любил его. У собеседника были слишком здоровое, с бабьим румянцем на щеках лицо и насмешливый взгляд. Если бы не знал, что он сидел год вместе с Наждаком, никогда бы не подумал, что у этого Боксера - а именно такая прилепилась к нему в зоне кликуха - за спиной есть срок. У зэков таких лиц не бывает. Они все тронуты каким-то серо-землистым налетом.
Когда готовили нападение на инкассатора, Наждак уговаривал Зака взять Боксера четвертым в группу. Зак не согласился. Четвертым и так был водитель. Он и водителю - как оказалось, не зря - не доверял, несмотря на уверения Наждака. А тут еще один лишний в группе. У всех существовали четко расписанные роли, и Боксер со своими габаритами не вписывался в группу. И вообще, что бы они делали с ним потом, когда пришлось лезть в трубу коллектора?
Боксер бы точно застрял затычкой на радость оперативникам.
Зак вспомнил, как из того клятого подвала, оказавшегося
вшивой мебельной фабричкой, Наждак ныл по рации, что им кранты, вспомнил, как он посоветовал им найти выход в коллектор, а когда услышал, что всхлипы сменились на чуть более уверенный тон, рассказал, как сделать инсценировку с магнитофоном. А чтобы она получилась, ему пришлось разжалобить оцепление возле жилого дома, изобразив из себя умирающего от болезни инвалида, скользнуть в подъезд, подняться на лифте и включить на техническом этаже вентилятор вытяжки на полную мощность.
Мысли о прошлом сделали настоящее чуть светлее. Нет, не зря он когда-то заканчивал общевойсковое училище, а потом служил в разведвзводе спецназа в Западной группе войск, дислоцированной в Германии. Тогда еще с западными немцами готовились воевать, и их кое-чему научили. А может, и зря научили. Все бы закончилось еще тогда, в подвале, и не требовалось бы сейчас напрягаться, хотя напрягаться, что-то выдумывать, как-то выкручиваться Зак любил больше всего в жизни. Это напоминало шахматную партию, когда в совершенно проигрышной позиции находился один вроде бы тихий ход, который неожиданно приводил к разгрому противника.
Кашель оборвал мысли Зака. Брошенный им вперед, он еле задержался на краю кресла, а жесткие, злые удари изнутри все рвали и рвали его, как будто что-то страшное, живущее в нем пыталось вывернуть Зака наизнанку.
- На, Савельич! - выплыла сбоку красивая женская рука с флаконом.
Неимоверным усилием задержав кашель в горле, Зак послушно открыл рот. Три резких струи аэрозоля ударили по языку. Во рту защипало, стало холодно, будто в него попал кусок льда. Кадык с усилием толкнул себя вглубь и вверх. Сгусток кашля рассосался, перестал тряпкой стоять в горле.
- Аха-а... Аха-а... - с усилием попытался втянуть как можно больше горячего, рожденного пламенем воздуха Зак, повернул к женской руке благодарные, слезящиеся глаза и прохрипел: - Спх-хасибо, Ларх-хриса...
- Так что передать Фугасу?
Боксер спросил таким тоном, словно никто рядом с ним только что чуть не задохнулся в кашле. Зака это разъярило, и он, вновь не оборачиваясь к собеседнику, угрюмо спросил:
- А почему... а-ха-а... тебя зовут... а-ха-а... Боксером?.. У тебя что, разряд есть?
- Ничего у меня нету, - безразличным тоном ответил он. - Пахан зоны как-то братве пробухтел, что у меня нос - как у собаки породы боксер. Так и прилипло.
Глядя на пламя, Зак представил его короткий, сплющенный и, в общем-то, слишком маленький для такого крупного лица нос и мысленно согласился с этим никогда не виденным им паханом зоны.
А стоящий в паре метров за его спиной Боксер отер пот с короткой мускулистой шеи и решил, что этот Зак, скорее всего, сумасшедший. На улице хоть и похолодало, но похолодало-то по сравнению с прежними сорока градусами жары. Термометр по-летнему все-таки высоко удерживал столбик ртути на двадцати пяти градусах по гражданину Цельсию, и этот дурацкий камин, у которого грелся худосочный Зак, выглядел издевательством над ним, Боксером.
Сам же попросил узнать, что случилось с братом. Боксер послушно вышел на контакт с охранником в блоке смертников, долго уговаривал его во дворе его же дома, на двух тысячах долларов все-таки уговорил, и тот, глотая жадную слюну, рассказал, что какая-то сука охранная просиксотила Миусу, что ему отказал в помиловании президент. Последняя надежда рухнула. То, что раньше знал Зак и его люди, узнал теперь и он. Как назло, Семена Куфякова в этот же день увезли по этапу в знаменитую вологодскую колонию "Пятка", где он теперь должен был отсидеть двадцать лет вместо исключительной меры наказания. А потом тот же сученыш-охранник рассказал, что в утренних газетах написали об освобождении американки и о том, что после перестрелки "Альфа" захватила Наждака и Цыпленка. Все как-то сразу, за полчаса, рухнуло. Миус попросил принести газету. А в ней, кроме всего прочего, что в общем-то было почти правдой, торопливый журналист подбавил и лжи. Он написал, что на своих квартирах захвачены организатор преступной группы, "некий Сак", и его подручная. Миус верил газетам. Он не знал, что журналист написал о захвате главаря только на основании того, что узнал об отъезде на квартиру к нему группы омоновцев.
Миус повесился прямо над газетой, на которую стал, предварительно сбросив тапочки. И если бы не жадный охранник, который открыл глазок, чтобы потребовать назад непрочитанный номер, Миус сам бы привел в исполнение приговор.
- Так что передать Фугасу? - кличкой обозвал Миуса нервно, по-лошадиному дергающий ногой Боксер и только сейчас подумал, что охранником, подсунувшим смертнику газетенку, скорее всего был тот же самый слизняк, с которым он разговаривал.
Если бы не нужно было передать Миусу, как говорил Зак, сообщение,
он бы точно не отщелкнул тогда охраннику две тыщи "зеленых".
- Передай брату, пусть успокоится, - тихо произнес в сторону
живительного пламени Зак. - Передай, что я на свободе... Все
остальное идет примерно так, как я и задумал. Впрочем, ему
сообщи, что не примерно, а идет великолепно. Пусть наберется терпения. В любом случае, у нас есть время. От отказа до исполнения приговора всегда проходит не меньше двух-трех месяцев.
Я узнавал...
- А может, это... вообще не расстреляют?..
- Ты о чем?
- Ну, сейчас же базар идет про отмену "вышки"... Мудаторий какой-то предлагается...
- Мораторий, - нервно поправил его Зак. - Это все болтовня думская... Они как расстреливали втихую, так и будут расстреливать...
- Попка за базар Фугасу бабки запросит, - с ноги на ногу переступил Боксер.
Еще в начале беседы он доложил Заку, что за первые сведения охранник взял с него три тыщи "зеленых". Хозяин поверил, и Боксеру сразу понравилось работать посредником.
- Дай ему "штуку", - приказал Зак Ларисе.
- Может не клюнуть, Савельич, - простонал Боксер.
- Я - не дойная корова, - огрызнулся Зак. - Скажи охраннику,
если будет себя хорошо вести, заплатим еще. Все. Иди.
Боксер нервно сунул в бумажник десять новеньких сотенных купюр, но
сунул в два разных отделения: четыре - в большое, шесть - в
маленькое. "И четыреста ему хватит," - с удовольствием подумал и зашлепал к выходу.
Его тяжелые, похожие на шлепанье моржа хвостом шаги заставили
Зака обернуться. Он проводил долгим взглядом пудовые кроссовки Боксера. Несмотря на массивную фигуру и мощные слоновьи ноги, его ступни как-то по-тряпошному расслабленно прошлепали по полу. Хлопнула дверь.
Стало слышно, как потрескивают дрова.
Шаги Боксера почему-то напомнили Заку о двух парнях, что он
перед обедом отправил к этому ищейке Тулаеву. И еще его беспокоило
одно: он никак не мог узнать, на какое ведомство работал Тулаев. У
этого лысеющего парня была слишком явная армейская выправка и
совсем не милицейские методы работы. У тех двух, что он послал на
его квартиру, тоже чувствовалась армейская выправка. Они бы
никогда не позволили себе по-моржовьи шлепать по полу его дачи. Впрочем, дача была записана не на его фамилию, и Зак пока особо мог не бояться, что оперативники отыщут его здесь.
- Лариса, - тихо позвал он.
- Я здесь, Савельич, - мягко, по-кошачьи ступая по доскам, подошла она.
- Что там?
- Боксер уехал... Вон его машина из проулка выбирается...
- Я не о том... Исполнители на связь выходили?
Он упрямо не хотел тех двоих называть килерами. Во-первых, слово было чужое, неприятное и какое-то излишне мрачное, во-вторых, походило на меру веса.
- Сейчас узнаю.
Все таким же невесомым привидением она скользнула в соседнюю комнату.
Пламя дышало на Зака теплом и умиротворенностью, но в душу проникнуть не могло. Сердце сдавливал странный тяжелый груз. То ли от новости, что брат пытался повеситься, то ли от потери Наждака и Цыпленка, то ли непонятно еще от чего.
- Савельич, три минуты назад они выходили на связь. Доложили, что ждут, - вернулась к его креслу Лариса.
Он поднял маленькие карие глазенки к каминным часам, похожим скорее не на часы, а на треуголку Наполеона, и подумал, что Наждак никогда бы не ответил с такой точностью. Наждак годился совсем на иное. Сейчас он мог бы только помешать. Но если получится операция, то спасать нужно не только брата, но и Наждака с Цыпленком.
- Ты в порядке? - самой расхожей фразой американских боевиков спросил Зак.
- Я привыкла ждать.
- Ничего, дождемся... Будет и на нашей улице праздник.
Ему было хорошо рядом с ней. Он не испытывал никаких чувств к Ларисе, потому что она принадлежала брату, но ему все равно было хорошо. Женщина это ведь не только жена, но и мать, а у Ларисы были удивительно мягкие руки и неслышные шаги. Точно как у покойной матери Зака. И так же, как от матери, от Ларисы веяло чем-то крепким, мужским. Казалось, что она вовсе не умеет плакать.
- Позови Связиста, - попросил Зак.
Даже рядом с Ларисой, рядом с тем приятным и материнским, что исходило от нее, Зак не ощутил облегчения. Сердце все щемило и щемило, и неизвестно, что нужно было сделать и кого позвать, чтобы клещи ослабли и перестали тискать его усталое сердце.
- По вашему приказанию прибыл, - озвучил свое появление за спиной Связист.
Зак развернул кресло. Теперь пламя грело лишь левый бок, но зато он мог беседовать лицом к лицу со Связистом. Этого изможденно-худющего, больше похожего на скелет, туго обтянутый кожей, чем на человека, бывшего подводника он отобрал в
Мурманске в числе первых. Года два назад его в звании капитана третьего ранга выгнали с должности зама флагманского связиста дивизии атомных лодок за пьянку и драку, в которой он оказался со своими костями, пропитанными алкоголем, покруче трех патрульных, хотя, скорее всего, дело было не в пьянке и не в драке, а в том, что его уже давно хотел схарчить командир дивизии, закрутивший легкий роман с женой Связиста, сверхсрочницей из его же штаба. Увольнение по статье за дискредитацию офицерского звания сразу сделало Связиста нищим. Он не получил положенных двадцати окладов по званию и должности, долго бедствовал, пытался наложить на себя руки и, когда его нашли люди Зака, долго не упирался. Он, собственно, так и не понял, что от него требуется, кроме одного: то, что он сделает, повредит комдиву, к которому все-таки ушла его жена. А ради этого он готов был на все.
- Ты в шифрах разобрался? - спросил его Зак о бумагах Свидерского.
- Так точно.
- Сможем мы сами сделать пуск?
- Так точно... - зябко поежился Связист. - Если, конечно, получим доступ к ключам командира и старпома.
- Не напрягайся, - заметил смущение Связиста Зак. - Мы, скорее всего, и пускать-то ничего не будем. Главное, чтоб эти козлы в
Кремле поняли, что мы это можем...
Он громко хрустнул пальцами, стиснутыми в маленьком бледном кулачке.
- Только это, - кашлянул Связист, - такая есть, понимаете, техническая особенность, что кодовый сигнал на лодку должен прийти извне.
- Что значит - извне? - насторожился Зак.
- Ну, с любого объекта извне лодки. Иначе не сработает.
- А если с судна.
- Это можно. Но обязательно извне.
- А предположим, что извне не получится... Сами сможем?
- Трудно сказать... Мы как-то с одним эртээсником...
- Кто это? - не понял Зак.
- Эртээсник - это начальник радиотехнической службы подводной лодки... Мы как-то копались в схемах пуска. Он хвастался, что нашел один контакт. Никакие коды не требуются. Соединил - и все, можно запускать.
- Прямо Кулибин!
- Да, он башковитый мужик. Уволился уже, без пенсии.
- Он в базе?
- Нет, уехал на родину, в Сибирь.
- Мы его можем найти?
- Не знаю. Новосибирск - большой город.
- Новосибирск - это хорошо, - задумчиво, про себя, произнес Зак и вдруг встрепенулся. - А вот еще это... По телевизору все чемоданчик какой-то президентский показывают. А код из этого чемоданчика в тех бумагах есть?
- Чемоданчик президента - это всего лишь аппарат связи с Центральным командным пунктом министерства обороны, - с легкой иронией то ли к чемоданчику, то ли к озаботившемуся Заку ответил Связист. - Никаких кодов президентских в природе не существует. Просто у нас так издавна принято, что никто ни в чем не хочет брать ответственность на себя. Если что чрезвычайно серьезное, то ждут решения на самом высоком уровне. Вот для этого и существует ядерный чемоданчик. Его, кстати, во время визитов по стране или за рубежом за президентом носит моряк.
- Серьезно? - удивился Зак. - Это все из-за атомных лодок?
- Нет. У моряков - черная форма. Его сразу в толпе видно.
Обернулся президент - и сразу его взглядом нашел.
- Но ведь все равно ж есть какой-то код?
- Есть, - резко ответил Связист. - Его дают с ЦКП. Ну, с Центрального командного пункта.
- А он в бумагах Свидерского есть?
- Так точно. Если... если, конечно, он вас не обманул и не подсунул фальшивку...
Зак вспомнил сухое, похожее на кору дерева лицо Свидерского.
Такие люди не умеют врать. У них не хватает на это фантазии. Они прямы, как дорога в пустыне.
- Что там ребята докладывали? - спросил Зак об "исполнителях".
- Ждут.
Больше всего в жизни Связист не любил долгих разговоров. Он устал даже от этой вроде бы короткой беседы. Его страшило будущее, к которому так явно стремился этот маленький больной человечек у камина, но ему нужны были деньги, чтобы навсегда уехать с проклятого севера. Еще месяц службы в этом странном охранном агентстве - и можно будет сбежать от них куда-нибудь на юг
России, купить дом и забыть обо всем, что было в его жизни, в том
числе и о Заке.
- Соедини меня с ними, - тихо потребовали из кресла.
- Есть, - со все еще не исчезнувшей службистостью ответил
Связист и пошел в комнату, где лежала на столе рация.
Зак рукой с усилием провел по груди. Там, под жесткими костями, чьи-то мозолистые пальцы все комкали и комкали сердце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45