Взяв льняной чехол от валика, служившего подушкой, она сунула в него хлеб и сыр.
Покинув дом для гостей, Мириэл обогнула здание уборной и поспешила в монастырский сад. К яблоням и грушам были приставлены лестницы – шел сбор позднего урожая. Мириэл подобрала с земли несколько менее помятых плодов, бросила их в чехол, затем подтащила одну из лестниц к стене сада и привалила ее к шероховатому камню так, чтобы ножки устойчиво сидели в рыхлом грунте. У девушки гулко стучало сердце, страх побуждал действовать быстрее. Вот-вот ее кто-нибудь увидит. Того и гляди сестра Юфимия сдернет ее со стены и изобьет до полусмерти своим ивовым прутом.
Карабкаясь по лестнице, Мириэл наступила на широкий подол платья и едва не рухнула вниз. Она чертыхнулась, приструнив свое излишне богатое воображение, и запихнула длинный край одеяния за веревочный пояс.
Вскоре она уже сидела на верху стены, напоследок окидывая взглядом каменные и деревянные монастырские постройки. Из слуховых окон в крыше кухни струился дым, скрипел колодезный ворот: кто-то черпал из источника воду. Почти полгода монастырь Святой Екатерины был ее тюрьмой, но в конце концов она взломала дверь темницы.
Мириэл глянула в противоположную сторону. Там тянулись заиленные поля, постепенно переходящие в поросшие камышом болота. Прямо под ней паслись на лугу два мула и стадо коз, принадлежащие монастырю. Она увидела Николаса в натянутом на голову матерчатом капоре, защищавшем его от осеннего холода. Он как раз выходил из ворот монастыря. Мириэл проследила за ним. Он махнул на прощание привратнице и зашагал по тропе, ведущей к дороге на Линкольн, но, едва скрывшись из поля зрения монахини, развернулся и пошел в направлении побережья. Девушка, прищурившись, смотрела ему вслед. Что-то здесь затевается, думала она, что-то необычное и любопытное. При этой мысли у нее на затылке зашевелились волосы.
Сознавая свою полную беззащитность на стене, она нагнулась к лестнице и, кряхтя от напряжения, перекинула ее на другую сторону. Спускаться было еще тяжелее: длинные пышные юбки сковывали движения, лестница шаталась. Наконец, задыхаясь от страха и напряжения, она спрыгнула на землю.
К одежде прилипли мох и пыль. Мириэл отряхнулась. Не успела она опомниться, как подле нее собрались козы, привлеченные аппетитными запахами, источаемыми чехлом со снедью. Мириэл стала отгонять их шлепками и шиканьем, но козы, привычные к грубости людей, не реагировали на ее команды. Следом за козами, навострив длинные уши и раздувая ноздри, подошли мулы, тоже одолеваемые любопытством.
Мириэл задумчиво посмотрела на животных, затем отвязала с пояса веревку, схватила ближайшего мула за курчавую гриву и накинула ему на шею импровизированный недоуздок. С годами утративший склонность к буйству, мул охотно засеменил за девушкой. Равно как и козы. В сопровождении скотины Мириэл дошла до канавы с мутной грязной водой. Ежась, девушка подобрала платье и нижнюю сорочку одной рукой и ступила в ледяную воду, намереваясь перейти канаву вброд. От обжигающего холода у нее перехватило дух. Мул заартачился, и она стала силком тянуть его за собой, подбадривая цоканьем. Наконец он сдался на уговоры и зашлепал следом, осыпая Мириэл фонтаном грязных брызг. Козы, к ее огромному облегчению, предпочли остаться на пастбище. Второй мул, хоть и разразился ревом, за товарищем не пошел.
Мокрая, замерзшая, но воодушевленная решимостью, Мириэл пустилась вдогонку за Николасом. Он маячил вдалеке движущейся точкой, но она не спешила сблизиться с ним. Еще успеет, рассудила девушка, времени больше чем достаточно. Сейчас главное – выяснить его намерения. Почему он пошел к морю, а не отправился дорогой, ведущей к городу? Шагая вдоль побережья, он через несколько миль повстречает на пути селение, но там ему ничего не смогут предложить, кроме рыбачьей лодки, если таковая ему понадобится. Не исключено, конечно, что он хочет почтить память погибших, но это маловероятно. Да, они стали его товарищами по несчастью, однако, по его же собственному признанию, те люди были его врагами.
Позднее ноябрьское солнце пробивалось сквозь облака белой дымкой. Окружавшее ее безмолвие нарушали лишь крики чаек и шорох камышей, в которых гулял дувший с моря сильный ветер. Время от времени Мириэл бросала взгляд через плечо, ожидая увидеть позади себя разгневанных монахинь во главе с сестрой Юфимией, мчащейся по ее следу, словно английская ищейка, но сзади конечно же никого не было. Наиболее вероятно, что женщины, обнаружив ее исчезновение, станут искать беглянку на дороге в Сполдинг, про болота они даже не подумают.
Почти у самого устья Николас вдруг остановился и повернулся боком, будто пытаясь сориентироваться. Мириэл поспешила припасть к земле, чтобы он, оглянувшись, заметил вдалеке лишь пасущееся животное. Николас долго стоял на одном месте и смотрел по сторонам, потом медленно, мерной поступью, пошел назад, чуть уклоняясь вправо, где над камышами и травой вздымалась небольшая роща.
Мириэл уже решила, что Николас вот-вот обнаружит ее, но он изменил направление, и, хотя она по-прежнему оставалась в поле его зрения, видеть ее он не мог.
Когда стало ясно, что она может передвигаться, не опасаясь быть замеченной, Мириэл выпрямилась и продолжила преследование.
Поначалу он страшился, что не сумеет отыскать то место, где схоронил сундук. Сильный жар и борьба со смертью притупили память о событиях, предшествовавших болезни. Ведь в тот день, когда он прятал драгоценности, болота были окутаны туманом. И сам он находился в полубессознательном состоянии.
Но когда он вышел в путь, страх постепенно отступил. Он обладал врожденным чувством ориентации, развившемся в нем до совершенства за время многочисленных вояжей между Фландрией, Нормандией и Англией. Главное – довериться интуиции, и сундук будет найден.
Ему хотелось мчаться со всех ног, но он обуздывал свой порыв, понимая, что еще не совсем оправился после болезни. И хотя в данный момент Николас чувствовал себя отлично, он знал, что пока не обрел выносливости. Верхом, безусловно, передвигаться было бы удобнее, но он не посмел попросить у монахинь мула. Они и так снабдили его одеждой, пищей на один день и деньгами, которых ему вполне хватит на то, чтобы дважды заплатить за ночлег. А на содержимое сундука можно купить лошадь – да и вообще новую жизнь. Это самое малое, что Анжуйская династия задолжала ему.
Однажды ему почудилось, будто кто-то следит за ним. Он резко обернулся и, не увидев никого, кроме пасущегося животного, вздохнул с облегчением. Но взгляд назад открыл ему то, чего он не заметил прежде. Николас сделал несколько шагов в обратном направлении, потом сошел с тропы и стал пробираться в высокой пожухлой траве к зарослям ольхи и ивовых деревьев на берегу маленького озерца с темной торфяной водой, в которой отражались, мерцая, словно золотая стружка, осенние листья.
Тайник не бросался в глаза. Он хорошо его замаскировал, хотя тогда и валился с ног от изнеможения. Заросли казались нетронутыми, так что Николас даже засомневался, к тому ли месту пришел. Он взял бутыль, которую дали ему монахини, и, выдернув пробку, подкрепился глотком крепкого пряного медового напитка.
Взбодрившись, он принялся за работу, отбрасывая в сторону сучья и пучки травы. Наконец он проник в нишу, выволок сундук из тайника. Мокрый от пота и дрожа от волнения и напряжения, он встал передохнуть, чтобы вернуть силу натруженным мышцам. Ветер гнал рябь по темной поверхности озера, и казалось, будто отливающие золотом отражения деревьев исполняют некий ритуальный танец, зловещий и одновременно прекрасный. Подходящая декорация. Когда усталость немного прошла, Николас занялся сундуком. На нем виднелись разводы проступившей соли и царапины, но в остальном сундук был цел и невредим, даже красно-синяя эмаль не помутнела.
– Господи, если ты любишь меня, яви свою любовь, – взмолился юноша и, облизнув губы, вставил кончик ножа в медный запор.
Открыть сундук оказалось сложнее, чем отыскать сам тайник. Николасу это стоило огромных усилий. Он порезался, потому что нож то и дело выскальзывал из замочной скважины, и перебрал все бранные слова, какие знал, прежде чем запор наконец-то поддался. Он откинул крышку и воззрился на прятавшиеся под ней богатства.
Внутри лежали в два слоя кожаные мешочки с деньгами. Между ними стоял сундучок из слоновой кости с ажурной резьбой и застежками из кованого золота. Дрожащими руками Николас взял один из мешочков и распустил туго затянутый шнурок. В его ладонь посыпались серебряные монеты, на каждой с одной стороны отчеканена голова Иоанна, с другой – рифленый крест. Николас подсчитал, что держит в руке около сорока шиллингов. Если в каждом мешочке такая же сумма, значит, всего вокруг маленького сундучка лежит четыреста марок. На эти деньги он смог бы дважды начать новую жизнь. Служа пехотинцем, он зарабатывал бы в лучшем случае пять шиллингов в неделю. Теперь же он в состоянии приобрести полное снаряжение и вновь стать рыцарем, а не наемником. Николас улыбнулся. По иронии судьбы король Иоанн из могилы возвратил свой долг семье де Канов.
Он аккуратно ссыпал монеты в мешочек и, отерев влажные руки о тунику, взялся за сундук поменьше. Как и большой, этот тоже был без ключа. Николасу пришлось взломать замок острием ножа. Под крышкой он обнаружил объемный округлый предмет, обернутый в кусок украшенного вышивкой пурпурного шелка со следами проступившей соли. Он извлек предмет из сундука и осторожно развернул защитную ткань.
При виде короны он испытал восхищение и благоговейный страх. Она принадлежала не Иоанну. Маленькая, старинной работы, эта корона была изготовлена на женскую головку и представляла собой широкий золотой обруч, окаймленный жемчугом и крупными драгоценными камнями квадратной формы. Над обручем вздымались две переплетенные золотые дуги с наплавленной эмалью, тоже украшенные жемчугом и драгоценными камнями поменьше. К ободку были подвешены через равные промежутки изящные золотые цепочки с трилистниками на концах; в каждый трилистник было вставлено по жемчужине.
– Боже всемогущий, – пробормотал Николас, понимая, что, обладая такой вещью, он никогда не будет знать покоя. Но и переплавить, уничтожить столь изумительный шедевр искусных мастеров было бы святотатством.
Внезапно, повинуясь внутреннему чутью, обострившемуся при виде богатства, выловленного из моря, он резко обернулся. Юная монахиня молниеносно нырнула в траву, но оказалась недостаточно проворной, хотя мул при ней даже ухом не повел, продолжая флегматично жевать пожухлую траву.
– Выходи, – скомандовал Николас, так и держа корону в руках, ибо прятать трофей теперь уже было поздно. Он тоже не проявил должной расторопности.
Мириэл медленно выпрямилась. Ее лицо раскраснелось от досады, но подбородок был вызывающе вздернут – верный признак того, что она готова к борьбе.
– Ты что здесь делаешь? Девушка пожала плечами.
– Я шла за тобой, хотела выяснить, куда ты отправишься, – ответила она, очевидно считая свое объяснение вполне резонным. – Когда ты покинул монастырь, я тоже ушла. – Она вытянула правую руку, в которой несла чехол с едой. – Здесь хлеб, сыр и фрукты. Это все, что я успела прихватить.
Изумленный и разъяренный, Николас не выбирал выражений.
– И не рассчитывай, что я возьму тебя с собой, – прорычал он. – Мне не нужны ни ты, ни твое общество.
Мириэл побледнела, но не стушевалась. Напротив, демонстративно направилась прямо к сундуку.
– Пожалуй, у тебя нет выбора.
Николас шагнул вперед, преграждая ей дорогу. Они остановились в нескольких дюймах друг от друга, только сверкающая корона разделяла их.
– Выбор есть, – возразил он с хрипотцой в голосе, еще не восстановившем звучность после болезни. – Думаешь, с таким состоянием в руках я не решусь на убийство?
Мириэл, не мигая, встретила его взгляд, затем опустила глаза к зачехленному ножу у него на поясе.
– Думаю, не решишься, – спокойно сказала она. – К тому же ты недавно с больничной постели, так что силы у нас равны. Вряд ли тебе удастся одолеть меня. Скорее всего, – добавила она с усмешкой, – победа останется за мной. – Мириэл тронула трилистник с жемчужиной, свисающий с одной из цепочек. – Ты обязан мне жизнью. Я только хочу, чтобы ты вернул свой долг.
Николас отдернул от нее корону.
– Я ничего тебе не должен, – рявкнул он, понимая, что она права, и оттого злясь еще больше. – И ни к чему тебя не склонял. Иди своей дорогой. Нам с тобой не по пути.
Девушка покачала головой.
– Поверь, я ни за что не стала бы навязываться, но женщине, даже монахине, небезопасно путешествовать в одиночку.
– Об этом надо было раньше думать.
– Я подумала. – Она раздраженно показала на корону. – Пока ты болел, меня все мучил вопрос, известно ли тебе что-нибудь про драгоценности, утерянные во время прилива. Но это я так, фантазировала, услышав однажды твой бред. В душе я никогда не верила, что ты каким-то образом связан с сокровищами. Знала только, что мне необходимо сбежать из монастыря, и ты – мой путь к спасению.
Николас скептически вскинул брови.
– Ты обязан мне жизнью, – упрямо повторила девушка. – В благодарность хотя бы проводи меня до ближайшего города, где я смогу скинуть это монашеское тряпье и найти работу.
– Глупая затея, – фыркнул Николас.
– Не глупее убеждения в том, что из меня может получиться монахиня. – Ее карие глаза были холодны, как камень. – По-моему, я немногого прошу.
Николас сердито мотнул головой:
– Тебя будут искать. Разнесут слух, что одна из их послушниц покинула монастырь одновременно с гостевавшим там мужчиной. Я не могу позволить, чтобы меня поймали с беглой монахиней.
Девушка посмотрела на него с презрением.
– Ты можешь позволить все, что пожелаешь, – невозмутимо сказала она.
Николас подумал было откупиться от нее мешочком серебра, но сразу же отбросил эту мысль, понимая, что девушка не согласится. По ее словам, все, что ей нужно, – это сопровождение мужчины, который охранял бы ее в дороге и своим присутствием гарантировал бы ей некоторую степень благопристойности. Он в состоянии обеспечить ей и то, и другое, но ведь она-то ему будет только обузой. И ему совсем не нравится, как она смотрит на него, – как на червяка, только что выползшего из-под камня, будто читает все его мысли.
– А может, я не хочу возвращать свой долг?
– Ты так дешево ценишь свою честь?
– Честь? – Он невесело рассмеялся. – Да если б ты хоть что-нибудь знала о чести моего рода, ты не посмела бы задать столь кощунственный вопрос.
Замешательство и страх промелькнули в ее лице, но голову она по-прежнему держала прямо.
– Мне плевать на честь твоего рода. Речь идет о твоей собственной чести.
– А ты своего не упустишь, – заметил он.
– Значит, мы стоим друг друга.
Николас чувствовал, что перестает быть хозяином положения. Что бы он ни сказал, у нее на все был готов ответ. И, в сущности, она рассчитала верно. Несмотря на злость и раздражение, он не смог бы убить ее. На это у него не было ни физических, ни душевных сил. С богатством короля Иоанна ему отнюдь не передался порочный нрав монарха.
– Вовсе нет, – возразил он, смерив ее сердитым взглядом. – Что ж, ты меня раскусила и знаешь это. До ближайшего города и не дальше.
Девушка быстро кивнула, словно купец, ведущий торг.
– Но только не до Линкольна. Меня там знают и станут искать в первую очередь. И если найдут, родные немедленно вернут меня церкви. – Она сложила руки – скорее от волнения, чем по привычке, приобретенной в монастыре.
Николас теперь хорошо понимал, почему родные Мириэл стремились избавиться от нее, но в позе девушки было нечто такое, что пробудило в нем искру жалости. Он догадывался, что за внешней настырностью кроется ранимая душа. Сам того не желая, он по-прежнему испытывал к ней симпатию.
– Проводи меня в Ноттингем, – сказала она. – Я была там с дедушкой несколько раз и довольно хорошо ориентируюсь на его улицах.
Он коротко кивнул:
– По рукам.
Мириэл недоверчиво улыбнулась и опять протянула руку к короне, словно своим согласием он даровал ей на то позволение.
– В жизни не видела ничего более прекрасного, – промолвила она с тоской во взгляде.
Первым побуждением Николаса было убрать от нее корону, но он сдержал свой порыв.
– Думаю, она принадлежала бабушке Иоанна, королеве Матильде. Я однажды видел супругу Иоанна в короне, но то была просто изящная диадема, с этой не сравнить.
– Как ты с ней поступишь?
– Еще не решил. – Николас повернул корону в руках, и мягкий ноябрьский свет засверкал на золоте нежными бликами.
Взгляд девушки посуровел.
– Ты ведь не станешь ее переплавлять?
– Все будет зависеть от обстоятельств. – Ему не нравилось, что она вынуждает его принять решение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Покинув дом для гостей, Мириэл обогнула здание уборной и поспешила в монастырский сад. К яблоням и грушам были приставлены лестницы – шел сбор позднего урожая. Мириэл подобрала с земли несколько менее помятых плодов, бросила их в чехол, затем подтащила одну из лестниц к стене сада и привалила ее к шероховатому камню так, чтобы ножки устойчиво сидели в рыхлом грунте. У девушки гулко стучало сердце, страх побуждал действовать быстрее. Вот-вот ее кто-нибудь увидит. Того и гляди сестра Юфимия сдернет ее со стены и изобьет до полусмерти своим ивовым прутом.
Карабкаясь по лестнице, Мириэл наступила на широкий подол платья и едва не рухнула вниз. Она чертыхнулась, приструнив свое излишне богатое воображение, и запихнула длинный край одеяния за веревочный пояс.
Вскоре она уже сидела на верху стены, напоследок окидывая взглядом каменные и деревянные монастырские постройки. Из слуховых окон в крыше кухни струился дым, скрипел колодезный ворот: кто-то черпал из источника воду. Почти полгода монастырь Святой Екатерины был ее тюрьмой, но в конце концов она взломала дверь темницы.
Мириэл глянула в противоположную сторону. Там тянулись заиленные поля, постепенно переходящие в поросшие камышом болота. Прямо под ней паслись на лугу два мула и стадо коз, принадлежащие монастырю. Она увидела Николаса в натянутом на голову матерчатом капоре, защищавшем его от осеннего холода. Он как раз выходил из ворот монастыря. Мириэл проследила за ним. Он махнул на прощание привратнице и зашагал по тропе, ведущей к дороге на Линкольн, но, едва скрывшись из поля зрения монахини, развернулся и пошел в направлении побережья. Девушка, прищурившись, смотрела ему вслед. Что-то здесь затевается, думала она, что-то необычное и любопытное. При этой мысли у нее на затылке зашевелились волосы.
Сознавая свою полную беззащитность на стене, она нагнулась к лестнице и, кряхтя от напряжения, перекинула ее на другую сторону. Спускаться было еще тяжелее: длинные пышные юбки сковывали движения, лестница шаталась. Наконец, задыхаясь от страха и напряжения, она спрыгнула на землю.
К одежде прилипли мох и пыль. Мириэл отряхнулась. Не успела она опомниться, как подле нее собрались козы, привлеченные аппетитными запахами, источаемыми чехлом со снедью. Мириэл стала отгонять их шлепками и шиканьем, но козы, привычные к грубости людей, не реагировали на ее команды. Следом за козами, навострив длинные уши и раздувая ноздри, подошли мулы, тоже одолеваемые любопытством.
Мириэл задумчиво посмотрела на животных, затем отвязала с пояса веревку, схватила ближайшего мула за курчавую гриву и накинула ему на шею импровизированный недоуздок. С годами утративший склонность к буйству, мул охотно засеменил за девушкой. Равно как и козы. В сопровождении скотины Мириэл дошла до канавы с мутной грязной водой. Ежась, девушка подобрала платье и нижнюю сорочку одной рукой и ступила в ледяную воду, намереваясь перейти канаву вброд. От обжигающего холода у нее перехватило дух. Мул заартачился, и она стала силком тянуть его за собой, подбадривая цоканьем. Наконец он сдался на уговоры и зашлепал следом, осыпая Мириэл фонтаном грязных брызг. Козы, к ее огромному облегчению, предпочли остаться на пастбище. Второй мул, хоть и разразился ревом, за товарищем не пошел.
Мокрая, замерзшая, но воодушевленная решимостью, Мириэл пустилась вдогонку за Николасом. Он маячил вдалеке движущейся точкой, но она не спешила сблизиться с ним. Еще успеет, рассудила девушка, времени больше чем достаточно. Сейчас главное – выяснить его намерения. Почему он пошел к морю, а не отправился дорогой, ведущей к городу? Шагая вдоль побережья, он через несколько миль повстречает на пути селение, но там ему ничего не смогут предложить, кроме рыбачьей лодки, если таковая ему понадобится. Не исключено, конечно, что он хочет почтить память погибших, но это маловероятно. Да, они стали его товарищами по несчастью, однако, по его же собственному признанию, те люди были его врагами.
Позднее ноябрьское солнце пробивалось сквозь облака белой дымкой. Окружавшее ее безмолвие нарушали лишь крики чаек и шорох камышей, в которых гулял дувший с моря сильный ветер. Время от времени Мириэл бросала взгляд через плечо, ожидая увидеть позади себя разгневанных монахинь во главе с сестрой Юфимией, мчащейся по ее следу, словно английская ищейка, но сзади конечно же никого не было. Наиболее вероятно, что женщины, обнаружив ее исчезновение, станут искать беглянку на дороге в Сполдинг, про болота они даже не подумают.
Почти у самого устья Николас вдруг остановился и повернулся боком, будто пытаясь сориентироваться. Мириэл поспешила припасть к земле, чтобы он, оглянувшись, заметил вдалеке лишь пасущееся животное. Николас долго стоял на одном месте и смотрел по сторонам, потом медленно, мерной поступью, пошел назад, чуть уклоняясь вправо, где над камышами и травой вздымалась небольшая роща.
Мириэл уже решила, что Николас вот-вот обнаружит ее, но он изменил направление, и, хотя она по-прежнему оставалась в поле его зрения, видеть ее он не мог.
Когда стало ясно, что она может передвигаться, не опасаясь быть замеченной, Мириэл выпрямилась и продолжила преследование.
Поначалу он страшился, что не сумеет отыскать то место, где схоронил сундук. Сильный жар и борьба со смертью притупили память о событиях, предшествовавших болезни. Ведь в тот день, когда он прятал драгоценности, болота были окутаны туманом. И сам он находился в полубессознательном состоянии.
Но когда он вышел в путь, страх постепенно отступил. Он обладал врожденным чувством ориентации, развившемся в нем до совершенства за время многочисленных вояжей между Фландрией, Нормандией и Англией. Главное – довериться интуиции, и сундук будет найден.
Ему хотелось мчаться со всех ног, но он обуздывал свой порыв, понимая, что еще не совсем оправился после болезни. И хотя в данный момент Николас чувствовал себя отлично, он знал, что пока не обрел выносливости. Верхом, безусловно, передвигаться было бы удобнее, но он не посмел попросить у монахинь мула. Они и так снабдили его одеждой, пищей на один день и деньгами, которых ему вполне хватит на то, чтобы дважды заплатить за ночлег. А на содержимое сундука можно купить лошадь – да и вообще новую жизнь. Это самое малое, что Анжуйская династия задолжала ему.
Однажды ему почудилось, будто кто-то следит за ним. Он резко обернулся и, не увидев никого, кроме пасущегося животного, вздохнул с облегчением. Но взгляд назад открыл ему то, чего он не заметил прежде. Николас сделал несколько шагов в обратном направлении, потом сошел с тропы и стал пробираться в высокой пожухлой траве к зарослям ольхи и ивовых деревьев на берегу маленького озерца с темной торфяной водой, в которой отражались, мерцая, словно золотая стружка, осенние листья.
Тайник не бросался в глаза. Он хорошо его замаскировал, хотя тогда и валился с ног от изнеможения. Заросли казались нетронутыми, так что Николас даже засомневался, к тому ли месту пришел. Он взял бутыль, которую дали ему монахини, и, выдернув пробку, подкрепился глотком крепкого пряного медового напитка.
Взбодрившись, он принялся за работу, отбрасывая в сторону сучья и пучки травы. Наконец он проник в нишу, выволок сундук из тайника. Мокрый от пота и дрожа от волнения и напряжения, он встал передохнуть, чтобы вернуть силу натруженным мышцам. Ветер гнал рябь по темной поверхности озера, и казалось, будто отливающие золотом отражения деревьев исполняют некий ритуальный танец, зловещий и одновременно прекрасный. Подходящая декорация. Когда усталость немного прошла, Николас занялся сундуком. На нем виднелись разводы проступившей соли и царапины, но в остальном сундук был цел и невредим, даже красно-синяя эмаль не помутнела.
– Господи, если ты любишь меня, яви свою любовь, – взмолился юноша и, облизнув губы, вставил кончик ножа в медный запор.
Открыть сундук оказалось сложнее, чем отыскать сам тайник. Николасу это стоило огромных усилий. Он порезался, потому что нож то и дело выскальзывал из замочной скважины, и перебрал все бранные слова, какие знал, прежде чем запор наконец-то поддался. Он откинул крышку и воззрился на прятавшиеся под ней богатства.
Внутри лежали в два слоя кожаные мешочки с деньгами. Между ними стоял сундучок из слоновой кости с ажурной резьбой и застежками из кованого золота. Дрожащими руками Николас взял один из мешочков и распустил туго затянутый шнурок. В его ладонь посыпались серебряные монеты, на каждой с одной стороны отчеканена голова Иоанна, с другой – рифленый крест. Николас подсчитал, что держит в руке около сорока шиллингов. Если в каждом мешочке такая же сумма, значит, всего вокруг маленького сундучка лежит четыреста марок. На эти деньги он смог бы дважды начать новую жизнь. Служа пехотинцем, он зарабатывал бы в лучшем случае пять шиллингов в неделю. Теперь же он в состоянии приобрести полное снаряжение и вновь стать рыцарем, а не наемником. Николас улыбнулся. По иронии судьбы король Иоанн из могилы возвратил свой долг семье де Канов.
Он аккуратно ссыпал монеты в мешочек и, отерев влажные руки о тунику, взялся за сундук поменьше. Как и большой, этот тоже был без ключа. Николасу пришлось взломать замок острием ножа. Под крышкой он обнаружил объемный округлый предмет, обернутый в кусок украшенного вышивкой пурпурного шелка со следами проступившей соли. Он извлек предмет из сундука и осторожно развернул защитную ткань.
При виде короны он испытал восхищение и благоговейный страх. Она принадлежала не Иоанну. Маленькая, старинной работы, эта корона была изготовлена на женскую головку и представляла собой широкий золотой обруч, окаймленный жемчугом и крупными драгоценными камнями квадратной формы. Над обручем вздымались две переплетенные золотые дуги с наплавленной эмалью, тоже украшенные жемчугом и драгоценными камнями поменьше. К ободку были подвешены через равные промежутки изящные золотые цепочки с трилистниками на концах; в каждый трилистник было вставлено по жемчужине.
– Боже всемогущий, – пробормотал Николас, понимая, что, обладая такой вещью, он никогда не будет знать покоя. Но и переплавить, уничтожить столь изумительный шедевр искусных мастеров было бы святотатством.
Внезапно, повинуясь внутреннему чутью, обострившемуся при виде богатства, выловленного из моря, он резко обернулся. Юная монахиня молниеносно нырнула в траву, но оказалась недостаточно проворной, хотя мул при ней даже ухом не повел, продолжая флегматично жевать пожухлую траву.
– Выходи, – скомандовал Николас, так и держа корону в руках, ибо прятать трофей теперь уже было поздно. Он тоже не проявил должной расторопности.
Мириэл медленно выпрямилась. Ее лицо раскраснелось от досады, но подбородок был вызывающе вздернут – верный признак того, что она готова к борьбе.
– Ты что здесь делаешь? Девушка пожала плечами.
– Я шла за тобой, хотела выяснить, куда ты отправишься, – ответила она, очевидно считая свое объяснение вполне резонным. – Когда ты покинул монастырь, я тоже ушла. – Она вытянула правую руку, в которой несла чехол с едой. – Здесь хлеб, сыр и фрукты. Это все, что я успела прихватить.
Изумленный и разъяренный, Николас не выбирал выражений.
– И не рассчитывай, что я возьму тебя с собой, – прорычал он. – Мне не нужны ни ты, ни твое общество.
Мириэл побледнела, но не стушевалась. Напротив, демонстративно направилась прямо к сундуку.
– Пожалуй, у тебя нет выбора.
Николас шагнул вперед, преграждая ей дорогу. Они остановились в нескольких дюймах друг от друга, только сверкающая корона разделяла их.
– Выбор есть, – возразил он с хрипотцой в голосе, еще не восстановившем звучность после болезни. – Думаешь, с таким состоянием в руках я не решусь на убийство?
Мириэл, не мигая, встретила его взгляд, затем опустила глаза к зачехленному ножу у него на поясе.
– Думаю, не решишься, – спокойно сказала она. – К тому же ты недавно с больничной постели, так что силы у нас равны. Вряд ли тебе удастся одолеть меня. Скорее всего, – добавила она с усмешкой, – победа останется за мной. – Мириэл тронула трилистник с жемчужиной, свисающий с одной из цепочек. – Ты обязан мне жизнью. Я только хочу, чтобы ты вернул свой долг.
Николас отдернул от нее корону.
– Я ничего тебе не должен, – рявкнул он, понимая, что она права, и оттого злясь еще больше. – И ни к чему тебя не склонял. Иди своей дорогой. Нам с тобой не по пути.
Девушка покачала головой.
– Поверь, я ни за что не стала бы навязываться, но женщине, даже монахине, небезопасно путешествовать в одиночку.
– Об этом надо было раньше думать.
– Я подумала. – Она раздраженно показала на корону. – Пока ты болел, меня все мучил вопрос, известно ли тебе что-нибудь про драгоценности, утерянные во время прилива. Но это я так, фантазировала, услышав однажды твой бред. В душе я никогда не верила, что ты каким-то образом связан с сокровищами. Знала только, что мне необходимо сбежать из монастыря, и ты – мой путь к спасению.
Николас скептически вскинул брови.
– Ты обязан мне жизнью, – упрямо повторила девушка. – В благодарность хотя бы проводи меня до ближайшего города, где я смогу скинуть это монашеское тряпье и найти работу.
– Глупая затея, – фыркнул Николас.
– Не глупее убеждения в том, что из меня может получиться монахиня. – Ее карие глаза были холодны, как камень. – По-моему, я немногого прошу.
Николас сердито мотнул головой:
– Тебя будут искать. Разнесут слух, что одна из их послушниц покинула монастырь одновременно с гостевавшим там мужчиной. Я не могу позволить, чтобы меня поймали с беглой монахиней.
Девушка посмотрела на него с презрением.
– Ты можешь позволить все, что пожелаешь, – невозмутимо сказала она.
Николас подумал было откупиться от нее мешочком серебра, но сразу же отбросил эту мысль, понимая, что девушка не согласится. По ее словам, все, что ей нужно, – это сопровождение мужчины, который охранял бы ее в дороге и своим присутствием гарантировал бы ей некоторую степень благопристойности. Он в состоянии обеспечить ей и то, и другое, но ведь она-то ему будет только обузой. И ему совсем не нравится, как она смотрит на него, – как на червяка, только что выползшего из-под камня, будто читает все его мысли.
– А может, я не хочу возвращать свой долг?
– Ты так дешево ценишь свою честь?
– Честь? – Он невесело рассмеялся. – Да если б ты хоть что-нибудь знала о чести моего рода, ты не посмела бы задать столь кощунственный вопрос.
Замешательство и страх промелькнули в ее лице, но голову она по-прежнему держала прямо.
– Мне плевать на честь твоего рода. Речь идет о твоей собственной чести.
– А ты своего не упустишь, – заметил он.
– Значит, мы стоим друг друга.
Николас чувствовал, что перестает быть хозяином положения. Что бы он ни сказал, у нее на все был готов ответ. И, в сущности, она рассчитала верно. Несмотря на злость и раздражение, он не смог бы убить ее. На это у него не было ни физических, ни душевных сил. С богатством короля Иоанна ему отнюдь не передался порочный нрав монарха.
– Вовсе нет, – возразил он, смерив ее сердитым взглядом. – Что ж, ты меня раскусила и знаешь это. До ближайшего города и не дальше.
Девушка быстро кивнула, словно купец, ведущий торг.
– Но только не до Линкольна. Меня там знают и станут искать в первую очередь. И если найдут, родные немедленно вернут меня церкви. – Она сложила руки – скорее от волнения, чем по привычке, приобретенной в монастыре.
Николас теперь хорошо понимал, почему родные Мириэл стремились избавиться от нее, но в позе девушки было нечто такое, что пробудило в нем искру жалости. Он догадывался, что за внешней настырностью кроется ранимая душа. Сам того не желая, он по-прежнему испытывал к ней симпатию.
– Проводи меня в Ноттингем, – сказала она. – Я была там с дедушкой несколько раз и довольно хорошо ориентируюсь на его улицах.
Он коротко кивнул:
– По рукам.
Мириэл недоверчиво улыбнулась и опять протянула руку к короне, словно своим согласием он даровал ей на то позволение.
– В жизни не видела ничего более прекрасного, – промолвила она с тоской во взгляде.
Первым побуждением Николаса было убрать от нее корону, но он сдержал свой порыв.
– Думаю, она принадлежала бабушке Иоанна, королеве Матильде. Я однажды видел супругу Иоанна в короне, но то была просто изящная диадема, с этой не сравнить.
– Как ты с ней поступишь?
– Еще не решил. – Николас повернул корону в руках, и мягкий ноябрьский свет засверкал на золоте нежными бликами.
Взгляд девушки посуровел.
– Ты ведь не станешь ее переплавлять?
– Все будет зависеть от обстоятельств. – Ему не нравилось, что она вынуждает его принять решение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48