Теперь же, когда он сам оказался жертвой чужих интриг, его возмущение не знало границ.
Роберт забрал у нее чашу с вином и стал пить медленнее. Лицо его несколько просветлело, дыхание выровнялось.
– Разумеется, я не потерплю, чтобы этот негодяй отравлял все вокруг своим ядом и баламутил других.
– Что ты намерен предпринять?
Он бросил на нее быстрый взгляд. Его глаза горели решимостью, и она поняла, что в его голове уже зреет какой-то план.
– Поговорю со своими поставщиками, попробую убедить их в том, что им выгоднее продавать свою шерсть мне. – Он сделал последний глоток и остатки вина выплеснул на землю. – Если придется, предложу более выгодные условия, чем де Лаполь.
Мириэл видела, что эта мысль причиняет ему боль. Своими действиями де Лаполь не только ставил под угрозу доходность его предприятия, но и унижал его мужское достоинство.
– Поступай, как сочтешь нужным, – напутствовала она мужа, выражая ему участие и поддержку.
Роберт угрюмо кивнул, но потом все же улыбнулся ей. Взяв лицо жены в свои ладони, он крепко поцеловал ее в губы.
– Я всегда выбираю самое лучшее, – сказал он.
Мириэл вздохнула, глядя ему вслед. Она была довольна своим браком с Робертом: преимущества, которые давал ей этот союз для ее ткацкого производства, перевешивали недостатки проживания с ним под одной крышей. Роберт добывал лучшую шерсть для ее станков и переправлял ее сукно вместе со своим руном, таким образом сокращая затраты для обоих. Его неслабеющая мощь и напористость вызывали у нее восхищение, но порой он перегибал палку, так что ей оставалось лишь развести руками от бессилия. Подобно псу, натасканному на травлю привязанных быков, он мертвой хваткой впивался в добычу, не позволяя себе ни минуты передышки. Даже дома он строил планы и придумывал, как бы отхватить кусок побольше. Вот почему он так взбесился, когда де Лаполь попытался перехитрить его. Роберт признавал конкуренцию, но, если конкуренты начинали угрожать его интересам, он воспринимал это как личное оскорбление.
Над прилавками разнеслась барабанная дробь. Актеры завершали акробатический танец. Знакомый мужчина в толпе зрителей зааплодировал и бросил акробатам горсть мелких монет. У Мириэл перехватило дыхание и екнуло сердце.
За полгода, миновавшие со времени их разговора возле барж, она лишь раз видела Николаса, и то мельком, когда ездила в Бостон. Внутренний голос твердил ей, что общаться с ним опасно, что ей следует убежать и спрятаться, если у нее есть хоть капля благоразумия. Но за всю жизнь Мириэл убежала только один раз – из монастыря, причем как раз с этим человеком.
По завершении танца Николас подошел к ее лавке и вежливо кивнул Уолтеру и его покупателю. Потом улыбнулся Мириэл, отчего на его щеках прорезались привлекательные морщинки.
– Госпожа Уиллоби, рад снова видеть вас. Надеюсь, вы в добром здравии? – Учтивый и обходительный, играет роль для Уолтера и его заказчика.
У Мириэл будто что-то опустилось внутри. Она встречала мужчин куда более красивых и стройных, но ни один из них не был так волнующе обаятелен и не знал столько о ее прошлом.
– Вполне, благодарю, – ответила она, выдавив улыбку. – А как поживаете вы сами и госпожа Магдалена?
Он насмешливо прищурился:
– Госпожа Магдалена чувствует себя прекрасно, хотя на этот раз я путешествую без нее. У нее на крючке сразу несколько рыбок. – Он провел ладонью по рулону флорентийской камки.
– Значит, вы не желаете приобрести в подарок несколько элей этой ткани? – Мириэл взяла мерную палку.
Николас с улыбкой покачал головой:
– Вопреки тому, что многие обо мне думают, я – не денежный мешок.
Мириэл скорчила гримасу в ответ на его реплику, на слух совершенно невинную, но содержащую глубокий смысл для тех, кто имел причины вникнуть в значение слов. Он никогда не позволит ей забыть о прошлом.
– Тогда чем могу служить? Если вам нужен Роберт, он сейчас улаживает кое-какие дела, хотя, полагаю, ему захочется переговорить и с вами.
Николас качнул головой, но потом глаза его вспыхнули, и она догадалась, что он передумал.
– Да, я хотел бы обсудить с ним кое-что и надеялся напроситься к вам на ужин. Уж очень мне все понравилось у вас прошлый раз – и стол, и общество. Было бы здорово совместить полезное с приятным.
И Мириэл, вопреки здравому смыслу, пригласила его домой, одновременно удивляясь собственной склонности к самоистязанию. Они, как и в прошлый раз, будут отпускать язвительные замечания, стараясь побольнее ужалить друг друга, снова будут вести игру на острие ножа. Значит, она хочет держать его в поле зрения, опасаясь, что он ей навредит? Или ей просто доставляет мучительное удовольствие смотреть на него? Она подозревала, что ее решение в большей степени продиктовано второй причиной, но отступать уже было поздно. Теперь ей придется играть с огнем, прямо как тем бродячим актерам.
Они ждали возвращения Роберта до наступления сумерек. Наконец Мириэл распорядилась, чтобы мужу оставили ужин и подавали на стол, пока еда не испортилась.
– Я знала, что у Роба дела, но не думала, что он так задержится, – сказала она в нервном возбуждении.
Николас пожал плечами:
– Весенняя ярмарка всегда доставляет много хлопот торговцам. Ты, наверно, и сама знаешь.
Мириэл отодвинула от себя блюдо с жареной форелью. Аппетита у нее не было, желудок словно узлом связало.
– Знаю, но беспокоюсь за него. Николас начал подниматься из-за стола. – Может, давай схожу поищу его?
– Не надо. – Она жестом велела ему сесть. – Я пошлю Сэмюэля. Он знает все места, где может быть Роберт. – Она призвала слугу, и вскоре тот, накинув плащ, отправился выполнять ее поручение.
Продолжая ковыряться в еде, Мириэл объяснила Николасу, почему ее гложет тревога за мужа.
– Предположим, они с Морисом де Лаполем объявили друг другу войну. Я уже видела подобное раньше. Когда я была маленькой, дедушка рассорился с одним суконщиком из-за поставок шерсти, дело доходило до уличных драк. Тот человек даже пытался поджечь наш склад. Это было ужасно, никто из нас не смел выйти из дома без вооруженной охраны. А совсем недавно у меня самой были неприятности с бывшим отчимом, когда он стал терять заказчиков из-за того, что я стала ткать сукно более высокого качества.
Николас поджал губы:
– Твой муж, насколько я могу судить, человек влиятельный и своего не уступит.
– Дедушка тоже пользовался влиянием. – Она раздраженно цокнула языком. – Я знаю, что Роберт сильный, но мне не хочется, чтобы камни летели в мой огород.
– Ты хочешь сказать, что де Лаполь может попытаться через тебя воздействовать на твоего мужа?
Мириэл кивнула и невесело рассмеялась:
– Ты меня презираешь, да? Моему мужу, возможно, грозит опасность, а я думаю только о том, как это отразится лично на мне.
– Нет, я тебя не презираю, но и не удивлен, – усмехнулся он и ножом указал на ее тарелку. – Поешь чего-нибудь. Сразу повеселеешь.
– Не хочу. Меня что-то мутит. – Но все-таки очистила от костей кусочек рыбы и положила его в рот.
Дверь отворилась, и вместе с порывом ветра с дождем в дом шагнул Сэмюэль.
– Я нашел его, госпожа, – торжествующе провозгласил он, довольный тем, что честно исполнил свой долг. – Он в таверне «Зеленая ветка». Просит передать свои извинения и говорит, что ему нужно закончить одно дело, из-за которого он может задержаться допоздна. С господином Николасом он встретится завтра.
Мириэл поблагодарила Сэмюэля и разрешила ему удалиться, а сама откинулась на спинку стула, испытывая облегчение, и расслабилась. Но есть ей по-прежнему не хотелось.
– Зря я волновалась, – тихо сказала она. – Видишь, какие шрамы оставляет в нас прошлое?
Николас вопросительно вскинул брови. Мириэл покачала головой:
– Мой отец совратил мою мать, наградил ее ребенком и был таков. Потом умер дедушка, оставив меня на милость отчима, а тот отправил меня в монастырь. Потом Герберт, да хранит Господь его душу. – Она перекрестилась.
Николас вертел в руке чашу, взбалтывая вино.
– Получается, что тебя всегда бросали те, кто должен был заботиться о тебе, – задумчиво произнес он.
Мириэл поджала губы, размышляя:
– В общем-то, да. Или бросали, или дурно обращались со мной, потому что я женщина.
– И это вынужденная самостоятельность превратила тебя в волчицу?
– Значит, ты считаешь меня волчицей?
– В доказательство у меня есть несколько шрамов, – сухо сказал он. – Я знаю, ты будешь бороться не на жизнь, а на смерть за то, что, по твоему мнению, принадлежит тебе.
Умен, усмехнулась про себя Мириэл, ишь как хитро выразился – не «то, что принадлежит тебе», а «то, что, по твоему мнению, принадлежит тебе». Корона королевы Матильды по-прежнему оставалась для них яблоком раздора, и, несмотря на перемирие, он явно не собирался забывать об этом.
Что ж, так тому и быть. Взяв со стола свечу, Мириэл решительно поднялась со стула:
– Пойдем, покажу тебе кое-что.
Николас осушил чашу и тоже встал.
– Это то, что я думаю? Она пожала плечами.
– Не могу сказать, я ведь не умею читать твои мысли, – сдержанно ответила она и прошла в коридор, он последовал за ней. Их тени слились в золоченом полумраке, когда она открыла дверь, которую Сэмюэль оставил незапертой на тот случай, если хозяин вернется поздно ночью.
– Неужели ты хранишь ее на конюшне?
– А что такого? В яслях родился Господь Бог, – сострила Мириэл, выводя его под холодный мелкий дождь. Свеча зашипела, затрещала, так что ей пришлось прикрыть пламя рукой. В воздухе запахло тяжелым восковым дымом. Лужи мерцали темными бликами, в темноте вырисовывались более темные очертания построек. В стойлах заволновались, перетаптываясь на месте, и зафыркали вьючные пони, но Мириэл повела Николаса не к конюшням, а к сараю, где хранилась шерсть. Отдав ему свечу, она отцепила со связки на поясе большой железный ключ и вставила его в замочную скважину.
– Меня заперли здесь в день перед отъездом в монастырь Святой Екатерины, – поведала она ему. – Я подралась с отчимом и едва не сожгла дом прямо у него на глазах. – Напрягая кисть, она стала поворачивать ключ в тугом замке, пока тот неожиданно не поддался. – Когда тебя держат за волосы и бьют, сопротивляться бесполезно.
– Но ведь ты сопротивлялась.
Она искоса посмотрела на его лицо, освещенное пламенем свечи. Вид у него был задумчивый, но ничто в его чертах не выдавало его мыслей.
– А ты разве не стал бы? – Она навалилась бедром на массивную деревянную дверь, открывая вход в просторное помещение рунного хранилища. На них дохнуло едким зловонием немытой шерсти и плесневелого камня, которое обычно в первое мгновение едва не валит с ног, но потом смягчается, обволакивает, приятно лаская обоняние. Рядом Николас судорожно вздохнул.
– К этому запаху быстро привыкаешь. – Она забрала у него свечу и зажгла светильник, стоявший на деревянной полке.
Он кивнул и устремил взгляд наверх, рассматривая толстые потолочные балки.
– Это как море, – отозвался он. – Сначала оно душит тебя, а потом заставляет дышать полной грудью, и, даже если ты где-то далеко от него, и занят другими делами, стоит только учуять хотя бы отголосок его запаха, он буквально переполняет тебя.
– Именно так, – подтвердила Мириэл, обрадованная тем, что он понял ее. Роберт не имел склонности затрагивать в беседах вопросы, не имеющие практической ценности, и, хотя она с легкостью приспосабливалась к его манере общения, бывали времена, когда ей хотелось поделиться мыслями с человеком, способным понять ее душу.
Она наблюдала, как Николас ходит по сараю, рассматривая помещение. Кроме чанов для мытья шерсти, там не было ничего такого, что отличало бы его от подобных ему построек. Мириэл со светильником в руке подошла к Николасу и тронула его за рукав.
– Не найдешь, – с улыбкой сказала она. – Даже если она будет у тебя под носом.
– Так ты покажешь или я должен гадать, словно рождественский шут? – Он глянул на ее пальцы, лежащие на его рукаве, и поднял глаза к ее лицу. Они стояли близко, будто влюбленные, и Мириэл вдруг почувствовала, как у нее пересохло во рту, и появилась слабость в ногах.
– И то, и другое, – сипло произнесла она и, убрав ладонь с его руки, повела Николаса к еще одной двери, за чанами для мытья шерсти. За дверью находилось небольшое помещение, где он увидел стол, кресло с изогнутой спинкой, полки и грубый деревянный сундук.
– Там? – Николас показал на сундук. Мириэл повела рукой:
– Посмотри. – Она прислонилась к двери, ища опоры в холодном массивном дереве за ее спиной.
Николас пристально посмотрел на Мириэл, не дразнит ли она его, потом склонился над крышкой сундука:
– Он заперт.
Мириэл закопошилась почти в полной темноте, перебирая ключи на поясе. Наконец, найдя нужный, она стала снимать его с кольца, но у нее ничего не получалось. Чертыхаясь, она крутила ключ и так и этак, при этом все больше волнуясь и смущаясь, отчего позвякивание металлической связки отдавалось у нее в ушах, словно бой колоколов. Николас поспешил к ней на помощь. Он оказался ловчее, но ему тоже пришлось помучиться. Все это время они стояли так близко, что их одежды соприкасались, они чувствовали жар тел друг друга.
Наконец Николас снял ключ. Какое-то время ни один из них не шевелился, потом он прерывисто вздохнул и вернулся к сундуку. Мириэл закрыла глаза и проглотила комок в горле. Господи, Господи. Если это страсть, она восхитительна, и сама она совершенно не готова к тому, что происходит с ней. Ее кости и плоть плавятся, разум мутится. Влечение, которое она испытывала к Роберту, ничто в сравнении с этим. Она не просто играет с огнем. Она уже охвачена огнем и заживо сгорает.
Николас убрал с сундука свитки пергамента и занялся его содержимым. Вытащил чернила и перья, шило и перочинный нож, мешочек со счетами и квадратный лоскут ткани для ведения подсчетов. Потом счистил слой свалявшейся шерсти, прикрывавшей отшлифованное дно. Оно было сколочено из двух досок, настолько тесно пригнанных одна к другой, что они казались единым целым. Снаружи стенки скреплялись прочными металлическими, украшенными на концах узорами в форме лилий. Несмотря на внешнюю неприглядность, сундук был сработан идеально, без единого изъяна.
– Я заказала его, когда вышла замуж за Герберта, – промолвила Мириэл, стремясь словами заглушить накапливающиеся в ней ощущения.
– Разумеется, не для белья. – Николас сел на корточки, внимательно рассматривая сундук. Изнутри он не заметил ничего такого, что свидетельствовало бы о потайном отделении, и все же был уверен, что Мириэл привела – его сюда, чтобы показать королевскую регалию. За спиной слышалось ее частое дыхание. Он остро сознавал ее близость и готов был, плюнув на сундук, заключить ее в свои объятия. Но игру следовало довести до конца, и он заставил себя сосредоточиться.
– Ну? – Он уловил в ее голосе торжествующие нотки. – Сдаешься?
Николас фыркнул:
– Либо ты слишком хорошо знаешь меня и твой вопрос не более чем подначивание, – заметил он, – либо ты вообще меня не знаешь. – Он смотрел на сундук, мысленно принуждая проклятую громадину выдать свою тайну. От этого мгновения зависело не только то, увидит он корону или нет. Если она не внутри и не наверху, то, может быть, внизу? Он сунул ладонь под сундук и ощупал гладкую поверхность деревянного днища. Ничего. Мириэл затаила дыхание. Он продолжил поиски, и вдруг его пальцы наткнулись на деревянный колышек. Он повернул его, и откинулась дверца тайника – это была полость, протянувшаяся по всей длине сундука. Там лежал какой-то предмет.
– Итак? – Улыбаясь, он обернулся к ней, – Ты просто подначивала меня или действительно думала, что я сдамся? – Он бережно извлек из тайника завернутую в шелк корону Матильды.
– Ни то, ни другое. – Она стиснула в складках платья кулаки, явно порываясь выхватить у него королевский венец, но сдерживая себя.
– Тогда что же?
– Хотела посмотреть, что ты будешь делать.
– Ради забавы?
– Нет. Чтобы выяснить, что в моем представлении о тебе – иллюзия, а что твердые факты, – хриплым шепотом ответила она.
Николас развернул корону, любуясь чарующим блеском золота и драгоценных камней, красота которых едва не стоила ему жизни.
– И к какому же выводу ты пришла?
– Что ты – камень, а я утопаю в зыбучем песке собственных иллюзий.
Голос выразил ее чувства даже лучше, чем слова. Николас осторожно поставил корону на сундук и повернулся к ней.
– Значит, мы оба тонем в них, – сказал он и на этот раз, не противясь своему желанию, привлек ее к себе.
Она лишь мгновение не поддавалась, как пловец под напором неумолимой волны, а потом приникла к нему, прижимаясь всем телом. Хрупкая, гибкая, податливая в его объятиях, но не покорная. Когда он прильнул к ее губам, она зарылась пальцами в его волосы, притягивая его на себя. Их поцелуй, казалось, длился целую вечность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Роберт забрал у нее чашу с вином и стал пить медленнее. Лицо его несколько просветлело, дыхание выровнялось.
– Разумеется, я не потерплю, чтобы этот негодяй отравлял все вокруг своим ядом и баламутил других.
– Что ты намерен предпринять?
Он бросил на нее быстрый взгляд. Его глаза горели решимостью, и она поняла, что в его голове уже зреет какой-то план.
– Поговорю со своими поставщиками, попробую убедить их в том, что им выгоднее продавать свою шерсть мне. – Он сделал последний глоток и остатки вина выплеснул на землю. – Если придется, предложу более выгодные условия, чем де Лаполь.
Мириэл видела, что эта мысль причиняет ему боль. Своими действиями де Лаполь не только ставил под угрозу доходность его предприятия, но и унижал его мужское достоинство.
– Поступай, как сочтешь нужным, – напутствовала она мужа, выражая ему участие и поддержку.
Роберт угрюмо кивнул, но потом все же улыбнулся ей. Взяв лицо жены в свои ладони, он крепко поцеловал ее в губы.
– Я всегда выбираю самое лучшее, – сказал он.
Мириэл вздохнула, глядя ему вслед. Она была довольна своим браком с Робертом: преимущества, которые давал ей этот союз для ее ткацкого производства, перевешивали недостатки проживания с ним под одной крышей. Роберт добывал лучшую шерсть для ее станков и переправлял ее сукно вместе со своим руном, таким образом сокращая затраты для обоих. Его неслабеющая мощь и напористость вызывали у нее восхищение, но порой он перегибал палку, так что ей оставалось лишь развести руками от бессилия. Подобно псу, натасканному на травлю привязанных быков, он мертвой хваткой впивался в добычу, не позволяя себе ни минуты передышки. Даже дома он строил планы и придумывал, как бы отхватить кусок побольше. Вот почему он так взбесился, когда де Лаполь попытался перехитрить его. Роберт признавал конкуренцию, но, если конкуренты начинали угрожать его интересам, он воспринимал это как личное оскорбление.
Над прилавками разнеслась барабанная дробь. Актеры завершали акробатический танец. Знакомый мужчина в толпе зрителей зааплодировал и бросил акробатам горсть мелких монет. У Мириэл перехватило дыхание и екнуло сердце.
За полгода, миновавшие со времени их разговора возле барж, она лишь раз видела Николаса, и то мельком, когда ездила в Бостон. Внутренний голос твердил ей, что общаться с ним опасно, что ей следует убежать и спрятаться, если у нее есть хоть капля благоразумия. Но за всю жизнь Мириэл убежала только один раз – из монастыря, причем как раз с этим человеком.
По завершении танца Николас подошел к ее лавке и вежливо кивнул Уолтеру и его покупателю. Потом улыбнулся Мириэл, отчего на его щеках прорезались привлекательные морщинки.
– Госпожа Уиллоби, рад снова видеть вас. Надеюсь, вы в добром здравии? – Учтивый и обходительный, играет роль для Уолтера и его заказчика.
У Мириэл будто что-то опустилось внутри. Она встречала мужчин куда более красивых и стройных, но ни один из них не был так волнующе обаятелен и не знал столько о ее прошлом.
– Вполне, благодарю, – ответила она, выдавив улыбку. – А как поживаете вы сами и госпожа Магдалена?
Он насмешливо прищурился:
– Госпожа Магдалена чувствует себя прекрасно, хотя на этот раз я путешествую без нее. У нее на крючке сразу несколько рыбок. – Он провел ладонью по рулону флорентийской камки.
– Значит, вы не желаете приобрести в подарок несколько элей этой ткани? – Мириэл взяла мерную палку.
Николас с улыбкой покачал головой:
– Вопреки тому, что многие обо мне думают, я – не денежный мешок.
Мириэл скорчила гримасу в ответ на его реплику, на слух совершенно невинную, но содержащую глубокий смысл для тех, кто имел причины вникнуть в значение слов. Он никогда не позволит ей забыть о прошлом.
– Тогда чем могу служить? Если вам нужен Роберт, он сейчас улаживает кое-какие дела, хотя, полагаю, ему захочется переговорить и с вами.
Николас качнул головой, но потом глаза его вспыхнули, и она догадалась, что он передумал.
– Да, я хотел бы обсудить с ним кое-что и надеялся напроситься к вам на ужин. Уж очень мне все понравилось у вас прошлый раз – и стол, и общество. Было бы здорово совместить полезное с приятным.
И Мириэл, вопреки здравому смыслу, пригласила его домой, одновременно удивляясь собственной склонности к самоистязанию. Они, как и в прошлый раз, будут отпускать язвительные замечания, стараясь побольнее ужалить друг друга, снова будут вести игру на острие ножа. Значит, она хочет держать его в поле зрения, опасаясь, что он ей навредит? Или ей просто доставляет мучительное удовольствие смотреть на него? Она подозревала, что ее решение в большей степени продиктовано второй причиной, но отступать уже было поздно. Теперь ей придется играть с огнем, прямо как тем бродячим актерам.
Они ждали возвращения Роберта до наступления сумерек. Наконец Мириэл распорядилась, чтобы мужу оставили ужин и подавали на стол, пока еда не испортилась.
– Я знала, что у Роба дела, но не думала, что он так задержится, – сказала она в нервном возбуждении.
Николас пожал плечами:
– Весенняя ярмарка всегда доставляет много хлопот торговцам. Ты, наверно, и сама знаешь.
Мириэл отодвинула от себя блюдо с жареной форелью. Аппетита у нее не было, желудок словно узлом связало.
– Знаю, но беспокоюсь за него. Николас начал подниматься из-за стола. – Может, давай схожу поищу его?
– Не надо. – Она жестом велела ему сесть. – Я пошлю Сэмюэля. Он знает все места, где может быть Роберт. – Она призвала слугу, и вскоре тот, накинув плащ, отправился выполнять ее поручение.
Продолжая ковыряться в еде, Мириэл объяснила Николасу, почему ее гложет тревога за мужа.
– Предположим, они с Морисом де Лаполем объявили друг другу войну. Я уже видела подобное раньше. Когда я была маленькой, дедушка рассорился с одним суконщиком из-за поставок шерсти, дело доходило до уличных драк. Тот человек даже пытался поджечь наш склад. Это было ужасно, никто из нас не смел выйти из дома без вооруженной охраны. А совсем недавно у меня самой были неприятности с бывшим отчимом, когда он стал терять заказчиков из-за того, что я стала ткать сукно более высокого качества.
Николас поджал губы:
– Твой муж, насколько я могу судить, человек влиятельный и своего не уступит.
– Дедушка тоже пользовался влиянием. – Она раздраженно цокнула языком. – Я знаю, что Роберт сильный, но мне не хочется, чтобы камни летели в мой огород.
– Ты хочешь сказать, что де Лаполь может попытаться через тебя воздействовать на твоего мужа?
Мириэл кивнула и невесело рассмеялась:
– Ты меня презираешь, да? Моему мужу, возможно, грозит опасность, а я думаю только о том, как это отразится лично на мне.
– Нет, я тебя не презираю, но и не удивлен, – усмехнулся он и ножом указал на ее тарелку. – Поешь чего-нибудь. Сразу повеселеешь.
– Не хочу. Меня что-то мутит. – Но все-таки очистила от костей кусочек рыбы и положила его в рот.
Дверь отворилась, и вместе с порывом ветра с дождем в дом шагнул Сэмюэль.
– Я нашел его, госпожа, – торжествующе провозгласил он, довольный тем, что честно исполнил свой долг. – Он в таверне «Зеленая ветка». Просит передать свои извинения и говорит, что ему нужно закончить одно дело, из-за которого он может задержаться допоздна. С господином Николасом он встретится завтра.
Мириэл поблагодарила Сэмюэля и разрешила ему удалиться, а сама откинулась на спинку стула, испытывая облегчение, и расслабилась. Но есть ей по-прежнему не хотелось.
– Зря я волновалась, – тихо сказала она. – Видишь, какие шрамы оставляет в нас прошлое?
Николас вопросительно вскинул брови. Мириэл покачала головой:
– Мой отец совратил мою мать, наградил ее ребенком и был таков. Потом умер дедушка, оставив меня на милость отчима, а тот отправил меня в монастырь. Потом Герберт, да хранит Господь его душу. – Она перекрестилась.
Николас вертел в руке чашу, взбалтывая вино.
– Получается, что тебя всегда бросали те, кто должен был заботиться о тебе, – задумчиво произнес он.
Мириэл поджала губы, размышляя:
– В общем-то, да. Или бросали, или дурно обращались со мной, потому что я женщина.
– И это вынужденная самостоятельность превратила тебя в волчицу?
– Значит, ты считаешь меня волчицей?
– В доказательство у меня есть несколько шрамов, – сухо сказал он. – Я знаю, ты будешь бороться не на жизнь, а на смерть за то, что, по твоему мнению, принадлежит тебе.
Умен, усмехнулась про себя Мириэл, ишь как хитро выразился – не «то, что принадлежит тебе», а «то, что, по твоему мнению, принадлежит тебе». Корона королевы Матильды по-прежнему оставалась для них яблоком раздора, и, несмотря на перемирие, он явно не собирался забывать об этом.
Что ж, так тому и быть. Взяв со стола свечу, Мириэл решительно поднялась со стула:
– Пойдем, покажу тебе кое-что.
Николас осушил чашу и тоже встал.
– Это то, что я думаю? Она пожала плечами.
– Не могу сказать, я ведь не умею читать твои мысли, – сдержанно ответила она и прошла в коридор, он последовал за ней. Их тени слились в золоченом полумраке, когда она открыла дверь, которую Сэмюэль оставил незапертой на тот случай, если хозяин вернется поздно ночью.
– Неужели ты хранишь ее на конюшне?
– А что такого? В яслях родился Господь Бог, – сострила Мириэл, выводя его под холодный мелкий дождь. Свеча зашипела, затрещала, так что ей пришлось прикрыть пламя рукой. В воздухе запахло тяжелым восковым дымом. Лужи мерцали темными бликами, в темноте вырисовывались более темные очертания построек. В стойлах заволновались, перетаптываясь на месте, и зафыркали вьючные пони, но Мириэл повела Николаса не к конюшням, а к сараю, где хранилась шерсть. Отдав ему свечу, она отцепила со связки на поясе большой железный ключ и вставила его в замочную скважину.
– Меня заперли здесь в день перед отъездом в монастырь Святой Екатерины, – поведала она ему. – Я подралась с отчимом и едва не сожгла дом прямо у него на глазах. – Напрягая кисть, она стала поворачивать ключ в тугом замке, пока тот неожиданно не поддался. – Когда тебя держат за волосы и бьют, сопротивляться бесполезно.
– Но ведь ты сопротивлялась.
Она искоса посмотрела на его лицо, освещенное пламенем свечи. Вид у него был задумчивый, но ничто в его чертах не выдавало его мыслей.
– А ты разве не стал бы? – Она навалилась бедром на массивную деревянную дверь, открывая вход в просторное помещение рунного хранилища. На них дохнуло едким зловонием немытой шерсти и плесневелого камня, которое обычно в первое мгновение едва не валит с ног, но потом смягчается, обволакивает, приятно лаская обоняние. Рядом Николас судорожно вздохнул.
– К этому запаху быстро привыкаешь. – Она забрала у него свечу и зажгла светильник, стоявший на деревянной полке.
Он кивнул и устремил взгляд наверх, рассматривая толстые потолочные балки.
– Это как море, – отозвался он. – Сначала оно душит тебя, а потом заставляет дышать полной грудью, и, даже если ты где-то далеко от него, и занят другими делами, стоит только учуять хотя бы отголосок его запаха, он буквально переполняет тебя.
– Именно так, – подтвердила Мириэл, обрадованная тем, что он понял ее. Роберт не имел склонности затрагивать в беседах вопросы, не имеющие практической ценности, и, хотя она с легкостью приспосабливалась к его манере общения, бывали времена, когда ей хотелось поделиться мыслями с человеком, способным понять ее душу.
Она наблюдала, как Николас ходит по сараю, рассматривая помещение. Кроме чанов для мытья шерсти, там не было ничего такого, что отличало бы его от подобных ему построек. Мириэл со светильником в руке подошла к Николасу и тронула его за рукав.
– Не найдешь, – с улыбкой сказала она. – Даже если она будет у тебя под носом.
– Так ты покажешь или я должен гадать, словно рождественский шут? – Он глянул на ее пальцы, лежащие на его рукаве, и поднял глаза к ее лицу. Они стояли близко, будто влюбленные, и Мириэл вдруг почувствовала, как у нее пересохло во рту, и появилась слабость в ногах.
– И то, и другое, – сипло произнесла она и, убрав ладонь с его руки, повела Николаса к еще одной двери, за чанами для мытья шерсти. За дверью находилось небольшое помещение, где он увидел стол, кресло с изогнутой спинкой, полки и грубый деревянный сундук.
– Там? – Николас показал на сундук. Мириэл повела рукой:
– Посмотри. – Она прислонилась к двери, ища опоры в холодном массивном дереве за ее спиной.
Николас пристально посмотрел на Мириэл, не дразнит ли она его, потом склонился над крышкой сундука:
– Он заперт.
Мириэл закопошилась почти в полной темноте, перебирая ключи на поясе. Наконец, найдя нужный, она стала снимать его с кольца, но у нее ничего не получалось. Чертыхаясь, она крутила ключ и так и этак, при этом все больше волнуясь и смущаясь, отчего позвякивание металлической связки отдавалось у нее в ушах, словно бой колоколов. Николас поспешил к ней на помощь. Он оказался ловчее, но ему тоже пришлось помучиться. Все это время они стояли так близко, что их одежды соприкасались, они чувствовали жар тел друг друга.
Наконец Николас снял ключ. Какое-то время ни один из них не шевелился, потом он прерывисто вздохнул и вернулся к сундуку. Мириэл закрыла глаза и проглотила комок в горле. Господи, Господи. Если это страсть, она восхитительна, и сама она совершенно не готова к тому, что происходит с ней. Ее кости и плоть плавятся, разум мутится. Влечение, которое она испытывала к Роберту, ничто в сравнении с этим. Она не просто играет с огнем. Она уже охвачена огнем и заживо сгорает.
Николас убрал с сундука свитки пергамента и занялся его содержимым. Вытащил чернила и перья, шило и перочинный нож, мешочек со счетами и квадратный лоскут ткани для ведения подсчетов. Потом счистил слой свалявшейся шерсти, прикрывавшей отшлифованное дно. Оно было сколочено из двух досок, настолько тесно пригнанных одна к другой, что они казались единым целым. Снаружи стенки скреплялись прочными металлическими, украшенными на концах узорами в форме лилий. Несмотря на внешнюю неприглядность, сундук был сработан идеально, без единого изъяна.
– Я заказала его, когда вышла замуж за Герберта, – промолвила Мириэл, стремясь словами заглушить накапливающиеся в ней ощущения.
– Разумеется, не для белья. – Николас сел на корточки, внимательно рассматривая сундук. Изнутри он не заметил ничего такого, что свидетельствовало бы о потайном отделении, и все же был уверен, что Мириэл привела – его сюда, чтобы показать королевскую регалию. За спиной слышалось ее частое дыхание. Он остро сознавал ее близость и готов был, плюнув на сундук, заключить ее в свои объятия. Но игру следовало довести до конца, и он заставил себя сосредоточиться.
– Ну? – Он уловил в ее голосе торжествующие нотки. – Сдаешься?
Николас фыркнул:
– Либо ты слишком хорошо знаешь меня и твой вопрос не более чем подначивание, – заметил он, – либо ты вообще меня не знаешь. – Он смотрел на сундук, мысленно принуждая проклятую громадину выдать свою тайну. От этого мгновения зависело не только то, увидит он корону или нет. Если она не внутри и не наверху, то, может быть, внизу? Он сунул ладонь под сундук и ощупал гладкую поверхность деревянного днища. Ничего. Мириэл затаила дыхание. Он продолжил поиски, и вдруг его пальцы наткнулись на деревянный колышек. Он повернул его, и откинулась дверца тайника – это была полость, протянувшаяся по всей длине сундука. Там лежал какой-то предмет.
– Итак? – Улыбаясь, он обернулся к ней, – Ты просто подначивала меня или действительно думала, что я сдамся? – Он бережно извлек из тайника завернутую в шелк корону Матильды.
– Ни то, ни другое. – Она стиснула в складках платья кулаки, явно порываясь выхватить у него королевский венец, но сдерживая себя.
– Тогда что же?
– Хотела посмотреть, что ты будешь делать.
– Ради забавы?
– Нет. Чтобы выяснить, что в моем представлении о тебе – иллюзия, а что твердые факты, – хриплым шепотом ответила она.
Николас развернул корону, любуясь чарующим блеском золота и драгоценных камней, красота которых едва не стоила ему жизни.
– И к какому же выводу ты пришла?
– Что ты – камень, а я утопаю в зыбучем песке собственных иллюзий.
Голос выразил ее чувства даже лучше, чем слова. Николас осторожно поставил корону на сундук и повернулся к ней.
– Значит, мы оба тонем в них, – сказал он и на этот раз, не противясь своему желанию, привлек ее к себе.
Она лишь мгновение не поддавалась, как пловец под напором неумолимой волны, а потом приникла к нему, прижимаясь всем телом. Хрупкая, гибкая, податливая в его объятиях, но не покорная. Когда он прильнул к ее губам, она зарылась пальцами в его волосы, притягивая его на себя. Их поцелуй, казалось, длился целую вечность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48