Мириэл осторожно вытащила из тайника корону королевы Матильды и извлекла ее из шелковой материи. Давно уже не держала она в руках корону. Темнота пещерного помещения, озаряемая пламенем светильника, лишь усиливала охватившее ее благоговение. Она словно поклонялась святыне в храме.
Неожиданно для себя Мириэл стала разговаривать с короной как с живой. Шепотом поведала ей о своих сожалениях и страхах, о своих нуждах и честолюбивых замыслах. Рассказала о своих успехах и о том, что еще намерена сделать, дабы укрепить свое положение. Сообщила ей о смерти матери и о своей печали, призналась, как горюет о том, что могло бы быть, но теперь утрачено навсегда. Драгоценные камни сверкали, словно глаза дракона, жемчужины сияли, будто тончайший белый шелк, золото мерцало красным огнем.
Ослепленная блеском короны, Мириэл не сразу сообразила, что вспышки на золоте – это отражение пламени, причем не ее светильника. Резко обернувшись, она увидела, что полыхает корзина с пряжей в главном помещении мастерской. Огонь затрещал, в нос ударил смрад горелой шерсти. Вскрикнув, она быстро завернула корону в шелк, сунула ее в тайник и кинулась наверх. В глазах сразу защипало, они наполнились слезами, в горло забился едкий дым. Она схватила стоявшую у двери бадью с водой и залила горящую корзину, затем, давясь кашлем, взяла метлу и принялась забивать распространяющееся пламя.
В проеме появился силуэт мужчины, заслонившего скудный сумеречный свет, льющийся с улицы.
– Не стой как пень, – раздраженно бросила ему Мириэл, решив, что это пришел кто-то из соседей. – Помогай или беги за помощью.
Мужчина шагнул в мастерскую и остановился перед ней, сжимая кулаки. Мириэл взглянула в красивое и недовольное лицо бывшего отчима и испытала потрясение как от удара.
– Найджел! – выдохнула она. – Так это ты поджег, негодяй!
Он вытаращился на нее, и на искаженном от ярости и ненависти лице отразилось изумление.
– Проклятая ведьма! – взревел он. – Как я сразу не догадался, что это ты вознамерилась погубить меня. Все делаешь назло. Мало того, что опозорила семью, так теперь еще и хлеб у нас отнимаешь.
– Ты мне никто! – дерзко отвечала Мириэл. – А хлеба ты сам себя лишаешь, потому что ни черта не смыслишь в ткацком ремесле. Сам во всем виноват. – Со слезами ярости и горя на глазах, застилавшими видимость, она ткнула в него метлой. – Даже мать не смог уберечь!
Он проворно отпрыгнул в сторону.
– Она умерла по воле Господа, – хрипло возразил он. – А ты к моей Аннет отношения не имеешь. Ты – подкидыш. Тебя следовало удушить при рождении! – Он взял со стола тюк шерсти и двинулся на нее.
Мириэл вооружилась метлой, как дубиной, и, чтобы не подпустить его к себе, стала двигаться вокруг тлеющей корзины. Она пыталась позвать на помощь, но горло осипло от дыма, из него вырывался только кашель. Должен же кто-то заметить огонь и прийти на помощь.
Найджел бросился вперед, вышиб из ее рук метлу и повалил на пол, придавив своим грузным телом, а концом рулона норовя зажать ей рот и нос, чтобы лишить ее воздуха. Изловчившись, Мириэл изо всей силы ткнула его кулаком в горло.
Он отпрянул, ловя ртом воздух. Мириэл ухватилась за торчащий конец ткани и вскочила на ноги.
– Убью, гадина! – прохрипел Найджел, вновь кидаясь на нее.
В темноте завязалась драка. Мириэл кусалась и царапалась, отбиваясь, словно дикая кошка, но Найджел не сдавался. Одной рукой он нащупал ее горло и стиснул его.
– Мать честная! – воскликнул от двери Герберт, когда роговой фонарь в его руке высветил из темноты ужасную сцену. Подняв тревогу, он кинулся на помощь жене, хватая с крюка на стене ножницы для стрижки ворса.
Найджел отшвырнул Мириэл в сторону и повернулся лицом к новому противнику. Она отлетела на один из ткацких станков и, ударившись головой о деревянную раму, рухнула на пол как подкошенная.
– Грабят, убивают! – крикнул Герберт и ткнул ножницами в темный силуэт перед ним. Острые концы продырявили Найджелу сюртук и рубашку, полоснув его по боку, но рана оказалась пустяковой. Найджел пнул коленом Герберта в живот и, когда тот согнулся, тяжело пыхтя и отдуваясь, бросился прочь из мастерской и растворился в сгустившихся сумерках.
Мириэл с трудом встала на четвереньки. Ее тошнило, на затылке вздулась шишка размером с гусиное яйцо. Где-то рядом стонал Герберт. Потом он вдруг издал странный булькающий звук. Ее ослепил яркий свет, чья-то сильная рука обхватила ее за плечи. Она взвизгнула и попыталась вырваться, но движения ее были вялые, как скрученная пряжа.
– Успокойся, все хорошо, помощь подоспела. Никто тебя не обидит, – увещевал ее звучный голос Роберта Уиллоби. – Что здесь произошло?
Мириэл качнула головой, тут же загудевшей, словно там скопился рой пчел.
– Он пытался поджечь мастерскую и убить меня, – медленно произнесла она. Собственный голос донесся к ней будто издалека. Слова давались с трудом. Лицо Роберта расплывалось перед глазами, в животе крутило.
– Кто, кто пытался тебя убить?
Ее губ коснулся холодный край какого-то сосуда, и в саднящее горло полилась обжигающая терпкая жидкость. Она подавилась и закашлялась.
– Мой отчим. Он меня ненавидит.
– Твой отчим? Мириэл поджала губы.
– Это личное дело, – сказала она и смежила веки, одолеваемая одновременно тошнотой и усталостью. – Долго рассказывать.
Роберт Уиллоби, чуть прищурившись, задумчиво посмотрел на нее.
– Но, возможно, стоит попробовать, – пробормотал он.
Его голос, неясный и приглушенный, прозвучал как будто издалека. Она не хотела его слушать и стала искать спасения в темноте, погружаясь в ее бездонные глубины. Роберт похлопала Мириэл по лицу, пытаясь привести ее в чувство, но она лишь застонала и обмякла в его руках.
– Отнесите их обоих домой, – распорядился Роберт, обращаясь к старшему ткачу. Тот стоял рядом, в волнении потирая свою бороду, – Возможно, госпожа Вулмэн, когда придет в себя, сумеет нам объяснить, что произошло, но сейчас нам остается только позаботиться о том, чтобы здесь ничего не пропало, и предупредить стражу.
– Да, сэр, – ответил ремесленник, явно испытывая облегчение от того, что нашелся человек, не растерявшийся в этой ситуации. – Я перенесу сюда свой матрас и останусь здесь на ночь, – на тот случай, если негодяй решит вернуться.
– Госпожа поправится? – спросила жена ткача в наскоро накинутом на голову платке, обрамлявшем ее побледневшее лицо.
Роберт взглянул на Мириэл, которую держал на руках. На ее гладкой коже проступали синяки, ресницы в свете фонаря отбрасывали на лицо бархатистые тени. – Думаю, да, – с заботливой нежностью тихо сказал он.
Очнулась Мириэл от шума ветра, гудевшего в трубе и стучавшего ставнями. По комнате гулял холодный сквозняк, теребивший драпировку на стенах и грозивший затушить пламя ночной свечи.
Она села и тут же ощутила в затылке острую боль, вызвавшую у нее тошноту. Сглотнув слюну, она осторожно приложила ладонь к ушибу, проверяя, велика ли шишка. В горле болело, будто она пила огонь. Руки и ноги были как чужие; казалось, их сначала оторвали, а потом кое-как пришили. Она была в нижней рубашке, но без платка. Ее верхнее платье аккуратно висело на вешалке, под ним стояли башмаки.
В сознании, словно рыбки в мутном потоке, замелькали обрывки неясных воспоминаний – короткие серебристые вспышки, перемежаемые пустотой. Она была в мастерской. Увидела отраженные в золоте отблески огня, потом, откуда ни возьмись, появился Найджел и…
– Святая дева Мария, – охнула она и кинулась к ночному горшку. Согнувшись над ним, она тужилась вхолостую, содрогаясь от рвотных спазмов. В глазах колыхались пятнышки света, рыбок скопилась целая стая, и она вспомнила все до мельчайших подробностей. Раздался быстрый топот шагов.
– Я же сказал, чтобы ты не оставляла ее одну! – отругал кого-то Роберт Уиллоби.
– Простите, сэр, – ответствовал ему напуганный голос Элфвен. – Я только отошла за новыми свечами.
И опять рука Роберта обхватила Мириэл за плечи.
– Спокойно, спокойно, – увещевал он ее.
Мириэл судорожно вздохнула. Спазмы прекратились, но теперь ее била дрожь; она почувствовала смертельную усталость. Роберт довел ее до постели и напоил пряным медовым напитком.
Мириэл посмотрела на него. От переутомления у него под глазами образовались мешки и резче обозначились морщины, тянувшиеся от ноздрей к уголкам рта. А почему он здесь, в ее спальне? Эта мысль поразила ее словно удар грома.
– Где Герберт? – дрогнувшим голосом спросила она.
Роберт уткнулся взглядом в постельное покрывало, затем глубоко вздохнул и взял ее ладони в свои.
– Мне очень жаль, Мириэл, он умер. В мастерской у него начался приступ. Мы принесли его домой вместе с тобой, но он скончался прямо на пороге. Нам не удалось спасти его. Сейчас он в церкви Святой Марии, лежит перед алтарем. – Роберт стиснул ее пальцы. Его взгляд выражал грусть и сожаление.
– Герберт умер? – прошептала Мириэл. Она увидела его в воображении, словно наяву. Довольный и умиротворенный, он стоял среди тюков шерсти, сложив руки на своем большом животе. Потом она вспомнила, как он, озабоченно хмуря лоб, сказал ей, что бегством она от прошлого не избавится, ибо, куда бы она ни перебралась, оно всегда будет следовать за ней. – Не может быть, – выдохнула она.
– Мне очень жаль, – повторил Роберт.
Мириэл высвободила из его ладоней свои руки и с трудом встала с постели. Комната перед глазами запрыгала и закачалась, но она храбро просеменила к вешалке и взяла свое верхнее платье.
– Что ты делаешь? – изумился Герберт.
– Пойду к Герберту. Преклоню колена у его тела, – отвечала она слабым, но решительным голосом.
– Но ты же больна. Тебе нельзя вставать с постели!
– Пойду. Это мой долг.
Роберт хотел было возразить и осекся, когда она обратила к нему свое лицо. Взгляд ее был затуманен от боли, но лицо выражало непреклонную решимость.
– Это мое горе. И мое право, – сурово добавила она. – И ты не посмеешь мне запретить.
Он вздохнул и, тряхнув головой, тоже поднялся.
– Нет, госпожа, не посмею, хоть и считаю, что ты ведешь себя безрассудно. По крайней мере, позволь хотя бы проводить тебя. Ты ведь еле на ногах стоишь. Тебе нужно на кого-то опереться.
Она коротко кивнула, стараясь держаться с достоинством, но не смогла нагнуться, чтобы надеть башмаки, и была вынуждена прибегнуть к помощи Роберта и Элфвен. В сущности, она даже была рада, что Роберт вызвался проводить ее. Без поддержки его сильной руки ей было бы трудно дойти до церкви Святой Марии, хотя та находилась совсем близко от дома.
– Шериф приказал разыскать грабителя, устроившего пожар в твоей мастерской и напавшего на вас обоих, – сообщил Роберт, выводя ее на пронизывающий осенний ветер и свободной рукой придерживая шляпу на голове. – Теперь он обвиняется в убийстве.
Холодный ветер обдувал лицо Мириэл, рассеивая туман в ее голове, сменявшийся гулкой пещерной пустотой.
– Он хотел поговорить с тобой, но я сказал, что ты пока не в состоянии отвечать на вопросы. – Роберт чуть наклонился, заглядывая ей в лицо. – Я не сказал ему про твоего отчима. Решил сначала спросить тебя.
К счастью, они уже подошли к церкви, и это избавило ее от необходимости дать ему немедленный ответ. Мысли метались в опустошенном сознании. Что она говорила про отчима? Что выдала о себе? Насколько можно доверять Роберту Уиллоби?
Церковь полнилась сиянием светильников и пламенем свечей, мерцавших в каждом углу и в каждой нише, озарявших синюю накидку гипсовой статуи святой Марии, плясавших бликами на крашеных колоннах из песчаника с вычурными завитками. Тридцать лет назад, во время мятежа, поднятого сыновьями старого короля Генриха, церковь была отдана на разграбление, и теперь это был новый собор, сооруженный на развалинах нескольких прежних храмов, некогда стоявших на этом месте.
Герберт лежал на похоронных дрогах перед алтарем, в окружении пылающих свечей. Его руки, сжимавшие деревянный крест, были сложены на груди. Он был все в том же зеленом одеянии, в котором скончался, и в своих старых поношенных башмаках. Челюсть его была подвязана, волосы и борода – расчесаны.
На мгновение Мириэл вновь увидела себя на коленях у гроба дедушки в линкольнском соборе. Живот ее напрягся, она плотно сжала губы и сглотнула слюну.
– Зря я привел тебя сюда, – прошептал ей на ухо Роберт.
– Это не ты, я сама так хотела. – Трясущимися руками Мириэл зажгла свечу и опустилась на колени возле дрог.
Роберт перекрестился и преклонил колена подле нее.
– Он имел свои недостатки, но человек был хороший, мы дружили с ним, – сказал он. – Он должен был умереть в своей постели, а не так.
Мириэл склонила голову над сложенными в молитве ладонями. Присутствие Роберта Уиллоби она ощущала как прикосновение тяжелой руки.
– Я плохо соображаю, в голове сумбур. Что я говорила тебе про отчима? Не помню ни слова.
– Что это он напал на вас и что это длинная история.
Она прикусила губу.
– Не хочешь рассказывать?
Мириэл искоса глянула на него, всматриваясь в волевое, мужественное лицо, изрезанное глубокими морщинами. Взгляд у него был твердый и уверенный, как у человека, привыкшего добиваться желаемого. А у нее сейчас не было сил сопротивляться.
– Обещаешь, что не пойдешь к шерифу?
– Разумеется, нет. – Его тихий голос дрожал от возмущения и гнева. – Убит один из старейшин города, мой родственник по линии моей покойной жены. Ты сама чудом осталась жива. И ты хочешь, чтобы я молчал?
– Тогда я не стану ничего говорить. Скажу, что не помню.
Он издал гортанный звук, поднялся с колен и отошел.
Мириэл попыталась молиться. На восковом лице Герберта колыхалась тень свечи. Он погиб из-за нее, и теперь уже, сколько ни раскаивайся и ни кори себя, его не воскресить.
– Ладно. Что бы ты ни рассказала, клянусь, твои слова останутся в этих стенах. – Роберт Уиллоби вернулся к ней. Он мрачно хмурился. По всему было видно, что он не рад собственному решению.
Мириэл колебалась, прикидывая, можно ли ему довериться, но не способна была ни сосредоточиться, ни собраться с мыслями. В конце концов, она глубоко вздохнула и смиренно махнула рукой.
– Мой отчим – Найджел из Линкольна, ткач и сукновал. Правда, он не такой искусный ремесленник, каким был мой дедушка Эдвард. Мы ненавидели друг друга, постоянно ссорились, он меня бил. В юности мама зачала меня вне брака от одного бродячего музыканта, за что Найджел глубоко презирал меня. Поэтому я…
Она замолчала, потупив взор. Незачем рассказывать ему все как есть.
– Поэтому я сбежала из дому, а Герберт приютил меня. – С края дрог свисала пола туники Герберта. Мириэл затеребила в пальцах колючую зеленую шерсть, будто это давало ей утешение. – Остальное тебе известно, господин Уиллоби. Герберт был хорошим мужем и знал о моем прошлом. Глубоко заблуждались те, кто думал, будто я одурачила глупого старика. На самом деле он прекрасно, гораздо лучше меня самой, понимал, на что идет. – Мириэл покачала головой. – Я не ставила перед собой цель разорить Найджела, но не отрицаю: мне было приятно, что я могу утереть ему нос… до сего времени.
– Значит, это дело рук твоего отчима. Найджела из Линкольна, – уточнил Роберт, прищурившись.
Мириэл поборола новый приступ тошноты:
– Он намеревался уничтожить производство, отнимающее у него заказчиков. Он не догадывался, что эти мастерские принадлежат мне, пока не увидел меня. А когда увидел, пришел в бешенство… вспыльчивость у него в крови.
Они оба замолчали. Тишину церкви нарушал лишь тихий голос священника, молящегося перед алтарем. Потом зазвонили колокола, призывающие к заутрене. В окна церкви забрезжил рассвет.
– И если шерифу станет известно об этом, тебя привлекут к ответственности вместе с твоим отчимом, – заключил Роберт, испытующе глядя на нее. – Народ узнает, что жена Герберта в действительности – беглая дочь со скверной репутацией.
Мириэл склонила голову.
– Я предпочла бы избежать подобной огласки – как ради себя самой, так и ради памяти Герберта, Люди будут с жалостью называть его одураченным старым глупцом, а меня заклеймят своекорыстной распутницей. И то и другое далеко от истины.
– А что есть истина, раз у каждого она своя?
Он выгнул брови, выражая тем самым, то ли искреннее любопытство, то ли сарказм. Она это не могла определить, да и не стремилась.
– Думай, как хочешь, – устало ответила Мириэл. – У меня больше нет сил что-либо объяснять.
– Еще один вопрос – Он оперся подбородком на кончики пальцев сложенных в молитве ладоней. – Где ты взяла средства, позволившие тебе играть здесь роль богатой вдовы, если ты беглянка?
Она посмотрела на него:
– Я прихватила деньги с собой.
Не опуская бровей, он отвечал ей пристальным взглядом.
Мириэл покраснела:
– Они предназначались для меня. Каждой девушке полагается приданое. – Пусть думает, будто она обокрала собственную семью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Неожиданно для себя Мириэл стала разговаривать с короной как с живой. Шепотом поведала ей о своих сожалениях и страхах, о своих нуждах и честолюбивых замыслах. Рассказала о своих успехах и о том, что еще намерена сделать, дабы укрепить свое положение. Сообщила ей о смерти матери и о своей печали, призналась, как горюет о том, что могло бы быть, но теперь утрачено навсегда. Драгоценные камни сверкали, словно глаза дракона, жемчужины сияли, будто тончайший белый шелк, золото мерцало красным огнем.
Ослепленная блеском короны, Мириэл не сразу сообразила, что вспышки на золоте – это отражение пламени, причем не ее светильника. Резко обернувшись, она увидела, что полыхает корзина с пряжей в главном помещении мастерской. Огонь затрещал, в нос ударил смрад горелой шерсти. Вскрикнув, она быстро завернула корону в шелк, сунула ее в тайник и кинулась наверх. В глазах сразу защипало, они наполнились слезами, в горло забился едкий дым. Она схватила стоявшую у двери бадью с водой и залила горящую корзину, затем, давясь кашлем, взяла метлу и принялась забивать распространяющееся пламя.
В проеме появился силуэт мужчины, заслонившего скудный сумеречный свет, льющийся с улицы.
– Не стой как пень, – раздраженно бросила ему Мириэл, решив, что это пришел кто-то из соседей. – Помогай или беги за помощью.
Мужчина шагнул в мастерскую и остановился перед ней, сжимая кулаки. Мириэл взглянула в красивое и недовольное лицо бывшего отчима и испытала потрясение как от удара.
– Найджел! – выдохнула она. – Так это ты поджег, негодяй!
Он вытаращился на нее, и на искаженном от ярости и ненависти лице отразилось изумление.
– Проклятая ведьма! – взревел он. – Как я сразу не догадался, что это ты вознамерилась погубить меня. Все делаешь назло. Мало того, что опозорила семью, так теперь еще и хлеб у нас отнимаешь.
– Ты мне никто! – дерзко отвечала Мириэл. – А хлеба ты сам себя лишаешь, потому что ни черта не смыслишь в ткацком ремесле. Сам во всем виноват. – Со слезами ярости и горя на глазах, застилавшими видимость, она ткнула в него метлой. – Даже мать не смог уберечь!
Он проворно отпрыгнул в сторону.
– Она умерла по воле Господа, – хрипло возразил он. – А ты к моей Аннет отношения не имеешь. Ты – подкидыш. Тебя следовало удушить при рождении! – Он взял со стола тюк шерсти и двинулся на нее.
Мириэл вооружилась метлой, как дубиной, и, чтобы не подпустить его к себе, стала двигаться вокруг тлеющей корзины. Она пыталась позвать на помощь, но горло осипло от дыма, из него вырывался только кашель. Должен же кто-то заметить огонь и прийти на помощь.
Найджел бросился вперед, вышиб из ее рук метлу и повалил на пол, придавив своим грузным телом, а концом рулона норовя зажать ей рот и нос, чтобы лишить ее воздуха. Изловчившись, Мириэл изо всей силы ткнула его кулаком в горло.
Он отпрянул, ловя ртом воздух. Мириэл ухватилась за торчащий конец ткани и вскочила на ноги.
– Убью, гадина! – прохрипел Найджел, вновь кидаясь на нее.
В темноте завязалась драка. Мириэл кусалась и царапалась, отбиваясь, словно дикая кошка, но Найджел не сдавался. Одной рукой он нащупал ее горло и стиснул его.
– Мать честная! – воскликнул от двери Герберт, когда роговой фонарь в его руке высветил из темноты ужасную сцену. Подняв тревогу, он кинулся на помощь жене, хватая с крюка на стене ножницы для стрижки ворса.
Найджел отшвырнул Мириэл в сторону и повернулся лицом к новому противнику. Она отлетела на один из ткацких станков и, ударившись головой о деревянную раму, рухнула на пол как подкошенная.
– Грабят, убивают! – крикнул Герберт и ткнул ножницами в темный силуэт перед ним. Острые концы продырявили Найджелу сюртук и рубашку, полоснув его по боку, но рана оказалась пустяковой. Найджел пнул коленом Герберта в живот и, когда тот согнулся, тяжело пыхтя и отдуваясь, бросился прочь из мастерской и растворился в сгустившихся сумерках.
Мириэл с трудом встала на четвереньки. Ее тошнило, на затылке вздулась шишка размером с гусиное яйцо. Где-то рядом стонал Герберт. Потом он вдруг издал странный булькающий звук. Ее ослепил яркий свет, чья-то сильная рука обхватила ее за плечи. Она взвизгнула и попыталась вырваться, но движения ее были вялые, как скрученная пряжа.
– Успокойся, все хорошо, помощь подоспела. Никто тебя не обидит, – увещевал ее звучный голос Роберта Уиллоби. – Что здесь произошло?
Мириэл качнула головой, тут же загудевшей, словно там скопился рой пчел.
– Он пытался поджечь мастерскую и убить меня, – медленно произнесла она. Собственный голос донесся к ней будто издалека. Слова давались с трудом. Лицо Роберта расплывалось перед глазами, в животе крутило.
– Кто, кто пытался тебя убить?
Ее губ коснулся холодный край какого-то сосуда, и в саднящее горло полилась обжигающая терпкая жидкость. Она подавилась и закашлялась.
– Мой отчим. Он меня ненавидит.
– Твой отчим? Мириэл поджала губы.
– Это личное дело, – сказала она и смежила веки, одолеваемая одновременно тошнотой и усталостью. – Долго рассказывать.
Роберт Уиллоби, чуть прищурившись, задумчиво посмотрел на нее.
– Но, возможно, стоит попробовать, – пробормотал он.
Его голос, неясный и приглушенный, прозвучал как будто издалека. Она не хотела его слушать и стала искать спасения в темноте, погружаясь в ее бездонные глубины. Роберт похлопала Мириэл по лицу, пытаясь привести ее в чувство, но она лишь застонала и обмякла в его руках.
– Отнесите их обоих домой, – распорядился Роберт, обращаясь к старшему ткачу. Тот стоял рядом, в волнении потирая свою бороду, – Возможно, госпожа Вулмэн, когда придет в себя, сумеет нам объяснить, что произошло, но сейчас нам остается только позаботиться о том, чтобы здесь ничего не пропало, и предупредить стражу.
– Да, сэр, – ответил ремесленник, явно испытывая облегчение от того, что нашелся человек, не растерявшийся в этой ситуации. – Я перенесу сюда свой матрас и останусь здесь на ночь, – на тот случай, если негодяй решит вернуться.
– Госпожа поправится? – спросила жена ткача в наскоро накинутом на голову платке, обрамлявшем ее побледневшее лицо.
Роберт взглянул на Мириэл, которую держал на руках. На ее гладкой коже проступали синяки, ресницы в свете фонаря отбрасывали на лицо бархатистые тени. – Думаю, да, – с заботливой нежностью тихо сказал он.
Очнулась Мириэл от шума ветра, гудевшего в трубе и стучавшего ставнями. По комнате гулял холодный сквозняк, теребивший драпировку на стенах и грозивший затушить пламя ночной свечи.
Она села и тут же ощутила в затылке острую боль, вызвавшую у нее тошноту. Сглотнув слюну, она осторожно приложила ладонь к ушибу, проверяя, велика ли шишка. В горле болело, будто она пила огонь. Руки и ноги были как чужие; казалось, их сначала оторвали, а потом кое-как пришили. Она была в нижней рубашке, но без платка. Ее верхнее платье аккуратно висело на вешалке, под ним стояли башмаки.
В сознании, словно рыбки в мутном потоке, замелькали обрывки неясных воспоминаний – короткие серебристые вспышки, перемежаемые пустотой. Она была в мастерской. Увидела отраженные в золоте отблески огня, потом, откуда ни возьмись, появился Найджел и…
– Святая дева Мария, – охнула она и кинулась к ночному горшку. Согнувшись над ним, она тужилась вхолостую, содрогаясь от рвотных спазмов. В глазах колыхались пятнышки света, рыбок скопилась целая стая, и она вспомнила все до мельчайших подробностей. Раздался быстрый топот шагов.
– Я же сказал, чтобы ты не оставляла ее одну! – отругал кого-то Роберт Уиллоби.
– Простите, сэр, – ответствовал ему напуганный голос Элфвен. – Я только отошла за новыми свечами.
И опять рука Роберта обхватила Мириэл за плечи.
– Спокойно, спокойно, – увещевал он ее.
Мириэл судорожно вздохнула. Спазмы прекратились, но теперь ее била дрожь; она почувствовала смертельную усталость. Роберт довел ее до постели и напоил пряным медовым напитком.
Мириэл посмотрела на него. От переутомления у него под глазами образовались мешки и резче обозначились морщины, тянувшиеся от ноздрей к уголкам рта. А почему он здесь, в ее спальне? Эта мысль поразила ее словно удар грома.
– Где Герберт? – дрогнувшим голосом спросила она.
Роберт уткнулся взглядом в постельное покрывало, затем глубоко вздохнул и взял ее ладони в свои.
– Мне очень жаль, Мириэл, он умер. В мастерской у него начался приступ. Мы принесли его домой вместе с тобой, но он скончался прямо на пороге. Нам не удалось спасти его. Сейчас он в церкви Святой Марии, лежит перед алтарем. – Роберт стиснул ее пальцы. Его взгляд выражал грусть и сожаление.
– Герберт умер? – прошептала Мириэл. Она увидела его в воображении, словно наяву. Довольный и умиротворенный, он стоял среди тюков шерсти, сложив руки на своем большом животе. Потом она вспомнила, как он, озабоченно хмуря лоб, сказал ей, что бегством она от прошлого не избавится, ибо, куда бы она ни перебралась, оно всегда будет следовать за ней. – Не может быть, – выдохнула она.
– Мне очень жаль, – повторил Роберт.
Мириэл высвободила из его ладоней свои руки и с трудом встала с постели. Комната перед глазами запрыгала и закачалась, но она храбро просеменила к вешалке и взяла свое верхнее платье.
– Что ты делаешь? – изумился Герберт.
– Пойду к Герберту. Преклоню колена у его тела, – отвечала она слабым, но решительным голосом.
– Но ты же больна. Тебе нельзя вставать с постели!
– Пойду. Это мой долг.
Роберт хотел было возразить и осекся, когда она обратила к нему свое лицо. Взгляд ее был затуманен от боли, но лицо выражало непреклонную решимость.
– Это мое горе. И мое право, – сурово добавила она. – И ты не посмеешь мне запретить.
Он вздохнул и, тряхнув головой, тоже поднялся.
– Нет, госпожа, не посмею, хоть и считаю, что ты ведешь себя безрассудно. По крайней мере, позволь хотя бы проводить тебя. Ты ведь еле на ногах стоишь. Тебе нужно на кого-то опереться.
Она коротко кивнула, стараясь держаться с достоинством, но не смогла нагнуться, чтобы надеть башмаки, и была вынуждена прибегнуть к помощи Роберта и Элфвен. В сущности, она даже была рада, что Роберт вызвался проводить ее. Без поддержки его сильной руки ей было бы трудно дойти до церкви Святой Марии, хотя та находилась совсем близко от дома.
– Шериф приказал разыскать грабителя, устроившего пожар в твоей мастерской и напавшего на вас обоих, – сообщил Роберт, выводя ее на пронизывающий осенний ветер и свободной рукой придерживая шляпу на голове. – Теперь он обвиняется в убийстве.
Холодный ветер обдувал лицо Мириэл, рассеивая туман в ее голове, сменявшийся гулкой пещерной пустотой.
– Он хотел поговорить с тобой, но я сказал, что ты пока не в состоянии отвечать на вопросы. – Роберт чуть наклонился, заглядывая ей в лицо. – Я не сказал ему про твоего отчима. Решил сначала спросить тебя.
К счастью, они уже подошли к церкви, и это избавило ее от необходимости дать ему немедленный ответ. Мысли метались в опустошенном сознании. Что она говорила про отчима? Что выдала о себе? Насколько можно доверять Роберту Уиллоби?
Церковь полнилась сиянием светильников и пламенем свечей, мерцавших в каждом углу и в каждой нише, озарявших синюю накидку гипсовой статуи святой Марии, плясавших бликами на крашеных колоннах из песчаника с вычурными завитками. Тридцать лет назад, во время мятежа, поднятого сыновьями старого короля Генриха, церковь была отдана на разграбление, и теперь это был новый собор, сооруженный на развалинах нескольких прежних храмов, некогда стоявших на этом месте.
Герберт лежал на похоронных дрогах перед алтарем, в окружении пылающих свечей. Его руки, сжимавшие деревянный крест, были сложены на груди. Он был все в том же зеленом одеянии, в котором скончался, и в своих старых поношенных башмаках. Челюсть его была подвязана, волосы и борода – расчесаны.
На мгновение Мириэл вновь увидела себя на коленях у гроба дедушки в линкольнском соборе. Живот ее напрягся, она плотно сжала губы и сглотнула слюну.
– Зря я привел тебя сюда, – прошептал ей на ухо Роберт.
– Это не ты, я сама так хотела. – Трясущимися руками Мириэл зажгла свечу и опустилась на колени возле дрог.
Роберт перекрестился и преклонил колена подле нее.
– Он имел свои недостатки, но человек был хороший, мы дружили с ним, – сказал он. – Он должен был умереть в своей постели, а не так.
Мириэл склонила голову над сложенными в молитве ладонями. Присутствие Роберта Уиллоби она ощущала как прикосновение тяжелой руки.
– Я плохо соображаю, в голове сумбур. Что я говорила тебе про отчима? Не помню ни слова.
– Что это он напал на вас и что это длинная история.
Она прикусила губу.
– Не хочешь рассказывать?
Мириэл искоса глянула на него, всматриваясь в волевое, мужественное лицо, изрезанное глубокими морщинами. Взгляд у него был твердый и уверенный, как у человека, привыкшего добиваться желаемого. А у нее сейчас не было сил сопротивляться.
– Обещаешь, что не пойдешь к шерифу?
– Разумеется, нет. – Его тихий голос дрожал от возмущения и гнева. – Убит один из старейшин города, мой родственник по линии моей покойной жены. Ты сама чудом осталась жива. И ты хочешь, чтобы я молчал?
– Тогда я не стану ничего говорить. Скажу, что не помню.
Он издал гортанный звук, поднялся с колен и отошел.
Мириэл попыталась молиться. На восковом лице Герберта колыхалась тень свечи. Он погиб из-за нее, и теперь уже, сколько ни раскаивайся и ни кори себя, его не воскресить.
– Ладно. Что бы ты ни рассказала, клянусь, твои слова останутся в этих стенах. – Роберт Уиллоби вернулся к ней. Он мрачно хмурился. По всему было видно, что он не рад собственному решению.
Мириэл колебалась, прикидывая, можно ли ему довериться, но не способна была ни сосредоточиться, ни собраться с мыслями. В конце концов, она глубоко вздохнула и смиренно махнула рукой.
– Мой отчим – Найджел из Линкольна, ткач и сукновал. Правда, он не такой искусный ремесленник, каким был мой дедушка Эдвард. Мы ненавидели друг друга, постоянно ссорились, он меня бил. В юности мама зачала меня вне брака от одного бродячего музыканта, за что Найджел глубоко презирал меня. Поэтому я…
Она замолчала, потупив взор. Незачем рассказывать ему все как есть.
– Поэтому я сбежала из дому, а Герберт приютил меня. – С края дрог свисала пола туники Герберта. Мириэл затеребила в пальцах колючую зеленую шерсть, будто это давало ей утешение. – Остальное тебе известно, господин Уиллоби. Герберт был хорошим мужем и знал о моем прошлом. Глубоко заблуждались те, кто думал, будто я одурачила глупого старика. На самом деле он прекрасно, гораздо лучше меня самой, понимал, на что идет. – Мириэл покачала головой. – Я не ставила перед собой цель разорить Найджела, но не отрицаю: мне было приятно, что я могу утереть ему нос… до сего времени.
– Значит, это дело рук твоего отчима. Найджела из Линкольна, – уточнил Роберт, прищурившись.
Мириэл поборола новый приступ тошноты:
– Он намеревался уничтожить производство, отнимающее у него заказчиков. Он не догадывался, что эти мастерские принадлежат мне, пока не увидел меня. А когда увидел, пришел в бешенство… вспыльчивость у него в крови.
Они оба замолчали. Тишину церкви нарушал лишь тихий голос священника, молящегося перед алтарем. Потом зазвонили колокола, призывающие к заутрене. В окна церкви забрезжил рассвет.
– И если шерифу станет известно об этом, тебя привлекут к ответственности вместе с твоим отчимом, – заключил Роберт, испытующе глядя на нее. – Народ узнает, что жена Герберта в действительности – беглая дочь со скверной репутацией.
Мириэл склонила голову.
– Я предпочла бы избежать подобной огласки – как ради себя самой, так и ради памяти Герберта, Люди будут с жалостью называть его одураченным старым глупцом, а меня заклеймят своекорыстной распутницей. И то и другое далеко от истины.
– А что есть истина, раз у каждого она своя?
Он выгнул брови, выражая тем самым, то ли искреннее любопытство, то ли сарказм. Она это не могла определить, да и не стремилась.
– Думай, как хочешь, – устало ответила Мириэл. – У меня больше нет сил что-либо объяснять.
– Еще один вопрос – Он оперся подбородком на кончики пальцев сложенных в молитве ладоней. – Где ты взяла средства, позволившие тебе играть здесь роль богатой вдовы, если ты беглянка?
Она посмотрела на него:
– Я прихватила деньги с собой.
Не опуская бровей, он отвечал ей пристальным взглядом.
Мириэл покраснела:
– Они предназначались для меня. Каждой девушке полагается приданое. – Пусть думает, будто она обокрала собственную семью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48