И разве ноги его не обуты в новые кроссовки? Если рассматривать удачу с такой точки зрения, то она несомненно ему улыбнулась.
Выросший в семье каменотеса, Джадд с самого детства знал только два типа одежды: рабочую одежду, которая была прочной, практичной и не всегда чистой. Когда он вырастал из своей выходной одежды, то она становилась рабочей и часто бывала тесной, поэтому Джадд очень обрадовался, когда обнаружил, что перестал расти.
И все-таки высокий рост сыграл свою роль в его жизни. Благодаря ему Джадд всегда получал преимущество, играя в баскетбол, а баскетбол стал его путевкой в колледж. С отцовскими скромными сбережениями и с назначенной ему стипендией Джадд очутился в Пенн-Стейт. Он быстро обнаружил, сколь многого ему не хватает из одежды, которой в его гардеробе просто никогда не существовало. Он подрабатывал продавцом в местном магазинчике, чтобы купить спортивную куртку и слаксы для прогулок по городу, пальто для выхода в студенческий городок зимой и толстые хлопковые рубашки под джинсы для посещения занятий. Потом, когда он получил работу в Питтсбурге, у него поменялось много курток, слаксов, рубашек и галстуков. Через несколько лет он даже купил себе смокинг.
Смокинг и сейчас висел в шкафу, как и большинство курток, рубашек и галстуков. В Норвич Нотче такая одежда не требовалась.
Так улыбалась ему удача в жизни или нет?
Раздумывая над этим, он вышел на улицу, с которой был виден городской сквер. Все выглядело так же, как и во времена его детства, – связки красных, белых и голубых воздушных шариков, привязанных к столбикам оград, развевающиеся на ветру вымпелы на площадке для оркестра, национальные флаги вокруг всего сквера. На газонах все так же толпились люди, отдельно семьи служащих и рабочих каменоломни. Тимоти Мак-Кит, одетый в традиционный шотландский костюм, наигрывал на своей волынке "Янки Дудл Денди". Некоторые вещи не менялись со временем.
Изменился ли сам Джадд? Он жил там же, где провел свое детство, и работал на ту же компанию. Правда, он перестроил свой дом, а в компании занимал второе после ее владельца место. И еще, благодаря способностям к работе на компьютере, у него появился счет в банке, но чертов банк-то, как и тысячу лет назад, принадлежал всем тем же Джемиссонам. Иногда его охватывал страх, что деньги так и будут там лежать до его смерти.
Он хотел добиться в жизни большего, чем его отец. Он хотел провести свою жизнь иначе, и все-таки он был здесь, среди таких же жителей города, ожидающих начала парада.
По привычке он направился к булочной. Он и его отец вместе со Стеббенсами, Хевиттсами, Риджертонами и Фриками всегда наблюдали парад, стоя в тени березы у булочной. Другие семьи из года в год располагались кто у почты, кто у банка, а кто у здания Исторического общества.
Даже в такой мелочи традиция соблюдалась свято.
Пламы, Фарры и Джемиссоны, чьи дома находились в одном ряду у основания сквера, наблюдали парад из своих собственных палисадников. Те, кто не участвовал в шествии, были уже здесь: ровесники Джадда, пожилые женщины и маленькие дети, носившиеся по всей доступной им территории и постоянно переворачивавшие белые пластиковые кресла.
Частые браки, которые заключались между представителями трех главных семейств города, с каждым годом вызывали все большую путаницу в их стройных рядах.
Только Маргарет Плам и Донна Фарр неизменно наблюдали шествие вместе.
Оливер участвовал в параде, а Мэтью стоял у дальнего края лужайки Фарров рядом со своими братьями и их женами.
Мэтью не вызывал симпатии у Джадда. Он знал Донну со школы и помнил, как она потеряла слух. Его удивило, что Оливер выдал ее замуж за Мэтью. Впрочем, Оливер Плам никогда не отличался особой привязанностью к своим дочерям.
Он хотел сыновей и, не дождавшись их, решил, что лучшим выходом будет брак одной из его дочерей с кем-нибудь из Фарров или Джемиссонов. Имя для него имело такое же значение, как и традиция.
Чувствуя, что он с удовольствием плюнул бы и на то, и на другое, Джадд стал отвечать на приветствия друзей, расположившихся в тени березы у булочной. Бак проявил больше энтузиазма: виляя хвостом, он обнюхал каждого и, выполнив все формальности, куда-то умчался. Джадд перешел на другую сторону сквера и, поднявшись по ступеням библиотеки, присел на самую верхнюю. Вид отсюда был лучше, решил он.
Звуки труб и грохот барабанов возвестили о начале парада. По традиции право открыть праздник предоставлялось школьному оркестру. За оркестром, как обычно, ехал кабриолет «олдсмобил» Эмери Фарра 1961 года выпуска, с тремя членами Городского управления на заднем сиденье.
Отцы города помахали руками, приветствуя жителей, и все кругом радостно закричали и замахали им в ответ.
Со своего нового места Джадд совсем по-другому взглянул на земляков. Многих он знал всю свою жизнь. Некоторые заметно постарели, других время пощадило, но все выглядели достаточно благополучными. Они производили самое благопристойное впечатление, но день только начинался. Было девять часов утра, и Джадд знал, что после полудня появятся расстегнутые до пупа рубашки, горчица на усах и красные носы. Чувствовалось во всем этом что-то здоровое, нормальное и даже успокаивающее.
В то же время у Джадда постоянно возникало желание закинуть голову и взвыть от бессильной ярости. "Кто ждет, тому Бог дает", – всегда говорил ему Лео, но Джадд уже давно перестал в это верить. Он чувствовал, как его засасывает Норвич Нотч. Он хотел снова выбраться на дорогу и, пройдя по ней еще двенадцать лет, не очутиться Четвертого июля под знакомой березой у булочной, спрашивая себя, не прошла ли настоящая жизнь мимо.
Правда, жизнь продолжалась и в Норвич Нотче. Младенцы, с которыми заботливые родители встречали прошлый День Независимости, превратились в детей, дети – в подростков, а подростки – в юношей. Многие из них играли за команду юниоров Звездной лиги, которая сейчас маршировала перед Джаддом. Он видел сияющие улыбки, рты, набитые жвачкой, и дерзкие глаза.
Джадд тоже был веселым и дерзким в свое время и выступал за ту же команду. Однажды он принес ей победу в финальном матче по бейсболу, выиграв решающее очко в последнем сете. Лео был на седьмом небе от счастья.
После соревнований он усадил сына на плечи и прошел круг почета по стадиону на зависть всем ребятам из команды, которые шли рядом.
Это были хорошие времена, когда один удачный удар по мячу делал его счастливым. Джадду стало жаль, что ничего нельзя возвратить.
Он громко свистнул Баку, крутившемуся под ногами детей, которые катили свои велосипеды с куклами и декорациями по направлению в школе, где располагалось жюри. Большинство декораций выполнили скорее родители, чем их дети, но Джадд не осуждал их за маленькую хитрость. В Норвич Нотче было мало развлечений, поэтому каждый конкурс привлекал всеобщее внимание. В городе были матери, которые планировали свой год от одного маскарада в канун Дня Всех Святых до другого.
Мать Джадда оставила их, когда ему было всего лишь четыре года, так что все костюмы ко Дню Всех Святых ему делал отец. И хотя отец очень старался, костюмы у него не получались. Джадду не пришлось долго расстраиваться: в восемь лет он обнаружил, что в праздничную ночь может найти занятие поинтересней.
Когда показалась пожарная машина, на которой выстроились претендентки на звание "Мисс Норвич Нотч", к нему подбежал запыхавшийся Бак. Пожарная машина, как всегда, ослепительно блестела, а претендентки, решил Джадд, были как никогда молоды. Подумав, он склонился к мысли, что дело здесь скорее в его возрасте.
Естественно, победить должна была дочь Джемиссона-младшего. Всегда побеждал кто-нибудь из женщин Джемиссонов. Уже сейчас со стороны дома Джемиссонов раздавались радостные крики. Оживление не прошло, даже когда машина медленно скрылась за поворотом.
Потом Джадд посмотрел направо, привлеченный ярким пятном на противоположной стороне сквера. Челси Кейн стояла облокотившись о перила гостиницы и с интересом следила за происходящим. Она держала в руке соломенную шляпу, точно такую же, какими был завален магазин Фарра. Но в ее руке шляпа определенно выглядела более стильной.
Джадд удивился, что она стояла далеко от Пламов, Джемиссонов и Фарров. Челси Кейн могла по праву считаться одной из самых важных персон в городе, но рядом с ней никого не было.
Ему было интересно узнать, что она думала о параде.
Джанин наверняка сказала бы, что более занудного зрелища ей еще не приходилось видеть. Она бы здесь и дня не выдержала, а Челси, похоже, никуда не собиралась. Одной рукой она обнимала колонну гостиницы, как будто та была ее самым лучшим другом. Наверное, она не обманула его, когда сказала, что потеряла недавно самых близких людей. Джадд хотел бы узнать, кем они были для нее. Он стал вглядываться в ее лицо, стараясь различить его выражение, но Челси стояла слишком далеко. Он мог видеть только, что она одна и что из всех женщин она самая прекрасная. Джанин тоже была прекрасной на свой манер. Но ей не хватало естественности, которая делала Челси просто неотразимой.
Бедная Сара. Она уже несколько вечеров подряд звонила ему из Адамс-Фолл, спрашивая, почему он не приезжает. Он ссылался на работу и чрезмерную занятость. В действительности же с того самого первого взгляда на Челси Кейн мысли о милой Саре быстро улетучились из его головы.
Челси Кейн поразила его сразу, в одно мгновение. Он убеждал себя, что она принесет несчастье, но кровь его закипала, стоило ему лишь представить, как он прикасается к ее телу. Все было бы не так плохо, если бы она оставалась равнодушной к нему, но он слышал интерес к себе в ее голосе, видел его в ее глазах и в том, как она задерживала дыхание, когда они оказывались рядом. В их притяжении друг к другу было поистине что-то алхимическое.
Челси смотрела на него со своей стороны сквера, и сердце Джадда глухо забилось. Да, она смотрела на него, она не отводила от него своих глаз. Между тем праздничное шествие продолжалось. Школу танцев Норвич Нотча представляли несколько молодых пар, с риском для жизни кружившихся на движущемся грузовике с открытыми бортами. За ним проследовали девочки и мальчики из местной организации скаутов, причем и те и другие отвешивали друг другу совсем не шуточные тумаки, отвоевывая себе место в первых рядах. Парад закончился настоящим спектаклем, который устроил старомодно одетый Фармер Галант. Отчаянно размахивая шестом, он прогнал по скверу целую отару жалобно блеющих овец. Но Джадда уже ничто не интересовало, он смотрел на Челси.
Ее деньги позволили ему заняться в "Плам Гранит" работой, о которой он давно мечтал, но Джадд предчувствовал, что за это ему придется заплатить очень дорого.
Донна выдала очередную коробку с ленчем, дала сдачу с очередного пятидолларового банкнота и в который раз зареклась, что это будет ее последнее участие в подобном мероприятии. Каждый год она давала себе слово, что перестанет помогать Маргарет, и каждый год помогала.
Четвертое июля не было бы Четвертым июля без коробочек с ленчем, и Маргарет, которая из года в год организовывала их благотворительную распродажу, нуждалась в ее помощи.
Дело шло хорошо, и Донна не могла пожаловаться. В прежние времена продажу устраивали на стоянке для автомобилей, прямо под палящим солнцем. Затем Комитет по благоустройству Норвич Нотча взялся за лужайку позади школы. Высохшие деревья спилили и вывезли, а оставшиеся облагородили, освободив от мертвых сучьев. Здесь же организовали и небольшую спортивную площадку с маленькой трибуной, на которой собирались родители, чтобы поболеть за своих чад. Рядом был построен деревянный городок со сказочными башнями, лабиринтами, мостами с резными перильцами и еще дюжиной всяких приспособлений, от которых детвора была просто в восторге.
Передав очередные коробки и взяв деньги, Донна улыбнулась своим знакомым. Рядом с Донной продавали ленчи Маргарет и ее четыре подруги по Историческому обществу Норвич Нотча, которое недавно стало еще одной страстью ее матери. Историческое общество, Швейная Гильдия, церковь – Донна удивлялась, откуда у матери берутся время и силы. Многие годы она сидела дома, погруженная в бесконечные думы неизвестно о чем, а с возрастом в ней проснулась социальная активность.
Маргарет, конечно, не была загружена работой, как Донна, и все ее дети уже давно выросли. Донна иногда подозревала, что кипучая общественная деятельность Маргарет объяснялась ее желанием избежать общения с Оливером. Отец старел и перекладывал все больше ежедневных дел на плечи Джадда, а с появлением в "Плам Гранит" Челси у него и вовсе не осталось работы. Чем больше времени отец проводил дома, тем реже там можно было застать Маргарет.
Донна жалела отца – при всем его завидном положении в городе и всей власти он был старым и одиноким человеком.
Но и Маргарет она не могла обвинять. Хотя Оливер относился к ней с нежностью, даже с деликатностью, его характер с годами все труднее было выдерживать. Незаметно в Маргарет накопилось столько злости, что ее хватило бы, чтобы перепилить Оливера сначала вдоль, а затем поперек.
Донна задумывалась, станут ли к старости их отношения с Мэтью такими же. Они имели так мало общего, и если она и любила Мэтью когда-то, то давно забыла об этом. О разводе Донна и подумать не смела. И потом, у нее был Джози.
Она издалека заметила его белые кудряшки. Джози приближался в окружении двух друзей и подружки. Ами Саммерс была дочерью доктора Нейла, которому иногда показывалась Донна. С женой он развелся и отправлял дочь каждую зиму к ней в Вашингтон. В свои двенадцать лет Ами повидала больше своих сверстников из Норвич Нотча и заметно опережала их в развитии. Поэтому, с одной стороны, Донна беспокоилась за своего доброго, милого мальчика, желая, чтобы он всегда оставался таким, а с другой – она хотела, чтобы он увидел тот мир, который остался для нее неизведанным, и Ами была здесь как нельзя кстати. Очевидно, так же думал и Джози, судя по румянцу на его щеках и уверенной походке.
"Привет, мам, – показал он знаками. – Дашь нам ленч?" Она протянула руку с открытой ладонью и понимающе улыбнулась. У Джози были деньги, она сама дала их сыну сегодня утром. Они договорились, что он должен сам планировать свой бюджет на день. Зная, что половина стоимости каждого ленча будет отчисляться на проведение летних концертов в городском сквере, Донна решила настоять на своем.
Джози недовольно засопел, но через минуту все четверо уже протягивали ей деньги. Донна считала, что поступила по справедливости. Многие дети, покупавшие у нее коробочки с ленчем, были из менее благополучных семей, чем Джози и его друзья. Некоторым она давала даже больше сдачи, чем требовалось, незаметно вкладывая им в карманы свернутые банкноты.
Нолан не стал бы ее ругать за такое преступление. Украдкой она посмотрела на него. Он стоял неподалеку рядом с урной для мусора вот уже полчаса. Нолан был, как всегда, на службе. Он выглядел очень симпатично, подумала Донна. Жаль, что он не мог носить шорты, как большинство мужчин в городе, – у него были сильные и прямые ноги.
Он подмигнул ей, и Донна, покраснев, спешно переключила свое внимание на стол с ленчами, к которому подходили припозднившиеся семьи. Обслужив их, она снова встретилась с ним взглядом. Он не шевельнулся. Время от времени он старательно обозревал всю лужайку, чтобы никто не подумал, что он увиливает от своих обязанностей, но по большей части Нолан смотрел на Донну. Она и не возражала. Мэтью куда-то исчез, и ей было приятно, что хоть кто-то обращает на нее внимание.
Она махнула ему рукой, указывая на один из оставшихся ленчей, но он отрицательно покачал головой.
– Попозже, – сказал он и тихо добавил: – Ты сегодня очень красивая.
– Спасибо, – ответила она с трудом.
– Мне нравятся твои волосы.
Донна сделала себе такую же прическу, какая была у Челси в первый день ее приезда. Мэтью бросил на нее один взгляд, когда она вошла в кухню сегодня утром, и сказал, что она похожа на ошпаренную овцу, посоветовав ей сделать обычный пучок на макушке. Она уже было поднялась наверх и взяла в руки расческу, но, взглянув на себя в зеркало, то ли из-за того, что ей понравилась новая прическа, то ли назло Мэтью решила не трогать волосы. Донна улыбнулась, пусть они были чересчур кудрявые, пусть прическа была необычной для нее, главное, что Нолану нравилось.
– Хорошую работу вы сделали, мисс Плам. Похоже, что все уже сыты. Не могли бы вы отпустить Донну ненадолго? Мне нужна кое-какая помощь, – сказал он, глядя на Маргарет.
Донна с любопытством посмотрела на Нолана.
Он вытащил из кармана деньги и положил их на стол. Захватив одну коробку с ленчем, Нолан взял ее за локоть и повел к дальней стороне лужайки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Выросший в семье каменотеса, Джадд с самого детства знал только два типа одежды: рабочую одежду, которая была прочной, практичной и не всегда чистой. Когда он вырастал из своей выходной одежды, то она становилась рабочей и часто бывала тесной, поэтому Джадд очень обрадовался, когда обнаружил, что перестал расти.
И все-таки высокий рост сыграл свою роль в его жизни. Благодаря ему Джадд всегда получал преимущество, играя в баскетбол, а баскетбол стал его путевкой в колледж. С отцовскими скромными сбережениями и с назначенной ему стипендией Джадд очутился в Пенн-Стейт. Он быстро обнаружил, сколь многого ему не хватает из одежды, которой в его гардеробе просто никогда не существовало. Он подрабатывал продавцом в местном магазинчике, чтобы купить спортивную куртку и слаксы для прогулок по городу, пальто для выхода в студенческий городок зимой и толстые хлопковые рубашки под джинсы для посещения занятий. Потом, когда он получил работу в Питтсбурге, у него поменялось много курток, слаксов, рубашек и галстуков. Через несколько лет он даже купил себе смокинг.
Смокинг и сейчас висел в шкафу, как и большинство курток, рубашек и галстуков. В Норвич Нотче такая одежда не требовалась.
Так улыбалась ему удача в жизни или нет?
Раздумывая над этим, он вышел на улицу, с которой был виден городской сквер. Все выглядело так же, как и во времена его детства, – связки красных, белых и голубых воздушных шариков, привязанных к столбикам оград, развевающиеся на ветру вымпелы на площадке для оркестра, национальные флаги вокруг всего сквера. На газонах все так же толпились люди, отдельно семьи служащих и рабочих каменоломни. Тимоти Мак-Кит, одетый в традиционный шотландский костюм, наигрывал на своей волынке "Янки Дудл Денди". Некоторые вещи не менялись со временем.
Изменился ли сам Джадд? Он жил там же, где провел свое детство, и работал на ту же компанию. Правда, он перестроил свой дом, а в компании занимал второе после ее владельца место. И еще, благодаря способностям к работе на компьютере, у него появился счет в банке, но чертов банк-то, как и тысячу лет назад, принадлежал всем тем же Джемиссонам. Иногда его охватывал страх, что деньги так и будут там лежать до его смерти.
Он хотел добиться в жизни большего, чем его отец. Он хотел провести свою жизнь иначе, и все-таки он был здесь, среди таких же жителей города, ожидающих начала парада.
По привычке он направился к булочной. Он и его отец вместе со Стеббенсами, Хевиттсами, Риджертонами и Фриками всегда наблюдали парад, стоя в тени березы у булочной. Другие семьи из года в год располагались кто у почты, кто у банка, а кто у здания Исторического общества.
Даже в такой мелочи традиция соблюдалась свято.
Пламы, Фарры и Джемиссоны, чьи дома находились в одном ряду у основания сквера, наблюдали парад из своих собственных палисадников. Те, кто не участвовал в шествии, были уже здесь: ровесники Джадда, пожилые женщины и маленькие дети, носившиеся по всей доступной им территории и постоянно переворачивавшие белые пластиковые кресла.
Частые браки, которые заключались между представителями трех главных семейств города, с каждым годом вызывали все большую путаницу в их стройных рядах.
Только Маргарет Плам и Донна Фарр неизменно наблюдали шествие вместе.
Оливер участвовал в параде, а Мэтью стоял у дальнего края лужайки Фарров рядом со своими братьями и их женами.
Мэтью не вызывал симпатии у Джадда. Он знал Донну со школы и помнил, как она потеряла слух. Его удивило, что Оливер выдал ее замуж за Мэтью. Впрочем, Оливер Плам никогда не отличался особой привязанностью к своим дочерям.
Он хотел сыновей и, не дождавшись их, решил, что лучшим выходом будет брак одной из его дочерей с кем-нибудь из Фарров или Джемиссонов. Имя для него имело такое же значение, как и традиция.
Чувствуя, что он с удовольствием плюнул бы и на то, и на другое, Джадд стал отвечать на приветствия друзей, расположившихся в тени березы у булочной. Бак проявил больше энтузиазма: виляя хвостом, он обнюхал каждого и, выполнив все формальности, куда-то умчался. Джадд перешел на другую сторону сквера и, поднявшись по ступеням библиотеки, присел на самую верхнюю. Вид отсюда был лучше, решил он.
Звуки труб и грохот барабанов возвестили о начале парада. По традиции право открыть праздник предоставлялось школьному оркестру. За оркестром, как обычно, ехал кабриолет «олдсмобил» Эмери Фарра 1961 года выпуска, с тремя членами Городского управления на заднем сиденье.
Отцы города помахали руками, приветствуя жителей, и все кругом радостно закричали и замахали им в ответ.
Со своего нового места Джадд совсем по-другому взглянул на земляков. Многих он знал всю свою жизнь. Некоторые заметно постарели, других время пощадило, но все выглядели достаточно благополучными. Они производили самое благопристойное впечатление, но день только начинался. Было девять часов утра, и Джадд знал, что после полудня появятся расстегнутые до пупа рубашки, горчица на усах и красные носы. Чувствовалось во всем этом что-то здоровое, нормальное и даже успокаивающее.
В то же время у Джадда постоянно возникало желание закинуть голову и взвыть от бессильной ярости. "Кто ждет, тому Бог дает", – всегда говорил ему Лео, но Джадд уже давно перестал в это верить. Он чувствовал, как его засасывает Норвич Нотч. Он хотел снова выбраться на дорогу и, пройдя по ней еще двенадцать лет, не очутиться Четвертого июля под знакомой березой у булочной, спрашивая себя, не прошла ли настоящая жизнь мимо.
Правда, жизнь продолжалась и в Норвич Нотче. Младенцы, с которыми заботливые родители встречали прошлый День Независимости, превратились в детей, дети – в подростков, а подростки – в юношей. Многие из них играли за команду юниоров Звездной лиги, которая сейчас маршировала перед Джаддом. Он видел сияющие улыбки, рты, набитые жвачкой, и дерзкие глаза.
Джадд тоже был веселым и дерзким в свое время и выступал за ту же команду. Однажды он принес ей победу в финальном матче по бейсболу, выиграв решающее очко в последнем сете. Лео был на седьмом небе от счастья.
После соревнований он усадил сына на плечи и прошел круг почета по стадиону на зависть всем ребятам из команды, которые шли рядом.
Это были хорошие времена, когда один удачный удар по мячу делал его счастливым. Джадду стало жаль, что ничего нельзя возвратить.
Он громко свистнул Баку, крутившемуся под ногами детей, которые катили свои велосипеды с куклами и декорациями по направлению в школе, где располагалось жюри. Большинство декораций выполнили скорее родители, чем их дети, но Джадд не осуждал их за маленькую хитрость. В Норвич Нотче было мало развлечений, поэтому каждый конкурс привлекал всеобщее внимание. В городе были матери, которые планировали свой год от одного маскарада в канун Дня Всех Святых до другого.
Мать Джадда оставила их, когда ему было всего лишь четыре года, так что все костюмы ко Дню Всех Святых ему делал отец. И хотя отец очень старался, костюмы у него не получались. Джадду не пришлось долго расстраиваться: в восемь лет он обнаружил, что в праздничную ночь может найти занятие поинтересней.
Когда показалась пожарная машина, на которой выстроились претендентки на звание "Мисс Норвич Нотч", к нему подбежал запыхавшийся Бак. Пожарная машина, как всегда, ослепительно блестела, а претендентки, решил Джадд, были как никогда молоды. Подумав, он склонился к мысли, что дело здесь скорее в его возрасте.
Естественно, победить должна была дочь Джемиссона-младшего. Всегда побеждал кто-нибудь из женщин Джемиссонов. Уже сейчас со стороны дома Джемиссонов раздавались радостные крики. Оживление не прошло, даже когда машина медленно скрылась за поворотом.
Потом Джадд посмотрел направо, привлеченный ярким пятном на противоположной стороне сквера. Челси Кейн стояла облокотившись о перила гостиницы и с интересом следила за происходящим. Она держала в руке соломенную шляпу, точно такую же, какими был завален магазин Фарра. Но в ее руке шляпа определенно выглядела более стильной.
Джадд удивился, что она стояла далеко от Пламов, Джемиссонов и Фарров. Челси Кейн могла по праву считаться одной из самых важных персон в городе, но рядом с ней никого не было.
Ему было интересно узнать, что она думала о параде.
Джанин наверняка сказала бы, что более занудного зрелища ей еще не приходилось видеть. Она бы здесь и дня не выдержала, а Челси, похоже, никуда не собиралась. Одной рукой она обнимала колонну гостиницы, как будто та была ее самым лучшим другом. Наверное, она не обманула его, когда сказала, что потеряла недавно самых близких людей. Джадд хотел бы узнать, кем они были для нее. Он стал вглядываться в ее лицо, стараясь различить его выражение, но Челси стояла слишком далеко. Он мог видеть только, что она одна и что из всех женщин она самая прекрасная. Джанин тоже была прекрасной на свой манер. Но ей не хватало естественности, которая делала Челси просто неотразимой.
Бедная Сара. Она уже несколько вечеров подряд звонила ему из Адамс-Фолл, спрашивая, почему он не приезжает. Он ссылался на работу и чрезмерную занятость. В действительности же с того самого первого взгляда на Челси Кейн мысли о милой Саре быстро улетучились из его головы.
Челси Кейн поразила его сразу, в одно мгновение. Он убеждал себя, что она принесет несчастье, но кровь его закипала, стоило ему лишь представить, как он прикасается к ее телу. Все было бы не так плохо, если бы она оставалась равнодушной к нему, но он слышал интерес к себе в ее голосе, видел его в ее глазах и в том, как она задерживала дыхание, когда они оказывались рядом. В их притяжении друг к другу было поистине что-то алхимическое.
Челси смотрела на него со своей стороны сквера, и сердце Джадда глухо забилось. Да, она смотрела на него, она не отводила от него своих глаз. Между тем праздничное шествие продолжалось. Школу танцев Норвич Нотча представляли несколько молодых пар, с риском для жизни кружившихся на движущемся грузовике с открытыми бортами. За ним проследовали девочки и мальчики из местной организации скаутов, причем и те и другие отвешивали друг другу совсем не шуточные тумаки, отвоевывая себе место в первых рядах. Парад закончился настоящим спектаклем, который устроил старомодно одетый Фармер Галант. Отчаянно размахивая шестом, он прогнал по скверу целую отару жалобно блеющих овец. Но Джадда уже ничто не интересовало, он смотрел на Челси.
Ее деньги позволили ему заняться в "Плам Гранит" работой, о которой он давно мечтал, но Джадд предчувствовал, что за это ему придется заплатить очень дорого.
Донна выдала очередную коробку с ленчем, дала сдачу с очередного пятидолларового банкнота и в который раз зареклась, что это будет ее последнее участие в подобном мероприятии. Каждый год она давала себе слово, что перестанет помогать Маргарет, и каждый год помогала.
Четвертое июля не было бы Четвертым июля без коробочек с ленчем, и Маргарет, которая из года в год организовывала их благотворительную распродажу, нуждалась в ее помощи.
Дело шло хорошо, и Донна не могла пожаловаться. В прежние времена продажу устраивали на стоянке для автомобилей, прямо под палящим солнцем. Затем Комитет по благоустройству Норвич Нотча взялся за лужайку позади школы. Высохшие деревья спилили и вывезли, а оставшиеся облагородили, освободив от мертвых сучьев. Здесь же организовали и небольшую спортивную площадку с маленькой трибуной, на которой собирались родители, чтобы поболеть за своих чад. Рядом был построен деревянный городок со сказочными башнями, лабиринтами, мостами с резными перильцами и еще дюжиной всяких приспособлений, от которых детвора была просто в восторге.
Передав очередные коробки и взяв деньги, Донна улыбнулась своим знакомым. Рядом с Донной продавали ленчи Маргарет и ее четыре подруги по Историческому обществу Норвич Нотча, которое недавно стало еще одной страстью ее матери. Историческое общество, Швейная Гильдия, церковь – Донна удивлялась, откуда у матери берутся время и силы. Многие годы она сидела дома, погруженная в бесконечные думы неизвестно о чем, а с возрастом в ней проснулась социальная активность.
Маргарет, конечно, не была загружена работой, как Донна, и все ее дети уже давно выросли. Донна иногда подозревала, что кипучая общественная деятельность Маргарет объяснялась ее желанием избежать общения с Оливером. Отец старел и перекладывал все больше ежедневных дел на плечи Джадда, а с появлением в "Плам Гранит" Челси у него и вовсе не осталось работы. Чем больше времени отец проводил дома, тем реже там можно было застать Маргарет.
Донна жалела отца – при всем его завидном положении в городе и всей власти он был старым и одиноким человеком.
Но и Маргарет она не могла обвинять. Хотя Оливер относился к ней с нежностью, даже с деликатностью, его характер с годами все труднее было выдерживать. Незаметно в Маргарет накопилось столько злости, что ее хватило бы, чтобы перепилить Оливера сначала вдоль, а затем поперек.
Донна задумывалась, станут ли к старости их отношения с Мэтью такими же. Они имели так мало общего, и если она и любила Мэтью когда-то, то давно забыла об этом. О разводе Донна и подумать не смела. И потом, у нее был Джози.
Она издалека заметила его белые кудряшки. Джози приближался в окружении двух друзей и подружки. Ами Саммерс была дочерью доктора Нейла, которому иногда показывалась Донна. С женой он развелся и отправлял дочь каждую зиму к ней в Вашингтон. В свои двенадцать лет Ами повидала больше своих сверстников из Норвич Нотча и заметно опережала их в развитии. Поэтому, с одной стороны, Донна беспокоилась за своего доброго, милого мальчика, желая, чтобы он всегда оставался таким, а с другой – она хотела, чтобы он увидел тот мир, который остался для нее неизведанным, и Ами была здесь как нельзя кстати. Очевидно, так же думал и Джози, судя по румянцу на его щеках и уверенной походке.
"Привет, мам, – показал он знаками. – Дашь нам ленч?" Она протянула руку с открытой ладонью и понимающе улыбнулась. У Джози были деньги, она сама дала их сыну сегодня утром. Они договорились, что он должен сам планировать свой бюджет на день. Зная, что половина стоимости каждого ленча будет отчисляться на проведение летних концертов в городском сквере, Донна решила настоять на своем.
Джози недовольно засопел, но через минуту все четверо уже протягивали ей деньги. Донна считала, что поступила по справедливости. Многие дети, покупавшие у нее коробочки с ленчем, были из менее благополучных семей, чем Джози и его друзья. Некоторым она давала даже больше сдачи, чем требовалось, незаметно вкладывая им в карманы свернутые банкноты.
Нолан не стал бы ее ругать за такое преступление. Украдкой она посмотрела на него. Он стоял неподалеку рядом с урной для мусора вот уже полчаса. Нолан был, как всегда, на службе. Он выглядел очень симпатично, подумала Донна. Жаль, что он не мог носить шорты, как большинство мужчин в городе, – у него были сильные и прямые ноги.
Он подмигнул ей, и Донна, покраснев, спешно переключила свое внимание на стол с ленчами, к которому подходили припозднившиеся семьи. Обслужив их, она снова встретилась с ним взглядом. Он не шевельнулся. Время от времени он старательно обозревал всю лужайку, чтобы никто не подумал, что он увиливает от своих обязанностей, но по большей части Нолан смотрел на Донну. Она и не возражала. Мэтью куда-то исчез, и ей было приятно, что хоть кто-то обращает на нее внимание.
Она махнула ему рукой, указывая на один из оставшихся ленчей, но он отрицательно покачал головой.
– Попозже, – сказал он и тихо добавил: – Ты сегодня очень красивая.
– Спасибо, – ответила она с трудом.
– Мне нравятся твои волосы.
Донна сделала себе такую же прическу, какая была у Челси в первый день ее приезда. Мэтью бросил на нее один взгляд, когда она вошла в кухню сегодня утром, и сказал, что она похожа на ошпаренную овцу, посоветовав ей сделать обычный пучок на макушке. Она уже было поднялась наверх и взяла в руки расческу, но, взглянув на себя в зеркало, то ли из-за того, что ей понравилась новая прическа, то ли назло Мэтью решила не трогать волосы. Донна улыбнулась, пусть они были чересчур кудрявые, пусть прическа была необычной для нее, главное, что Нолану нравилось.
– Хорошую работу вы сделали, мисс Плам. Похоже, что все уже сыты. Не могли бы вы отпустить Донну ненадолго? Мне нужна кое-какая помощь, – сказал он, глядя на Маргарет.
Донна с любопытством посмотрела на Нолана.
Он вытащил из кармана деньги и положил их на стол. Захватив одну коробку с ленчем, Нолан взял ее за локоть и повел к дальней стороне лужайки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58