Кроме того, ей самой больше пришлась по душе другая комната, в зеленых тонах. Зеленый – ее любимый цвет. А вид из окна просто чудесный! Роскошные клумбы внутреннего дворика, чуть дальше – виноградник, а на горизонте – голубая полоска океана.Нет, она останется здесь – о кабинете Натали тут же было забыто.Но Натали снова внесла свои коррективы в ее планы. Она предложила Тесс погулять и осмотреть окрестности вместе с дочкой одной из служащих. Тринадцатилетняя девчушка с копной золотистых волос, в джинсах и топе приветливо заулыбалась, увидев Тесс, и та тоже расцвела улыбкой. Когда девочки ушли, Натали повела Оливию обратно на «чердачок».Она взяла со стола фотокарточку, которую Оливия раньше не видела, – черно-белый снимок маленького формата, изображавший подростка, прислонившегося к тележке с бочонками. Мальчик был в поношенных коротких штанах и перепачканной рубашке, на ногах – грязные носки и кожаные стоптанные ботинки.Оливии пришлось много работать со старыми фотографиями, и она сразу определила, что снимок был сделан во времена Депрессии: та же одежда, бедность и даже хмурое выражение лица подростка. Выглядел он лет на тринадцать, а на самом деле едва ли ему было десять. Дети рано взрослели в то тяжелое время.Натали заговорила, и при звуке ее голоса, плавной речи и интонации Оливии понемногу становилось ясно, как работать над будущей книгой.– Пытались ли вы когда-нибудь вспоминать самые ранние годы вашей жизни? Я делала это неоднократно. Иногда мне казалось, что я действительно вижу себя в возрасте четырех лет, снова передо мной родители, в напряженном молчании сидящие за столом друг против друга. Но ссору я не помню, как не помню и других деталей.Странно, обычно в четыре и даже в три года человек вполне способен запомнить такие подробности. Но после «черного четверга» вся наша жизнь перевернулась и многое из той, прошлой жизни стерлось из памяти.Я постаралась воссоздать прошлое. Мы были богаты, потом враз обеднели. Мои настоящие, осмысленные воспоминания – вплоть до времени года, одежды – относятся к тому дню, когда мы приехали в Асконсет. Мне было тогда пять лет.– Вам было пять лет? – переспросила Оливия.– Да, пять.– Значит, это ваша семья владеет «Асконсетом»?Натали улыбнулась:– Вы думали, наверное, что я вышла замуж за владельца виноградника. Не вы первая – не извиняйтесь, пожалуйста.Александр представлял «Асконсет», поэтому все думали, что он его хозяин. Итак, это первое заблуждение, которое развеет моя история.Второе, естественно, касается финансовой стороны. «Мы были богаты, потом враз обеднели». Оливия видела ранние фотографии Асконсета, но даже и подумать не могла, что семья переживала тяжелые времена.Натали продолжила свое повествование:– В наши дни стало модно переселяться из города в деревню, но в ноябре 1933-го это был удел неудачников.Мой отец владел банком, который разорился, как и множество других. Мог ли он спасти свое дело? Да, он пытался – продал наш дом в Ньюпорте, фамильные драгоценности. Но все было тщетно – мы еле сводили концы с концами.Потери оказались невосполнимыми. Отец продал дом в Нью-Йорке, автомобиль, даже бриллиантовое кольцо моей матери, чтобы покончить с долгами и начать жизнь заново.Его отчаяние трудно представить. Он подвел людей, доверивших ему свои сбережения. Многие из них были его друзьями. Одни продали свои дома, как мы. Другие встали в очередь за бесплатным хлебом. Остальных ждала еще более жестокая участь. Многие годы спустя родители внезапно замолкали при упоминании имени бывшего друга семьи. Это означало, что он один из тех, кто покончил жизнь самоубийством, не выдержав унижений, стыда и боли.Мой отец все это испытал. Он привел к краху не только друзей, но и свою семью. Денег больше не было. Ферма – вот все, что у нас осталось. Мы уехали из города, презираемые всеми.Натали отсутствующим взглядом смотрела в пустоту, на лице ее застыла печаль.– И вы чувствовали это? – тихо спросила Оливия.Натали ответила не сразу.– Презрение? Да, чувствовала. – Она смущенно отвела глаза.– Люди говорили это вам в лицо?– Не знаю. Я была слишком мала, чтобы это понять или запомнить. Мой брат никогда не рассказывал мне ни о чем подобном. Может, я просто забыла.– У вас есть брат?– Да. Брэд на четыре года старше меня.– Но виноградник унаследовали вы.– Брэд сам отказался от наследства, – сказала Натали и снова умолкла.Оливии хотелось продолжить расспросы, но она боялась показаться бестактной. Да, Натали дала понять, что любознательность – необходимое условие для этой работы. Но только не в такую минуту.Молчание затянулось, но Оливия понимала, что Натали так легче.Спустя несколько минут она снова взяла в руки фотографию подростка с тележкой:– Мои родители были напуганы, раздавлены случившимся. Они поспешно собирали вещи, не говоря ни слова, но теперь-то я понимаю, что они чувствовали. Мир рухнул. И наша жизнь уже больше не была такой, как раньше.Брэд, которому тогда было девять, рассказал мне о холодном пасмурном ноябрьском дне, когда мы покинули Нью-Йорк и сели на поезд до Провиденса. Мы и раньше часто ездили туда – проводили лето в нашем доме в Ньюпорте, и нас, нарядных и счастливых, встречал на вокзале личный шофер в новеньком автомобиле. Теперь, одетые совсем не так, как прежде, с жалкими чемоданами и скудными пожитками, мы прошли в плацкартный вагон. В Провиденсе нас встречал один из наших служащих.Его звали Джереми Берк. Отец вызвал его из Ирландии. Берк уже несколько лет выращивал картофель на наших плантациях.В то время ферма для отца была чем-то вроде развлечения. Он любил там отдыхать и работать и возвращался в Нью-Йорк загорелым, с мозолями на руках, чем ужасно гордился. Отец привык во всем добиваться совершенства и всегда быть первым.Но вернемся к Джереми Берку. Он не только умел выращивать картофель, но и отлично справлялся с делами на ферме. За несколько месяцев до нашего приезда отец назначил его управляющим.Джереми привез из Ирландии жену и ребенка. Все трое жили в этом каменном доме.В тот мрачный ноябрьский день Джереми посадил нас в старый грязный грузовичок, пропахший навозом. Эти запахи земли были новыми и непривычными для нас, городских.Мы удалялись на юг от Провиденса. Шоссе закончилось, и нас трясло на ухабах, но я этого уже не помню, как не помню и нашего появления в Асконсете. По словам Брэда, это была довольно унылая местность: мы привыкли к роскоши, а в Асконсете все было более чем скромно.– Поверить не могу, – возразила Оливия.– Вы говорите так из вежливости.– Нет, мне Асконсет очень нравится. Здесь так красиво!– С недавних пор.– Красота природы не зависит от построек.Натали улыбнулась:– Умница. Я выбрала хорошую помощницу. Ваше сердце принадлежит Асконсету. Мне остается только немного подстроить ваше восприятие действительности. Я не помню свою первую встречу с Асконсетом, но то, что я видела в последующие годы, отнюдь не заслуживало названия райского уголка.Берки переехали в маленький коттедж, оставив нам каменный дом. Отец постарался обставить его нашей мебелью, которая заранее была перевезена сюда. Жена Джереми Берка отмыла полы, и фермерский домик засверкал, как может сверкать дом, построенный еще в 1870 году. Конечно, он разительно отличался от нашей нью-йоркской квартиры. Низкие потолки, чтобы комната скорее прогревалась, тесные комнатки. Но нам повезло – у нас был водопровод.Одним словом, дом, стоявший на холме, открытом всем ветрам, являл собой воплощение нашей жизни.Натали умолкла и погладила выцветшую фотографию.– Кто этот мальчик? – спросила Оливия.Натали улыбнулась:– Этот мальчик – мое первое отчетливое воспоминание детства.Вечером в день нашего приезда в Асконсет я каким-то образом очутилась в полях. Картофель давно уже убрали, накрапывая дождь. Вряд ли родители отправили меня погулять – скорее всего, они распаковывали вещи и не заметили, как я потихоньку выскользнула из дома. Наверное, низкие потолки и общее уныние, царившее в доме, давили на меня, и мне захотелось на свободу.Я шла и шла по бесконечному полю, то и дело оглядываясь, чтобы не потерять из виду дом на холме.На мне была маленькая шляпка из фетра с загнутыми полями и ленточками, завязанными под подбородком. Но от дождя она не спасала. Волосы мои вымокли и свисали мокрыми сосульками, беленькие башмачки покрылись грязью. Я наклонилась, чтобы их вытереть, а когда выпрямилась, с ужасом увидела, что подол моего платья тоже измазан в грязи.Пальтишко и платьице были моей лучшей одеждой, из которой я еще не успела вырасти. Я принялась тереть подол, но пятно не исчезало. Я чуть не плакала от досады и горя.И тут я увидела Карла.Натали задумчиво разглядывала снимок, бережно держа фотографию.Оливия не сразу сообразила:– Так это и есть Карл?– Да, – мечтательно вздохнула Натали.– Он сын Джереми?– Да, а почему это вас так удивило?Почему? Да весь сценарий, сочиненный Оливией, теперь никуда не годился!– Я… я просто думала, что Карл – ваш новый знакомый, что он приехал издалека.– Можно сказать и так: он приехал из Ирландии. Правда, он был тогда совсем крошкой и звали его Шеймус. Это потом он стал Карлом.Но Оливия имела в виду не только это, но и социальный статус. Она-то думала, что Натали выходит замуж за представителя высшей касты. Нет, Оливии чужд снобизм, но это была ее фантазия, воплощение мечты о прекрасном принце.– Я считала его известным виноделом, – осторожно заметила она.Натали тонко усмехнулась:– Он и есть прекрасный винодел. Лучшего я не встречала никогда. Но в те дни я еще не знала, что растет по ту сторону холма. Не забывайте, это был 1930 год и «сухой закон» все еще действовал. В нашей семье держали в строжайшей тайне, что мы выращиваем виноград и производим вино на продажу. Виноделие было запрещено.Оливия никак не могла смириться с мыслью, что Карл Берк – бывший наемный рабочий отца Натали. Чем дольше она вглядывалась в фотографию, тем более знакомым казалось ей лицо подростка. Да, она его видела на других снимках, которые сама реставрировала, – там он был уже взрослым мужчиной, но отдельные черты показались ей знакомыми. И глаза все те же – спокойные, бесстрастные.– Так что же было дальше? Что он вам сказал при встрече в поле? – спросила она.Но Натали отложила фотографию и устремила взгляд мимо Оливии. В дверях показался Карл Берк.Симпатичный мальчуган вырос в красивого мужчину. Сейчас ему уже под восемьдесят, он постарел, лицо покрыто морщинами, но держится по-прежнему прямо. Его гордая осанка, благородная внешность произвели впечатление на Оливию – она бы сама в него, наверное, влюбилась на месте Натали.– Карл, познакомься с Оливией, – промолвила Натали, взяв его за руку. – Карл Берк… Оливия Джонс.– Добро пожаловать, – дружелюбно произнес Карл. Глаза его лучились добротой. – Я только что повстречал вашу дочку. Прелестная девчушка.– А Оливия встретила твоего сына, – подхватила Натали.Оливия нахмурилась:– Сына?– Да, Саймона, – внизу, в холле.О Боже, так это Саймон – управляющий виноградником. Мужчина с темно-синими глазами. «Молчун, как и его отец», – сказала о нем Натали.Оливии почему-то казалось, что Сибринги наняли эту семью позднее. Но теперь все разъяснилось, и ей не составило труда уловить сходство между двумя мужчинами. Стало понятным и замечание Грега Сибринга о «заговоре» Берков.У отца и сына темно-синие глаза, но во взгляде Карла больше тепла. Чего в них нет – так это хитрости и лукавства.Да, Оливия считала Теда умным, Джареда – ответственным, а Питера – хозяйственным. И ошибалась. Может, она ошибалась и в случае с Берками.– Простите, – смущенно сказала она Карлу, – не знала, что Саймон ваш сын. Как я могла не догадаться!– Он показал вам поместье? – спросил Карл.– Не было времени – он уехал в Провиденс. Саймона тревожит, уж не напала ли плесень на наш виноград.Карл тяжело вздохнул:– Во всем виновата погода. Виноградарство – тяжелый труд, – добавил он, повернувшись к Оливии. – Я перенес ваши сумки в новое крыло. Правда, я не знаю, в какой комнате вы расположились.Оливия собиралась сама отнести свой багаж.– Не стоило беспокоиться.– Нет, стоило. Мы рады, что вы приехали. И я со своей стороны готов сделать все, чтобы вы не передумали и остались у нас. – Посерьезнев, он обратился к Натали: – Ушел Паоло. Вместе с Марией.Натали со вздохом опустила голову.– У нас в хозяйстве каждый человек на счету. Паоло не только первый помощник Саймона, но и наш домашний механик – вернее, был нашим механиком. Я не шутила, когда назвала наш дом гнездом шершней. У нас здесь настоящий бунт.– И все из-за свадьбы? – спросила Оливия.– Не только, – ответила Натали. – Смерть Александра и свадьба. Александр был ко всем добр и внимателен. Он дарил нашим служащим подарки на Рождество и цветы на день рождения. Я же была в их глазах строгим надсмотрщиком – просила переделать работу, если мне что-то не нравилось, следила, чтобы все было выполнено, как следует. К сожалению, это не улучшает отношения. Александр заглаживал шероховатости. Он был «добрый» хозяин, я – «злая» хозяйка. Когда Эл умер, они почувствовали себя осиротевшими.– А теперь она выходит за меня замуж, – добавил Карл. – И многие из них считают, что их предали.– Они не понимают нас, – сказала Натали.– Должны понять! – с жаром возразил Карл. – Эти люди не понаслышке знают, что такое сердечная привязанность. Тот же Паоло двенадцать лет ухаживал за Марией, а Анна-Мари, секретарь в приемной нашего офиса, сразу после развода вышла замуж за одноклассника, в которого была влюблена целых тридцать лет назад.Натали ахнула:– Неужели и она уходит?– Нет, она продержится дольше, как и остальные служащие в офисе.Натали пояснила Оливии:– В Асконсете есть виноградник, винный завод и офис корпорации. Служащие офиса развозят вина по ресторанам и магазинам. Поскольку офис расположен далеко от дома, персонал его также изолирован. – Она устало вздохнула. – Наш бухгалтер уволился, чего и следовало ожидать. Старый друг моего покойного мужа, он уже несколько лет собирался на пенсию. Остальные служащие гораздо моложе, наняты недавно. Живут в соседних городках и работают с девяти до пяти. У них оплаченный четырехнедельный отпуск, медицинское обслуживание, пенсионный фонд и прочее. Они не станут увольняться, так же как и работники винного завода. Успех предприятия – залог преданности его служащих. Наш главный винодел заработал себе известность среди знатоков вин отчасти благодаря тому, что мы предоставили ему деньги и свободу. Он-то уж точно нас не покинет.– Мы очень дорожим служащими, что работают здесь уже несколько десятков лет, – подхватил Карл. – Некоторые из них, в том числе и наш бухгалтер, собираются уходить на пенсию. Другие… Нат права: они любили Александра. С ним связано все хорошее в их жизни. Они наверняка считают, что их нанял Александр.Натали нахмурилась:– Но ведь нанимала я! Размещала объявления в газетах, читала их резюме.Карл ласково коснулся ее щеки и примирительно произнес:– Мы это знаем. А они – нет.Натали перевела дух и кротко заметила:– Да, все объясняется просто. Я не могла им открыться. Мой муж больше всего нуждался в высоком социальном статусе, больше, чем я. Все считали Александра истинным хозяином виноградника. Его любили, ему беспрекословно подчинялись. Как и мои дети, они считают, что я оскорбила его память, собравшись замуж почти сразу после его кончины.Карл негромко добавил:– И за человека ниже себя по положению.– Они ничего не понимают! – отрезала Натали.– Так или иначе, они уходят.– А сколько уже уволилось? – спросила Оливия.– Вместе с Паоло четверо, – ответила Натали.– А сколько было всего?– Тринадцать человек. За виноградником ухаживают Саймон, его помощник, главный фермер и Паоло. На винном заводе – винодел с помощником. Четверо в офисе – бухгалтер, директор по маркетингу, администратор по продажам и секретарь. И трое здесь, в доме, – горничная, кухарка, садовник. Первым ушел главный фермер, давно затаивший обиду на Карла. Тот заставил его работать под началом женщины.– А когда Саймон стал управляющим, а главный фермер не получил повышения, отношения наши вконец испортились, – сказал Карл.Натали продолжила печальный подсчет:– Вскоре ушел бухгалтер. Теперь Мария и Паоло. – Она бросила на Карла тревожный взгляд: – Неужели будут еще?– Жуакин ворчит. – Карл произнес это имя с певучим, непривычным акцентом.– Жуакин, – повторила Оливия.Натали улыбнулась:– У вас хорошо получается. Это португальское имя. У нас всегда работали в основном португальцы из предместий. Жуакин – наш садовник, но он мастер на все руки. Его жена – наша кухарка. Карл, не дай ему уйти! – в отчаянии воскликнула она. – Если уйдет он, уйдет и Мадалена. А я не смогу обойтись без кухарки – ведь скоро свадьба. Впрочем, тем хуже для них. С ними или без них, «Асконсет» процветает и будет процветать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35