Это был вечер Четвертого июля. От гриля поднимался жар – на нем еще недавно жарились гамбургеры и хот-доги. Мадалена и Жуакин отнесли на кухню остатки пиршества. Гости разъехались. Карл повез Джилл и Тесс в город угостить мороженым.Саймон так и не появился. Карл спрашивал о нем, но его интересовало не где он сейчас, а как у него вообще дела. Похоже, никто и не ждал его к обеду. Печально, что Саймон избегает общества родных, но сейчас Оливия была этому даже рада. Она до сих пор не могла прийти в себя после утреннего происшествия.Оливия поднялась, желая помочь Натали убрать со стола, накрытого бумажной скатертью патриотической красно-бело-голубой расцветки.– Почему вам неловко за себя?Натали переложила фруктовый салат в отдельную миску и вложила бумажные стаканчики один в другой.– Неловко – не то слово. Стыдно. – Она бросила смущенный взгляд в сторону Оливии. – Нет, я поступила правильно, и Александр был прекрасным человеком. Я не хочу, чтобы мои дети считали, будто я не уважала его. Он мне очень нравился. Со временем я даже полюбила его. Мы прожили вместе счастливую жизнь. Если бы у меня была возможность выбора, я поступила бы точно так же. – Она стала успокаиваться, перебирая стаканчики.– И что? – осторожно спросила Оливия. – Как же вы поступили?– По сегодняшним меркам мой поступок можно назвать мелочным и трусливым. В сущности, это было предательство, хотя многие скажут, что мной руководил трезвый расчет.– Вы вышли замуж за Александра из-за денег?– Пожар на военно-морской базе Перл-Харбор был потушен, тела погибших погребены, ущерб оценен, и каждый американец думал только о том, как бы поскорее записаться добровольцем в армию. Карл был одним из первых. Не успела я сказать ему, что нам надо бы пожениться до его отъезда, он уже стоял в форме, готовый к отплытию в Европу.Шел 1942 год. Восьмого февраля – я навсегда запомнила этот день – Карл пришел попрощаться. Мы с ним решили, что на вокзал мне ехать не стоит – слишком тяжелое это испытание. Ночь накануне его отъезда мы провели в ангаре.Там было холодно, но мы лежали обнявшись, согревая друг друга. Нам некуда было больше идти.Взошло солнце, и час настал, неумолимый и жестокий. Нас окружали голые поля, покрытые льдом. В этом хмуром пейзаже было своеобразное очарование, если бы не наша разлука.Мы молчали. Говорить было не о чем. Карл принял решение, и я его в этом поддерживала. Но куда он едет и что его ждет? Бог знает. Нам еще ни разу не приходилось разлучаться.Три раза он подходил к двери и три раза возвращался, не в силах уйти от меня. Наконец, собравшись с духом, он взялся за ручку двери и обернулся. Я помню этот момент так же отчетливо, как нашу первую встречу, когда мне было пять лет. Он и одет был почти так же – кепка и куртка, рабочие брюки, ботинки. Прядь волос упала ему на лоб. Мы оба знали, что уже вечером его волосы станут совсем короткими. Он смотрел на меня, и его глаза ласкали, любили, согревали меня. Потом он нагнул голову и вышел из ангара.Мое сердце рванулось вслед за ним. Я подбежала к двери и долго глядела, как он удаляется, шагая по тропинке, ведущей к его дому, пока совсем не скрылся за поворотом.Тогда я села на пол и зарыдала. Если бы не его твердая решимость сражаться за правое дело, я бы бросилась за ним и стала бы умолять остаться. Но это было бессмысленно. И мне оставалось только плакать.Нет, со мной все в порядке… Дайте мне минуту, чтобы собраться с мыслями.Это был… о Господи… самый горький день в моей жизни.Ну вот, я готова продолжать. Но вы ведь хотите знать, почему мы не поженились до его отъезда.Можете мне не верить, но Карл так и не сделал мне предложения. Все произошло так стремительно – за какие-нибудь несколько дней. Я надеялась, что мы поженимся, когда он вернется с войны. Если вернется. Гитлер развязал чудовищную бойню. Тогда мы еще не знали всех подробностей, но понимали, что это самая страшная война за всю историю человечества.Как мог этому противостоять Карл, добрый, мягкий человек? Я убеждала себя, что он сильный и решительный, что он непременно выберется живым и невредимым из этой мясорубки. Но кто спасет его от бомб и шальной пули?Мне было семнадцать в то время, и я с ума сходила от тревоги за него. Да, я очень хотела, чтобы он сделал мне предложение перед отъездом. Тогда у меня был бы повод отказать Александру. Еще раз повторяю, это вовсе не означает, что Александр был плохим человеком.Но я любила Карла.Обиделась ли я, что он не сделал мне предложения? Нет.Впрочем, зачем лгать? Конечно, обиделась. Дни, последовавшие за его отъездом, явились для меня сущей пыткой, и только злость не давала мне сойти с ума. Но я должна сказать, Оливия, – и это важно, поверьте, – что вышла замуж за Александра вовсе не от отчаяния. У меня были на это более веские причины.Однако я забегаю вперед. Итак, почему я не вышла замуж за Карла? Как уже говорилось, в спешке сборов я не думала об этом, но потом, оставшись одна, часто спрашивала себя: почему? Почему другие девушки вышли замуж за своих парней? Мы ведь тоже могли пожениться. Но Карл ни разу не заговаривал со мной о свадьбе. И только недавно я отважилась спросить его об этом.Его ответ удивил меня. Я-то думала, что виноваты во всем мой юный возраст и спешка, с которой он был призван в армию. Но оказывается, у него были и другие причины откладывать помолвку. Он был католиком, мы – протестантами. Его родители – иммигранты, мои – голубой крови. Он не получил образования, не был богат, не владел землей. По сравнению с моим отцом, который в пору своего успеха добился больших высот, Карл чувствовал себя просто нищим. И за все время мои родители ни разу не дали ему понять, что всерьез рассматривают его как будущего жениха.Он был прав. Мои родители сказали мне то же самое, когда Александр сделал мне предложение.Но тогда я этого еще не понимала. Я любила Карла и надеялась, что родители с уважением отнесутся к моему выбору. Но я еще даже не закончила школу.Однако мои родители давно уже обсуждали между собой мое будущее. Незадолго до трагических событий Перл-Харбора, пока я предавалась наивным мечтам о счастье с Карлом, они подыскали мне подходящую, на их взгляд, партию. Александр Сибринг, сын богатого бизнесмена. Его семья отдыхала летом в Ньюпорте, и мы часто встречались там, пока мой отец не разорился. Так что Эла я знала с детства. Мы не были друзьями – он был старше меня на десять лет.Осенью сорок первого наши родители стали чаще бывать друг у друга. Помню, как мы готовились к их первому визиту – чистили, мыли, украшали наше скромное жилище. Мать часто болела и не могла уделять много внимания дому, а я привыкла к спартанской обстановке. Но когда мы все привели в порядок, наша бедность стала не так заметна.Визит Сибрингов меня не насторожил, а зря. Они занимались производством обуви, и Эл часто наведывался в Европу. Он также помогал моему отцу покупать саженцы разных сортов винограда.Я расспрашивала Эла об этих поездках, и он с удовольствием рассказывал мне о своих впечатлениях.С приходом Сибрингов отец оживлялся. Едва они уходили, он снова погружался в депрессию. После известия о гибели Брэда он совсем замкнулся в себе, забросил работы в поле, переложив все на нас с Джереми.Моя мать была в отчаянии. Смерть Брэда окончательно сломила ее, а отцу становилось хуже с каждым днем. Да и сама она буквально таяла на глазах. Тогда мы еще не знали, что ее хроническое несварение желудка не что иное, как рак.Со дня отъезда Карла прошло не более месяца, когда мама вдруг заговорила со мной о браке с Александром. Она даже не попыталась скрыть истинные причины. «Нам нужны деньги», – сказала она. У Александра деньги были. Она сказала, что, если я стану его женой, он вложит огромные средства в развитие Асконсета и отец сможет наконец закупить необходимые сорта винограда. Ему необходим успех, иначе он умрет.Да, именно так она и сказала. Если я не выйду замуж за Александра, мой отец умрет от отчаяния. Я понимала, что первой умрет мама, и это ее последняя воля. Как я могла не исполнить просьбу умирающей?Александр записался добровольцем в армию. Он хотел жениться на мне до отплытия в Европу и дал мне неделю на размышления.– Представляю, что вы пережили за эту неделю, – промолвила Оливия, впервые усомнившись в том, так ли уж прекрасно было прошлое.Они убрали со стола во дворе и теперь прогуливались по винограднику. Неудивительно, что Натали выбрала именно эту сцену для своего рассказа – виноград играл в ней главную и потрясающе красивую роль. Оливия видела перемены, произошедшие с кустами за июнь: листья стали густо-зелеными, ветви дотянулись до верхней проволоки, и хотя сами виноградные кисти почти не подросли, июльское солнце скоро должно было это исправить.– Все произошло так быстро, – задумчиво сказала Натали.– А где был в то время Карл?– В Европе.– Он знал о том, что происходит?Натали ответила не сразу. Она свернула с дорожки на тропинку между рядами виноградных кустов.– Нет. Он узнал обо всем только после моей свадьбы, – наконец сказала она.– Вы не пытались связаться с ним?В глазах Натали застыла печаль.– Зачем? Он ни разу не упомянул о нашей с ним свадьбе – ни до армии, ни в письмах с фронта. Мать и отец торопили меня. Александр тоже.Оливия, неисправимый романтик, робко заметила:– Но вы же любили Карла.– Мне было семнадцать лет. Я осталась одна. Мой лучший друг – мое сердце – покинул меня в самое тяжелое время. Мама твердила, что, если я не соглашусь стать женой Александра, Асконсет погибнет, а отец умрет с горя. С каждым днем силы ее покидали. Брэд погиб. Я была их единственной надеждой. – В голосе Натали вдруг отразилась вся невысказанная боль и мука, которую ей пришлось испытать в те годы. Она отвела взгляд и продолжала: – Я знала, что мама догадывается о моих терзаниях, но она слишком страдала сама, чтобы меня понять. Я возражала ей, что едва знакома с Элом, что слишком молода, а он гораздо старше меня. Наконец, когда она потребовала от меня окончательного ответа, я в отчаянии выпалила, что люблю Карла. Но на нее это не произвело впечатления. Она лишь спросила, где сейчас Карл, когда мы так нуждаемся в его помощи, и будет ли у него достаточно денег после войны, чтобы спасти Асконсет. Я не могла ответить на эти вопросы. Александр настаивал, чтобы я дала согласие через неделю. Я не знала, что делать.– А Джереми и Брида? – спросила Оливия. – Неужели они не сказали ни слова?Печально усмехнувшись, Натали приподняла кисть с незрелыми виноградинками на кусте.– Я говорила с Бридой, но они оказались в сложном положении. Джереми и Брида работали на моего отца. Он предоставил им кров и еду. И они всегда помнили об этом, были ему благодарны. Брида страдала артритом, обострившимся во влажном климате. Хотя она была еще не старая женщина, работать в поле ей было уже трудно, но никто не попрекал ее за это. Родители Карла были преданны моему отцу.– А как же их собственный сын? – с упреком заметила Оливия.– Они желали ему счастья. – Натали помолчала.– И что же?– Они любили меня. Но мечтали, что Карл женится ни дочке их друзей из Ирландии.– Он был с ней знаком?– Нет.– Тогда все это выдумка, – заявила Оливия.– Откуда вам знать? – улыбнулась Натали.– Мне так кажется.– Да, мне тоже порой казалось, что Брида нарочно придумала эту историю с помолвкой, чтобы облегчить мои страдания. Мудрая женщина, она понимала, что я очутилась между молотом и наковальней. Она любила меня и моих родителей и была уверена, что деньги помогут возродить Асконсет, а это пойдет на пользу и ее семье. Кроме того, ее история не совсем выдумка. В Ирландии действительно жила молодая женщина, дочка их друзей. Прошел не один год, прежде чем Карл, наконец, женился, но не на ней.– Итак, вы согласились стать женой Александра, – заключила Оливия.– Я пыталась выиграть время, – оправдывалась Натали. – Обещала выйти за него замуж, когда он приедет на побывку. Надеялась, что Карл вернется раньше и женится на мне, а отец, наконец, найдет свой заветный сорт винограда, и мы больше не будем нуждаться в деньгах. Но не в моих силах было остановить водоворот событий. Молодые девушки выходили замуж одна за другой. Это считалось демонстрацией патриотизма – наши мальчики будут защищать своих любимых. Не успела я дать согласие Александру, как уже стояла в маленькой городской церкви и клялась перед алтарем любить его и в радости, и в горе.– Что вы чувствовали к нему? – спросила Оливия.Натали не ответила. Она шла между рядами кустов, ласково прикасаясь к виноградным веткам и поглаживая листочки. Саймона нигде не было видно. Оливия слышала отдаленный рокот машины – значит, он на другом поле. Настоящий трудяга – работает даже в выходные и праздники.Нет, на Теда он не похож. Тед – трудоголик. А Саймон просто любит свое дело.– Натали?Натали остановилась, разглядывая завязь.– А из этого винограда особого, пряного сорта производит ароматное легкое вино. С него-то и начались успехи нашего виноградарства. Он любит прохладный, влажный климат. Он растет в Эльзасе, во Франции. Оттуда мой отец и выписал саженцы.– На деньги Александра?– Не совсем, – усмехнулась Натали.– Как же так?– Поговорим об этом в другой раз. Вы спросили, какие чувства я испытывала к Александру. – Натали нахмурилась. – Сложный вопрос.Она помолчала, и Оливия решила ей помочь:– Расскажите про вашу свадьбу.– Я была как во сне. Представьте, что вас накрывает огромной волной и некуда бежать. Или вас уносит людской поток, а у вас нет сил сопротивляться. Одно мое слово – и меня подхватило течением. Не успев опомниться, я уже стояла перед алтарем в белом подвенечном платье рядом Александром в новеньком мундире. Мы были красивой парой, говорю вам без ложной скромности. В мои годы это простительно.Вы видели фотографии. Я улыбалась, выглядела счастливой. И я не притворялась. Какая девушка не мечтает о свадьбе? Я выходила замуж за хорошего человека из уважаемой семьи. Мой муж будет заботиться обо мне и обо всех нас, как только вернется с войны. Родители видели в нем нашего спасителя.Вспоминала ли я Карла в тот день? Нет. Я не могла о нем думать. Я на целую неделю вычеркнула его из памяти, потому что иначе сошла бы с ума.Что еще мне оставалось? Решение принято. Мы с Александром помолвлены, а теперь и женаты. К чему теперь спрашивать себя, где Карл и что с ним?Мне горько сознаваться в этом. До сих пор не понимаю, как у меня хватило сил забыть Карла и улыбаться другому мужчине. Карл тоже спрашивал меня об этом потом, четыре года спустя. Но в тот день он был далеко за океаном. Впрочем, я снова забегаю вперед.Моя свадьба в марте сорок второго была скромной и тихой. Шла война, погиб Брэд, у нас почти не было денег. После церковного обряда мы обедали у нас дома. Мы с Александром поехали в Бостон на два дня – это был наш медовый месяц. Потом он уехал на фронт.Какие чувства я испытывала к мужу? Те же, что и множество других девушек, вышедших замуж впервые дни войны. Я была молода и считала, что поступаю правильно. Быстро свыкшись с ролью невесты, а потом и жены, я питала надежды на будущее. Я обрела новую фамилию, новую жизнь. «Мой муж сражается за нашу страну», – говорила я себе и гордилась этим. Над крыльцом нашего дома я повесила американский флаг в знак того, что здесь ждут солдата с фронта.Я осталась жить со своими родителями в Асконсете. Так было принято среди тех жен, чьи мужья ушли на фронт. К тому же Александр хотел поселиться в Асконсете. Его семья владела обувными фабриками в Нью-Бедфорде и Фол-Ривере, в нескольких часах езды от нашей фермы. Он обещал непременно построить для нас дом, когда вернется. А пока мне предстояло еще закончить школу, да и родители нуждались в моей помощи.Поначалу я писала Александру каждый вечер. И каждый вечер, надписав адрес и запечатав письмо мужу, я пыталась написать Карлу, но никак не могла найти подходящих слов. Наконец, решив, что они вряд ли найдутся, я просто изложили на бумаге свои сумбурные мысли. Получилось сбивчивое, искреннее, безыскусное письмо. Я была страшно зла на Карла. До меня стало доходить, что я связана отныне и до конца жизни узами брака с другим человеком.Но этим человеком должен был быть Карл.Поэтому, злясь на судьбу, я вымещала на нем свою обиду. Я убеждала себя, что он не любил меня по-настоящему и свой гражданский долг поставил выше наших отношений. Поспешив стать добровольцем, рассуждала я, он предал меня, так же как и я предала его. И письма, которые я получала от него раз в неделю, только подтверждали это. Он писал о своих товарищах, о сражениях, но ни слова – о своих чувствах ко мне.На прошлой неделе мы как раз вспоминали с ним об этом. Карл был уверен, что писал мне о любви, потому что только обо мне и думал. Но я показала ему его письма. Он нахмурился и сослался на цензуру, которая могла вычеркнуть из письма все личное.Не знаю, собирала ли японская разведка персональную информацию об американских военнослужащих, но я не стала его разубеждать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35