А Натали только сейчас решила открыться. Ты должна прочитать ее воспоминания, Сюзанна.
– Ферма развивалась медленно. Александр повсюду говорил о нашем винограднике, но на самом деле мы все еще нетвердо стояли на ногах и молились об успехе нашего предприятия.Но реклама была необходима. И внешний облик тоже много значил. В этом я была согласна с Александром. В начале пятидесятых мы надстроили верхние этажи у Большого дома, стройка обошлась нам в круглую сумму, но у нас было двое детей и становилось тесно. Мы поместили фотографию обновленного дома на наших буклетах, предвосхищая будущий успех и процветание, к которому неуклонно шли все эти годы. И кстати, мы уже продавали виноград.Первый хороший урожай дал шардонне. Мы посадили один акр, потом два, четыре. Мы не собирались пока сами производить вино и продавали виноградный сок в Европу.Почему это вас удивляет? Европейские виноградники не всегда дают хороший урожай и тоже зависят от погоды. В последнее время виноградари научились бороться с неблагоприятными условиями, но в пятидесятые эта зависимость была все еще слишком сильна. В неурожайные годы наши заказчики смешивали свежий сок с нашим и производили неплохие вина. Нам хорошо платили, и мы имели возможность покупать новые сорта.Как же нам удавалось прокормиться? Мы по-прежнему продавали картофель и кукурузу.Но вы правы, этого недостаточно для большой семьи: оплаты поездок Александра, покупки сельхозтехники, удобрений и пестицидов.Я провела не одну бессонную ночь, вынашивая свой план. А потом снова не спала ночами – вдруг все рухнет в одночасье? К счастью, этого не случилось. Идея пригородов пришлась как раз кстати.Вернемся немного назад. В нашем городе жил один парень – ровесник моего брата и Карла. Он приезжал к нам, когда погиб Брэд, потом тоже ушел на войну, но получил тяжелое ранение и вернулся через год ослепшим на один глаз. Хотя он всех убеждал, что может сражаться, его отправили домой. Мы встречались в ресторане. Я поделилась с ним своими мечтами возродить виноградник, а он поведал мне, что хочет построить город.Да, город. Ни больше ни меньше. Генри Селиг не мелочился. Многие смеялись над ним, но я – никогда. Мы оба были своего рода фанатиками.Когда война закончилась, я потеряла его из виду. Он перебрался в Нью-Йорк, а я была слишком занята своими проблемами. Потом он снова вернулся, и его мечта начала приобретать реальные очертания. Вернувшиеся с войны вчерашние студенты колледжей с женами и детьми и приличной зарплатой были не прочь купить собственный дом в пригороде, где их дети могли бы играть, а жены – выращивать цветы.Генри умел строить и планировать застройку сотен таких домов. И знал, где это надо делать. По дороге в Провиденс было рассеяно несколько маленьких поселков, а остальная земля продавалась. Пригородные поселки разрастались во всех штатах. Почему бы им не вырасти и в Род-Айленде?Генри нужны были только деньги на покупку этой земли и строительных материалов.У меня были деньги. Немного, конечно, но ведь я была одна из многих инвесторов. В свое время я взяла их в банке и отложила на черный день. Депрессия научила меня заботиться о будущем.Нет, Александр об этом ничего не знал. Почему?О Господи, как же мне объяснить? Наверное, я решила, что заслуживаю личного вознаграждения. Кроме того, я не до конца доверяла ему и боялась, что он истратит эти деньги. Мне хотелось иметь личные сбережения.Я не сказала Александру о планах Генри Селига. И Карлу тоже ничего не говорила. Я работала не меньше других муж чин на благо Асконсета и заслужила вознаграждение.Это оказалось очень выгодным вложением денег. За год первый квартал домов был построен и все до одного раскуплены. Мои вложения вернулись ко мне в пятикратном размере. Я снова положила исходную сумму в банк, присовокупив долю прибыли, а остальное опять инвестировала в проект Генри. Успех не заставил себя ждать. Все повторилось сначала. Генри меня не подвел ни разу. Он строил дома, потом начал строить офисные учреждения и магазины. До сих пор я полу чаю дивиденды с тех инвестиций.Страшно ли мне было? Не то слово. Я понимала, что в случае провала мои сбережения пропадут безвозвратно. Но потом, когда пришел успех, перестала бояться.Правда, поволноваться нам все же пришлось. В свое время в Нью-Йорке Генри познакомился с театральной публикой – режиссерами, актерами и актрисами, драматургами.Когда Генри вернулся в Род-Айленд (и уже получил от меня деньги), Джо Маккарти и его комитет обвинили некоторых из них в причастности к коммунистическому движению. Имя Генри всплыло в ходе расследования. Поговаривали даже, будто ему придется предстать перед судом и давать показания. Но до этого не дошло. Вероятно, маккартисты поняли, что, даже если у Генри есть друзья с левыми взглядами, он капиталист до мозга костей и его присутствие превратит суд в посмешище. Однако несколько месяцев прошли в тревожном ожидании.Впрочем, все хорошо, что хорошо кончается. Маккартизм осудили, Генри разбогател, а я получила возможность значительно улучшить нашу жизнь. Мы снова надстроили Большой дом и заново его обставили. Наняли кухарку и стали ходить на вечеринки. Потом наняли помощника на ферму, распахали целинные земли и посадили новые сорта винограда. Мы купили новую технику и расширили ангар. И наконец, стали разливать вино в бутылки.Скорее всего мы добились бы того же без моих денег, но с большим трудом. А так все получилось быстрее и проще. И я рада, что смогла сделать это для Асконсета, – Натали покачала головой. – Странно, я давно уже не вспоминала об этой истории. И с Александром мы ее никогда не обсуждали.– Потому что это был бы удар по его самолюбию? – спросила Оливия.– Потому что это не относилось к делу. Я могла бы вложить в десять раз большую сумму в виноградник, но, если бы мы не работали от зари до зари на полях, не применяли новых, прогрессивных методов подвязки растений и борьбы с вредителями, у нас бы ничего не вышло.Натали умолкла.Оливия привыкла к таким перерывам в повествовании. Они давали ей возможность собраться с мыслями. Кажется, Натали кое-что упустила. Оливия пересмотрела записи, но не могла сказать, что именно.– Опишите какой-нибудь самый обычный день в Асконсете.Натали улыбнулась:– Когда речь идет о детях или выращивании винограда, дни не похожи один на другой. То же самое, если занимаешься бизнесом, о котором даже не имеешь понятия и все для тебя внове.– И это сделали вы, а не Александр.Натали подумала с минуту.– Если вы хотите знать, как распределялись роли, то я говорила, что делать, а Карл – как делать. Александр же был нашей рекламой. У него это отлично получалось. Он путешествовал, изучал рынок. Когда мы выпустили первую партию вина, мы уже знали, кому будем их продавать. Да, Александр не умел обращаться с деньгами и ничего не смыслил в сельском хозяйстве, но он был мощным пробивным орудием.– А каким он был с детьми? – спросила Оливия и тут же поняла, чего ей не хватает. В истории Натали отсутствует личная жизнь.– О, детей он очень любил, – сказала Натали, но ее улыбка быстро померкла. – Правда, поначалу ему было нелегко, я уже говорила вам. Когда он вернулся с войны, они его не узнали. Но прошел год или два, дети подросли, привыкли к нему, а Александр – к ним. Он, наверное, решил, что они не очень отличаются от взрослых. Он играл с ними, они его любили. Хотя он настаивал на строгом распорядке, проводила в жизнь его идеи только я. Я была в их глазах «плохой», а он «хорошим». Кроме того, он подолгу путешествовал, а когда возвращался, всегда привозил им подарки. – Она вздохнула с улыбкой. – Они его обожали, и он был счастлив, а это, в свою очередь, облегчало мне жизнь.– Вам было тяжело?– Морально или физически?– Жить на маленькой ферме у побережья.– В пятидесятых стало легче. У нас появились стиральная и посудомоечная машины, пылесос, отопление и электроплита с термостатом, два автомобиля, три телевизора. Словом, мы зажили неплохо.– Вы были счастливы?– Да, очень.– Счастливы по-настоящему?– Да… – задумчиво повторила Натали. – Вы хотите знать про мои отношения с Карлом?– Да, и с Александром, и с детьми. Вы рассказали о винограднике. Теперь мне бы хотелось услышать о вашей семье.– Виноградник всегда был для меня источником радости. И сейчас, стоит мне там оказаться, я наполняюсь энергией и жаждой жизни.– С Карлом?– С ним или без него, – ответила она, потом поправилась: – С ним, конечно, лучше. Он любит Асконсет, так же как и я. И так же предан ему, гордится своей работой.– И вы любите его.– Да.– А Александр? И ваш брак с ним?– Нам было непросто. Видите ли, разные взгляды на жизнь… Порой меня это раздражало, порой злило. Я хотела, чтобы он стал… стал…– Похожим на Карла?Натали вздохнула и утвердительно кивнула.– Конечно, он был совсем другой. И я строила нашу семейную жизнь, заботясь о том, чтобы нужды каждого из нас удовлетворялись. Правда, ссор нам не удавалось избегать, хотя и непродолжительных. Словом, можно считать, что наш брак удался. И я была счастлива, Оливия. Александр не Карл, но Карл тоже был в моей жизни. У меня было все лучшее, о чем я мечтала. Да, мне приходилось порой делать то, что нравилось Александру, но ведь мне это тоже нравилось. Вечеринки, званые обеды, поездки в Нью-Йорк в театр. Нет, я не мученица. И никогда ею не была.– А вы были счастливой матерью? – спросила Оливия, не услышав этого ни разу от Натали.Вот и сейчас она молчала, потупив взгляд. Потом подняла глаза и промолвила:– Я люблю своих детей, переживаю за них, – голос ее дрогнул, – но с годами мы как-то отдалились друг от друга.– Почему?– Я все время была занята. В пятидесятые и шестидесятые мы стали вести светскую жизнь – вступили в яхт-клуб, устраивали приемы. Все это требовало времени, а львиную долю времени отнимал виноградник. Когда дети подросли, я уже не работала на полях, зато у меня появилось много других обязанностей.– Но вы же были все время вместе, – возразила Оливия. – Вы физически присутствовали рядом.Натали усмехнулась:– Физически – рядом, мыслями – далеко-далеко. Я… я сожалею, что не уделяла им достаточно внимания. Мне кажется, они до сих пор в обиде на меня за это.Оливия не могла с этим не согласиться. Сюзанна тоже говорила о том, что мать выделяла одного Брэда.– А Брэд?– Брэд – мой первенец.– Знаю.– Грег родился восемнадцать лет спустя. Все изменилось к тому времени. Ферма процветала, мы разбогатели.– Рождение Грега стало сюрпризом?– Нет, мы хотели ребенка, – возразила Натали не слишком уверенно. Почувствовав это, она поправилась: – Я люблю Грега и любила с первой минуты его появления на свет. Я пристально слежу за его успехами и карьерой, хотя он об этом не догадывается.– Но вы спорили, заводить ли третьего ребенка?Натали кивнула:– Мне было тридцать шесть. Мой день был и так заполнен до предела.– Тогда почему?..– У нас с Александром был тяжелый период.– И вы решили родить ребенка во спасение брака?– Знаю, знаю! – встрепенулась Натали. – Люди вашего возраста считают, что это не самый лучший повод. Но это не так, Оливия. Александр хотел ребенка. Он говорил, что не застал своих детей маленькими и жалеет об этом. И был счастлив, когда я забеременела. Так у нас появился Грег.Грег, который не знал своего старшего брата.Оливия тихо спросила:– Что же случилось с Брэдом?Натали подняла на нее печальные глаза.– Брэд родился в те черные дни, когда мужчины уходили на войну. Нас было много таких – юных испуганных матерей, оставшихся без поддержки мужей. Мы образовали что-то вроде женского клуба и потом еще долго встречались после войны.Схватки длились у меня почти целый день, но когда, наконец, родился Брэд, я была счастлива. Он был тихим, милым ребенком. Когда ему исполнился месяц, он стал улыбаться, причем осмысленно, как мне казалось. Он словно чувствовал, как мне тяжело, и хотел меня подбодрить.С той поры так и повелось – Брэд тонко чувствовал малейшие оттенки моего настроения. Когда мне было одиноко, он тянулся ко мне ручонками. Стоило мне загрустить, он улыбался мне, измазанный рисовой кашей. Как было не засмеяться вместе с ним? Его улыбка примиряла меня с целым светом. Этот ребенок был для меня бесценным даром. Я каждое воскресенье в церкви благодарила за это Бога.Сюзанна родилась два года спустя. Роды прошли гораздо легче, и у меня уже был опыт по уходу за маленькими. Между Брэдом и Сюзанной никогда не было ревности и ссор из-за меня. Конечно, Брэд никогда не был обделен вниманием с моей стороны.Сюзанна считает, что ей досталось меньше ласки и любви. Возможно, она права. Девочка не требовала многого, и я воспринимала это как должное. Она спокойно делала то, что от нее требовалось, – ела, спала, росла. Я узнавала в ней себя.Брэд был другой. Перед ним, как перед мальчиком, открывалось множество возможностей. И способности у него тоже были. Он научился читать в четыре годика, прекрасно учился в школе, но не кичился этим. Обладая врожденной скромностью и добротой, он притягивал к себе друзей, был заводилой всех детских игр.Добавлю вот еще что. Сюзанна воспринимает все несколько однобоко. Да, Брэд был моим любимчиком. Да, я уделяла ей меньше внимания. Но ведь и она была любимицей отца. Александр был гораздо строже со старшим сыном. Брэд мог бы это подтвердить, если бы находился сейчас здесь. Но его нет, и вы хотите знать почему…Дайте мне минуту. Потерять ребенка – самое большое горе для матери. Тяжело об этом говорить.Все случилось так неожиданно. Брэд всегда отличался отличным здоровьем. Никогда не болел, не простужался. Он был подвижным, сильным, крепким мальчиком для своих десяти лет. Когда же ему исполнилось одиннадцать, спустя месяц он слег с высокой температурой.Мы страшно перепугались. Вокруг свирепствовала эпидемия полиомиелита. Мы отправили Сюзанну к знакомым, у которых не было детей. Нам оставалось только надеяться, что мы ошиблись.Жар продолжался шесть дней, потом появился еще один симптом болезни. Ошибки не было. Наш мальчик не мог ни поднять голову от подушки, ни пошевелить рукой или ногой. Классический случай полиомиелита. Я сидела с ним весь день, прикладывала нагретые полотенца к его ногам, но все тщетно. Ему становилось все тяжелее дышать, и мы отвезли его в госпиталь.Я никогда не забуду его беспомощный взгляд, обращенный ко мне, умоляющий облегчить его страдания. Он знал, что с ним. И знал, что его ждет. Он уже все понимал.Помните эту недавнюю катастрофу, когда разбился самолет международного авиарейса? Все пассажиры погибли. Но в те несколько минут, пока самолет стремительно терял высоту, все они знали, что произошло. А их родственники ничем не могли им помочь.Я пережила с Брэдом то же самое. Он слабел с каждым днем, с трудом дышал, с трудом открывал глаза, но все усилия были напрасны. Его тело умерло до того, как угасло его сознание. Это было… самое ужасное испытание за всю мою жизнь.Натали умолкла. Несколько минут она сидела в кресле, устремив неподвижный взгляд в пространство. Потом, не говоря ни слова, поднялась и вышла из комнаты.Оливия еще долго сидела не шевелясь. Она не стала ничего записывать. Наконец, оставив блокнот и карандаш на компьютерном столике, пошла искать Тесс. Глава 24 Натали потеряла Брэда, Саймон – Лиану. Смерть ребенка – что может быть трагичнее? Да, все мы когда-нибудь умрем, но умереть на заре жизни – какая несправедливость судьбы!У Оливии возникло непреодолимое желание обнять Тесс, Прижать ее к своей груди. Тут она вспомнила, что девочка сейчас на занятиях в яхт-клубе, и готова была поехать туда и ждать на пристани, если бы в этот момент Сюзанна не позвала ее к телефону.Нервы Оливии были взвинчены, и она решила, что с Тесс что-то случилось. Бросившись к дому, она взлетела по ступенькам на веранду. Должно быть, вид у нее был испуганный, потому что Сюзанна поспешила успокоить ее:– Это опять Анна-Мари.Опять? Мысли Оливии вернулись к Теду, что ее отнюдь не успокоило. Если он снова осмелился позвонить сюда, придется принять меры.Она вошла в холл и взяла трубку.– Я слушаю.– Тут приехал один человек. Он хочет вас видеть. Оливия закрыла глаза и приложила руку ко лбу.– Ростом пять футов, худощавый, с короткими темными волосами?– Нет, – тихо ответила Анна-Мари. – Примерно шести футов роста, грузный мужчина лет шестидесяти. Это он все время звонил. Я узнала его по голосу.Оливия встрепенулась. Если это не Тед, то, может быть, его друг?– А как его зовут?– Он не говорит.– Тогда и я не встречусь с ним, пока он не назовет своего имени.Анна-Мари что-то спросила у мужчины, который, очевидно, находился там же, в офисе.Оливия плохо слышала их разговор. Обменявшись недоуменным взглядом с Сюзанной, она увидела, как Натали, бледная и печальная, спускается по лестнице в холл.– Он говорит, вы его не знаете. У него к вам какое-то поручение от вашей матери, – сказала Анна-Мари.Сердце Оливии отчаянно заколотилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Ферма развивалась медленно. Александр повсюду говорил о нашем винограднике, но на самом деле мы все еще нетвердо стояли на ногах и молились об успехе нашего предприятия.Но реклама была необходима. И внешний облик тоже много значил. В этом я была согласна с Александром. В начале пятидесятых мы надстроили верхние этажи у Большого дома, стройка обошлась нам в круглую сумму, но у нас было двое детей и становилось тесно. Мы поместили фотографию обновленного дома на наших буклетах, предвосхищая будущий успех и процветание, к которому неуклонно шли все эти годы. И кстати, мы уже продавали виноград.Первый хороший урожай дал шардонне. Мы посадили один акр, потом два, четыре. Мы не собирались пока сами производить вино и продавали виноградный сок в Европу.Почему это вас удивляет? Европейские виноградники не всегда дают хороший урожай и тоже зависят от погоды. В последнее время виноградари научились бороться с неблагоприятными условиями, но в пятидесятые эта зависимость была все еще слишком сильна. В неурожайные годы наши заказчики смешивали свежий сок с нашим и производили неплохие вина. Нам хорошо платили, и мы имели возможность покупать новые сорта.Как же нам удавалось прокормиться? Мы по-прежнему продавали картофель и кукурузу.Но вы правы, этого недостаточно для большой семьи: оплаты поездок Александра, покупки сельхозтехники, удобрений и пестицидов.Я провела не одну бессонную ночь, вынашивая свой план. А потом снова не спала ночами – вдруг все рухнет в одночасье? К счастью, этого не случилось. Идея пригородов пришлась как раз кстати.Вернемся немного назад. В нашем городе жил один парень – ровесник моего брата и Карла. Он приезжал к нам, когда погиб Брэд, потом тоже ушел на войну, но получил тяжелое ранение и вернулся через год ослепшим на один глаз. Хотя он всех убеждал, что может сражаться, его отправили домой. Мы встречались в ресторане. Я поделилась с ним своими мечтами возродить виноградник, а он поведал мне, что хочет построить город.Да, город. Ни больше ни меньше. Генри Селиг не мелочился. Многие смеялись над ним, но я – никогда. Мы оба были своего рода фанатиками.Когда война закончилась, я потеряла его из виду. Он перебрался в Нью-Йорк, а я была слишком занята своими проблемами. Потом он снова вернулся, и его мечта начала приобретать реальные очертания. Вернувшиеся с войны вчерашние студенты колледжей с женами и детьми и приличной зарплатой были не прочь купить собственный дом в пригороде, где их дети могли бы играть, а жены – выращивать цветы.Генри умел строить и планировать застройку сотен таких домов. И знал, где это надо делать. По дороге в Провиденс было рассеяно несколько маленьких поселков, а остальная земля продавалась. Пригородные поселки разрастались во всех штатах. Почему бы им не вырасти и в Род-Айленде?Генри нужны были только деньги на покупку этой земли и строительных материалов.У меня были деньги. Немного, конечно, но ведь я была одна из многих инвесторов. В свое время я взяла их в банке и отложила на черный день. Депрессия научила меня заботиться о будущем.Нет, Александр об этом ничего не знал. Почему?О Господи, как же мне объяснить? Наверное, я решила, что заслуживаю личного вознаграждения. Кроме того, я не до конца доверяла ему и боялась, что он истратит эти деньги. Мне хотелось иметь личные сбережения.Я не сказала Александру о планах Генри Селига. И Карлу тоже ничего не говорила. Я работала не меньше других муж чин на благо Асконсета и заслужила вознаграждение.Это оказалось очень выгодным вложением денег. За год первый квартал домов был построен и все до одного раскуплены. Мои вложения вернулись ко мне в пятикратном размере. Я снова положила исходную сумму в банк, присовокупив долю прибыли, а остальное опять инвестировала в проект Генри. Успех не заставил себя ждать. Все повторилось сначала. Генри меня не подвел ни разу. Он строил дома, потом начал строить офисные учреждения и магазины. До сих пор я полу чаю дивиденды с тех инвестиций.Страшно ли мне было? Не то слово. Я понимала, что в случае провала мои сбережения пропадут безвозвратно. Но потом, когда пришел успех, перестала бояться.Правда, поволноваться нам все же пришлось. В свое время в Нью-Йорке Генри познакомился с театральной публикой – режиссерами, актерами и актрисами, драматургами.Когда Генри вернулся в Род-Айленд (и уже получил от меня деньги), Джо Маккарти и его комитет обвинили некоторых из них в причастности к коммунистическому движению. Имя Генри всплыло в ходе расследования. Поговаривали даже, будто ему придется предстать перед судом и давать показания. Но до этого не дошло. Вероятно, маккартисты поняли, что, даже если у Генри есть друзья с левыми взглядами, он капиталист до мозга костей и его присутствие превратит суд в посмешище. Однако несколько месяцев прошли в тревожном ожидании.Впрочем, все хорошо, что хорошо кончается. Маккартизм осудили, Генри разбогател, а я получила возможность значительно улучшить нашу жизнь. Мы снова надстроили Большой дом и заново его обставили. Наняли кухарку и стали ходить на вечеринки. Потом наняли помощника на ферму, распахали целинные земли и посадили новые сорта винограда. Мы купили новую технику и расширили ангар. И наконец, стали разливать вино в бутылки.Скорее всего мы добились бы того же без моих денег, но с большим трудом. А так все получилось быстрее и проще. И я рада, что смогла сделать это для Асконсета, – Натали покачала головой. – Странно, я давно уже не вспоминала об этой истории. И с Александром мы ее никогда не обсуждали.– Потому что это был бы удар по его самолюбию? – спросила Оливия.– Потому что это не относилось к делу. Я могла бы вложить в десять раз большую сумму в виноградник, но, если бы мы не работали от зари до зари на полях, не применяли новых, прогрессивных методов подвязки растений и борьбы с вредителями, у нас бы ничего не вышло.Натали умолкла.Оливия привыкла к таким перерывам в повествовании. Они давали ей возможность собраться с мыслями. Кажется, Натали кое-что упустила. Оливия пересмотрела записи, но не могла сказать, что именно.– Опишите какой-нибудь самый обычный день в Асконсете.Натали улыбнулась:– Когда речь идет о детях или выращивании винограда, дни не похожи один на другой. То же самое, если занимаешься бизнесом, о котором даже не имеешь понятия и все для тебя внове.– И это сделали вы, а не Александр.Натали подумала с минуту.– Если вы хотите знать, как распределялись роли, то я говорила, что делать, а Карл – как делать. Александр же был нашей рекламой. У него это отлично получалось. Он путешествовал, изучал рынок. Когда мы выпустили первую партию вина, мы уже знали, кому будем их продавать. Да, Александр не умел обращаться с деньгами и ничего не смыслил в сельском хозяйстве, но он был мощным пробивным орудием.– А каким он был с детьми? – спросила Оливия и тут же поняла, чего ей не хватает. В истории Натали отсутствует личная жизнь.– О, детей он очень любил, – сказала Натали, но ее улыбка быстро померкла. – Правда, поначалу ему было нелегко, я уже говорила вам. Когда он вернулся с войны, они его не узнали. Но прошел год или два, дети подросли, привыкли к нему, а Александр – к ним. Он, наверное, решил, что они не очень отличаются от взрослых. Он играл с ними, они его любили. Хотя он настаивал на строгом распорядке, проводила в жизнь его идеи только я. Я была в их глазах «плохой», а он «хорошим». Кроме того, он подолгу путешествовал, а когда возвращался, всегда привозил им подарки. – Она вздохнула с улыбкой. – Они его обожали, и он был счастлив, а это, в свою очередь, облегчало мне жизнь.– Вам было тяжело?– Морально или физически?– Жить на маленькой ферме у побережья.– В пятидесятых стало легче. У нас появились стиральная и посудомоечная машины, пылесос, отопление и электроплита с термостатом, два автомобиля, три телевизора. Словом, мы зажили неплохо.– Вы были счастливы?– Да, очень.– Счастливы по-настоящему?– Да… – задумчиво повторила Натали. – Вы хотите знать про мои отношения с Карлом?– Да, и с Александром, и с детьми. Вы рассказали о винограднике. Теперь мне бы хотелось услышать о вашей семье.– Виноградник всегда был для меня источником радости. И сейчас, стоит мне там оказаться, я наполняюсь энергией и жаждой жизни.– С Карлом?– С ним или без него, – ответила она, потом поправилась: – С ним, конечно, лучше. Он любит Асконсет, так же как и я. И так же предан ему, гордится своей работой.– И вы любите его.– Да.– А Александр? И ваш брак с ним?– Нам было непросто. Видите ли, разные взгляды на жизнь… Порой меня это раздражало, порой злило. Я хотела, чтобы он стал… стал…– Похожим на Карла?Натали вздохнула и утвердительно кивнула.– Конечно, он был совсем другой. И я строила нашу семейную жизнь, заботясь о том, чтобы нужды каждого из нас удовлетворялись. Правда, ссор нам не удавалось избегать, хотя и непродолжительных. Словом, можно считать, что наш брак удался. И я была счастлива, Оливия. Александр не Карл, но Карл тоже был в моей жизни. У меня было все лучшее, о чем я мечтала. Да, мне приходилось порой делать то, что нравилось Александру, но ведь мне это тоже нравилось. Вечеринки, званые обеды, поездки в Нью-Йорк в театр. Нет, я не мученица. И никогда ею не была.– А вы были счастливой матерью? – спросила Оливия, не услышав этого ни разу от Натали.Вот и сейчас она молчала, потупив взгляд. Потом подняла глаза и промолвила:– Я люблю своих детей, переживаю за них, – голос ее дрогнул, – но с годами мы как-то отдалились друг от друга.– Почему?– Я все время была занята. В пятидесятые и шестидесятые мы стали вести светскую жизнь – вступили в яхт-клуб, устраивали приемы. Все это требовало времени, а львиную долю времени отнимал виноградник. Когда дети подросли, я уже не работала на полях, зато у меня появилось много других обязанностей.– Но вы же были все время вместе, – возразила Оливия. – Вы физически присутствовали рядом.Натали усмехнулась:– Физически – рядом, мыслями – далеко-далеко. Я… я сожалею, что не уделяла им достаточно внимания. Мне кажется, они до сих пор в обиде на меня за это.Оливия не могла с этим не согласиться. Сюзанна тоже говорила о том, что мать выделяла одного Брэда.– А Брэд?– Брэд – мой первенец.– Знаю.– Грег родился восемнадцать лет спустя. Все изменилось к тому времени. Ферма процветала, мы разбогатели.– Рождение Грега стало сюрпризом?– Нет, мы хотели ребенка, – возразила Натали не слишком уверенно. Почувствовав это, она поправилась: – Я люблю Грега и любила с первой минуты его появления на свет. Я пристально слежу за его успехами и карьерой, хотя он об этом не догадывается.– Но вы спорили, заводить ли третьего ребенка?Натали кивнула:– Мне было тридцать шесть. Мой день был и так заполнен до предела.– Тогда почему?..– У нас с Александром был тяжелый период.– И вы решили родить ребенка во спасение брака?– Знаю, знаю! – встрепенулась Натали. – Люди вашего возраста считают, что это не самый лучший повод. Но это не так, Оливия. Александр хотел ребенка. Он говорил, что не застал своих детей маленькими и жалеет об этом. И был счастлив, когда я забеременела. Так у нас появился Грег.Грег, который не знал своего старшего брата.Оливия тихо спросила:– Что же случилось с Брэдом?Натали подняла на нее печальные глаза.– Брэд родился в те черные дни, когда мужчины уходили на войну. Нас было много таких – юных испуганных матерей, оставшихся без поддержки мужей. Мы образовали что-то вроде женского клуба и потом еще долго встречались после войны.Схватки длились у меня почти целый день, но когда, наконец, родился Брэд, я была счастлива. Он был тихим, милым ребенком. Когда ему исполнился месяц, он стал улыбаться, причем осмысленно, как мне казалось. Он словно чувствовал, как мне тяжело, и хотел меня подбодрить.С той поры так и повелось – Брэд тонко чувствовал малейшие оттенки моего настроения. Когда мне было одиноко, он тянулся ко мне ручонками. Стоило мне загрустить, он улыбался мне, измазанный рисовой кашей. Как было не засмеяться вместе с ним? Его улыбка примиряла меня с целым светом. Этот ребенок был для меня бесценным даром. Я каждое воскресенье в церкви благодарила за это Бога.Сюзанна родилась два года спустя. Роды прошли гораздо легче, и у меня уже был опыт по уходу за маленькими. Между Брэдом и Сюзанной никогда не было ревности и ссор из-за меня. Конечно, Брэд никогда не был обделен вниманием с моей стороны.Сюзанна считает, что ей досталось меньше ласки и любви. Возможно, она права. Девочка не требовала многого, и я воспринимала это как должное. Она спокойно делала то, что от нее требовалось, – ела, спала, росла. Я узнавала в ней себя.Брэд был другой. Перед ним, как перед мальчиком, открывалось множество возможностей. И способности у него тоже были. Он научился читать в четыре годика, прекрасно учился в школе, но не кичился этим. Обладая врожденной скромностью и добротой, он притягивал к себе друзей, был заводилой всех детских игр.Добавлю вот еще что. Сюзанна воспринимает все несколько однобоко. Да, Брэд был моим любимчиком. Да, я уделяла ей меньше внимания. Но ведь и она была любимицей отца. Александр был гораздо строже со старшим сыном. Брэд мог бы это подтвердить, если бы находился сейчас здесь. Но его нет, и вы хотите знать почему…Дайте мне минуту. Потерять ребенка – самое большое горе для матери. Тяжело об этом говорить.Все случилось так неожиданно. Брэд всегда отличался отличным здоровьем. Никогда не болел, не простужался. Он был подвижным, сильным, крепким мальчиком для своих десяти лет. Когда же ему исполнилось одиннадцать, спустя месяц он слег с высокой температурой.Мы страшно перепугались. Вокруг свирепствовала эпидемия полиомиелита. Мы отправили Сюзанну к знакомым, у которых не было детей. Нам оставалось только надеяться, что мы ошиблись.Жар продолжался шесть дней, потом появился еще один симптом болезни. Ошибки не было. Наш мальчик не мог ни поднять голову от подушки, ни пошевелить рукой или ногой. Классический случай полиомиелита. Я сидела с ним весь день, прикладывала нагретые полотенца к его ногам, но все тщетно. Ему становилось все тяжелее дышать, и мы отвезли его в госпиталь.Я никогда не забуду его беспомощный взгляд, обращенный ко мне, умоляющий облегчить его страдания. Он знал, что с ним. И знал, что его ждет. Он уже все понимал.Помните эту недавнюю катастрофу, когда разбился самолет международного авиарейса? Все пассажиры погибли. Но в те несколько минут, пока самолет стремительно терял высоту, все они знали, что произошло. А их родственники ничем не могли им помочь.Я пережила с Брэдом то же самое. Он слабел с каждым днем, с трудом дышал, с трудом открывал глаза, но все усилия были напрасны. Его тело умерло до того, как угасло его сознание. Это было… самое ужасное испытание за всю мою жизнь.Натали умолкла. Несколько минут она сидела в кресле, устремив неподвижный взгляд в пространство. Потом, не говоря ни слова, поднялась и вышла из комнаты.Оливия еще долго сидела не шевелясь. Она не стала ничего записывать. Наконец, оставив блокнот и карандаш на компьютерном столике, пошла искать Тесс. Глава 24 Натали потеряла Брэда, Саймон – Лиану. Смерть ребенка – что может быть трагичнее? Да, все мы когда-нибудь умрем, но умереть на заре жизни – какая несправедливость судьбы!У Оливии возникло непреодолимое желание обнять Тесс, Прижать ее к своей груди. Тут она вспомнила, что девочка сейчас на занятиях в яхт-клубе, и готова была поехать туда и ждать на пристани, если бы в этот момент Сюзанна не позвала ее к телефону.Нервы Оливии были взвинчены, и она решила, что с Тесс что-то случилось. Бросившись к дому, она взлетела по ступенькам на веранду. Должно быть, вид у нее был испуганный, потому что Сюзанна поспешила успокоить ее:– Это опять Анна-Мари.Опять? Мысли Оливии вернулись к Теду, что ее отнюдь не успокоило. Если он снова осмелился позвонить сюда, придется принять меры.Она вошла в холл и взяла трубку.– Я слушаю.– Тут приехал один человек. Он хочет вас видеть. Оливия закрыла глаза и приложила руку ко лбу.– Ростом пять футов, худощавый, с короткими темными волосами?– Нет, – тихо ответила Анна-Мари. – Примерно шести футов роста, грузный мужчина лет шестидесяти. Это он все время звонил. Я узнала его по голосу.Оливия встрепенулась. Если это не Тед, то, может быть, его друг?– А как его зовут?– Он не говорит.– Тогда и я не встречусь с ним, пока он не назовет своего имени.Анна-Мари что-то спросила у мужчины, который, очевидно, находился там же, в офисе.Оливия плохо слышала их разговор. Обменявшись недоуменным взглядом с Сюзанной, она увидела, как Натали, бледная и печальная, спускается по лестнице в холл.– Он говорит, вы его не знаете. У него к вам какое-то поручение от вашей матери, – сказала Анна-Мари.Сердце Оливии отчаянно заколотилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35