Кстати, до сих пор не пойму, почему во многих зданиях такие коридоры: без
окон, длинные, с низким потолком - это, наверное, от духовной
закрепощенности, низменности чувств и помыслов, - червяку не нужен простор
и грация, он ползает по отверстию, облегающему его тело; это тебе не храмы
и дворцы с высоким потолком, где человек возвышался духом своим; экономя
на стройматериалах, ма с каждым новым подобным зданием теряем высокую
душу; такие низкие потолки, и это во Дворце Здоровья, во Дворце!..
В безоконном коридоре желтели электрические полу-сумерки, а тут - вся
комната вспыхнула ярким дневным светом! В комнате было тесно. Плохо
соображая, ослепленный, я едва разобрал силуэты двух людей в белых
халатах.
Они сидели лицом к лицу у окна за полированными столами, сдвинутыми
вплотную друг к другу.
- Можно? - спросил я.
- Входите, - послышался голос какой-то девушки.
Я робко шагнул в комнату, словно из-за кулис на крохотную
любительскую сцену, и сразу же почувствовал себя исполнителем главной
роли.
- Надя, это ко мне, - словно напомнив о чем-то договоренном,
объявился негромко второй голос, тоже голос девушки, но я его сразу узнал:
это был голос Ани.
Надя встала из-за стола, глянула в мою сторону, улыбнулась и вышла из
комнаты, а я, жмурясь, как на ветру, присел в мягкое кресло возле стола
Ани. В белом халате, Аня казалась мне вылепленной из ослепительного света.
Наконец мое зрение полностью адаптировалось, и я разглядел пачку
бумаг на Анином столе и какие-то карты с изображением человеческих фигур.
В десяток секунд Аня что-то очень быстро дописала на обратной стороне
одной из карт и ловко отодвинула гибкими руками все бумаги и карты в
сторону, на подоконник.
- Сейчас, - сказала она, - придет Корщиков. Надя пошла за ним.
- Да, но мы с тобой даже не поздаровались, - шутливо возмутился я.
- Конечно, - запротестовала Аня, - ввалился в комнату без
приглашения!
- Извини, действительно, сам не прав, здравствуй, Аня!
- Это другое дело, здравствуй, Сережа!
И тут дверь в комнату быстро открылась и закрылась. Ее движение
произошло за какое-то неуловимое мгновение, по крайней мере, мне так
почудилось, и в комнате оказался мужчина лет сорока, с неподвижно обвисшей
правой рукой. Он прошел мимо меня и сел за стол Нади.
- Саша, - обратилась Аня к нему, - познакомься, пожалуйста. Это
Сережа, тот самый...
Мужчина встал, и я тоже приподнялся из кресла, мы наклонились
навстречу друг другу и мягко пожали руки, дружелюбно обменявшись улыбками.
- Саша, Корщиков, - сказал мужчина.
- Очень приятно, Сережа, Истина, - ответил я, и тут же обратил
внимание, на лице у него крупные очки, одно стекло треснуто. Что-то
беспокойное промелькнуло у меня в памяти. Мы снова сели на свои места: он
за стол, я в кресло...
- Здесь очень много света, - сказал я, улыбнувшись в сторону Ани и,
снова посмотрев на Корщикова, добавил, - но потолок низкий!..
- Низковат, - как-то двусмысленно подтвердил Корщиков.
- А по мне, так - норма! - сказала Аня, умиленно глядя на Сашу, как
бы завязывая разговор между мною и Корщиковым.
- Да, это интересно, - сказал я.
- Есть люди, которым и Вселенная кажется подобной комнатой, -
подытожил Корщиков.
Аня поняла, что разговор начался, она уставилась в окно, то ли делая
вид, то ли действительно что-то разглядывая там внизу, на улице. В общем,
всем своим видом она показывала, что не мешает нам пообщаться.
- Аня не давала вам почитать мою работу? - обратился Корщиков ко мне.
- Нет, - сказал я, - кроме ваших рассказов я ничего не читал. А у вас
есть своя научная работа?
- Ну, как вы уже догадались, имеется, - сказал Саша.
- И что, ее можно будет почитать?
- Конечно, - засуетился Корщиков. Он полез в нижний ящик стола,
извлек оттуда папку-скоросшиватель и протянул ее мне. Его правая рука
продолжала висеть от плеча, и я понял, что она у него не работает.
- Спасибо, - сказал я и принял папку.
- Я думаю, что вам не мешало бы еще почитать Владимира Шмакова. У
меня есть негативы его трактовки "Священной книги Тота".
- А что это за книга? - поинтересовался я.
- Вы знаете, я тороплюсь сейчас. Вы уж не обижайтесь на меня, -
сказал Корщиков, - но в следующий раз я обязательно отвечу на ваш вопрос.
- Ради Бога, извините, что я вас задерживаю, - спохватился я, но все
же спросил еще:
- Совершенно последний вопрос, если можно?
- Да, да, я слушаю, - остановился Корщиков у двери.
- Когда я смогу получить негативы этой книги?
- Если вы хотите побыстрее...
- Если можно, то лучше - быстрее, - обрадовался я про себя такой
близкой и действительной возможности прикоснуться к чему-то невероятному.
- Меня две недели не будет на работе, - отгулы, - сказал Корщиков. -
Вы можете, если хотите, зайти ко мне домой, ну, хоть завтра.
- Я согласен, - сказал я. - Как к вам добраться?
- Улица Ленина, тридцать три, комната двадцать два. Это общежитие.
Я бегло записал адрес в блокнот, попрощался с Корщиковым, и он ушел.
- Это очень мужественный человек, - тихо и как-то особенно нежно
произнесла Аня, и я понял, что Корщиков для нее много значит. Она грустно
смотрела мне в глаза и продолжала говорить.
- Он жил на Кавказе раньше. Как-то на "Жигулях" свалился в пропасть,
получил несколько переломов позвоночника и прочие повреждения тела.
Занялся Востоком. Сам себя выходил. Только вот рука осталась отпечатком
той трагедии...
- Ясно, - задумчиво произнес я.
Аня предложила мне чаю. И тут меня словно осенило. Я вспомнил, что
Вика приобрела книгу "Возрожден ли мистицизм?" у человека тоже в очках,
одно стекло - треснутое... Хотя, успокоил я себя, мало ли на свете
треснутых очков!


ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. И ВОТ...

В ГОСТЯХ
Дом 33 по улице Ленина... Я поднялся на второй этаж и тут же
поморщился: нет ничего противнее запаха сырого белья перемешанного с
запахом борща! Общежитие...
Изо всех щелей на меня обрушились стуки, крики, хохот. Вот и комната
22. Она оказалась в самом конце коридора. Я торопливо постучал в белую
замусоленную дверь, мне хотелось поскорее скрыться за этой дверью. Я до
ужаса ненавижу общежития! Я всегда избегаю долго в них находиться. Все
общежития у меня ассоциируются с какой-то заразой, уж лучше снимать
квартиру... Общежитие - это же унижение, уничтожение самостоятельности,
творчества и человеческой личности! Здесь как нигде и никогда к тебе лезут
изо всех щелей, и ты можешь лезть в каждую щель, и попробуй только закрой
свою щель, не пусти! Ты станешь уже не общим, и тогда... Ты сам уйдешь из
общежития... Но это еще полбеды! Из общежития можно уйти... А вот если
целая страна является общежитием?! Планета?
Как назло, мне не открывали. Пришлось постучать еще и еще раз. Я
прислушался: за дверью послышалось то ли шарканье, то ли возня... Я не
выдержал и крикнул прямо в дверь:
- Саша, Корщиков! Это я - Сережа, Истина, вчерашний знакомый, - и я
снова прислушался.
Щелкнул замок, дверь приоткрылась, послышался голос Корщикова:
- Заходите.
- Что так долго? - спросил я. Мне хотелось спросить весело, но у меня
вышло громко и грустно. Тяжело перестраивать свое настроение в единый
момент, а надо бы научиться! В общежитии без этого - не выжить!
- Т-с-с... Я задремал, - сказал Корщиков шепотом, - сынишка еще спит,
пожалуйста, тише...
Я протиснулся в комнату. Саша оказался передо мной в одних плавках.
Он осторожно прикрыл дверь и предложил:
- Проходите сюда, э-э, нет, лучше туда, в кресло у окна. А я сейчас
только умоюсь.
Кресло слегка поскрипывало, я приютился в нем потихоньку и
наконец-таки вдохнул свежего воздуха из открытого окна: надышавшись,
огляделся по сторонам. За разноцветной шторой у входной двери шипела вода,
а здесь, неподалеку от меня, на распахнутом диване спал мальчик лет
четырех с очень крупной, как мне показалось, головой.
Вскоре из-за шторы появился раскрасневшийся Корщиков. Он надел трико,
порылся в книжном шкафу и, достав оттуда черный пакет, протянул его мне.
- Вот, это Владимир Шмаков. Если не трудно, отпечатайте, пожалуйста,
экземпляр и для Ани, - попросил он.
- Конечно, отпечатаю, - сказал я и, приняв пакет, спросил. - Когда
мне вернуть эти негативы?
- Ну, я думаю, недели три хватит, чтобы все отпечатать?.. - то ли
рассуждая вслух, то ли спрашивая, сказал Корщиков.
- Постараюсь уложиться, - заинтересованно определил я и добавил, -
хотя работы немало!.. Сколько всего страниц? - заглядывая внутрь черного
пакета, спросил я.
- Чуть более пятисот, - ответил Саша и сел напротив меня на довольно
расшатанный, жиденький, как этажерка, стул.
Мы заговорили врастяжку, с паузами, будто на разных языках, как бы
прислушиваясь к незримому переводчику, сидящему между нами. Таинственные
паузы вкрадывались в наш диалог, эти паузы я тоже осмысливал, и даже, мне
показалось, осмысливал не меньше, чем сами слова Корщикова.
Я отложил черный пакет в сторону, на подоконник. Пауза продолжала
висеть между мною и Сашей.
- Отвратительное место общежитие, не правда ли? - сказал Корщиков.
- Я бы сказал даже - мерзкое, - ответил я.
- Да, но, как бы оно плохо ни было, а только чем ни хуже, тем лучше,
- удивил меня Корщиков.
- Вы сказали: чем ни хуже, тем лучше? - переспросил я.
- Да, - подтвердил он.
- Но, тогда, Саша, позвольте вас не понять!
- Сосредоточиваться в безветрии, тишине и покое, - это хорошо! -
сказал Корщиков. - Но это такое непрочное умение! От малейшего шороха
может рассыпаться... Куда сложнее застолбить свое внимание на чем-либо
среди отвлекающей тебя призрачности. Поверьте, в магии, например, это
очень важное обстоятельство.
- Ну, это в магии, а в жизни все, скорее, наоборот, - возразил я. -
Хотя, про себя, мне именно так и хотелось думать!
- Одни говорят - магия, другие говорят - жизнь. В чем разница? Суть
одна. Названия - разные, - пояснил Корщиков.
- Ну, уж я не соглашусь с вами, что жизнь и магия - одно и то же.
- Согласитесь или нет, от этого суть все равно не изменится, - сказал
Корщиков. Он абсолютно уверенно посмотрел мне в глаза.
Все-таки пауза великая вещь! Ничего на свете нельзя делать без пауз.
А разговор без пауз - не разговор, а так, информативное общение, и
только... Я молчал с полминуты.
- Вы можете смело расспрашивать меня по своему усмотрению, -
предложил Корщиков.
- Вы знаете, - сказал я, - не люблю "вечера вопросов и ответов".
- Понимаю, - кивнул Корщиков, - чувствуете напряженность? Ну, что
ж...
- Совершенно верно, чувствую!
- Тогда... Спрошу я. Можно?
- Спрашивайте.
- Хорошо... Что побудило вас заинтересоваться Шмаковым, ну и так
далее?
- Э-э... Как вам сказать... Мне порою кажется, что тяга к необычному
у меня в крови, она скорее неосознанная, чем направленная, и больше
символична, чем рассудительна... Здесь и вера в Бога, и в приметы, ну и
конечно же состояния восторга, радости, таинственности, если хотите, -
даже страха!
Корщиков улыбнулся, но как-то по-доброму, и эта улыбка меня ничуть не
смутила.
- Например, в детстве, - продолжал я, - каждое лето я проводил у
своей бабушке в деревне. Напротив ее двора жила одинокая старая женщина -
настоящая монашка! - баба Домна... Она никогда в жизни не была замужем! Я
часто бегал к ней в гости, через дорогу, и подолгу засиживался за чтением
Евангелия и других священных книг. А рассказывала баба Домна так интересно
о жизни святых и Христа! Царство ей небесное, пусть ей земля пухом
будет... - я приумолк.
- Да... Впечатления детства, - медленно проговорил Корщиков, - но
это, - предрасположенность души, а в чем же мелодика вашего интереса?
- Мелодика?
- Да, мелодика, - подтвердил Саша.
- Не так давно, - сказал я, - я узнал, что мой двоюродный дед был
колдун!
- Аня рассказывала мне об этом, - остановил меня Корщиков.
Снова наступила пауза. Я раздумывал: говорить о Наташе или не
говорить?..
- Говорите, говорите! - возник неожиданно голос Корщикова. Я
удивленно посмотрел на Сашу:
- У меня создается впечатление, что вы даже знаете, о чем я должен
говорить! - сказал я.
Корщиков промолчал...
- Ну, хорошо... - решился я. - Понимаете, Саша, у меня есть девушка.
Божественно красива, неземная душа... Я люблю ее... Мы познакомились во
сне... А на другой день узнали друг друга наяву, как старые знакомые!.. В
этой истории я так запутался.
- Не переживайте... Если вам суждено, - разберетесь, - сказал
Корщиков, - все зависит от вас самих. А раз началось, значит - суждено!
Он смотрел мне в глаза совершенно спокойно, уверенно, непоколебимо, а
я только посматривал в его глаза, как бы заглядывая на мгновения...
- У меня был друг, - продолжал я, - он давно умер, но он приходил ко
мне во сне и показывал, как они живут. Там я и познакомился с Наташей.
- Так ту девушку зовут Наташа? - спросил Корщиков.
- Да. Ее зовут Наташа.
- Что ж, такое бывает, - определил он, и тут же, как-то особенно
оживившись, спросил: - Вы что-то хотели у меня спросить вчера в
лаборатории?..
- Да, я хотел попросить вас рассказать о Священной книге Тота, -
ответил я.
- О Священной книге Тота можно говорить часами, если не веками. Ведь
это - самая древняя книга на Земле!
Корщиков поднялся со стула, продолжая смотреть на меня. Его правая
рука неподвижно висела от плеча. Потом он сделал несколько шагов от стула,
постоял у книжного шкафа и снова вернулся и сел на стул. Я молча ожидал...
- Мой экземпляр Священной книги Тота сегодня у приятеля, но это не
беда! Я перескажу вам кое-какие соображения по поводу ее происхождения и
значимости, основываясь на вступительном слове Владимира Шмакова.
Саша помедлил еще несколько секунд... Я уловил в глазах Корщикова
такую выразительную силу и надежность, что мне почудилось, будто эти глаза
управляют его телом!.. И Корщиков заговорил.
- Множество веков пронеслось над Землей. Но там, в бездонном океане
времени, среди всего смертного находится один-единственный Памятник,
великий Памятник!.. Кто поставил этот Памятник и откуда он родом?! - никто
на Земле не знает и, возможно, не будет знать никогда... Все нити и дороги
человеческого познания за всю нашу планетную жизнь начинались там, от
этого памятника. В Европе этот Памятник известен под именем Священной
книги Тота - Великих Арканов Таро...
Корщиков говорил плавно, словно внушая мне каждое слово.
- Владимир пишет в своем Предисловии, что десятки веков назад
господствующая ныне Белая Раса на земле имеет этот Памятник Божественной
Мудрости от своей предшественницы, и что это Божественное откровение
определяет основу всех Посвящений. Его сущность усматривается в каждой
религии. Поверьте, Сережа, что это так, - добавил Корщиков. Он опять
поднялся со стула, порылся в каком-то чемодане, извлек оттуда общую
тетрадь в зеленой обложке, снова сел на стул, немного полистал эту
тетрадь... - Вот, - сказал он, - что говорит Елена Петровна Блаватская в
своей работе "Тайная доктрина", - и он зачитал отрывок:
"Говорят, что Таро "индийского происхождения", потому что оно
восходит к первой подрасе Пятой Расы - Матери, до окончательного
разрушения последнего остатка Атлантиды. Но если оно встречается у предков
первобытных индусов, то это не значит, что оно впервые возникло в Индии.
Его источник еще более древен и его след надо искать не здесь, а в
Himaleh, в Снежных Цепях. Оно родилось в таинственной области, определить
место нахождения которой никто не смеет и которая вызывает чувство
безнадежности у географов и христианских теологов, - области, в которой
Браман поместил Свою Kallasa, гору Меру и Parvati Pamir, извращенный
греками в Парапамиз" ["La Doctrine Secrete. Syntese de la science de la
religion et de la philosophie" par H.P. Blavat'sky. Praduction francaise,
5-e volume, Miscellanees, pp.105-106].
- Так, - сказал Корщиков, - Блаватская попыталась опровергнуть
цитату, которую она использовала в своей "Тайной Доктрине" с какого-то
манускрипта о Таро - Священной книге Еноха. Если Вы не возражаете, то я
зачитаю и саму цитату тоже! - обратился он ко мне.
- Обязательно зачитайте, - отозвался я, - мне это очень интересно!
- Итак, вот как звучит эта цитата:
"Есть лишь единый Закон, единый Принцип, единый Агент, единая Истина
и единое слово. То, что вверху, по аналогии подобно тому, что внизу. Все,
что есть - результат количества и равновесий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54