..Я совсем забыл: моя невидимость теперь была высвечена этим
благородным порывом, и начинал понимать, что пора позаботиться и о
собственной безопасности! Вот и сказалась моя неустойчивость в земном
теле...
- Видимый! - спокойно крикнул Магистр и все, что были в зрительном
зале, даже Екатерина, по крайней мере, я видел, что она шевелила губами, -
выкрикнули вслед за Дьяволом:
- Видимый!..
Я попытался подумать, что я невидимый, но оказалось, что их
коллективный Астрал, моих врагов - довлел надо мной и невидимость не
наступала!
Я метался по залу, и тут помыслилось мне: "Прочь отсюда! Сквозь
стену, в Космос, вперед!.."
Но мои планы сразу же были остановлены:
- Бронь! - так же спокойно крикнул Магистр.
- Бронь! - заорали все его приспешники по Астралу.
И я, разогнавшись на полном лету - ударился о стену!
Ужас обуял меня... Тогда я устремился в потолок - нет! И он тоже -
непроницаем!..
Теперь я начинал понимать, что я в западне!
- Где его тело? - вопросил громко Дьявол и добавил, как приказ, -
художник, ищи!
Художник стал принюхиваться...
- Ну! - пропищала Зоя Карловна, подгоняя художника.
Мельком я увидел, как Екатерина - волнуется: ей, наверное, хоть
немного, но было жаль меня...
- Не могу определить! - отчаянно сказал художник.
А я подумал: "Зачем им понадобилось мое земное тело?"
Но в следующее мгновение страшная догадка - ужалила меня! "Они хотят
заблокировать! Лишить меня возможности вернуться обратно в тело!.."
И тут, по приказу Магистра, ко мне подлетел старик с фиолетовой
щетиной. Он размахнулся здоровенно в этот момент выросшим кулаком, чтобы
ударить меня, но я, мысленно, остановил его кулак перед собой на
расстоянии. И немного успокоился, что астральная сила меня не покидает.
- Удар! - крикнул Магистр.
- Ударр! - в злобном торжестве подхватили все.
Старик размахнулся и ухнул в меня своим кулачищем! Проломил мою
оборону.
В следующее мгновение я оказался у себя в кабинете, в физическом
теле, у меня была сильно разможжена верхняя губа, от астрального удара -
ломило зубы, голова шумела...
ЗАСАДА
Прошло с пару недель... Теперь я прекрасно понимал, что и кража
кинотеатровского магнитофона, и тот сволочной капитан на открытии
памятника, что засветил мне пленку, и все остальные мои неудачи и горести
по работе, - дело рук астральной шайки Остапа Моисеевича!..
Моя губа заживала: вначале - спала припухлость, а вскоре
зарубцевалась и рана, чернота стаяла...
Но для того, чтобы меня прекратили преследовать и для того, чтобы
беспрепятственно продолжать мне развиваться и познавать тайны бытия, я,
все-таки, на свой страх и риск, должен был узнать опорные точки своих
недоброжелателей! Я чувствовал, что им кто-то покровительствует!..
Что собирались делать в зрительном зале астральные развратники, я так
и не узнал в прошлый злополучный раз...
Одно усматривалось несомненно: мои враги - не предполагали, по
крайней мере в ту ночь, заниматься истязанием астрального тела Люды, ибо
тогда незачем им было являться в кинотеатр в земных телах своих!
Ясно, что девушку они притащили спешно, после сообщения художника о
моем присутствии в зале, притащили как приманку, чтобы высветить меня и
уничтожить, или, по крайней мере - наказать, что им и удалось!..
Итак, я снова подстерег момент очередного сборища моих астральных
врагов, но на этот раз свое земное тело я оставил у себя дома лежать на
диване...
Когда я опять влетел в заветное время в зрительный зал кинотеатра, к
моему удивлению, меня тут же обнаружили! Видимо, коллективный Астрал этих
негодяев, уже заведомо - ожидал моего появления!
- Ты опять здесь! - злобно проговорил Купсик.
И я наполовину втиснулся в стену, чтобы на этот раз в любой момент
быть готовым ринуться обратно домой!
- Не надо было тебе прилетать сегодня! - крикнула мне Екатерина. - А
теперь, - сказал она, окинув грустным взглядом своих соратников, - извини,
Сергей Александрович - сам виноват!..
Зоя Карловна радостно потирала свои ладошки, пританцовывая возле
извивающегося хвоста Дьявола. Старик и удав посматривали на меня, успевая
миловаться друг с другом.
- Пора кончать с ним! - будто подсказал Остапу Моисеевичу художник.
- Бронь! - оранул, оскалившись, Магистр.
- Бронь! - завопили все астральщики. - Бронь ему! Бронь!
Я рванулся в стену и беспрепятственно - выскочил на улицу и подумал
на лету: "Бронь не сработала...".
Я летел свободно, за мною никто не гнался...
И вот я оказался уже дома, у себя в комнатке, завис над диваном и
помыслил. "Да... И сегодня мне не удалось задуманное: рассекретить этих
негодяев!.. Ну, да ладно, Остап Моисеевич, - еще встретимся!.."
После этих размышлений я подплыл к своему земному телу и начал
привычно возвращаться в него, но не тут-то было! К моему удивлению и
ужасу, я не мог этого сделать!..
"Что за чертовщина?!" - возмутился я и попробовал еще раз вернуться в
свое земное тело, но и на этот раз у меня ничего не вышло!.. Потом я
попробовал еще и еще, но все мои попытки вернуться обратно в земное тело
оказались тщетными...
Я стал волноваться: я метался туда и сюда над своим лежащим
неподвижно земным телом... И уже наступило утро, а я так и не вошел, так и
не проснулся на диване...
ПРИЗРАК?
Шли томительные дни... На улице теперь с самого утра просыпалась
ливневая, обильная жара, засыпала лишь в сумерки...
Врачи поставили диагноз - летаргия...
Моя мама не ездила больше в творческие командировки, после своих
лекций в университете спешила скорее домой. Под ее глазами теперь
появились отеки, но мама оставалась гордой пред горем, уверенной в близкой
благополучности.
Она ухаживала за моим земным телом и, бывало, часами просиживала
возле моего изголовья, и ей даже и невдомек было, что я в это время - все
вижу. Чувствую и медленно оплываю свою комнатку, пробую дотрагиваться до
вещей, прежде доступных мне, а иногда обнимаю маму, пытаюсь ее успокоить,
и от этого она, случалось, вздрагивала всем телом, будто приходя в себя от
дремы...
Конечно же я мог продолжать жить, и неплохо, в астральном мире, и
меня, часто, так и манило - вырваться из комнатки и "надышаться"
астральным всевозможьем!..
Но я ожидал чуда. Я надеялся: а вдруг как удастся мне возвратиться в
свое земное тело, и потому, каждый день, и по нескольку раз, - я пытался
это сделать...
...Иногда приходили врачи, а иногда товарищи, родственники,
знакомые... Навещала Аня...
Но каждый день прибегала Вика и заботилась обо мне: она целовала меня
в губы, а я не мог ощущать этих поцелуев, слов, ведь целовали не меня, а
тот манекен, спящий слепок моей души на диване...
Однажды навестил меня и Паша Мечетов, мой друг, прозаик и поэт.
- Я же говорил, - сказал он вслух, обращаясь к моему земному телу,
когда моя мама вышла на кухню приготовить для Паши чашку чая. - Не
стремись к Богу, Сергей!..
Как-то приехал и Юра Божив, друг и поэт из Москвы: он часто приходил
ко мне, остановился пожить у Вики.
Медленно шло время...
В один из глубоких вечеров в дверь нашей квартиры кто-то постучался,
потом продолжительно просигналил звонок.
Мама уже спала... Сонная, она вышла в халате в прихожую и включила
свет. Я тоже выплыл в прихожую. Но я не протиснулся сквозь стену, чтобы
посмотреть первому на таинственного гостя, стоящего там, на лестничной
клетке: хотелось встретить его по-земному, вместе с мамой.
Мама открыла дверь...
"Господи!.. - воскликнули все мои чувства. - Господи!..." И я
заметался по прихожей в надежде: объяснить, вмешаться или еще
что-нибудь!..
На пороге стояла Наташа!.. Живая, а на руках у нее был ребенок,
запеленутый в легкое одеяльце!..
- Вам кого? - спросила удивленно мама у возникшей пред нею девушки.
- Я Наташа... - сказал девушка. - А это, - и она бережно откинула
треугольник одеяльца, и лицо младенца обнажилось. - А это Сережина дочь,
Сабина...
- А... Вы... - медленно выговорила мама.
Я замер в ожидании ответа и смотрел на Наташу тревожно.
- Жена... - тихо сказал Наташа.
КНИГА ВТОРАЯ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ВЗГЛЯД СО СТОРОНЫ
ПОТОК
У окна общежитьевской комнаты литинститута, в тесноте медленного
полумрака ночи ютились на скрипучих кухонных стульях двое: я и Юра Божив,
мой друг и поэт. Красный светлячок сигареты плавно подлетал из пепельницы
к моему лицу, на секунду вспыхивал ярче, опустошая полумрак, и снова
опускался в пепельницу. Юра перебирал четки, продолжительно и однообразно
мыча не разберешь что, но я понимал: Божив вымучивает кришнаитскую мантру.
Шло время.
Наконец, я не выдержал: бессловесное пространство показалось мне
неуютным, и я медленно заговорил, осторожно и напористо подыскивая слова.
- Какая же едкая штука! - сказал я, имея в виду исполнение мантры.
- Что? - переспросил меня Божив и тут же продолжил свое трудолюбивое
бормотание.
- Ничего, - тоскливо произнес я и раздавил красного светлячка
сигареты в пепельнице, - ты писал, что чтение мантры похоже на космический
музыкальный инструмент.
- А разве нет? - обронил Божив свой вопрос, будто сплюнул посреди
мантры, и напористо забормотал громче прежнего.
- Тише. Ты что! - воскликнул я каким-то надсадным шепотом.
Божив тотчас присмирел и оглянулся назад: на его кровати спала Вика,
и я почувствовал, как Боживу это было неуловимо приятно, но долг перед
мантрой, узелки слов которой он смаковал, словно леденцы, заставил его
опять отвернуться к окну и зашептать, набирая обороты: "Харе Кришна, Харе
Кришна, Кришна, Кришна, Харе, Харе..."
Но вдруг Юра остановился...
- Все, - сказал он, облегченно улыбнувшись, - шестнадцать кругов!
Потом он включил настольную лампу, стоявшую на широком подоконнике
прямо возле него, и вспыхнувший свет из-под ее искореженной, видимо от
частных падений на пол, шляпки косыми лучами будто обточил, заострил и без
того исхудалое лицо друга.
Вряд ли на этом бледном лице сказывалась только лишь пресловутая
полуголодная студенческая жизнь, полная нервотрепок и бессонниц, - Юра
подрабатывал дворником, и, в общей сложности, со стипендией вместе, у него
выходило, надо полагать, рублей сто пятьдесят в месяц, да и родители не
забывали о сыне, поддерживали посылками. Конечно же нервотрепки и
бессонницы несомненно потрудились над теперешним обликом Юры. Но эти,
будто влизанные, крупные скулы говорили еще и о другом.
- Смотри, как ты похудел! - сказал, не удержавшись, я, тем самым
подытожив свои размышления. - Не ешь калорийную пищу, дубина, бормочешь,
будто старуха-колдовка... так и какую-нибудь болезнь уговорить к себе в
постояльцы недолго!
- Ничего ты не понимаешь! - определил Юра, всматриваясь сквозь черное
стекло окна в мутные переливы огоньков на улице. - Мне это все -
совершенно не трудно, а результаты... результаты очевидны.
- Да уж, это ты точно подтвердил, - всполошился я.
Я вскочил со стула и, чтобы не шаркать по полу, не одев тапочек, а
прямо в носках, зашагал по комнате от окна до кровати, где спала Вика, и
обратно - туда-сюда.
- Что мечешся? - спросил Юра. - Улови, определи свои мысли, вон как
тебя размотало по сторонам, - посоветовал он озабоченно.
- Это ты ничего не понимаешь! - прошептал я, остановившись у окна.
- Ну что же, если ты так считаешь, то я готов тебя выслушать, -
подчеркнул Юра убедительно.
- Я понимаю, что переуверить сейчас, мгновенно, - вряд ли смогу. Но я
знаю одно: не молчать, а говорить всегда нужно, отрешенно, но участливо.
Говорить нужно в любом случае, даже если это абсолютно безнадежно, даже
если тебя не поймут, сиюминутно отвергнут или даже убьют! Говорить - все
равно надо! Хоть одно слово, да станет, после, - отправным, поворотным.
Ведь слова не канут куда-то, они, как подводные течения: мы и не замечаем
их русла, их многочисленные русла, а глядишь, сегодня - уже не думаем тек,
как вчера, и не подразумеваем даже, что определило нас в этом - думать
иначе... Знаю, отвергнешь ты кришнаитское безумие, лишь бы не поздно, Юра.
Лишь бы не поздно! Я буду сейчас говорить еще и потому, что существует в
мире удивительная, мало кому приметная зависимость. Ты знаешь, Божив, в
жизни бывает именно так: значительное в нас - обязано - всегда -
незначительному. Ведь вряд ли кто может, из простых смертных, вообразить
себе, проследить эстафетную перекличку событий, увидеть взаимосвязь между,
ну, скажем, некогда случайно сломанной нами во время прогулки ветки на
дереве и, предположим, - сегодняшним нашим каким-то открытием,
откровением, проникновением. Пусть даже это была и не ветка вовсе, а
что-то другое, но было же, обязательно!
- Я слушаю тебя, - только и сказал Божив, и вдруг: - Да! - неожиданно
воскликнул он, но тут же сориентировался виновато на спящую Вику: глядя на
друга, я покачал ему неодобрительно головою.
- Виноват, - сказал Юра, - но мне вспомнилось: ты же обещал пояснить
тот отрывок в твоем письме.
- Вот с него и начну, - хладнокровно заявил я.
И я говорил, говорил, и время от времени прохаживался по комнате,
делая тем самым пространственные паузы. Когда я отходил от Юры, углубляясь
в комнату, я приостанавливался там, поодаль от спящей Вики, и чутко
присматривался к другу: он сидел на стуле не шевелясь, я присматривался к
нему, а может даже и не к нему вовсе, а к ореолу высказанных мною мыслей,
обступавших Юру, дружески склонявшихся над ним. Мне так хотелось, чтобы
Божив принял их участие, и когда я неуловимым чутьем понимал, видел, как
какая-нибудь из них слабела и таяла в пространстве, тотчас снова
стремительно подходил к Юре и укреплял эту слабеющую мысль. Я знал одно:
когда я уеду из Москвы, Божив останется с ними, с моими мыслями наедине, и
надо, чтобы они были крепкими и не погибли бы от пустячного взмаха руки. И
потому я продолжал порождать, обуславливать все новые мысли. В то время
больше никого на свете я не знал вокруг себя, кого бы я мог приобщить к
обладанию знанием пути к наивысшей тайне, пути к тайне, которой -
невозможно овладеть в одиночку!
- Юра! - восклицал я. - Меня удивляет, вдумайся: почему имя Бога
Кришны сегодня все больше стараются приукрасить?! Недавно я читал и
возмутился: одна, не исключено, что с неким умыслом, несведующая областная
газета в одной из своих статей о кришнаитах дала перевод имени Кришна как
"привлекательный", "прекрасный"! Но ведь это наглая неправда, ложь! Кришна
переводится с санскрита как "темный", "разрушитель"! Значит, ты служишь
дьяволу, Юра! Опомнись, друг! Осмотрись, подумай!..
И потом, ты же знаком с понятием кармы. А чтением этой кришнаитской
мантры ты разрушаешь или, на худой конец, загоняешь в дальний угол
сознания свою карму, а кто же ее за тебя отрабатывать будет?!
Хорошо! Ты загнал ее в угол, загнал в этой жизни, но ведь ее все
равно, карму, придется отрабатывать в следующем воплощении, а значит, эту
жизнь, сегодняшнюю, ты прожил зря, остановил свою устремленность к истине!
Если тебе удастся разрушить свою карму, тем хуже! Это хуже, чем загнать ее
в угол! Не дай-то Бог! Ты и не представляешь, что тебя тогда ожидает.
Ты же понимаешь, Юра, что все должно из задуманного проявляться, а
карму свою ты сам создаешь и сам же проявляешь на свет Божий! Как бы ни
было тяжело отрабатывать свою судьбу, но если она есть - это хорошо! Тогда
ты с помощью воли осознанно будешь ее отрабатывать, проявлять, в этом
случае ты остаешься личностью, больше того: укрепляешь, растишь, познаешь
свою и Божественную космическую сущность.
Но беда, если карма твоя разрушена: там на ее месте только месиво,
крошево из добра и зла, тебе предстоит на многие и многие воплощения -
скотская, полусознательная жизнь, издерганная жизнь сумасшедшего! И эта
жизнь будет продолжаться до тех пор, пока вся, некогда разрушенная
кришнаитской мантрой, твоя карма, вернее - крошево, месиво твоей кармы -
не воплотится, не проявится полностью, не выдавится из тебя, как через
ситечко мясорубки! А потом - все сначала: тебе предстоит опять
нарабатывать и отрабатывать новую карму.
Но здесь тебя ожидает страшная, чудовищная беда!
Сегодняшним чтением кришнаитской мантры ты, Божив, друг мой,
порождаешь ангела-разрушителя, который поселится в твоей сущности и будет
всегда стремиться постоянно превращать в крошево и месиво и твою новую
карму, кроме того, воплощением, проявлением этого крошева из себя ты
будешь нарабатывать уродливую карму, ангел-разрушитель будет ее разрушать,
и тогда с нарастанием снежного кома из тебя повалят все более уродливые
крошева и месива!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
благородным порывом, и начинал понимать, что пора позаботиться и о
собственной безопасности! Вот и сказалась моя неустойчивость в земном
теле...
- Видимый! - спокойно крикнул Магистр и все, что были в зрительном
зале, даже Екатерина, по крайней мере, я видел, что она шевелила губами, -
выкрикнули вслед за Дьяволом:
- Видимый!..
Я попытался подумать, что я невидимый, но оказалось, что их
коллективный Астрал, моих врагов - довлел надо мной и невидимость не
наступала!
Я метался по залу, и тут помыслилось мне: "Прочь отсюда! Сквозь
стену, в Космос, вперед!.."
Но мои планы сразу же были остановлены:
- Бронь! - так же спокойно крикнул Магистр.
- Бронь! - заорали все его приспешники по Астралу.
И я, разогнавшись на полном лету - ударился о стену!
Ужас обуял меня... Тогда я устремился в потолок - нет! И он тоже -
непроницаем!..
Теперь я начинал понимать, что я в западне!
- Где его тело? - вопросил громко Дьявол и добавил, как приказ, -
художник, ищи!
Художник стал принюхиваться...
- Ну! - пропищала Зоя Карловна, подгоняя художника.
Мельком я увидел, как Екатерина - волнуется: ей, наверное, хоть
немного, но было жаль меня...
- Не могу определить! - отчаянно сказал художник.
А я подумал: "Зачем им понадобилось мое земное тело?"
Но в следующее мгновение страшная догадка - ужалила меня! "Они хотят
заблокировать! Лишить меня возможности вернуться обратно в тело!.."
И тут, по приказу Магистра, ко мне подлетел старик с фиолетовой
щетиной. Он размахнулся здоровенно в этот момент выросшим кулаком, чтобы
ударить меня, но я, мысленно, остановил его кулак перед собой на
расстоянии. И немного успокоился, что астральная сила меня не покидает.
- Удар! - крикнул Магистр.
- Ударр! - в злобном торжестве подхватили все.
Старик размахнулся и ухнул в меня своим кулачищем! Проломил мою
оборону.
В следующее мгновение я оказался у себя в кабинете, в физическом
теле, у меня была сильно разможжена верхняя губа, от астрального удара -
ломило зубы, голова шумела...
ЗАСАДА
Прошло с пару недель... Теперь я прекрасно понимал, что и кража
кинотеатровского магнитофона, и тот сволочной капитан на открытии
памятника, что засветил мне пленку, и все остальные мои неудачи и горести
по работе, - дело рук астральной шайки Остапа Моисеевича!..
Моя губа заживала: вначале - спала припухлость, а вскоре
зарубцевалась и рана, чернота стаяла...
Но для того, чтобы меня прекратили преследовать и для того, чтобы
беспрепятственно продолжать мне развиваться и познавать тайны бытия, я,
все-таки, на свой страх и риск, должен был узнать опорные точки своих
недоброжелателей! Я чувствовал, что им кто-то покровительствует!..
Что собирались делать в зрительном зале астральные развратники, я так
и не узнал в прошлый злополучный раз...
Одно усматривалось несомненно: мои враги - не предполагали, по
крайней мере в ту ночь, заниматься истязанием астрального тела Люды, ибо
тогда незачем им было являться в кинотеатр в земных телах своих!
Ясно, что девушку они притащили спешно, после сообщения художника о
моем присутствии в зале, притащили как приманку, чтобы высветить меня и
уничтожить, или, по крайней мере - наказать, что им и удалось!..
Итак, я снова подстерег момент очередного сборища моих астральных
врагов, но на этот раз свое земное тело я оставил у себя дома лежать на
диване...
Когда я опять влетел в заветное время в зрительный зал кинотеатра, к
моему удивлению, меня тут же обнаружили! Видимо, коллективный Астрал этих
негодяев, уже заведомо - ожидал моего появления!
- Ты опять здесь! - злобно проговорил Купсик.
И я наполовину втиснулся в стену, чтобы на этот раз в любой момент
быть готовым ринуться обратно домой!
- Не надо было тебе прилетать сегодня! - крикнула мне Екатерина. - А
теперь, - сказал она, окинув грустным взглядом своих соратников, - извини,
Сергей Александрович - сам виноват!..
Зоя Карловна радостно потирала свои ладошки, пританцовывая возле
извивающегося хвоста Дьявола. Старик и удав посматривали на меня, успевая
миловаться друг с другом.
- Пора кончать с ним! - будто подсказал Остапу Моисеевичу художник.
- Бронь! - оранул, оскалившись, Магистр.
- Бронь! - завопили все астральщики. - Бронь ему! Бронь!
Я рванулся в стену и беспрепятственно - выскочил на улицу и подумал
на лету: "Бронь не сработала...".
Я летел свободно, за мною никто не гнался...
И вот я оказался уже дома, у себя в комнатке, завис над диваном и
помыслил. "Да... И сегодня мне не удалось задуманное: рассекретить этих
негодяев!.. Ну, да ладно, Остап Моисеевич, - еще встретимся!.."
После этих размышлений я подплыл к своему земному телу и начал
привычно возвращаться в него, но не тут-то было! К моему удивлению и
ужасу, я не мог этого сделать!..
"Что за чертовщина?!" - возмутился я и попробовал еще раз вернуться в
свое земное тело, но и на этот раз у меня ничего не вышло!.. Потом я
попробовал еще и еще, но все мои попытки вернуться обратно в земное тело
оказались тщетными...
Я стал волноваться: я метался туда и сюда над своим лежащим
неподвижно земным телом... И уже наступило утро, а я так и не вошел, так и
не проснулся на диване...
ПРИЗРАК?
Шли томительные дни... На улице теперь с самого утра просыпалась
ливневая, обильная жара, засыпала лишь в сумерки...
Врачи поставили диагноз - летаргия...
Моя мама не ездила больше в творческие командировки, после своих
лекций в университете спешила скорее домой. Под ее глазами теперь
появились отеки, но мама оставалась гордой пред горем, уверенной в близкой
благополучности.
Она ухаживала за моим земным телом и, бывало, часами просиживала
возле моего изголовья, и ей даже и невдомек было, что я в это время - все
вижу. Чувствую и медленно оплываю свою комнатку, пробую дотрагиваться до
вещей, прежде доступных мне, а иногда обнимаю маму, пытаюсь ее успокоить,
и от этого она, случалось, вздрагивала всем телом, будто приходя в себя от
дремы...
Конечно же я мог продолжать жить, и неплохо, в астральном мире, и
меня, часто, так и манило - вырваться из комнатки и "надышаться"
астральным всевозможьем!..
Но я ожидал чуда. Я надеялся: а вдруг как удастся мне возвратиться в
свое земное тело, и потому, каждый день, и по нескольку раз, - я пытался
это сделать...
...Иногда приходили врачи, а иногда товарищи, родственники,
знакомые... Навещала Аня...
Но каждый день прибегала Вика и заботилась обо мне: она целовала меня
в губы, а я не мог ощущать этих поцелуев, слов, ведь целовали не меня, а
тот манекен, спящий слепок моей души на диване...
Однажды навестил меня и Паша Мечетов, мой друг, прозаик и поэт.
- Я же говорил, - сказал он вслух, обращаясь к моему земному телу,
когда моя мама вышла на кухню приготовить для Паши чашку чая. - Не
стремись к Богу, Сергей!..
Как-то приехал и Юра Божив, друг и поэт из Москвы: он часто приходил
ко мне, остановился пожить у Вики.
Медленно шло время...
В один из глубоких вечеров в дверь нашей квартиры кто-то постучался,
потом продолжительно просигналил звонок.
Мама уже спала... Сонная, она вышла в халате в прихожую и включила
свет. Я тоже выплыл в прихожую. Но я не протиснулся сквозь стену, чтобы
посмотреть первому на таинственного гостя, стоящего там, на лестничной
клетке: хотелось встретить его по-земному, вместе с мамой.
Мама открыла дверь...
"Господи!.. - воскликнули все мои чувства. - Господи!..." И я
заметался по прихожей в надежде: объяснить, вмешаться или еще
что-нибудь!..
На пороге стояла Наташа!.. Живая, а на руках у нее был ребенок,
запеленутый в легкое одеяльце!..
- Вам кого? - спросила удивленно мама у возникшей пред нею девушки.
- Я Наташа... - сказал девушка. - А это, - и она бережно откинула
треугольник одеяльца, и лицо младенца обнажилось. - А это Сережина дочь,
Сабина...
- А... Вы... - медленно выговорила мама.
Я замер в ожидании ответа и смотрел на Наташу тревожно.
- Жена... - тихо сказал Наташа.
КНИГА ВТОРАЯ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ВЗГЛЯД СО СТОРОНЫ
ПОТОК
У окна общежитьевской комнаты литинститута, в тесноте медленного
полумрака ночи ютились на скрипучих кухонных стульях двое: я и Юра Божив,
мой друг и поэт. Красный светлячок сигареты плавно подлетал из пепельницы
к моему лицу, на секунду вспыхивал ярче, опустошая полумрак, и снова
опускался в пепельницу. Юра перебирал четки, продолжительно и однообразно
мыча не разберешь что, но я понимал: Божив вымучивает кришнаитскую мантру.
Шло время.
Наконец, я не выдержал: бессловесное пространство показалось мне
неуютным, и я медленно заговорил, осторожно и напористо подыскивая слова.
- Какая же едкая штука! - сказал я, имея в виду исполнение мантры.
- Что? - переспросил меня Божив и тут же продолжил свое трудолюбивое
бормотание.
- Ничего, - тоскливо произнес я и раздавил красного светлячка
сигареты в пепельнице, - ты писал, что чтение мантры похоже на космический
музыкальный инструмент.
- А разве нет? - обронил Божив свой вопрос, будто сплюнул посреди
мантры, и напористо забормотал громче прежнего.
- Тише. Ты что! - воскликнул я каким-то надсадным шепотом.
Божив тотчас присмирел и оглянулся назад: на его кровати спала Вика,
и я почувствовал, как Боживу это было неуловимо приятно, но долг перед
мантрой, узелки слов которой он смаковал, словно леденцы, заставил его
опять отвернуться к окну и зашептать, набирая обороты: "Харе Кришна, Харе
Кришна, Кришна, Кришна, Харе, Харе..."
Но вдруг Юра остановился...
- Все, - сказал он, облегченно улыбнувшись, - шестнадцать кругов!
Потом он включил настольную лампу, стоявшую на широком подоконнике
прямо возле него, и вспыхнувший свет из-под ее искореженной, видимо от
частных падений на пол, шляпки косыми лучами будто обточил, заострил и без
того исхудалое лицо друга.
Вряд ли на этом бледном лице сказывалась только лишь пресловутая
полуголодная студенческая жизнь, полная нервотрепок и бессонниц, - Юра
подрабатывал дворником, и, в общей сложности, со стипендией вместе, у него
выходило, надо полагать, рублей сто пятьдесят в месяц, да и родители не
забывали о сыне, поддерживали посылками. Конечно же нервотрепки и
бессонницы несомненно потрудились над теперешним обликом Юры. Но эти,
будто влизанные, крупные скулы говорили еще и о другом.
- Смотри, как ты похудел! - сказал, не удержавшись, я, тем самым
подытожив свои размышления. - Не ешь калорийную пищу, дубина, бормочешь,
будто старуха-колдовка... так и какую-нибудь болезнь уговорить к себе в
постояльцы недолго!
- Ничего ты не понимаешь! - определил Юра, всматриваясь сквозь черное
стекло окна в мутные переливы огоньков на улице. - Мне это все -
совершенно не трудно, а результаты... результаты очевидны.
- Да уж, это ты точно подтвердил, - всполошился я.
Я вскочил со стула и, чтобы не шаркать по полу, не одев тапочек, а
прямо в носках, зашагал по комнате от окна до кровати, где спала Вика, и
обратно - туда-сюда.
- Что мечешся? - спросил Юра. - Улови, определи свои мысли, вон как
тебя размотало по сторонам, - посоветовал он озабоченно.
- Это ты ничего не понимаешь! - прошептал я, остановившись у окна.
- Ну что же, если ты так считаешь, то я готов тебя выслушать, -
подчеркнул Юра убедительно.
- Я понимаю, что переуверить сейчас, мгновенно, - вряд ли смогу. Но я
знаю одно: не молчать, а говорить всегда нужно, отрешенно, но участливо.
Говорить нужно в любом случае, даже если это абсолютно безнадежно, даже
если тебя не поймут, сиюминутно отвергнут или даже убьют! Говорить - все
равно надо! Хоть одно слово, да станет, после, - отправным, поворотным.
Ведь слова не канут куда-то, они, как подводные течения: мы и не замечаем
их русла, их многочисленные русла, а глядишь, сегодня - уже не думаем тек,
как вчера, и не подразумеваем даже, что определило нас в этом - думать
иначе... Знаю, отвергнешь ты кришнаитское безумие, лишь бы не поздно, Юра.
Лишь бы не поздно! Я буду сейчас говорить еще и потому, что существует в
мире удивительная, мало кому приметная зависимость. Ты знаешь, Божив, в
жизни бывает именно так: значительное в нас - обязано - всегда -
незначительному. Ведь вряд ли кто может, из простых смертных, вообразить
себе, проследить эстафетную перекличку событий, увидеть взаимосвязь между,
ну, скажем, некогда случайно сломанной нами во время прогулки ветки на
дереве и, предположим, - сегодняшним нашим каким-то открытием,
откровением, проникновением. Пусть даже это была и не ветка вовсе, а
что-то другое, но было же, обязательно!
- Я слушаю тебя, - только и сказал Божив, и вдруг: - Да! - неожиданно
воскликнул он, но тут же сориентировался виновато на спящую Вику: глядя на
друга, я покачал ему неодобрительно головою.
- Виноват, - сказал Юра, - но мне вспомнилось: ты же обещал пояснить
тот отрывок в твоем письме.
- Вот с него и начну, - хладнокровно заявил я.
И я говорил, говорил, и время от времени прохаживался по комнате,
делая тем самым пространственные паузы. Когда я отходил от Юры, углубляясь
в комнату, я приостанавливался там, поодаль от спящей Вики, и чутко
присматривался к другу: он сидел на стуле не шевелясь, я присматривался к
нему, а может даже и не к нему вовсе, а к ореолу высказанных мною мыслей,
обступавших Юру, дружески склонявшихся над ним. Мне так хотелось, чтобы
Божив принял их участие, и когда я неуловимым чутьем понимал, видел, как
какая-нибудь из них слабела и таяла в пространстве, тотчас снова
стремительно подходил к Юре и укреплял эту слабеющую мысль. Я знал одно:
когда я уеду из Москвы, Божив останется с ними, с моими мыслями наедине, и
надо, чтобы они были крепкими и не погибли бы от пустячного взмаха руки. И
потому я продолжал порождать, обуславливать все новые мысли. В то время
больше никого на свете я не знал вокруг себя, кого бы я мог приобщить к
обладанию знанием пути к наивысшей тайне, пути к тайне, которой -
невозможно овладеть в одиночку!
- Юра! - восклицал я. - Меня удивляет, вдумайся: почему имя Бога
Кришны сегодня все больше стараются приукрасить?! Недавно я читал и
возмутился: одна, не исключено, что с неким умыслом, несведующая областная
газета в одной из своих статей о кришнаитах дала перевод имени Кришна как
"привлекательный", "прекрасный"! Но ведь это наглая неправда, ложь! Кришна
переводится с санскрита как "темный", "разрушитель"! Значит, ты служишь
дьяволу, Юра! Опомнись, друг! Осмотрись, подумай!..
И потом, ты же знаком с понятием кармы. А чтением этой кришнаитской
мантры ты разрушаешь или, на худой конец, загоняешь в дальний угол
сознания свою карму, а кто же ее за тебя отрабатывать будет?!
Хорошо! Ты загнал ее в угол, загнал в этой жизни, но ведь ее все
равно, карму, придется отрабатывать в следующем воплощении, а значит, эту
жизнь, сегодняшнюю, ты прожил зря, остановил свою устремленность к истине!
Если тебе удастся разрушить свою карму, тем хуже! Это хуже, чем загнать ее
в угол! Не дай-то Бог! Ты и не представляешь, что тебя тогда ожидает.
Ты же понимаешь, Юра, что все должно из задуманного проявляться, а
карму свою ты сам создаешь и сам же проявляешь на свет Божий! Как бы ни
было тяжело отрабатывать свою судьбу, но если она есть - это хорошо! Тогда
ты с помощью воли осознанно будешь ее отрабатывать, проявлять, в этом
случае ты остаешься личностью, больше того: укрепляешь, растишь, познаешь
свою и Божественную космическую сущность.
Но беда, если карма твоя разрушена: там на ее месте только месиво,
крошево из добра и зла, тебе предстоит на многие и многие воплощения -
скотская, полусознательная жизнь, издерганная жизнь сумасшедшего! И эта
жизнь будет продолжаться до тех пор, пока вся, некогда разрушенная
кришнаитской мантрой, твоя карма, вернее - крошево, месиво твоей кармы -
не воплотится, не проявится полностью, не выдавится из тебя, как через
ситечко мясорубки! А потом - все сначала: тебе предстоит опять
нарабатывать и отрабатывать новую карму.
Но здесь тебя ожидает страшная, чудовищная беда!
Сегодняшним чтением кришнаитской мантры ты, Божив, друг мой,
порождаешь ангела-разрушителя, который поселится в твоей сущности и будет
всегда стремиться постоянно превращать в крошево и месиво и твою новую
карму, кроме того, воплощением, проявлением этого крошева из себя ты
будешь нарабатывать уродливую карму, ангел-разрушитель будет ее разрушать,
и тогда с нарастанием снежного кома из тебя повалят все более уродливые
крошева и месива!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54