Меня завели за храм. Здесь стояла огромная машина - радиостанция на
колесах, как я понял, когда оказался внутри ее.
Капитан предложил мне сесть, переписал данные моего паспорта
карандашом на какой-то листок бумаги.
- Ну, давай, - сказал он.
- Что? - недоумевая, спросил я.
- Засвечивай пленку.
Ничего не говоря, я вскрыл крышку кассетного отделения кинокамеры,
вытащил кассету, размотал всю кинопленку и подал пустую кассету и
скомканный пучок кинопленки капитану. Он взял это у меня из рук и,
морщась, как от заразы, выбросил в корзину для мусора, стоявшую тут же,
возле железного стола, за которым он сидел.
- Вы сюда специально приехали? - спросил он.
Я понял, что говорить правду ему нельзя, ибо я вырвался с работы
всего на два дня, тайком, незаконно, никто из начальства моего об этом не
знал! Теперь надо было выкручиваться и рассчитывать на судьбу. В любом
случае я попытался, а что будет, то и будет!
- Нет, - сказал я.
- Как попали сюда? - поинтересовался капитан.
- Я в гостях у друга в Москве, а об открытии памятника узнал
случайно, на вокзале...
И... меня отпустили, а я даже не испугался своего зловещего
пребывания, но когда вышел из машины и сделал несколько шагов от нее, то
вслед себя я услышал:
- Иногда птицы могут и клевать!
Я обернулся и увидел, как мой капитан скрылся в машине, захлопнул
дверь. "Может, мне и послышалось!" - подумал я.
Все это произошло настолько быстро, что Вика и Юра даже и не заметили
моего отсутствия.
Я подошел к ним, но промолчал о случившемся.
Побродив по пригорку еще с полчаса и вдоволь наслушавшись
всевозможных разговоров, которые смутно жужжали в моем сознании, мы
спустились вниз к автобусам.
Люди наотрез отказывались ехать в них и наперекор услужливым
приглашениям направлялись в сторону станции пешком.
У Вики побаливала нога, и потому мы вынуждены были направиться в
готовившийся к отправлению автобус. Автобус уже дернулся на месте, и нам
пришлось немного пробежаться.
Но тут произошло неожиданное! Только я и Юра посадили Вику в автобус,
как двери его со скрежетом захлопнулись, и автобус тронулся, и поехал, и
стал набирать скорость.
Я и Юра бежали за ним метров двести, Вика металась по автобусу, но он
не останавливался, видимо, такова была установка властей.
В надежде на то, что Вика будет ожидать нас на станции, мы бегло
зашагали вслед удаляющемуся автобусу.
По пути мы с Юрой обменивались короткими фразами, на длинные не
хватало дыхания, надо было спешить! Я видел, как Юра волновался: он
постоянно оглядывался назад в надежде, что следующий транспорт догонит нас
и все-таки подхватит, подвезет до станции... Я же в абсолютном спокойствии
перебирал ногами, как во сне, и хорошо, что мы стремительно шли, ибо
одышка вполне походила на взволнованность и озабоченность о случившемся,
и, таким образом, я мог скрывать от своего друга мои чувства.
- Послушай! - обронил Юра на ходу. Он размашисто шагал, раскачивая в
такт широкими плечами.
- Что? - тут же отреагировал я на обращение друга.
- Вика тебе кто?
- В смысле? - спросил я, будто не понимал, в чем дело.
- Я имею в виду, - Юра сглотнул воздух, - невеста?
- Не знаю...
- Не понял... - удивился Юра. - А кто же знает?
- Я шучу, - сказал я.
Мы свернули на обочину и пропустили прошумевшую крутыми шинами
"Волгу".
- Так все же? - настаивал Юра на продвижении разговора.
- Соседка! - определил я.
Юра замолчал... и уже проплыло справа от нас три-четыре телеграфных
столба, как друг снова обратился ко мне.
- А Вика... - задохнулся он от быстрого шага, - сказала, что вы...
поженитесь!..
- Нет! - отрезал я.
- Ты опять шутишь? - заволновался Юра и в который раз оглянулся назад
в надежде на попутный транспорт.
- Я серьезно! - подтвердил я.
- Поругались? - поинтересовался Юра, перешагнув большой, угловатый
камень на обочине, о который едва не споткнулся я.
- Нет! - сказал я.
- Разлюбил?
- Нет! - снова ответил я отрицательно.
- Ну, хватит... Сереж...
Я промолчал, но тоже оглянулся назад и продолжал идти, и думал:
"Сколько же слов людьми было обронено на этой дороге!.. И многие слова
теперь дремлют под асфальтом автострады...
Наверное где-то здесь же можно прислушаться и услышать незримо
зависшие на века слова Сергия Радонежского, а сейчас сквозь них -
проезжают автобусы, проносятся "Волги", шагаем сейчас и мы!.."
- Ну, так что? - опять спросил меня Юра.
- Это... Долго объяснять! - сказал я.
- Ясно... А мне Вика - понравилась, - застенчиво признался Юра. - Я -
женился бы... Не раздумывая! - сказал он.
- Ну и женись!.. В чем же дело?! - определил я.
- А что... Женился бы! - подзадорил себя Юра.
- Она хорошая, - сказал я и опять обернулся назад: метрах в ста нас
догонял, свирепо рыча, автобус.
Мы остановились и стали усердно махать, сигнализируя руками шоферу.
Через минуту мы уже сидели в полупустом салоне автобуса и мчались в
сторону станции.
- Откуда ты узнал об открытии памятника? - поинтересовался я у Юры.
- В литинституте, ребята подсказали, - ответил он.
- Ты что, и в "Памяти" состоишь?
- Нет, но в группе у нас есть люди оттуда.
Мы помолчали и проехали с полкилометра.
- Откуда этот отрывок? - спросил Юра.
- Какой? - не понял я.
- Тот, в твоем письме, - уточнил Юра.
- А-а, - вспомнил я. - Приедем в Москву, расскажу...
Вику Юра заметил первым: она стояла на обочине шоссе. Мы разразились
криками на весь автобус так, что ошеломили всех пассажиров! Шофер
остановил машину...
Снова мы были все вместе: Юра, Вика и я. Вика очень радовалась! Она
хотела меня поцеловать, но я, глянув на погрустневшего Юру, игриво
увернулся от поцелуя.
Вика рассказала, что она долго протестовала в салоне того, увезшего
ее, автобуса, и в конце концов надоела шоферу, и он высадил ее на
полдороге...
Теперь, уже не спеша, мы пошли к ближайшей станции электрички, пошли
напрямик, через редкий лесок.
Юра шел впереди метрах в десяти по тропе, вымощенной деревянными
досками, выложенной, видимо, жителями неподалеку расположенного поселка.
По всему было видно, что Юра старался не мешать мне разговаривать с Викой.
Он, вероятно, еще надеялся на то, что я пошутил, и все-таки примечал я,
как он нет-нет, да прислушивается к нам.
- Смотри! - театрально воскликнул я для Вики, так, чтобы и Юра
услышал. Он обернулся и глянул на нас.
- Смотри внимательно - на деревья! - предложил я все так же громко
Вике.
- А что? - насторожилась Вика, озираясь вокруг.
- Ты видишь, - это все женщины! И мужчины! А не деревья!
- С чего ты взял?! - удивилась она.
- Смотри, смотри, внимательнее! Деревья с одним-единственным стволом
- это мужчины, а деревья, стволы у которых ветвятся на двое, трое, - это
женщины, они все закопаны головою в землю, по пояс! Видишь: и две ноги у
этих деревьев-женщины, и кривые полоски - между ног!.. Что же эти полоски
напоминают, - разыгрывал я ситуацию. - Сейчас вспомню! Минуточку!..
- Вот дурак! - весело крикнула на меня Вика и пихнула меня в плечо с
деревянной тропинки.
- А что, разве я не прав?! - выкрикнул я, как бы окликая тем самым
Юру и приглашая его в разговор.
- Да, есть что-то похожее, - поддержал меня друг. Он на мгновение
оглянулся в мою сторону: я шел неподалеку от деревянного настила: Вика не
пускала меня на него и мне приходилось перепрыгивать с кочки на кочку,
чтобы не угодить в заснеженные по колено рытвины.
- Ну ладно, иди по тропе! - заботливо окрикнула меня Вика,
сжалившись. - Не хватало, чтобы еще и ты себе ногу вывихнул!
Я повиновался.
- Вот, слушай, - сказал она, когда я уже снова шел с нею рядом по
деревяшкам. - Я сейчас вспомнила! Скажи: ты знаешь, что такое -
бесстрашный, бескорыстный, бесстыдный?! - она тоже говорила громко, чтобы
слышал и Юра, который шагал теперь метрах в пяти от нас. - В общем, что
значит все слова, начинающиеся на "бес"? - договорила Вика.
- Нет! - шутливо ответил я. - Не знаю!
- Ну!... Бес же! Бес! - улыбаясь, вопрошала Вика и как бы пытаясь
подсказать ответ интонацией своего голоса.
- Не знаю! - снова ответил я.
- Бес!.. Дьявол значит! Недогадливый ты! - торжествующе выкрикнула
Вика и глянула на Юру.
- И что же получается: бес страшный! - Вика хохотала, а я продолжал
перечислять, - бес стыдный! Слушай! - остановился я, обращаясь к Вике. - А
как же тогда понимать бес корыстный, ведь само слово - бескорыстный -
хорошее слово?!
- В том-то и дело, что - нет! - объяснила Вика, забегая вперед меня
и, тем самым, притесняя меня с деревянной тропы. - Ведь люди, - говорила
она, - двойные и корыстные, как ни крути! Двойные и корыстные в своей
душе, а бескорыстный только притворяется таким, а на самом деле он -
дьявол в маске.
Бес корыстный, такой же бескорыстный, как, помнишь, в сказке "Коза и
семеро козлят! - волк шкуру одевал и голосок утончал! "Козлятушки -
ребятушки!", а сам о себе думает, о желудке.
- Откуда ты такого нахваталась?! - удивился я.
- Это не я!
- А кто?
- Мария Федоровна!
- Какая Мария Федоровна? - припоминая, спросил я.
- Ну что ты, не помнишь! Соседка моя! Бабушка! - воскликнула Вика.
- А-а... - только и вымолвил я с понимающим видом, шутливо оттопырив
губы.
- Мудрая бабушка! - отозвался Юра впереди...
До Москвы мы добрались без проблем...
Всю ночь напролет я пробеседовал с Юрой полушепотом, сидя у окна в
его комнате в общежитии. Вика сладко спала на Юриной кровати, и Юра нежно,
время от времени, поглядывал на нее.
На следующий день Юра проводил нас в аэропорт рано утром, я спешил
объявиться на работе, так как та запись карандашом моих паспортных данных,
сделанная капитаном милиции в помещении радиостанции, помнилась, хотя и
холодно, но близко, и мне надо было, на всякий случай, хотя бы упредить
сообщение о моем, если таковое последует, задержании. Тогда, по крайней
мере, один день можно будет объяснить, как отгул. О засвеченной пленке я
так никому и не сказал...
Надо было кончать с Викой. Всю дорогу в самолете я хладнокровно
обдумывал, а точнее, настраивался это сделать. Еще утром, там, в Москве, у
Юры, когда мы все втроем завтракали, я сидел молчаливо, и Вика наверное
начинала понимать или чувствовать приближение чего-то нехорошего, потому
что в самолете она уже совсем расстроилась, ей было неуютно сидеть в
тесном кругу моего молчания, а если я и отвечал на ее какие-нибудь
вопросы, то очень кратко и сухо...
Но, к моему счастью, все произошло абсолютно свободно, без паники,
легко для меня...
Вика мешала мне, она являлась свинцовой привязкой, может быть, именно
она больше всего удерживала меня в моем теле!
...Когда мы оба приехали из аэропорта на такси, и поднялись на Викин
этаж, и остановились у ее дверей, она уже была готова к убийству...
Ее глаза метались по сторонам под непоколебимостью моего взгляда. Ко
мне она не прикасалась, а просто - стояла рядом.
Нет! Я вовсе не был зло настроен к этой девушке, и я не ревновал! Я
должен был выполнить задуманное: убить Вику сейчас.
- Вика, - сказал я.
- Что? - тут же отозвалась она, и в ее глазах еще промелькнула
надежда!
"Нет!.. - подумал я. - Пора!.."
- Уйди прочь! - резко сказал я и равнодушно впялился глазами в бедную
девушку. - Уйди прочь! - сказал я еще раз Вике в упор, и добавил. - Я
больше не хочу тебя видеть!..
Вика прислонилась к своей двери и тихо заплакала так, будто
доплакивала то, что уже отрыдалось в душе.
Так я убил Вику...

ПРОСТИТУТКА
И снова одинокий в поселке, опустошенный от суеты дня кинотеатр.
Приземистый, доверчивый свет ночника. Я хожу в кабинете по скрипучему полу
и думаю.
Прошел целый месяц, как Вика убита... С тех пор я ее даже не видел!
Но я до сих пор так и не в силах был покинуть свое тело, хотя и продолжал
заниматься энергетическим дыханием и жить по образу, определенному
учителем.
Всего один раз, с неделю назад, мое тело, когда я лег было уже спать,
разуверившись научиться покидать его, начала сотрясать неведомая мне сила!
Будто могучие волны перекатывались от ступеней до макушки. Тело
содрогалось как резиновое, волны словно ударялись в какое-то препятствие и
пружинили в голове. Но, не находя выхода - метались по всему телу! И
улеглись наконец... Как в прошлый раз, - не случилось хлопка в макушке
(будто вылетевшей пробки), и волны не вырвались наружу, как я ни силился
им помочь: будто мою макушку заварили, запаяли, заклеили!.. И все... И
больше ничего, даже подобного, до сих пор...
И все-таки я понимал, Вика, Вика держала меня!.. Она несомненно
вспоминала Сережу и мешала ему... А думала она обо мне все потому, что я
сам был в этом виноват, все потому, что где-то что-то никак не могло
отключиться у меня в сознании, как я ни настаивал на этом! А может и
потому, что я слишком настаивал, хотел опустошенности памяти о девушке и
тем только усугублял свою принадлежность к этому, воспитанному мною
символу...
Несомненно нужно было построить противоположность, довести свою
бессознательную привязку к Вике - до абсурда, до противоречия, до
самоотрицания.
Надо было сжечь, растворить мыслительную тропу, по которой так долго
и нежно прогуливалась девушка в моем сознании.
На любовь ни в коем случае нельзя тратить энергию! Лучше, когда тебя
любят, а ты хладнокровен, чем когда любишь ты и сгораешь!
Когда любят тебя, - тебе посылают, передают энергию, но этой же
энергией, если ты среагировал на нее положительно, связывают тебя по рукам
и ногам!..
Неожиданно дверь кабинета резко открылась настежь!
Я встрепенулся!.. Еще бы!..
В двух шагах от меня, я сразу же узнал ее, стояла в разноцветном
восточном халате, и кто бы мог подумать, - Екатерина!
- Екатерина Васильевна? - пробормотал я и отступил пару шагов назад.
- Не ждали? - сказал она своим осипшим от сигарет голосом.
В этот момент на моей руке прожужжали электронные часы. Машинально я
протянул потяжелевшую руку к лицу, чтобы глянуть, который час.
- Не трудитесь, Сергей Александрович, - двенадцать! Самое время, не
правда ли?
Я ничего не сказал на это, молчал... Не шевелившись, стоял я в тупике
кабинета... Нет, я не боялся ведьму, это мое тело, оно упрямилось
подчиняться мне...
- Ну, что? - спросила Екатерина.
- А что? - переспросил я.
- От тебя не требуется много, - сказал она. - Но одну-то ты в
состоянии сегодня обслужить?
- Тебя? - поинтересовался я.
- Да! - подытожила ведьма. - Пойдем наверх, в библиотеку, попьем
чайку.
- Пойдем, - согласился я.
Когда мы вышли в темную тишину малого фойе, в руках у Екатерины
откуда-то появилась зажженная свеча...
Мы поднимались по ступенькам на второй этаж, и две наших тени властно
сопровождали нас, проплывая над нами.
Вскоре мы оказались в книгохранилищной комнате библиотеки. Здесь,
прямо на полу была разостлана кипельнно-белая постель. Ведьма поставила
свечу на стол и обратилась ко мне:
- Садись, попою чайком...
Я послушно сел на стул, но задрал на секунду голову на потолок и
глянул на тени, а когда снова обратил внимание на стол, то убедился, что
передо мною уже стоит в черной подставке стакан горячего чая. Чай
золотисто шевелился в стакане, будто кипел.
- Не бойся, не обожжешься! - успокоила Екатерина.
Я взял стакан, осторожно поднес его к напряженным губам и только
хотел сделать крохотный глоток, как чая в мгновение не стало! Даже черной
подставки со стаканом не оказалось у меня в руке...
Ведьма неистово расхохоталась!
Потом она подошла ко мне и бесцеремонно уселась на колени.
- Ты хотел сделать глоток? Тебя мучает жажда? Да? Я тебе помогу ее
утолить!
Екатерина умело стянула с меня свитер. Затем расстегнула и сняла с
меня рубашку, освободила меня от майки...
- Ну, что, голенький мой?! - спросила она и, не дожидаясь ответа,
сочно вцепилась своими горячими губами в мои губы и гибко обвила руками
мою шею.
Я сидел, будто вкопанный, и повиновался.
Нацеловавшись, ведьма погладила мою мускулистую грудь, нащупала и
расшевелила своими острыми пальчиками смуглые ядрышки моих сосков и
принялась покусывать из острыми зубками.
И вот ведьма встала с моих коленей, подошла к постели, остановилась,
помедлила секунду-другую и сорвала с себя разноцветно переливающийся
халат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54