Мальчик рассуждал о том, как было бы здорово, если бы люди могли летать по воздуху как птицы и передвигаться по воде безо всяких лодок. И все это мысленно, не произнося ни звука. Петр настойчиво тренировал Иешуа: пусть привыкает к чужому голосу, звучащему в мозгу. И пусть учится строить свои мысли четко, как фразы.
Дошли до Храма.
По широкой каменной лестнице поднялись на тоже широкий, просторный даже, арочный мост, вошли в крытую высокую галерею. В ней было прохладно и оживленно. Близилось самое бойкое торговое время - полдень. Купцы побогаче раскладывали свой товар на прилавках - каменных высоких столах, торговцы победнее расстилали холсты прямо на земле. Из-за поворота, из перпендикулярно уходящего продолжения галереи раздавалось мучительное блеяние: там еще торговали ягнятами и баранами, жертвенник еще ждал новой крови. А здесь кричали менялы. Здесь можно было обменять все, что угодно, любые монеты любых стран, объединенных Римом; да не только их - вообще любых! Благодатное время праздника позволяло неплохо заработать на паломниках. Выменянные вчера у приезжих купцов товары продавались сегодня по совсем другой, более высокой, цене - другим купцам, которые повезут купленное в иные города. Крики торговцев, перебранки покупателей, шарканье ног, звон металла, стук дерева и камня - такие обычные для торгового места звуки сливались в единый шумовой фон - достаточно высокий. Поневоле приходилось напрягать голос, чтобы быть услышанным. Но не Петру и Иешуа. Пробираясь сквозь толпу, они продолжали вести безмолвную беседу.
"Не устал? Давай спустимся"... "Нет, не устал... Такие высокие стены... У нас в Нацрате таких не видели..."
Они снова спустились вниз, к подножию стен Храма. Несмотря на архитектурное единство комплекса- да, с точки зрения Петра, именно так и следовало называть Храм! - в нем четко и строго соблюдалось социальное и ритуальное деление. Храм - это всего лишь понятие, включившее в себя разностороннюю жизнь евреев вообще и священнослужителей, левитов, коэнов в частности. Храм был всем! Местом ритуальных жертвоприношений. Местом молитв не обязательно, но все же, все же. Местом торговли. Местом встреч деловых людей со всего мира: если они - верующие евреи, конечно. Или не евреи - греки, критяне, римляне. Новообращенные, прозелиты. Иными словами - торговой биржей, где в дни праздников совершалось множество внушительных сделок, и Храм имел с них положенную долю. Поэтому и банком был Храм, ибо также и десятая часть дохода каждого жителя доставалась Храму. И деньги не лежали мертво - работали. Выдавались ссуды, возвращались долги с процентами. Зря, что ли, римляне - и не только они! - с назойливой регулярностью покушались на богатства Храма. Законными и абсолютно незаконными способами. Конечно же, священникам это не нравилось...
Петр смотрел на Иешуа. Если верить Евангелиям, много лет спустя этот ставший взрослым и мудрым - мальчик скажет таинственное; Кесарю - кесарево...
Из галерей нельзя было попасть в собственно Храм. И наоборот тоже. Путь непосредственно на площадь - к самому Храму - начинался от южной стены. Сначала следовало омыть себя в многочисленных - крохотных и не очень - бассейнах, миквах, ибо никто не мог идти к Храму, не совершив короткого, в дни праздников весьма делового обряда очищения.
Петр и Иешуа не миновали микв, вошли в высокие ворота, спустились в просторное подземелье через тоже подземный каменный ход. Мокрая одежда мгновенно стала холодной, неприятно облегла тело. Впрочем, ненадолго. Они поднялись по ступеням на свет и оказались на огромной площади вокруг Храма. Крытые галереи, где Петр с Иешуа только что бродили, отсюда казались просто глухими высокими стенами, ограждающими площадь по периметру, в которых выступали вмурованные в известняковые камни колонны. Да они и были, по сути, стенами: орущий и спешащий мир остался по ту сторону подземелья.
Здесь было существенно тише. Бело-розово-голубая мраморная громада Храма с остро заточенными золочеными кольями по крыше вдоль фасада, с тоже золотыми капителями на витых колоннах у входа, внушала благоговение: что ж, перед лицом Господа не очень-то и пошумишь. Зато и загажено перед его лицом было - не пройдешь, не замаравшись. Идти приходилось через потоки крови животных, которую смывали в финале празднеств: открывали водяные ворота и заполняли площадь водой. Потом левиты, стоя в воде по бедра, скребками чистили камень, сгоняя кровь и воду в ущелье Кидрон через редко открываемые ворота Милосердия.
А пока приходилось идти по крови. Сандалии мгновенно промокли, мерзко хлюпали.
Огромный левит-охранник у ворот, ведущих во двор женщин, Эзрат Нашим, встретился взглядом с Петром. Мастер ощутил неприятный холод, исходящий от мощного и мрачного представителя второй храмовой касты. И еще подозрительность: без повода, но по привычке.
Иешуа тоже почувствовал:
"Какой неприятный человек".
"Почему ты так подумал ?"
"Не знаю. Холодно..."
Занятно: те же ощущения, что у Петра. Почему? Случайность? Надо будет проверить реакцию на другие проявления чувств...
Вошли в Эзрат Нашим - последнее место, .куда допускались женщины. Их много было здесь: галдели, судачили. Похоже, совсем не ощущали святости места. Сквозь их толпу, мимо двора Назореев, мимо двора Прокаженных - в ворота Никанора, в Эзрат Исраэль, дальше которого могли идти только левиты. Там был жертвенник, там была бойня. Простых евреев туда не допускали.
Зато сюда к ним, в Эзрат Исраэль, священники приходили сами. Вот и сейчас в углу двора на низких каменных лавочках сидели двое - в длинных льняных рубашках, ефодах, перетянутых разноцветными, зелено-красно-пурпурными поясами, и в круглых тяжелых, тоже льняных тюрбанах. А рядом, прямо на камнях, собрались верующие люди, в основном - молодежь. Голоса раввинов в нагретом воздухе звучали громко, распевно. Петр прислушался: священники, естественно, вели привычную послепасхальную беседу об Исходе, о далекой даже для этих дней истории рождения праздника Пасхи, опресноков, Хаг Гамацот. Слушали их рассеянно, больше глазели по сторонам, впечатленные золотой реальностью Храма, а история - она ж давно была, к тому ж не раз слышана...
– Моисей и Аарон пришли к фараону страны Айгиптос, - скучно говорил один из раввинов, повторял тысячи раз повторяемое, не вкладывая в слова не то что страстности, - даже грамма эмоций, - и сделали так, как повелел им Господь. Аарон бросил жезл свой перед фараоном и перед рабами его, и жезл сразу превратился в змею! - Раввин опять заученно сделал положенную в этом месте паузу, чтобы усилить впечатление от рассказа. Но то ли слушатели не желали впечатляться, то ли все как один попались исторически подкованные, поэтому ожидаемого священником гула восхищения Божьей силой не последовало.
Помолчав малость для приличия, раввин продолжил. Он рассказывал историю про десять египетских казней, ее Иешуа узнал сразу - не прошло зря отцовское "ударное" обучение. Но сейчас мальчик впервые осмысливал сказанное, вникал, чувствовал интерес, даже ощутимую потребность в этой истории. Он неотрывно смотрел на священника, ловил каждое его слово. Странно, но давно знакомый рассказ звучал почему-то по-другому - как новый.
– ...и, увидев такое дело, призвал фараон своих мудрецов и чародеев: пусть теперь они попробуют сделать то же самое своими чарами. Каждый из них бросил на землю свой жезл, и жезлы их тоже превратились в змей, но... - указательный перст горе, - жезл Ааронов поглотил их жезлы. Фараон сильно разозлился, его сердце ожесточилось, и он не послушал Моисея и Аарона, о чем Господь их заранее предупредил.
– Как это - поглотил?
Обычай позволял задавать вопросы раввину, даже вступать в дискуссию, излагать свое мнение, но услышанный тонкий мальчишеский голос заставил священника поморщиться: ох уж эти дети! Нет - просто слушать, так с глупыми вопросами лезут. Как это - поглотил? Взял - и поглотил. Дураку ясно...
Но тем не менее оглянулся, глазами поискал перебившего.
– Чего ты не понял, мальчик?
– Я не понял, как это жезл Ааронов поглотил их жезлы? Священник вздохнул и сказал:
– У Аарона был жезл, осененный чудом Господним, и чудо это оказалось сильнее того, что творили волхвы фараона. Ясно тебе?
– Ясно. А откуда у волхвов такие жезлы? - не унимался Иешуа.
– Боги земли Мицраима дали их волхвам.
– Какие боги? - Иешуа удивленно смотрел на священника. Слишком, подумал Петр, удивленно.
– Ну... какие у них там были боги? - Раввин повернулся к сидящему рядом коллеге, ища поддержки, - Ну, вот, например, бог солнца Ра... Кто еще?.. Другие, много их...
– Но ведь Бог - один?
По толпе слушающих прошел ропот: экий наглый мальчишка - спорит с самими раввинами!
– Да, мальчик, Бог - один. Это единственно верная истина. И имя его мы произносить не вправе, ты знаешь, так он завещал Моше... - В беседу вступил второй священнослужитель. - А всякий, кто исповедует многобожие заблуждающийся язычник.
– Тогда кто же помог фараоновым волхвам творить чудеса с жезлами? Может, сам Господь наш?
Раввины удивленно переглянулись. Этот наглый малец с разбитой коленкой говорил совсем не по-детски.
– Мальчик, - священник наклонился к Иешуа, - подумай сам, как Господь мог помогать чародеям фараона творить все эти чудеса? Он же обещал свою помощь Моше и всему народу Израильскому, а не фараону. Ты ведь помнишь?
– Помню. Но зачем тогда Бог говорил, что он ожесточит сердце фараоново? Неужели он не мог смягчить его, и тогда не пришлось бы Аигиптосу страдать от всех этих мучений?
Раввин нервно погладил бороду.
– Слушай, мальчик... Как твое имя?
– Иешуа, сын Йосефа из Нацерета.
– Ох, Нацрат, Нацрат... Слушай, Иешуа. Фараон должен был сам отпустить еврейский народ, своим собственным решением. Господь всемогущ, но справедлив. Он не стал фараона подталкивать к этому.
– Но он же... - Иешуа поднялся с земли и теперь Стоял глаза в глаза с сидящим раввином. -Он же сам сказал: "Я ожесточу сердце фараоново, и явлю множество знамений Моих и чудес Моих... Фараон не послушает вас..." Получается, Господь мешал сам себе. Так?
– Нет. Он хотел показать свое могущество египтянам, чтобы эти язычники уверовали: вот он: бог - Един и Велик. Так-то! - Священник для вескости стукнул оземь своим посохом, как будто тоже хотел показать какое-нибудь чудо.
Чуда не произошло. Иешуа не унялся:
– Но он же мучил не только египтян, но и всех евреев! Жабы, кровавая река, мошки... Зачем ему было заставлять страдать избранный им же народ?
Иешуа говорил так складно, что раввин, похоже, забыл: перед ним - всего лишь подросток. Ему-то было невдомек, что все слова, произносимые мальчиком, сначала говорил высокий, богато одетый мужчина, стоявший неподалеку. Говорил не вслух, мысленно...
– А я тебе объясню! - кипятился священник. - Сначала Бог давал понять, что все кары, спускаемые Им на землю Айгиптоса, предназначаются для всех без исключения людей, и лишь когда понял, что фараон не поддается, Он стал оберегать евреев от своих казней.
Люди, сначала сторонне наблюдавшие за спором мальчика и священника, теперк слушали внимательно, заинтересованно. Кто-то из толпы подал голос:
– А как волхвы фараона смогли повторить Господни чудеса?
– Да, - подхватил Иешуа, - как им удалось это? Ведь Бог один, и египтянам, как вы говорите, не помогал. Неужто они обладали силой, равной силе Господа?
Раввин улыбнулся:
– Если они и смогли сотворить нескольких змей, подобно тому, как это сделал Господь, то уж сотворить Мир и людей на Земле им никак не удалось бы. Не равняйте силу Господа с жалкими умениями египетских жрецов.
Хороший ответ, подумал Петр. В умении полемизировать священнику не откажешь. Эка он ловко ушел от опасной для него дискуссии весьма древним, выходит, демагогическим приемом. А ну, кто усомнился в силе и славе правителя, военачальника, партии, Бога, наконец? В кандалы его, в застенки, в лагеря!.. Проходили. Не было народа, который через все это не проходил бы... Надо заканчивать. Становится опасно. В первую очередь для Иешуа и его родителей: опасно в буквальном смысле слова. Ересь никогда не прощалась... Другое дело, что сам Иешуа даже не вспомнит, о чем таком опасном он беседовал в Храме...
Священник снисходительно смотрел на умолкнувшего мальчика и на окружающих слушателей. В тишине спросил - не без легкой угрозы:
– Ну что, еще вопросы будут?
Вопросов, в принципе, могло быть много, но задавать их не стоило. Тем более что в Эзрат Исраэль вбежал мужчина. Иосиф. Остановился, дыша тяжко. Мать не могла пройти, осталась в Эзрат Нашим.
– Откуда ты, мальчик? - спросил раввин. - Где твои родители?
Я был прав, подумал Петр, пора сворачивать комедию. Финальные реплики и-на поклон.
"Скажи им, что ты дома. У Отца своего".
"Дома ? Но я ведь..."
Иешуа, милый, не время спорить!..
"Говори!" - Петр послал Иешуа мощный импульс.
Взгляд мальчика стал стеклянным. Громко, чеканя слова, он произнес:
– Я дома здесь. У Отца своего.
"Молодец! Повтори еще раз. Они должны это запомнить".
Иешуа повторил, несколько произвольно:
– Мне должно быть здесь. В доме, который принадлежит Отцу моему. А вы здесь - только слуги... Раввины опешили.
– Какой отец? Здесь - Храм. Да как ты смеешь, наглец, мальчишка!..
И тут Иосиф, молчавший доселе, подал голос. Испуганный, надо сказать.
– Иешуа, сынок!..
– Вот и отец объявился. Хозяин Храма, - тихо, будто сам себе, сказал кто-то.
Шутку оценили. Дружный хохот громом зазвучал среди каменных колонн.
Иешуа равнодушно посмотрел на Иосифа, отвернулся, продолжая сидеть ровно, с прямой спиной - каменно сидеть.
Буквально: каменным болванчиком, подумал Петр. Чрезмерная зажатость... Хочется надеяться, что это пройдет: контакт должен быть легким и естественным для окружающих...
Иосиф, не обращая внимания на смешки и дурацкие шутки, упал на колени, обнял мальчика.
– Наконец-то ты нашелся! Мы уж думали, потеряли тебя совсем... Ну, куда ж ты пропал? - причитал он, торопливо гладя волосы Иешуа.
Все это было совсем не похоже на жесткого, жестокого иной раз, отца.
– Мы вернулись в Иершалаим, искали тебя по дороге, целый день шли... Как ты здесь очутился? - Иосиф спрашивал и сам себе удивлялся: никакой обычной злости, только отчаянная радость от встречи. - Иешуа, ответь, не молчи!
Мальчик смотрел на отца все тем же стеклянным взглядом. Ответил ровно:
– Зачем меня искать? Или вы не знали, что мне надлежит быть в доме Отца моего?
Опять смешки раздались. Ну чем не радость для публики: мальчик-дурачок, совсем болезный...
Хорошо, Иосиф, поглощенный своим неожиданным счастьем, не услышал ответ сына.
– Вставай, сынок, пойдем... - Он рывком поднял мальчика, взял за плечи, повел прочь.
И Петру пришла пора уходить. В общем он был доволен первым контактом. Да, есть шероховатости, мальчик еще сырой, но потенциально - возможности гигантские. А ведь это - только момент подсадки матрицы. Она еще практически не работает: Петр вел мальчика. Но вряд ли он смог бы его вести, если бы не она, не ее присутствие в мозгу Иешуа. Напрасно боялся Кевин, что внедрение не заладилось. Еще как заладилось! Да, матрице еще вживаться и вживаться - в мозг, в сознание, в душу. Особенно - в душу, если быть максималистом. Плюс - немножко мистиком. Через девятнадцать лет сегодняшний маленький мудрец станет взрослым и мудрым чудотворцем. Сейчас Петр уверен был в том. Матрица если и не действует пока в прямом смысле этого слова, то существует наверняка, Техники хлеб зря не едят. Все прошло нормально. Точно по инструкции.
Однако какой цинизм: называть Библию - инструкцией...
И еще. Вероятно, те, кто две без малого тысячи лет вгрызался и вгрызается в самое по-крестьянски обстоятельное - да простится Петру это определение! - из писаний апостолов - Евангелие от Луки, вероятно, они прочитывали между строк рассказа о двенадцатилетнем отроке куда больше, нежели произошло только что. Как там? "И все дивились ответам его..." Скорее, возмущались. Смеялись.
Настроение было отличным. Идя по Иерусалиму в сторону дома, Мастер насвистывал услышанную здесь же мелодию, удивительно похожую на одну песню из его времени.
А вопрос уже возникал сам собой: какое время - его?..
ОТСТУПЛЕНИЕ - 3
Из бесед Мастера-3 Петра Анохина (далее - М.) с экспертом-историком Службы Соответствия Клэр Роджерс (далее - Э.)
М. Интересно, что было бы, если б мы не послали Шестого в первый век...
Э. Вам работать, Петр. Но запомните, загните где-нибудь в памяти уголок: вы делаете то, что в любом случае кто-нибудь да сделал бы. Или, скорее, все само собой сложилось бы - рано или поздно...
М. Что вы имеете в виду?
Э. Я имею в виду Христа. Мессию. А уж как его звали бы - Иисус, Иоанн или Павел, -для Истории решающего значения не имеет.
М. Клэр, вы что? Как не имеет? История знает именно Иисуса, Иешуа из Назарета, Назаретянина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Дошли до Храма.
По широкой каменной лестнице поднялись на тоже широкий, просторный даже, арочный мост, вошли в крытую высокую галерею. В ней было прохладно и оживленно. Близилось самое бойкое торговое время - полдень. Купцы побогаче раскладывали свой товар на прилавках - каменных высоких столах, торговцы победнее расстилали холсты прямо на земле. Из-за поворота, из перпендикулярно уходящего продолжения галереи раздавалось мучительное блеяние: там еще торговали ягнятами и баранами, жертвенник еще ждал новой крови. А здесь кричали менялы. Здесь можно было обменять все, что угодно, любые монеты любых стран, объединенных Римом; да не только их - вообще любых! Благодатное время праздника позволяло неплохо заработать на паломниках. Выменянные вчера у приезжих купцов товары продавались сегодня по совсем другой, более высокой, цене - другим купцам, которые повезут купленное в иные города. Крики торговцев, перебранки покупателей, шарканье ног, звон металла, стук дерева и камня - такие обычные для торгового места звуки сливались в единый шумовой фон - достаточно высокий. Поневоле приходилось напрягать голос, чтобы быть услышанным. Но не Петру и Иешуа. Пробираясь сквозь толпу, они продолжали вести безмолвную беседу.
"Не устал? Давай спустимся"... "Нет, не устал... Такие высокие стены... У нас в Нацрате таких не видели..."
Они снова спустились вниз, к подножию стен Храма. Несмотря на архитектурное единство комплекса- да, с точки зрения Петра, именно так и следовало называть Храм! - в нем четко и строго соблюдалось социальное и ритуальное деление. Храм - это всего лишь понятие, включившее в себя разностороннюю жизнь евреев вообще и священнослужителей, левитов, коэнов в частности. Храм был всем! Местом ритуальных жертвоприношений. Местом молитв не обязательно, но все же, все же. Местом торговли. Местом встреч деловых людей со всего мира: если они - верующие евреи, конечно. Или не евреи - греки, критяне, римляне. Новообращенные, прозелиты. Иными словами - торговой биржей, где в дни праздников совершалось множество внушительных сделок, и Храм имел с них положенную долю. Поэтому и банком был Храм, ибо также и десятая часть дохода каждого жителя доставалась Храму. И деньги не лежали мертво - работали. Выдавались ссуды, возвращались долги с процентами. Зря, что ли, римляне - и не только они! - с назойливой регулярностью покушались на богатства Храма. Законными и абсолютно незаконными способами. Конечно же, священникам это не нравилось...
Петр смотрел на Иешуа. Если верить Евангелиям, много лет спустя этот ставший взрослым и мудрым - мальчик скажет таинственное; Кесарю - кесарево...
Из галерей нельзя было попасть в собственно Храм. И наоборот тоже. Путь непосредственно на площадь - к самому Храму - начинался от южной стены. Сначала следовало омыть себя в многочисленных - крохотных и не очень - бассейнах, миквах, ибо никто не мог идти к Храму, не совершив короткого, в дни праздников весьма делового обряда очищения.
Петр и Иешуа не миновали микв, вошли в высокие ворота, спустились в просторное подземелье через тоже подземный каменный ход. Мокрая одежда мгновенно стала холодной, неприятно облегла тело. Впрочем, ненадолго. Они поднялись по ступеням на свет и оказались на огромной площади вокруг Храма. Крытые галереи, где Петр с Иешуа только что бродили, отсюда казались просто глухими высокими стенами, ограждающими площадь по периметру, в которых выступали вмурованные в известняковые камни колонны. Да они и были, по сути, стенами: орущий и спешащий мир остался по ту сторону подземелья.
Здесь было существенно тише. Бело-розово-голубая мраморная громада Храма с остро заточенными золочеными кольями по крыше вдоль фасада, с тоже золотыми капителями на витых колоннах у входа, внушала благоговение: что ж, перед лицом Господа не очень-то и пошумишь. Зато и загажено перед его лицом было - не пройдешь, не замаравшись. Идти приходилось через потоки крови животных, которую смывали в финале празднеств: открывали водяные ворота и заполняли площадь водой. Потом левиты, стоя в воде по бедра, скребками чистили камень, сгоняя кровь и воду в ущелье Кидрон через редко открываемые ворота Милосердия.
А пока приходилось идти по крови. Сандалии мгновенно промокли, мерзко хлюпали.
Огромный левит-охранник у ворот, ведущих во двор женщин, Эзрат Нашим, встретился взглядом с Петром. Мастер ощутил неприятный холод, исходящий от мощного и мрачного представителя второй храмовой касты. И еще подозрительность: без повода, но по привычке.
Иешуа тоже почувствовал:
"Какой неприятный человек".
"Почему ты так подумал ?"
"Не знаю. Холодно..."
Занятно: те же ощущения, что у Петра. Почему? Случайность? Надо будет проверить реакцию на другие проявления чувств...
Вошли в Эзрат Нашим - последнее место, .куда допускались женщины. Их много было здесь: галдели, судачили. Похоже, совсем не ощущали святости места. Сквозь их толпу, мимо двора Назореев, мимо двора Прокаженных - в ворота Никанора, в Эзрат Исраэль, дальше которого могли идти только левиты. Там был жертвенник, там была бойня. Простых евреев туда не допускали.
Зато сюда к ним, в Эзрат Исраэль, священники приходили сами. Вот и сейчас в углу двора на низких каменных лавочках сидели двое - в длинных льняных рубашках, ефодах, перетянутых разноцветными, зелено-красно-пурпурными поясами, и в круглых тяжелых, тоже льняных тюрбанах. А рядом, прямо на камнях, собрались верующие люди, в основном - молодежь. Голоса раввинов в нагретом воздухе звучали громко, распевно. Петр прислушался: священники, естественно, вели привычную послепасхальную беседу об Исходе, о далекой даже для этих дней истории рождения праздника Пасхи, опресноков, Хаг Гамацот. Слушали их рассеянно, больше глазели по сторонам, впечатленные золотой реальностью Храма, а история - она ж давно была, к тому ж не раз слышана...
– Моисей и Аарон пришли к фараону страны Айгиптос, - скучно говорил один из раввинов, повторял тысячи раз повторяемое, не вкладывая в слова не то что страстности, - даже грамма эмоций, - и сделали так, как повелел им Господь. Аарон бросил жезл свой перед фараоном и перед рабами его, и жезл сразу превратился в змею! - Раввин опять заученно сделал положенную в этом месте паузу, чтобы усилить впечатление от рассказа. Но то ли слушатели не желали впечатляться, то ли все как один попались исторически подкованные, поэтому ожидаемого священником гула восхищения Божьей силой не последовало.
Помолчав малость для приличия, раввин продолжил. Он рассказывал историю про десять египетских казней, ее Иешуа узнал сразу - не прошло зря отцовское "ударное" обучение. Но сейчас мальчик впервые осмысливал сказанное, вникал, чувствовал интерес, даже ощутимую потребность в этой истории. Он неотрывно смотрел на священника, ловил каждое его слово. Странно, но давно знакомый рассказ звучал почему-то по-другому - как новый.
– ...и, увидев такое дело, призвал фараон своих мудрецов и чародеев: пусть теперь они попробуют сделать то же самое своими чарами. Каждый из них бросил на землю свой жезл, и жезлы их тоже превратились в змей, но... - указательный перст горе, - жезл Ааронов поглотил их жезлы. Фараон сильно разозлился, его сердце ожесточилось, и он не послушал Моисея и Аарона, о чем Господь их заранее предупредил.
– Как это - поглотил?
Обычай позволял задавать вопросы раввину, даже вступать в дискуссию, излагать свое мнение, но услышанный тонкий мальчишеский голос заставил священника поморщиться: ох уж эти дети! Нет - просто слушать, так с глупыми вопросами лезут. Как это - поглотил? Взял - и поглотил. Дураку ясно...
Но тем не менее оглянулся, глазами поискал перебившего.
– Чего ты не понял, мальчик?
– Я не понял, как это жезл Ааронов поглотил их жезлы? Священник вздохнул и сказал:
– У Аарона был жезл, осененный чудом Господним, и чудо это оказалось сильнее того, что творили волхвы фараона. Ясно тебе?
– Ясно. А откуда у волхвов такие жезлы? - не унимался Иешуа.
– Боги земли Мицраима дали их волхвам.
– Какие боги? - Иешуа удивленно смотрел на священника. Слишком, подумал Петр, удивленно.
– Ну... какие у них там были боги? - Раввин повернулся к сидящему рядом коллеге, ища поддержки, - Ну, вот, например, бог солнца Ра... Кто еще?.. Другие, много их...
– Но ведь Бог - один?
По толпе слушающих прошел ропот: экий наглый мальчишка - спорит с самими раввинами!
– Да, мальчик, Бог - один. Это единственно верная истина. И имя его мы произносить не вправе, ты знаешь, так он завещал Моше... - В беседу вступил второй священнослужитель. - А всякий, кто исповедует многобожие заблуждающийся язычник.
– Тогда кто же помог фараоновым волхвам творить чудеса с жезлами? Может, сам Господь наш?
Раввины удивленно переглянулись. Этот наглый малец с разбитой коленкой говорил совсем не по-детски.
– Мальчик, - священник наклонился к Иешуа, - подумай сам, как Господь мог помогать чародеям фараона творить все эти чудеса? Он же обещал свою помощь Моше и всему народу Израильскому, а не фараону. Ты ведь помнишь?
– Помню. Но зачем тогда Бог говорил, что он ожесточит сердце фараоново? Неужели он не мог смягчить его, и тогда не пришлось бы Аигиптосу страдать от всех этих мучений?
Раввин нервно погладил бороду.
– Слушай, мальчик... Как твое имя?
– Иешуа, сын Йосефа из Нацерета.
– Ох, Нацрат, Нацрат... Слушай, Иешуа. Фараон должен был сам отпустить еврейский народ, своим собственным решением. Господь всемогущ, но справедлив. Он не стал фараона подталкивать к этому.
– Но он же... - Иешуа поднялся с земли и теперь Стоял глаза в глаза с сидящим раввином. -Он же сам сказал: "Я ожесточу сердце фараоново, и явлю множество знамений Моих и чудес Моих... Фараон не послушает вас..." Получается, Господь мешал сам себе. Так?
– Нет. Он хотел показать свое могущество египтянам, чтобы эти язычники уверовали: вот он: бог - Един и Велик. Так-то! - Священник для вескости стукнул оземь своим посохом, как будто тоже хотел показать какое-нибудь чудо.
Чуда не произошло. Иешуа не унялся:
– Но он же мучил не только египтян, но и всех евреев! Жабы, кровавая река, мошки... Зачем ему было заставлять страдать избранный им же народ?
Иешуа говорил так складно, что раввин, похоже, забыл: перед ним - всего лишь подросток. Ему-то было невдомек, что все слова, произносимые мальчиком, сначала говорил высокий, богато одетый мужчина, стоявший неподалеку. Говорил не вслух, мысленно...
– А я тебе объясню! - кипятился священник. - Сначала Бог давал понять, что все кары, спускаемые Им на землю Айгиптоса, предназначаются для всех без исключения людей, и лишь когда понял, что фараон не поддается, Он стал оберегать евреев от своих казней.
Люди, сначала сторонне наблюдавшие за спором мальчика и священника, теперк слушали внимательно, заинтересованно. Кто-то из толпы подал голос:
– А как волхвы фараона смогли повторить Господни чудеса?
– Да, - подхватил Иешуа, - как им удалось это? Ведь Бог один, и египтянам, как вы говорите, не помогал. Неужто они обладали силой, равной силе Господа?
Раввин улыбнулся:
– Если они и смогли сотворить нескольких змей, подобно тому, как это сделал Господь, то уж сотворить Мир и людей на Земле им никак не удалось бы. Не равняйте силу Господа с жалкими умениями египетских жрецов.
Хороший ответ, подумал Петр. В умении полемизировать священнику не откажешь. Эка он ловко ушел от опасной для него дискуссии весьма древним, выходит, демагогическим приемом. А ну, кто усомнился в силе и славе правителя, военачальника, партии, Бога, наконец? В кандалы его, в застенки, в лагеря!.. Проходили. Не было народа, который через все это не проходил бы... Надо заканчивать. Становится опасно. В первую очередь для Иешуа и его родителей: опасно в буквальном смысле слова. Ересь никогда не прощалась... Другое дело, что сам Иешуа даже не вспомнит, о чем таком опасном он беседовал в Храме...
Священник снисходительно смотрел на умолкнувшего мальчика и на окружающих слушателей. В тишине спросил - не без легкой угрозы:
– Ну что, еще вопросы будут?
Вопросов, в принципе, могло быть много, но задавать их не стоило. Тем более что в Эзрат Исраэль вбежал мужчина. Иосиф. Остановился, дыша тяжко. Мать не могла пройти, осталась в Эзрат Нашим.
– Откуда ты, мальчик? - спросил раввин. - Где твои родители?
Я был прав, подумал Петр, пора сворачивать комедию. Финальные реплики и-на поклон.
"Скажи им, что ты дома. У Отца своего".
"Дома ? Но я ведь..."
Иешуа, милый, не время спорить!..
"Говори!" - Петр послал Иешуа мощный импульс.
Взгляд мальчика стал стеклянным. Громко, чеканя слова, он произнес:
– Я дома здесь. У Отца своего.
"Молодец! Повтори еще раз. Они должны это запомнить".
Иешуа повторил, несколько произвольно:
– Мне должно быть здесь. В доме, который принадлежит Отцу моему. А вы здесь - только слуги... Раввины опешили.
– Какой отец? Здесь - Храм. Да как ты смеешь, наглец, мальчишка!..
И тут Иосиф, молчавший доселе, подал голос. Испуганный, надо сказать.
– Иешуа, сынок!..
– Вот и отец объявился. Хозяин Храма, - тихо, будто сам себе, сказал кто-то.
Шутку оценили. Дружный хохот громом зазвучал среди каменных колонн.
Иешуа равнодушно посмотрел на Иосифа, отвернулся, продолжая сидеть ровно, с прямой спиной - каменно сидеть.
Буквально: каменным болванчиком, подумал Петр. Чрезмерная зажатость... Хочется надеяться, что это пройдет: контакт должен быть легким и естественным для окружающих...
Иосиф, не обращая внимания на смешки и дурацкие шутки, упал на колени, обнял мальчика.
– Наконец-то ты нашелся! Мы уж думали, потеряли тебя совсем... Ну, куда ж ты пропал? - причитал он, торопливо гладя волосы Иешуа.
Все это было совсем не похоже на жесткого, жестокого иной раз, отца.
– Мы вернулись в Иершалаим, искали тебя по дороге, целый день шли... Как ты здесь очутился? - Иосиф спрашивал и сам себе удивлялся: никакой обычной злости, только отчаянная радость от встречи. - Иешуа, ответь, не молчи!
Мальчик смотрел на отца все тем же стеклянным взглядом. Ответил ровно:
– Зачем меня искать? Или вы не знали, что мне надлежит быть в доме Отца моего?
Опять смешки раздались. Ну чем не радость для публики: мальчик-дурачок, совсем болезный...
Хорошо, Иосиф, поглощенный своим неожиданным счастьем, не услышал ответ сына.
– Вставай, сынок, пойдем... - Он рывком поднял мальчика, взял за плечи, повел прочь.
И Петру пришла пора уходить. В общем он был доволен первым контактом. Да, есть шероховатости, мальчик еще сырой, но потенциально - возможности гигантские. А ведь это - только момент подсадки матрицы. Она еще практически не работает: Петр вел мальчика. Но вряд ли он смог бы его вести, если бы не она, не ее присутствие в мозгу Иешуа. Напрасно боялся Кевин, что внедрение не заладилось. Еще как заладилось! Да, матрице еще вживаться и вживаться - в мозг, в сознание, в душу. Особенно - в душу, если быть максималистом. Плюс - немножко мистиком. Через девятнадцать лет сегодняшний маленький мудрец станет взрослым и мудрым чудотворцем. Сейчас Петр уверен был в том. Матрица если и не действует пока в прямом смысле этого слова, то существует наверняка, Техники хлеб зря не едят. Все прошло нормально. Точно по инструкции.
Однако какой цинизм: называть Библию - инструкцией...
И еще. Вероятно, те, кто две без малого тысячи лет вгрызался и вгрызается в самое по-крестьянски обстоятельное - да простится Петру это определение! - из писаний апостолов - Евангелие от Луки, вероятно, они прочитывали между строк рассказа о двенадцатилетнем отроке куда больше, нежели произошло только что. Как там? "И все дивились ответам его..." Скорее, возмущались. Смеялись.
Настроение было отличным. Идя по Иерусалиму в сторону дома, Мастер насвистывал услышанную здесь же мелодию, удивительно похожую на одну песню из его времени.
А вопрос уже возникал сам собой: какое время - его?..
ОТСТУПЛЕНИЕ - 3
Из бесед Мастера-3 Петра Анохина (далее - М.) с экспертом-историком Службы Соответствия Клэр Роджерс (далее - Э.)
М. Интересно, что было бы, если б мы не послали Шестого в первый век...
Э. Вам работать, Петр. Но запомните, загните где-нибудь в памяти уголок: вы делаете то, что в любом случае кто-нибудь да сделал бы. Или, скорее, все само собой сложилось бы - рано или поздно...
М. Что вы имеете в виду?
Э. Я имею в виду Христа. Мессию. А уж как его звали бы - Иисус, Иоанн или Павел, -для Истории решающего значения не имеет.
М. Клэр, вы что? Как не имеет? История знает именно Иисуса, Иешуа из Назарета, Назаретянина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63