Но уже там смещены акценты: не Бог везде, а ты сам - везде... И откуда Фома узнает о твоем детстве, в котором, насколько знаю я, не было места никаким чудесам? И почему вдруг Яаков оставит потомкам рассказ о рождении Марии, и Йосеф, отец твой, будет в нем старым и многодетным? Да везде, в каждом евангелии - будь оно каноническим или апокрифическим, не признанным Церковью, - полно вымысла, чтоб не сказать - вранья...
– И в твоем тоже?
– Да не мое оно! Ничего я не писал и писать не собираюсь... Когда я жил себе в своем мире, работал, мотался по времени, я даже не задумывался особо, существовал ты на самом деле или нет? Ну неинтересно мне это было, понимаешь, неинтересно! А потом возникло это задание, я познакомился с двенадцатилетним мальчишкой, по имени Иешуа, и еще с другим мальчишкой - Йохананом, я вырос вместе с вами, как это ни странно звучит. Я лично сделал многое, чтобы опровергнуть евангелические тексты. Например, оставил жить Йоханана, превратил двух человек в одного - Йоханана Кумранского в Йоханана Богослова. Я, как ты знаешь, организовал твое распятие, потому что никто тебя распинать не собирался, жил бы ты себе в своей Галили, и не родилось бы христианство на земле. А ведь я его не придумал, распятие. Я прочитал о нем в евангелиях. Там постфактум - Йоханан Кумранский уже называется Крестителем, а то, что он-делал на Ярдене, - Крещением, хотя до креста тебе еще предстояло идти и идти... И я понял тогда: распятие необходимо, чтобы твоя Вера ушла в большой мир. Это, кстати, я понял только благодаря своим знаниям...
– Вот видишь, и они пригодились... - Иешуа помолчал, словно боясь задать следующий вопрос. Но задал. И он оказался точным и болезненным: - А вам с вашими великими знаниями не страшно вмешиваться в жизнь - в ту, которая есть на самом деле? Вы ломаете одни судьбы и строите другие только затем, чтобы все совпало с вашими знаниями об истории. Этично ли это, а, Кифа?
У Петра никогда не возникал вопрос об этичности его работы. Она была не просто этична, но необходима, ибо, исправляя прошлое, она сохраняла будущее. Поэтому он и ответил, не думая, с ходу, как всегда умел:
– Человек из моей службы встретил в Галили тебя - плотника. Женатого. Родившего детей...
– На ком я был женат? - перебил Иешуа.
– Не знаю, - отмахнулся Петр, - на женщине. На молодой и красивой, на ком же еще...
– Ну и пусть бы так и оставалось.
– Иешуа, я же говорил тебе: есть события в Истории, которые влияют на ее течение тысячелетиями. Распятый Иисус - одно из таких событий. Оно, если хочешь, - краеугольный камень в истории развития человечества, ибо вот с этих самых дней, в которых мы с тобой едим, пьем, ходим, беседуем, с них началось то, что сформировало большую часть человечества, структурировало ее. Единая вера создала стереотип развития сознания, быта, поведения, а христианская Церковь, как институт, объединила миллионы людей, так сказать, технологически. Но - на основе твоей Веры.
– Ты все время говоришь: Церковь, Церковь... Ты это о чем?
– Я это об организации единоверцев. Об организационной структуре.
– О религии?
– Нет, об организованном и структурированном по вертикали сообществе, где. в основу положена религия. В начальном варианте - христианство.
– А что, есть и последующие варианты?
– Христианство постепенно стало не единым. Появились разные ветви. Конфессии. Римско-католическая, греческая, ортодоксальная или православная, протестантская, армяно-григорианская, англиканская, коптская... Я, пожалуй, все не вспомню... И это только те, что хотя бы официально признают друг за другом право на существование. А существуют и так называемые секты, которые не признаются теми ветвями, что я назвал, но чаще всего не подвергаются гонениям со стороны гражданских властей. Баптисты, адвентисты, пятидесятники, мормоны... И все эти секты исповедуют христианскую веру.
– А в чем их разница?
– Вероятно, есть какая-то. Не влезал глубоко, не приходилось, да и желания не возникало. В подходе к трактовке тех или иных догматов веры. В традициях богослужения. В языке богослужения. Но основа - одна: Тора или Ветхий Завет и Новый Завет, куда вошли тексты четырех Евангелий, и то, что бьмо после тебя: описание жизни и деяний твоих апостолов и их послания к верующим. Да, еще есть одна странная книга - Откровение Йоханана Богослова, или Апокалипсис.
– Нашего Йоханана?.
– Так считается.
– Значит, у него два текста в Новом, как ты сказал. Завете?
– Вообще-то пять. Евангелие, Откровение и три послания. Если, конечно, это все он. Я сзади не стоял и не подсматривал.
– Ну, это время еще не пришло, - серьезно сказал Иешуа. - Может, и придется постоять и рукой его поводить. Чтоб правду писала... Но почему наша Вера так множественно раздробилась? В чем причина?
– Она всегда одна, - жестко усмехнулся Петр. - Точнее, две: деньги и власть.
– Я предупреждал учеников об опасности сребролюбия и властолюбия...
– Они-то слышали. Но что можно поделать с человеческой природой? Власть, построенная на вере, много сильнее власти, построенной на знаниях. А где власть, там и деньги, куда ж без них... Огорчу тебя, бессребреника. Многие столетия не будет организации богаче Церкви. Она станет владеть душами людей, и власть ее мощно обопрется на страх, живущий в душе каждого смертного.
– Страх чего?
– Страх наказания.
– Что ты имеешь в виду?
– Я все имею в виду. И смерть виновного, когда приговор выносит Церковь. Только ей не понадобится прокуратор и солдаты, она не убоится пролития крови... И отлучение от Церкви, что в определенные времена было хуже смерти. Это как у ессеев: отлученный практически - смертник. Это и конфискация имущества - денег, земли, жилья - в пользу Церкви... Долго перечислять. Бери любое наказание, какое вспомнишь, - не ошибешься: оно было или есть в арсенале Церкви. И ведь что самое гнусное - все делается именем Бога и твоим именем, Иешуа. Правда, в последние пару сотен лет с наказаниями стало полегче. Гражданские законы оказались наконец куда сильнее церковных...
– Значит, Церковь умирает?
– Да упаси Господи! Ни в коем случае! Она просто все время видоизменяется, пристраивается к реальности, ищет свою нишу и обязательно находит. Воспользуюсь опять твоим предсказанием: многие маленькие неправды научились ловко притворяться Большой Верой. Они уже почти ничего общего не имеют даже с теми конфессиями, которые я перечислил, как официально узаконенные. Они живут только ради денег и власти над людьми. Но прикрытие то же - имя Бога и имя Сына Его.
– Мое?
– Твое, Иешуа, как ни жаль мне тебя огорчать.
– И ради всей той неприглядной правды - а я не имею права не верить тебе! - ради этого хаоса, для которого и Страшный Суд. покажется доброй молитвой, вы решили исправить прошлое? Вы посчитали, что ошибка - здесь, в моем времени? Вы правильно все посчитали, Кифа? Вы не ошиблись? Может, ошибка - в вас самих?
Может, она случилась через сто лет после моего вчерашнего распятия? Или через двести? Через тысячу?
– Ошибка была именно здесь, в нашем с тобой времени, - устало и безнадежно сказал Петр. - Ты должен был стать Машиа-хом, а не многодетным плотником. Я исправил ошибку. А то, что было после - через сто лет, через двести, через тысячу, - это не ошибка. Это закономерность. "Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои". Имя ошибки, Иешуа, - человек. Всегда - человек. Его природа, данная ему Богом. Вот тебе и парадокс...
– Но там же, в книге Когелет, есть слова; "Выслушаем сущность всего: бойся Бога и заповеди Его соблюдай, потому что в этом все для человека; ибо всякое дело Бог приведет на суд, и все тайное, хорошо оно или худо". Почему никто не боится суда Божьего?
– Это просто, Иешуа. Когда слишком долго пугаешь ребенка наказанием, но не совершаешь его, ребенок перестает его бояться. И даже больше: он перестает бояться того, кто пугает. Человек - та еще скотина Божья: брось в грязь его он и там жить станет, брось в боль его - он и к боли привыкнет. Если нет молнии из тучи, значит, можно под тучей существовать. К страху привыкают, как к увечью. А если все увечные?.. В мире слепых зрячий - урод. И еще: ты же обещал проповедь о десяти заповедях, о том, что они созданы, чтобы их нарушать...
– Господи... - Иешуа посмотрел на еще звездное, но уже начавшее бледнеть небо, словно видел там Того, к Кому обратился, - может, ты был прав, когда раскаялся, "что создал человека на земле"?
– Может, и прав был... - согласился Петр и поднялся с травы. - Пойдем, Иешуа, пора. Светает. Нам надо уйти отсюда и переждать один день и одну ночь. Да и поесть не мешает: в животе урчит - больно слушать.
ДЕЙСТВИЕ - 5. ЭПИЗОД - 4
ИУДЕЯ, ИЕРУСАЛИМ, 27 год от Р.Х., месяц Нисан
(Окончание)
Пётр привел Иешуа в Нижний город, в свой дом, о существовании которого знали только он и Иоанн. Не считая равнодушных Техников из'будущего и любопытных соседей из настоящего. Иешуа не спросил, откуда у Петра такое роскошное пристанище, Иешуа был, похоже, слишком потрясен картиной грядущего мира - с точки зрения религии, его Веры! - картины, мрачно и безнадежно написанной Петром. Он всю дорогу молчал и не возразил даже, когда Петр заставил его надеть на голову заранее припасенный платок и закрыть им лицо. Иершалаим все-таки, Машиаха здесь легко бы узнали...
Он не удивился относительному богатству дома, а для него, плотника и сына плотника из галилейской деревни, - и вообще абсолютному, поскольку с далекого детства не приходилось ему бывать в домах подобного уровня. Разве что у Левия в Вифании, так там не столько дом радует, сколько добротное хозяйство вокруг. Ну, еще у Кайафы, но то не считается: приговоренный к смерти вряд ли обращает внимание на интерьер камеры для допроса... Здесь и сейчас его состояние, как опасливо казалось Петру, было близким к подавленному, хотя в качестве допрашиваемого на сей раз был Петр. Если уж прибегать к сравнениям из допросно-следственной практики, то Иешуа очутился в роли следователя, узнавшего от пытаемого тайну собственного будущего, и оно его отчаянно напрягло.
Суббота только рассвела, шабат был в разгаре, купить еды и питья по дороге возможности не представилось, улицы как вымерли, даже предосторожность с платком оказалась лишней. Петр усадил Иешуа в главной комнате на кушетку перед столом, полез в подпол, порылся в небогатых запасах, с удивлением отыскал, однако, немалый кувшин прошлогоднего вина с залитым воском горлышком - значит, цело, значит, не прокисло, а еще нашел круг чуть подсохшего, но вполне съедобного овечьего сыра и завернутую в тряпицу мацу. Пришла догадка: Иоанн постарался, понял, что Петр приведет Иешуа сюда. Когда успел только все принести?..
Поднял наверх все найденное, выложил-выставил на стол, налил вина в хорошие бокалы.
– Давай выпьем за твое здоровье, - предложил он Иешуа.
– Как это? - не понял ученик.
– Такой у нас обычай: пить вино не просто ради утоления жажды, а за что-то. За здоровье близких, например. За любовь. За счастье.
– И помогает? - не без иронии спросил Иешуа.
– Помогать - не помогает, но пить приятно.
– Тогда давай. Хотя здоровье у меня помощи не требует. Лучше - за мое Воскресение.
– Завтрашнее, - напомнил Петр. - Выпили, закусили сыром с мацой. Небогато, но и на том спасибо. Иешуа поинтересовался:
– А в ваше время вино пьют?
– Еще как! И не столько вино... - усмехнулся Петр. - За две тысячи лет появилось такое количество напитков, причем крепких, сшибающих человека с ног!.. И пьют их, Иешуа, не для того, чтобы утолить жажду, а чтобы нажраться как свинья и вроде бы забыть о своих больших и малых проблемах. Вариант дурмана... А вот изготовление настоящего доброго вина стало искусством. Высочайшим! И пьют вино, как и сегодня, для удовольствия, для хорошего аппетита и, кстати, не больше, чем теперь. Израиль, к сожалению, не принадлежит к числу искусников, хотя свое вино по-прежнему делает.
– А где готовят самое лучшее?
– Во Франции, конечно. Север Римской империи - франки, галлы, дикие народы. Это сейчас они дикие. Все изменится... Да, кстати, именно во Франции вырастет город под названием Кагор, где будут делать красное сладкое тягучее вино, которое в храмах станут выдавать за твою кровь. За кровь распятого Христа.
– Не понял.
– Чего ж тут непонятного? Служба в христианском храме, будь он католический, православный или протестантский, превратится в своего рода театральное действие, где у каждого актера - от высшего церковного чина до самого низшего - появится собственная, веками неизменяемая роль. И все будет так или иначе связано с тобой. Праздник Пасхи - праздник Воскресения Христова. Праздник Рождества Христова. Праздник Крещения Христова - это тот день, когда ты пришел к Йоханану на Ярден... А сколько других праздников, помельче - не счесть!.. Кстати, будет отмечаться и день Усекновения главы Иоанна Крестителя, чего, как мы знаем, не случилось... А святых за две тысячи лет появится - тьма. У католиков - свои, у ортодоксов - свои... А вино кагор в качестве твоей крови... Ну, это будет у католиков вроде бар-мицвы, только обряд назовут причащением и будут давать детям, которые собираются вступить во взрослую жизнь, выпить крови Христа и съесть тела Христа.
– А тело-то из чего?
– Хлеб. В грядущем христианстве окажется много языческих примесей.
– Ортодоксы, католики, протестанты... А есть... как ты назвал? конфессия?.. которая наиболее многочисленна, наиболее сильна?
Петр с секунду задумался. Кажется, пришло время одолжить у Клэр ее роль просветителя непросвещенных. Клэр многого не успела рассказать, Петр успеет куда меньше, но нужен толчок, старт. Подсознательно он понимал, что пусть краткий - бегом! - рассказ о развитии и становлении Церкви, основанной на имени Иисуса Христа, в итоге может привести его, Петра, к так давно разыскиваемому решению о месте и роли Иешуа после неизбежного Вознесения. О котором Иешуа до сих пор ничего не ведает. Пути мысли человеческой неисповедимы...
– Вероятно, и по сей день - католики. Началось-то все с Рима. Уже в следующем столетии знаменитый римский писатель - он родом из Карфагена Тертуллиан напишет о римских христианах:
"Мы недавние. Но мы наполнили вашу империю, ваши города, ваши острова, ваши племена, ваши казармы, дворцы, собрания и сенат". Это - правда: меньше чем через триста лет половина жителей Империи станут исповедовать христианство. А первый христианский храм будет сооружен через двести лет. А через сто лет после строительства первого храма новый римский император Константин, как гласит то ли история, а то ли легенда, в борьбе с соперниками за царство увидит якобы знамение - видение на закатном небе креста, на котором тебя распяли. Он пойдет в битву с твоим именем и победит. И издаст указ о свободе религии. Так закончится трехвековая эпоха яростного преследования христиан в Империи.
– Начало расцвета Церкви?
– Буквально - так.
– Ты что-то имеешь в виду.
– Что-то имею. Лет через сорок после смерти Константина-император Феодосии объявит христианство государственной религией. И все бы хорошо, но только этот момент станет началом уничтожения - вплоть до физического! - любого инакомыслия. Именно при Феодосии власть начнет разрушать языческие храмы и убивать тех, кто не верит в Христа. Грустно, Иешуа, но дух армии Рима-станет духом твоей Религии. Ты остерегал учеников от греха властолюбия и корыстолюбия?.. Триста лет смертей во имя Христа, позорных казней, распятий, триста лет борьбы за право исповедовать то, что ты начал, а твои ученики продолжили, оказались на самом деле еще и годами борьбы христиан не просто за победу Веры, но, прежде всего, за власть и деньги. И борьба эта окажется победной: Церковь получит вволю и того и другого и будет пользоваться обретенными правами и благами, не думая о простых верующих.
– Торжество нашей Веры такими методами?..
– Нашей Веры? От нашей, а точнее, все-таки твоей Веры, тобой начатой и взлелеянной, останется только форма. Римская империя погибнет, разрушенная варварами с севера. Завоеватели очень скоро поймут, что держать подданных в полном подчинении можно только с помощью Церкви, с помощью монотеизма. Раньше римские цезари справлялись с собственными народами могучей армией. Наивные! Армия хороша в ограниченных пределах одной земли, одного народа - с общими традициями, с общей историей. А если началось великое объединение народов или, вернее, их проникновение друг в друга? Тут никакая армия не поможет: она так же не станет единой и крепкой, поскольку набрана будет из разных народов. А Церковь даст всем - и римлянину, и эллину, и франку, и галлу, и бритту, и готу, и гунну, кому угодно! - общие традиции. Пусть насильно даст, пусть навяжет их, но властью гражданской определив власть церковных законов, можно управлять кем угодно и каким угодно числом людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63