Засмеялся:
– Неплохо! Побереги силы, они, как я теперь вижу, нам понадобятся. А кровь мы найдем легко...
С кровью и впрямь проблем не возникло: одного жирного голубя хватило, чтобы извозить Петра в крови по уши. Как из боя вышел. Тыкву положили на блюдо и накрыли чудовищно грязной туникой Иоанна - или что там от нее осталось после шести дней отсидки в антисанитарных условиях каменоломни.
– Может, сначала на мне проверишь? - осторожно спросил Иоанн.
– Не буду, - нахально ответил Петр. - Лучше экспромтом. Надежнее. Я себя знаю...
Он отчетливо представлял то, что должны увидеть тетрарх, Иро-диада, Саломия, многочисленные гости. Он так ярко представлял себе это, что суеверно боялся реализовать представление до назначенного срока: боялся растратить силы. Он действительно не числил мастерство гипнотизера в списке своих сильных качеств, если и мог что, то так - на четверочку. Очень надеялся на то, что четверки здесь хватит за глаза. .
– Найди в доме какую-нибудь одежду, - сказал он Иоанну, - и поспеши прочь из города на северо-восток. Выйдешь к Ярдену - уйди на два поприща к северу от того места, где ты посвящал людей, и жди меня там. Только спрячься, а я услышу тебя.
– Может, мне все-таки остаться и помочь тебе? Вдвоем надежнее...
– Не стоит. Справлюсь. Лучше, чтобы тебя здесь не видели.
– Тогда я возьму в доме еды и питья на двоих.
– Естественно, - рассеянно согласился Петр.
Ему было не до житейских мелочей. Он уже мысленно входил в дворцовый зал с накрытым тряпкой блюдом на вытянутых руках, он уже шел по мраморным; плитам в напряженном до разрыва воздухе - ожидание, замешанное на любопытстве, страхе, ужасе, торжестве, зависти, восхищении, на множестве чувств замешанное. ожидание напрягло атмосферу так, что Петр шел по залу, как сквозь воду, физически ощущая мощную плотность воздуха.
Так все и вышло - как он предвидел.
Только в действительности все оказалось труднее, потому что под грязной тряпкой на золотом блюде лежала не желтая спелая тыква, а окровавленная голова Предтечи, разметавшая по тусклому золоту длинные грязные, свалявшиеся волосы, и мертвые глаза его были широко открыты и тоже напряженно смотрели вперед, будто только они и остались жить - вопреки смерти.
Петр неторопливо двигался по залу, оставив охрану у входа, - окровавленная лацерна, кровь на лезвии меча, брызги крови, размазанные по лицу, и люди расступались, то ли в страхе, то ли брезгливо, оставляя ему широкий пустой проход к креслу, на котором, как и прежде, тяжко восседал Антипа.
– Я выполнил твою просьбу, моя госпожа, - сказал Петр, обращаясь к Саломии, которая, все так же прижавшись к матери, стояла рядом с креслом Антипы.
Петр осторожно положил поднос на пол и резким движением сдернул тряпку.
Выдох ужаса пронесся по залу, именно - выдох, который оборвался бездыханным молчанием: люди стояли не дыша, смотрели, словно загипнотизированные - а какими они были? - и не знали, как поступить, что предпринять. А ведь многие толком и не видели в подробностях, что лежало на блюде и как это "что" выглядело.
Впрочем, для Петра была важна реакция главных действующих лиц. А она оказалась вполне ожидаемой.
Антипа привстал на толстых трясущихся ногах, не отрывая взгляда от головы Предтечи. Петр очень старался. Кровь, по логике, должна была уже вытечь из головы, но по желанию Петра она все еще. текла неторопливыми ручейками, заполняла чашу подноса, грозила вылиться на мрамор пола. Так представлял Петр. Сам-то он по-прежнему ничего, кроме спелой тыквы, не видел... Перепуганная Саломия рефлекторно встала на цыпочки, вжалась лицом в мамину подмышку, и только мама, только жена, только женщина с забытым всеми именем Мирьям и отзывающаяся на унизительную кличку - Иродиада, только она, не отрываясь, смотрела на отсеченную голову того, кто посмел ее - лучшую среди лучших! смертельно обидеть. Смертельно - для обидчика.
Она перевела взгляд на Петра.
Он видел и слышал - злое победное торжество медленно гасло в ней, стихая и уступая место нервной настороженности: как все происходило? что он успел сказать? поминал ли ее? кричал ли от страха неминуемой смерти?.. И неожиданно, вразрез со всем остальным - по-бабски жалостливое: а может, не надо было?.. Жил бы и жил, неизвестно, как бы все могло повернуться...
И опять она спросила Петра:
– Где я могла тебя видеть, римлянин?
И Петр на этот раз ответил жестко и даже зло:
– Женщины Рима, получив однажды ответ на свой вопрос, не переспрашивают вновь. Им хватает здравого смысла не раздражать мужчину непониманием.
Можно считать, он слегка отомстил за Иоанна.
Снова услышал мгновенно вспыхнувшую злость и следом - бессилие: что она против него.
Даже Антипа счел необходимым вмешаться:
– В самом деле, Иродиада, ты переходишь всякую грань... - И к девочке: Ты довольна, Саломия? Твоя просьба исполнена...
– Да, мой господин, - чуть слышно ответила девочка, не отрывая лица от материнской туники. - Спасибо, мой господин.
– И тебе - моя благодарность, почтенный Вителлий. - Антипа даже сделал попытку изобразить поклон. - А теперь пора унести эту гадость прочь, я прикажу слугам.
– Я ее принес, я ее унесу. - Петр-Вителлий поднял поднос, набросил на голову Предтечи остатки туники. - Тем более, мне - пора. Меня ждут в Дамаске, я говорил тебе. Благодарю тебя, тетрарх, за гостеприимство. Возвратясь в Рим, я непременно передам моему другу Максимилиану, что он недооценил его весьма высокую степень.
– Ты не можешь остаться и поехать завтра с утра? - Антипа обиженно надул губы.
– Увы. - Петр из последних сил держал наведение галлюцинации. Мог бы и перестать, конечно, то, что казалось всем головой, было закрыто от глаз, но мало ли что может случиться... - Дела ждать не хотят, они сильнее нас. Я вернусь на обратном пути, если позволишь.
– Конечно, - вскричал Антипа. - Буду счастлив...
Петр понимал, что его скорейший уход был удобен не только ему самому, но и Антипе и всем гостям. Слишком громкой и эффектной получалась смерть, которая по негласным обычаям - должна была быть тихой и никому не известной. Кроме заинтересованных лиц. А так, глядишь - этот римлянин растреплет в столице метрополии о тех развлечениях, которым предаются в провинции. Мало может не показаться... Хорошо еще, что он, римлянин, сам в деле замазан, а то бы опять пришлось встречаться с Санхедрином...
– Да здравствует Цезарь Тиберий! - неизвестно с какой стати крикнул ему вслед Антипа.
А может, так было положено в высших кругах Иудеи - Петр не знал. Но гости весьма дружно подхватили здравицу, и Петр выходил из зала, реально ощущая себя римским императором.
Чужая слава не давила. Давила усталость: все-таки гипнозом должны заниматься гипнотизеры-профи, каждому свое. Только он здесь - как в старину в России земский врач: мастер на все руки. Хотя это же он подумал о Иешуа, но буквально: тот пока - только врач...
Он выкинул тыкву в кусты граната, а поднос оставил на скамейке в колоннаде. Кто-нибудь заберет. Или украдет, от хозяйства не убудет... Надо было еще заскочить в дом в Нижнем городе, переодеться и спешить в месту встречи с Иоанном. Он мог успеть дотемна.
И кстати, успел.
Голова Иоанна была на месте, он сумел где-то помыться и помыть голову, срезал длинные волосы, бороду укоротил - помолодел даже, выглядел вполне достойно в краденном в доме стражи одеянии - в застиранной голубой тунике, прихваченной в талии белым кушаком, в стареньких, ношеных, но вполне прочных сандалиях. Даже легкую мантию прихватил; а вдруг ночи холодными выпадут... Поинтересовался мимоходом:
– Как все прошло?
– Как задумано, - столь же мимоходом ответил Петр.
Хочет - пусть читает, Петр не блокировался. А что прошло, то прошло, бессмысленно перетирать впустую. Впереди - новая проблема: куда девать Иоанна...
Если когда-нибудь Петр решит написать о своем "христианском периоде", если ему дадут о нем написать, то добрую треть книги должно будет посвятить пешим переходам с севера земли Израилевой на ее юг, с запада на восток. Как в древней песне, слышанной когда-то на каком-то бард-сейшене, Петр в юности любил на них бывать: "И только пыль, пыль, пыль от шагающих сапог..." Пыль весной, летом, осенью, зимой, хотя зимой иногда и грязь. Кажется, вся страна передвигается по дорогам туда-сюда, туда-сюда, в праздники - больше, в будни - меньше, встретил человека, поздоровался, поговорил о жизни накоротке, смотришь - а через год снова его встречаешь, идешь вместе с десяток поприщ и вновь расстаешься, и только пыль, пыль, пыль в памяти...
Когда Петру приходилось путешествовать в одиночестве, он предпочитал тайм-капсулы: приятно плюс полезно, и ноги целы. А если с кем-то - с Иоанном, с Иешуа, с их семьями в свое время, - то пешедралом. Так и сейчас - до Галилеи, до Капернаума, до временной "штаб-квартиры" Иешуа, обустроенной им в доме тещи своего ученика-последователя Филиппа, которую он вылечил от пневмонии. Вот, кстати, еще одно несоответствие канону: капернаумская теща Филиппа, а вовсе не Петра. Да и то сказать: Петр - это он сам, откуда у него здесь теща? И в своем времени он не женат, Мастера - как монахи, обет безбрачия для них логичен: какая жена сможет вытерпеть их профессию!..
Пока шли, говорили мало: торопились очень. А о происшедшем в Иерусалиме и вообще помалкивали, будто не было его. И о будущем Иоанна - тоже. Иоанн молчал, хотя Петр слышал: что-то невнятное, не умеющее обрести точно сформулированную форму вертелось в голове ученика, но сам он предполагаемое решение сформулировать почему-то не мог, а точнее, не хотел, полностью отдав инициативу учителю. Петру казалось, что эти несколько месяцев вообще ожидания его, Петра, и бесконечная неделя сидения в каменном мешке Иродова дворца не то чтобы сломали Иоанна, но как-то утишили его, усмирили прыть. Вдруг откуда-то объявилось терпение, умение ждать, не торопиться. Ушла постоянно присутствующая в глубоком колодце подсознания простая детская обида: мол, я-не первый... Что это? Мудрость? За шесть-то дней?.. Хотя - плюс пять месяцев, это уже - срок. И еще говорят: тюрьма ломает. Тогда Иоанна она - выстроила... Хорошо бы - так. Хорошо бы - надолго...
А что с ним делать?.. Петр не знал пока решения. Как всегда, ждал: само придет. Как, к слову, пришло в Иерусалиме, во дворце. И будет единственно правильным... А пока - торопиться надо.
В итоге дотопали до Капернаума за двое суток - чуть ли не рекорд.
Петр в дороге вдруг вспомнил давнее уже, спросил:
– А что ты, говорил мне, пишешь?
Иоанн ответил нехотя:
– Так, понемногу обо всем. О том, что вижу, слышу, запоминаю... Мысли свои еще, слова...
– О чем слова?
– О чем могут быть мои слова, Кифа? О Боге, конечно... Не хочет рассказывать - не надо. Хорошо, что факт подтвердил. Пригодится, быть может... Да, еще был разговор. Петр сказал:
– Тебе придется изменить внешность. Немного, чуть-чуть. Предтечи нет, а тебе - жить.
– Немного - это как? Как ты изменил себя, став римлянином?
– Примерно так. Это несложно. Я научу.
– Как скажешь, Кифа... А как ты скажешь, так и будет верно... Выходит, я должен стать другим?
– Другим?.. Не так прямо, не в лоб. Но подумай: зачем нам дурацкие вопросы?.. "А ты, случайно, не Предтеча?..", "Не ты ли меня посвящал на Ярдене?.." Тебя очень многие видели, Йоханан, тебя трудно не запомнить. Так что внешность придется малость изменить... А внутренне... Если сам не захочешь, никто не сможет.
– Хорошо хоть так...
Иешуа встречал их в двух поприщах от Капернаума. Сидел на траве под оливой, смотрел куда-то за пределы человеческого видения. Петр придумал определение, оно ему нравилось. Да и довольно точно описывало отстраненное состояние Иисуса, когда тот упирался взглядом в горизонт и уходил в себя, сидел недвижимо, даже, казалось, не моргал.
Подошли, сели рядом, Петр сказал:
– Иешуа, очнись. Ты откуда тут взялся?
Тот вздрогнул, вернулся, значит, "из-за пределов". Улыбнулся радостно:
– Вас жду.
– Услышал?
– Конечно. Два часа назад. И сразу пошел навстречу... - Обнял Иоанна, прижался лицом к лицу. - Как я скучал без тебя, брат! Кифа, спасибо тебе, что ты выручил Йоханана.
– Всегда готов служить, - буркнул Петр.
Хотя, что душой кривить: он действительно доволен был такой встрече своих двух любимцев, и в первую очередь тому, что все в ней искренне было - и радость, и надежда, и уверенность в том, что все теперь пойдет преотлично. И даже приятное для Петра объяснение этой уверенности: они наконец вместе. Все трое.
И тогда пришло решение - как и должно было прийти.
– Принимай нового ученика, Иешуа. Он пойдет с нами. До конца. Имя его Йоханан, ты знаешь, оно все то же. Только - не Предтеча, тот, к великому несчастью, погиб. А этого назовем Богословом. Йоханан Богослов - звучит?..
– Звучит, - согласился Иешуа. - А Йоханан согласится идти с нами?
Боже ж ты мой, восхитился Петр, он спрашивает у меня, потому что ему неловко спросить у самого Иоанна: пойдет ли он позади - не только на словах, как утверждал во время посвящения Иешуа январской водой Ярдена, а на деле, - в реальности, жизни? Сказать - куда легче, чем сделать. Тем более тому Иоанну, Предтече, Крестителю, которого впервые узнал Иисус и которого много лет знал Петр.
Но ответил Иоанн - другой, который шесть дней ждал Петра в подземелья Иродового дворца:
– Я пойду с тобой до конца. - И повернулся к Петру: - А ты знаешь конец, Кифа? Каким он будет?
– Понятия не имею, - засмеялся Петр.
И в данный конкретный момент он был абсолютно искренен в своих словах, но в то же время знал точно, что впереди у них - огромное множество конкретных моментов и каждый будет корректировать конец или, точнее, финал этой долгой истории. Хотя он все равно получится таким, каким должен получиться.
Шли в Капернаум - по новой иерархии. Впереди - Иешуа, чуть сзади - Петр и Иоанн, самые близкие ученики Мессии, если верить евангелистам.
Иоанн спросил Петра - непривычно робко, будто и не надеясь на ответ, который только что не получил:
– Не обманывай меня, Кифа. Ты знал, как будет сегодня. И знаешь, как будет дальше. Так?
И Петр ответил - серьезно и максимально честно:
– Я знаю, как должно быть. А как будет - знает только Бог. Иоанн помолчал, осмысливая услышанное. Спросил снова:
– Ты когда-нибудь расскажешь мне, как должно быть? Петр молчал. Иоанн не переспрашивал. Так, в тишине, дошли до Капернаума, до дома Филиппа. И тут Петр решился:
– Когда-нибудь расскажу, Йоханан. И очень надеюсь, что ты сумеешь все понять. Только не торопи меня...
В конце концов, что он терял, давая обещание? Ничего ровным счетом. Ему очень нужен был в проекте - а дальше больше! - помощник, соратник, единомышленник. Техники - не в счет, они - вне действия, а внутри действия только он, Петр, и никого рядом. Трудно? Не то слово. Как говорится: знал бы соломки подстелил бы... А Иоанн?.. Если он и вправду - другой, не яростный и бескомпромиссный вчерашний Предтеча, а спокойный и мудрый сегодняшний Богослов, то почему бы и нет? Лучшей кандидатуры Петр и не желал...
Как там в вечной, столетья не умирающей книге Владимира Ивановича Даля?.. Поживем - увидим. Время покажет. Что хорошо, то не скоро. Этой песни - конца нет...
ДЕЙСТВИЕ-3. ЭПИЗОД- 1
ИУДЕЯ, ИЕРУСАЛИМ, 25 год от Р.Х., месяц Адар
Доморощенная гвардия Иешуавступила в Иершалаим в середине марта, или по-местному в самом конце месяца Адар. Город не сопротивлялся, напротив, встретил Машиаха с соратниками гостеприимно: тихой и ясной погодой, призывными криками торговцев, навязчивым людским гамом - непременным атрибутом столицы, и теплом нагретого весенним солнцем камня мостовых.
Теперь их было девять: Иешуа, Петр, Иоанн, с измененными Мастером чертами лица - легко измененными, почти неуловимо, а все ж никто в нем не должен распознать Крестителя, он теперь просто ученик; Андрей, который согласно Истории окажется через много лет Первозванным, рыбаки Фома и Иаков, бывший зилот Иуда, Левий-мытарь, и совсем молодой паренек из Каны по имени Натаниэль или просто Натан. Ему Иешуа вылечил ногу, неправильно сросшуюся после травмы: парень до встречи с Машиахом сильно и уродливо хромал. Выпрямившаяся на глазах у изумленного народа кость заставила Петра в очередной раз мысленно, - а, точнее уже, бессмысленно! - воззвать к небу: о Боги! Что же еще сможет эта матрица? Под Богами, очевидно, подразумевался шеф Службы Времени Дэнис, знавший про матрицу нечто, не положенное никому. Или тоже ни хрена не знавший и поэтому все затемнивший донельзя... Определение "бессмысленно" для Петра - не случайно. К собственному опасению - а, скорее, даже к некоему подспудному страху, - он давно понял, что глупо удивляться все новым и новым проявлениям матрицы в действиях Иешуа, надо просто быть всегда готовым к ним - любым! Как говорили древние, кстати, может, и недалекие современники сотоварищей Петра: "Nil admirari!" - "Ничему не удивляться!"...
Да, о Натане. После чуда, происшедшего с ногой, Натан сам попросился в ученики к Иешуа, а тот не отказал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63