А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Ей никогда не стоило забывать, подумала про себя Алекса, что этот человек выглядит цивилизованным только внешне, благодаря своей лондонской одежде, титулу и вежливым манерам. Но за всем этим скрывался варвар и дикарь, который привык не расставаться с ножом и использовал его без всяких колебаний; жестокий человек, выросший в дикой, первобытной стране, в жилах которого текла кровь безжалостных испанских конкистадоров. Сколько человек он убил, кроме своей несчастной жены?
— На, черт подери! — грубо сказал Николас и поднес свою сигару к ее губам. — Затянувшись этим, ты, может быть, угомонишь свой упрямый язык и свою чрезмерную щепетильность, которую ты, кажется, приобрела довольно внезапно.
— Но я… — Алекса поняла, что если начнет протестовать, то лишь ухудшит свое положение.
— Если ты опасаешься почувствовать себя дурно, то можешь не беспокоиться. Это особый вид сигар, моя дорогая невинность, и я удивлен, что ты еще не пробовала этого прежде. Сделай медленную затяжку и постарайся задержать дым в своих легких как можно дольше.
Алекса сначала закашлялась и зашипела, но он оставался неумолим; наконец она смогла сделать то, что он хотел, не осмеливаясь противоречить. У нее горело горло от этого грубого дыма, а потому она жадно осушила бокал вина, протянутый им, и в следующее мгновение удивилась, обнаружив, что держит в руке еще один бокал. Откуда он взялся? А, ну разумеется, это был его бокал, который он передал ей, направившись в соседнюю комнату, чтобы принести еще вина. Первобытный человек. Обнаженная статуя работы Микеланджело, которая внезапно ожила и вернулась назад в комнату. На этот раз дым уже не так обжигал ее горло и легкие, и Алекса почувствовала, как постепенно расслабляется ее напряженное тело, и наклонила голову назад, прислонившись к спинке кровати, дыша глубоко и ровно.
— Это ведь не табак, не так ли?
— Это особого рода растение наподобие сорняка, и медики клянутся, что оно может излечивать почти все известные болезни.
— Я думаю, что это сильно преувеличено! Но мне кажется… — Ее голос неожиданно осекся, поскольку Алекса вдруг осознала эффект, производимый голубыми абажурами. Все вокруг было темно-голубым, не считая зловещих красных огней камина, и это создавало впечатление, что ты нырнула глубоко в океан и приобрела способность и жить, и дышать под водой, в этой тусклой голубизне.
— Так что тебе кажется, Алекса?
— Я уже забыла, о чем начала говорить, но уверена, что все это не важно. — Повернув голову и взглянув на тень, которую отбрасывала его голова, она задумчиво добавила: — Но мне кажется, я бы хотела узнать, действительно ли ты убил свою жену?
— Значит, ты признаешь, что сомневалась в этом? — В его вполне привычном, саркастическом тоне было что-то такое странное, что она уже начала удивляться этому, как вдруг услышала мгновенное продолжение: — Тем не менее, я действительно убил ее. Можешь называть это убийством, если пожелаешь, подобное слово так же подходит, как и любое другое. Ну теперь твое любопытство удовлетворено?
Глава 39
— Жениться на ней? Мой милый Николас, ведь не привлекает же тебя такая пошлая банальность, как огромное состояние? Если ты на мели и тебе нужны деньги…
— Я думаю, вы прекрасно осведомлены о моем финансовом положении, дорогая Belle-Mere, — оборвал ее Николас. Но именно в тот момент, когда он собирался вежливо раскланяться с ней, вдовствующая маркиза Ньюбери пересекла комнату и остановила ошеломленного Николаса.
Переведя дыхание, она примирительно сказала:
— Да будет тебе. Не хотела я ворошить семейные тайны, но придется… Присядь-ка. Пожалуйста, мне трудно говорить.
Николас скептически ждал, когда выскажется эта хитрая, порой даже коварная особа. Лицо его не выражало никаких эмоций (этому научила его жизнь), он мысленно вел с ней диалог, опровергая ее четкие аргументы и факты.
Объяснения, откровения, а она ведь даже не удосужилась «покаяться», что после того как ее мужа (много старше, чем она) хватил удар и он был прикован к постели, у нее были любовники. И в их числе сэр Джон Трэйверс, Барт…
— Он был молод и красив. Друг Кевина. И он так смотрел на меня, я чувствовала это. Он говорил, что любит и боготворит меня. И как же глуп он был… Поехал в Индию, чтобы разбогатеть — ради меня, глупенький. И он действительно разбогател, приобрел состояние, но лишился потенции. Он наивно полагал, что я посвящу себя ему, как Беатриче Данте. Чистая, неопошленная любовь, так он называл это. Думаю, что я никогда не давала повода для подобных иллюзий, не так уж я глупа. Он бросил, покинул меня, и ненависть его при расставании была столь же глубока, как прежняя любовь. Он проклинал меня и клялся, что будет отомщен даже после своей смерти.
— Действительно глупец, — отозвался Николас, но она остановила его:
— Я было уже забыла о нем, но тут совершенно неожиданно, как гром среди ясного неба, появилась его вдова. Не стоило бы даже и обращать на нее особого внимания, если бы я не знала о ее прошлом, кто она на самом деле. И тут я поняла, что же означали слова Джона Трэйверса об отмщении.
— Ну и каково ее прошлое? Кто она?
— Ты слышал все те полунамеки и видел ухмылочки, которые расточала она при нашем знакомстве? «Говорят, моя бабушка ведьма» — так она и сказала. — Маркиза усмехнулась: — Да, да, милый Николас, недруги давали мне характеристики и похлеще. Правда и то, что я бабушка этой незаконнорожденной девицы. Понимаешь, она внебрачный ребенок Ньюбери, а таких у него было предостаточно. Все эти годы я оплачивала ее содержание. Ее приемные родители — Мартин и Виктория Ховард. Они взяли ее с собой на Цейлон и воспитывали как своего ребенка. Я купила Мартину кофейную плантацию при условии, что девочка не будет знать о своем происхождении: о том, что она незаконная дочь маркиза Ньюбери и одной из его многочисленных любовниц. А ее родную мать — женщину, считающуюся ее тетей, — в Лондоне знает всякий: мадам Оливье.
Конечно, последовали новые разоблачения и откровения. Belle-Mere была достаточно наблюдательна и квалифицированна в своем умении и способности следить и подмечать все неблагоразумные поступки и просчеты леди Трэйверс. Встречи с лордом Дирингом, который без ума от нее и не скрывает этого. Встречи с мадам Оливье, ее «тетушкой». Тайная комната в знаменитом магазинчике дамских шляпок на Барлингтон-Аркэйд.
— Слишком хорошо я знаю тебя и вижу по каменному выражению твоего лица, что ты постараешься докопаться до всего сам, правда ведь? И бьюсь об заклад, что ты узнаешь еще больше, чем знаю я. Но Бога ради, прошу тебя, пойми, ты выставишь себя на посмешище, если не откажешься от своих безумных планов. Ей-то нужен громкий скандал. И как ты думаешь, почему она столь снисходительна к тому, что Ньюбери каждый день посылает ей цветы? Не забывай, это ее отец, и она наверняка знает это. Утром ты, а вечером бедняжка Чарльз в отвратительной убогой «конуре», которую они снимают в Креморн-гарден. Мой дорогой Николас! Ты упрям и слышать не хочешь о браке с Элен, но подумай, представь, пожалуйста, все возможные последствия твоей связи. Эта штучка просто использует тебя или Чарльза, любого другого, в кого она может вцепиться и ухватить своими коготками. Порою мужчины буквально глупеют, теряют голову из-за хорошенькой мордашки или красивой фигурки или от острых ощущений со шлюшкой типа мадам Оливье!
Николас старался скрыть от Belle-Mere свои эмоции, но он был ошеломлен внезапно охватившими его яростью, ненавистью и гневом против этой маленькой хитрой, испорченной интриганки. Хладнокровная, невозмутимая, она не отрицала и не отвергала ни одного из его обвинений. Да, распутство и разврат у нее в крови, и она заслуживает соответствующего обращения. Ну а что до ее девственности — так это все типичные уловки всех шлюшек (теперь он припомнил, что все они «девственницы»). Даже если это и не так, то не он, так любой другой мужчина мог оказаться на его месте; какая разница — не он первый, не он последний. Скорее всего она «выбрала» именно его той ночью, потому что узнала, что Николас — наследник ее отца.
Они снова вместе. Николас ласкал ее и забавлялся с ней, сегодня он должен заниматься с нею любовью так, как он хочет этого, инициатива полностью в его руках. Не обращая внимания на ее отчаянные, неестественно громкие стоны, Николас анализировал ситуацию. Без сомнения, помимо ее прочих достоинств и многочисленных «талантов», она обладала еще и способностью проливать крокодиловы слезы в любой выгодной ей ситуации. Но что более всего поражало его, так это ее беспредельная наглость и невозмутимое спокойствие, с которыми она могла, например, спросить его, действительно ли он убил свою жену, и этим разворошить все те образы и воспоминания, которые он пытался заглушить. Пропади она пропадом! Он испытывал непреодолимое желание задушить ее, но вместо этого Николас довольно грубо сказал:
— Послушай! Постарайся делать более глубокие затяжки, только помолчи!
Алекса что-то почувствовала, взглянув ему в лицо, и беспрекословно повиновалась. Именно тогда, не в силах более сдерживать себя, Николас резко спросил:
— Скажи-ка мне, коли уж мы достаточно откровенны… Как это ты усвоила привычку посещать бордели ради собственного удовольствия? Знал ли об этом твой муж?
Непонятно почему, но его взбесила ее реакция на этот грубый вопрос: ни намека на смущение, а вызывающий, бесстыдный взгляд. Она смотрела ему прямо в глаза, спокойно отвечая на его вопрос:
— Это была идея моего мужа. Он хотел дать мне возможность познать природу человека, человеческую натуру и характер. Когда мы поженились, он знал, что ему осталось жить лишь несколько месяцев. Видишь ли, он хотел, чтобы я не была беззащитна перед лицом судьбы. А многие женщины, бедняжки, совсем не подготовлены к жизни! Вот тебя, например, когда мы впервые встретились, должно быть, забавляла моя наивность. Я ничего не понимала и не знала ничего о своих физиологических возможностях и ощущениях. Этим легко могут воспользоваться бессовестные и беспринципные ловеласы, соблазняя неопытных девушек! Но с тех пор я научилась многому, ведь у меня были лучшие учителя в мире. — Алекса вызывающе пожала плечами и задумчиво добавила: — Конечно, я поняла, что абстрактно воспринимать и даже наблюдать что-либо и пробовать делать это самой — совершенно разные вещи. Мне бы не хотелось всецело зависеть от прихотей, капризов и денег мужчины. Я предпочитаю выбирать сама.
— Правда? А той ночью в Риме ты была настоящей жрицей любви, Венерой… Признаюсь, любопытно узнать, почему ты пришла ко мне. Или же цель твоя — познать и «осчастливить» как можно больше мужчин? О Боже! — Николас усмехнулся. — Теперь-то я начинаю понимать тебя. Дева-блудница, умная, знающая, которая дразнит и соблазняет, много обещает и, как выясняется, ничего не дает. Таков был твой замысел, когда ты явилась как чудное видение. Так ли это? Теперь я припоминаю, что ты сумела показать, как многому ты научилась со времени нашей последней встречи. Не думал я, что ты все еще изображаешь из себя невинную девственницу. А твой муж, нравилось ли ему видеть тебя с другими мужчинами? Это он научил тебя, как довести партнеров до кульминационного момента и под надуманным предлогом бросить! Убежден, ты обещала им, что вернешься, а сама потешалась, как ловко их одурачила.
— Если ты не желаешь слышать правду, не задавай вопросов. Если же ты не знаешь ничего о моем муже, у тебя нет никакого права так говорить о нем! Он… — с возмущением возразила Алекса.
Она запнулась, Николас схватил ее за обнаженные плечи и с силой повернул так, что она почти упала на него.
— Я счастлив, что не был знаком с твоим мужем, использовавшим тебя в собственных интересах. Но мне все же любопытно, почему, по какому такому странному стечению обстоятельств, совпадению, очутилась ты в тот вечер у меня.
Прищурив глаза, Алекса с обидой взглянула на него. Неясно, какое лекарство он заставил принять ее, но оно освободило ее от страха. Голова ее была ясна, а мысли свободны, будто телесная оболочка отделилась от разума. Она четко произносила каждое слово:
— Ты хочешь знать причину? Однажды ночью я видела, как ты занимался любовью с Мадаленой в зеркальной комнате. И я поняла, что хочу тебя. Ведь это ты, да, именно ты пробудил во мне чувственность, хотя разум мой протестовал. Да, да, ты! Не будь я в тот вечер с тобой на пляже, сэру Джону, быть может, не пришлось бы спасать мою репутацию, объявив, что мы помолвлены с ним. Да… Какое значение это имеет теперь? Я лишилась девственности и потеряла мужа — и все в одну ночь, Николас Дэмерон! А иллюзии и невинность улетучились задолго до этого. — И она улыбнулась так мягко, что, казалось, это была какая-то глубинная, внутренняя улыбка, и так не похоже на нее. — Но что тебе до всего этого? Теперь, когда мы знаем все самое худшее друг о друге и наигрались уже в «вопросы и ответы», есть ли у тебя какие-то иные причины и желания удерживать меня здесь? Или я могу вернуться домой? Меня совершенно не волнуют ни твоя помолвка с Элен, ни бал у твоей Belle-Mere.
«Только не дрожать от страха, надо попробовать осадить этого самодовольного самца! Смотреть только в глаза, ни в коем случае нельзя, чтобы он почувствовал, что я боюсь, иначе я пропала…»
Показалось вдруг, что на нее повеяло самой смертью, когда она заглянула в глубину его зеленых глаз. Словно во сне отвечала она на его объятия, прижимаясь к нему еще сильнее, и вдруг он грубо повалил ее. Казалось, она чувствовала каждое движение его тела и всю его плоть в эти минуты интимной близости. Она засмеялась, так велико было наслаждение.
— Распутница! — прошептал он грубо. — У тебя богатая практика.
Он приподнял ее, и Алекса затаила дыхание — последовало продолжение этого чувственного наслаждения. Лишь на мгновение прервав их поединок чувств и страсти, Алекса откинула прядь золотистых волос, опутавших их с ног до головы. И вновь продолжался их неистовый, безумный акт любви.
— Тебе не нравится это? Ты ошибаешься, я не проститутка. Я не требую платы за то, что доставляет мне удовольствие. И я выбираю сама. Довольна ли ваша светлость? Как вам нравится роль моего жеребца?
— Нравится, пока хороша выездка и вы ублажаете меня, моя госпожа.
Он принял ее вызов и вдруг подумал: а почему бы и нет? До чего же хороша и соблазнительна она была — ее страсть, даже некоторая агрессивность! Гораздо привлекательнее, чем мрачная маска жертвы. В конце концов, разве ждал он от нее чего-то иного? Да ему-то какое дело до того, сколько мужчин ласкали, целовали, соблазняли ее и скольких соблазнила она? Морская нимфа, которую он вытащил сетями на берег, и дрожащая девственница, по его собственной глупости не тронутая им. Все это были надуманные им самим образы и видения, всецело захватившие его воображение. Искусная, опытная шлюха, каждый шаг, каждое движение которой были просчитаны и испытаны, была настоящей женщиной. Именно она, и никто иной. Он был не жертвой обмана, а сознательно обманывал себя сам.
Это было сродни рыцарскому поединку, своеобразное, никем не оцененное состязание любовного мастерства, исступленной страсти. И лишь зеркала комнаты отражали всю пластику и технику их движений, поз.
— Ты видела меня с Мадаленой? Ну и как тебе понравилось все это, маленькая развратница?
— По-моему, это нравилось тебе, — отпарировала Алекса. — Но если честно, сегодня ты меня разочаровал. Не сравнить с тем, что было раньше.
— Зато ты, как и Мадалена, слишком старалась не разочаровать и ублажить меня. Если же ты ждешь чего-то более грандиозного от меня, то постарайся не утомлять меня пустой болтовней, а, наоборот, пробуди во мне желание.
Неожиданно он оттолкнул Алексу от себя, она упала на спину, он сидел сверху и держал ее руку в своей:
— А теперь, любовь моя, позволь мне показать тебе, как я хочу и могу любить тебя. Я покажу тебе «любовь по Доузу». И помалкивай, не то…
Она закусила губу, чтобы он не слышал ее криков, а Николас стянул ее запястья специальными кожаными ремнями, закрепленными предусмотрительным Доузом на столбиках кровати, и закинул ее руки за голову. Его руки скользили по ее телу в какой-то исступленной страсти, лаская, обволакивая ее. Но вдруг Алекса сдвинула ноги:
— Ты что, думаешь, все можно взять и получить силой? Остановись!
Она толкнула, ударила его, стараясь попасть в наиболее уязвимые места. Пыталась, пока он не стянул и не закрепил ремнями и лодыжки ее ног. Так она и лежала, беспомощная, беззащитная. Что оставалось ей, как не молчать и подчиняться?
— Надеюсь, милая развратница, что сила мне вовсе не понадобится. Зачем? У тебя роскошное тело, которое я желал бы исследовать и использовать так, как этого желаю я, без какого бы ни было давления и сопротивления с твоей стороны. Да, мне жутко не хочется возиться с кляпом, затыкать тебе рот;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62