Он посмотрел на ее лоно, укрытое ворохом розовых и белых лепестков. Когда он взглянул ей в глаза, она увидела вспышки пламени в этих серебряно-голубых глубинах. Ее нутро отозвалось ответным огнем.
— Если вы вздумаете притворяться застенчивой, профессор, должен сказать, что вы хватились слишком поздно.
Она посмотрела на орхидеи, которыми были усыпаны ее колени, золотые завитки, которых он так нежно касался, проглядывали сквозь растения. Распутница, безнравственная… Она должна была умереть от стыда. Но она совсем даже не умирала. Напротив, она наслаждалась каждой секундой его объятий, поцелуев, ласк. О Господи, куда же подевалась «истинно английская леди»?
— По правде говоря, мне совсем не стыдно, хотя это, видимо, звучит ужасно.
Он взял локон ее распущенных волос и пропустил их между пальцами.
— Может быть, потому, что все было так естественно. Как небо, обнимающее утреннее солнце.
Как небо, обнимающее утреннее солнце. Но она знала, что утреннее небо обратится в вечернее, и солнце ускользнет из его объятий.
— А может, потому, что ты знаешь, что я люблю тебя. Я люблю тебя, Кейт.
Ее сердце судорожно забилось при этих словах; она чувствовала, что оно вот-вот разобьется о грудную клетку. Она опустила глаза на свои усыпанные орхидеями колени, избегая смотреть ему в глаза. Она знала, что увидит в этих глазах: образ будущего, которому не суждено сбыться.
— Орхидеи замечательные, спасибо. Мне никогда не дарили орхидей. Ведь они очень редкие, да? Такие нежные и ароматные. — Она чуть заикалась. Она всегда заикалась, когда волновалась. — Сладкий, неуловимый аромат.
Он нежно потянул за ее волосы. Она взглянула на него и увидела, как этот искренний взгляд становится напряженным…
— То, что случилось прошлой ночью и этим утром…
— Самые замечательные мгновения моей жизни.-Она чувствовала, что он хочет завести разговор о будущем. Она боялась этого разговора. — Мой отец говорил мне, что плотская любовь — то, чего нельзя себя лишать.
Черные брови Девлина поднялись.
— Твой отец говорил с тобой о плотской любви? Она кивнула.
— Он всегда был откровенен со мной. Когда меня что-то интересовало, а любопытство, я думаю, свойственно всем молодым людям, — он отвечал на все мои вопросы. Но on никогда не говорил, что это так разрушительно. Он никогда не предупреждал меня, что я могу потерять себя. Он никогда не говорил, что я буду чувствовать, будто стала собственностью того, кто овладел мной. — Вдруг она почувствовала себя неловко. — Моя одежда… Может, она уже высохла?
Он быстро расстегнул свою рубашку. Бронзовые пальцы забегали по белому хлопку, и она вспомнила, как те же длинные пальцы обхватили ее грудь. Она смотрела на игру мускулов на этом мощном торсе, на завораживающий танец стальных мышц под этой упругой золотой кожей.
Ей хотелось дотронуться до него. И она всячески старалась побороть это желание. Было ужасно сознавать, что ей сильнее, чем прежде, необходима его близость, она хотела ощутить его в своем лоне.
Он прикрыл рубашкой ее плечи, хлопок согревал ее кожу, от него пахло его телом.
— Вижу, что ты пока еще не хочешь стать туземкой. Она готова была стать кем угодно, лишь бы быть с ним. Она облизнула губы.
— Нет, пока не хочу.
Он пробежал взглядом по ее губам. Он схватил полы рубашки и начал связывать их концы у нее под подбородком. Медленным движением он притянул ее ближе. Сейчас он схватит ее в свои объятья и, одурманив поцелуем, уложит на мягкие нежные лепестки? Ее тело задрожало, отвечая на обещание в его глазах, горячая влага разлилась в паху. Одно-единственное его прикосновение, и она уже готова снова с ним слиться…
Она отвернулась, испугавшись той власти, которую он имел над ней. Если она не будет осторожной, она пропадет, он завладеет ею полностью… Она почувствовала, что его руки напряглись и потом упали. Когда она взглянула на него, он отвернулся, не желая быть назойливым.
Она просунула руки в рукава и застегнулась на все пуговицы. Но все же ощущение того, как к ее коже прикасается его рубашка, пропитанная его влекущим ароматом, исходящим от нежного хлопка, не облегчило ее мучений.
— Спасибо.
Он сел, подняв одно колено к подбородку, и поднял голову. Она села на пятки. Ее. длинные волосы рассыпались золотым каскадом по плечам. Рубашка Дев-лина доходила ей до колен. Но все это не имело значения. Никакая одежда не могла]же спрятать ее от пего; он знал каждый изгиб ее тела.
Он посмотрел на большой палец на своей ноге, уткнувшийся в белую орхидею.
— Возможно, мы сегодня встретимся с твоим отцом, в крайнем случае, завтра.
Мир скоро снова станет огромным и шумным. При этой мысли тяжесть легла на ее сердце.
— Кейт, я не знаю, как сказать, я даже не уверен, что имею право предложить…
— Предложить мне завтрак? Имеешь. Я умираю с голода.
Он перехватил ее взгляд.
— Нам надо поговорить, Кейт. Мы должны… Она приложила палец к его губам.
— Неужели ты не знаешь, что до завтрака не положено разговаривать на серьезные темы.
— Нарушение этикета? — спросил он, проведя губами по ее пальцу.
— Страшнее не бывает.
Он вздохнул, его нежное дыхание обдало теплом ее пальцы. Он прижался губами к их кончикам, но она отдернула руку. Если он и был удивлен этим неожиданным жестом, то он не показал этого. Он просто улыбнулся, его улыбка была доброй и всепрощающей, в ней сияла теплота и любовь — и еще все то, что так пугало ее…
— Завтрак подан, миледи. — Он поднял тарелку, наполненную кусочками папайи и круглыми ломтиками бананов, с кровати из орхидей.
Оттянуть неизбежное, подумала Кейт, принимая деревянную тарелку из его руки, — во г все, что она могла сделать в этот момент. И она хотела хотя бы еще несколько минут продлить эту сказку. Грубая реальность уже у порога, еще чуть-чуть, и она проникнет сквозь аккуратно построенные стены их убежища и раздавит их обоих.
— Ты когда-нибудь была в Калифорнии? — Он играл с кусочком папайи на тарелке, которая лежала на земле около него. — На пышных холмах и долинах, окружающих Сан-Франциско?
— Я была только в самом Сан-Франциско.
— Я работал на ранчо к югу от города, когда мне было семнадцать лет. Побережье просто великолепное, бодрящий воздух, пропитанный запахом моря, прибой, бьющийся о скалы, утренний туман, окутывающий кипарисы и превращающий весь мир в волшебное царство, в котором даже самый отъявленный циник поверит в сказку.
Его слова вызывали в ее сознании чарующую картину: мужчина и женщина стоят, взявшись за руки, и смотря г па первые проблески рассвета, нежный ветерок обдувает их лица, а по синему небу разливается серебро, потом золото. Она чувствовала, что он хочет видеть ее глаза. Но она не решалась на него посмотреть.
— Замечательный край, там такие красивые долины, сочные и зеленые, лучшего места для дома, для создания семьи не найти.
Кейт упорно разглядывала тарелку. Пожалyйcma, не надо. Пожалуйста, не заставляй меня думать о завтрашнем дне.
Девлин внимательно посмотрел на нее. Как она отодвинулась от него… И душа ее тоже отодвинулась?
Он мог сыграть без риска. Он мог бросить карты на стол и дальше не рисковать. Но ничего не выиграть. Или он мог рискнуть всем своим достоинством и гордостью, не думая о том, что его могут опять унизить ради единственного шанса быть с ней всю отпущенную ему жизнь… В общем, у него не было выбора.
— Я люблю тебя, Кейт. — Он опустился перед ней на колени, от разбросанных повсюду орхидей исходил сладковатый аромат. Он взял у нее тарелку и поставил ее на землю, затем взял руку Кейт в свои ладони; ее пальцы были крепко стиснуты.
— Я хочу построить для тебя дом. Я хочу прожить всю оставшуюся жизнь с тобой. — Он с нежным усилием разжал кулак и прижался губами к ее влажной ладони. Он медлил, боясь выложить все свои карты. — Выходи за меня замуж, Кейт. Давай будем жить вместе.
У нее сжалось горло. Ее рука выскользнула из его ладони. Лучше бы он ударил ее, ведь в ее глазах наверняка отразилась боль, которую он причинил ей своим предложением.
— Я думала, мы живем только сегодняшним днем, — прошептала она. — Стоит ли говорить о будущем?
Девлин почувствовал, как кровь застыла в его жилах. Слабый проблеск надежды исчез, задутый отказом, который он прочел в ее глазах.
— Что значит для тебя то, что между нами произошло? И значит ли вообще? А я? Я для тебя никто? Просто обладатель соответствующего приспособления, которым можно унять зуд между твоих ног?
Она чуть не задохнулась.
— Как ты смеешь так со мной разговаривать, будто я… — Она прикусила нижнюю губу, на глазах заблестели слезы. — Девлин, пожалуйста, попытайся понять.
Понять. О Господи, он слишком хорошо все понимал. Он выродок, пытающийся пристроиться около тепленького местечка. Да, нужно было думать раньше. Надо было выдерживать дистанцию.
Боль оказалась более мучительной, чем он ожидал, она разбередила старые раны, душа его снова кровоточила. Сказки, зачем он верил в них? Зачем он открылся, почему не сумел защитить себя от этой боли?..
Она прикоснулась к его руке, ее пальцы дрожали.
— Пожалуйста, не сердись на меня.
Не сердись! Да он просто взбешен! Ему хотелось крушить все подряд, хотелось откинуть голову и завыть от разочарования, о г злобы, от боли.
Но имел ли он право винить ее за отказ? Мог ли он винить ее только за то, что она предпочла остаться в своем удобном маленьком мирке благосостояния и светских приличий?
Он взглянул в летнюю голубизну ее глаз, которые сейчас были затуманены слезами. Вся его ярость, все его унижение и боль ничего не значили в сравнении с одним непреложным фактом, с истиной, сверкавшей единственным огоньком в окружавшей его кромешной тьме, — с тем, что он любил ее. И даже теперь, когда он четко знал, как она к нему относится, знал, что он был нужен ей лишь для удовлетворения коварного инстинкта, его чувство не померкло. Он любил ее так же сильно, как и раньше. И у него было мучительное предчувствие, что эта любовь останется с ним навечно.
— Ты права, мне не стоит сердиться. Черт, ты прямо сказала мне прошлой ночью, чего тебе от меня нужно. Ты пыталась повторить мне это сегодня. Ты просто боялась, что ты не испытаешь того, что никак нельзя в этой жизни не испробовать. И я как раз вполне подходил для этого, так почему мне было не помочь тебе восполнить пробел…
Она закрыла глаза.
— Я не хотела причинить тебе боль.
Он проследил за слезинкой, которая скользнула из-под бахромы ее густых ресниц и прокатилась по ее щеке.
— О, а я думал, что ты никогда не плачешь. — Он коснулся рукой ее щеки и провел по ней большим пальцем, поймав блестящую капельку — она успела добежать до уголка ее губ. — Не плачь, моя милая.
— Девлин-Она обвила руками его плечи. — Мне так жаль.
Горячие слезы падали на его обнаженные плечи, ее тело содрогалось.
— Все нормально.
— Пожалуйста, не ненавидь меня.
— Да разве я смогу тебя ненавидеть? — Он потерся щекой о теплый шелк ее волос, вдыхая их аромат. Чувства переполняли его грудь, тискали, сжимая его сердце, — ему казалось, что оно сейчас лопнет. Он прижал ее крепче, думая о том, чего ему никогда не добиться, и о том, удастся ли ему когда-нибудь залечить свои раны.
Они шли весь день, прорубая себе путь по склону холма, ведущего к вершине водопада. Кейт следовала за Девлином, и, глядя, как он прорубает своим длинным ножом назойливые ветки, изо всех сил старалась побороть сомнения, зародившиеся в ее душе.
Она стояла на перепутье, не зная, в какую сторону повернуть. То, что он предлагал ей, так отличалось от привычной жизни, от всего, что, как ей казалось, было ей необходимо. Она не могла выйти за него. Но хватит ли у нее духу позволить ему уйти из ее жизни?
Было уже далеко за полдень, а они еще не набрели на лагерь отца, чему Кейт в глубине души радовалась. Она пока была не готова к встрече с остальными, и ей надо немного прийти в себя.
Они пообедали рыбой и папайей, а потом долго сидели друг против друга у костра. Кейт расчесывала волосы подаренным ей гребнем. Тяжелые пряди никак не сохли. Хотя она намекала ему, что он может составить ей компанию, он предпочел ей не мешать, она купалась в одиночестве, а он молча ее охранял, повернувшись к ней спиной. Он молчал почти весь день и держался от нее на расстоянии.
Порывы ветра вздымали блестящие искры в воздух. Сквозь ресницы она поглядывала на Девлина. Он лежал, оперевшись на локоть, подперев щеку ладонью. Он так смотрел на огонь, будто что-то мог прочесть в этом пламени.
Золотые отблески мерцали на его лице; Кейт старалась запомнить каждую черточку. Когда она состарится и поседеет и, возможно, пожалеет о том, не выбранном ею пути, пусть у нее будут хотя бы воспоминания об этом мужчине, и пусть они будут яркими и живыми, они скрасят остаток ее дней.
— Поздно. — Она встала и посмотрела на него.
— Спокойной ночи.
Он продолжал смотреть на костер.
— Ты не пойдешь спать? Он покачал головой.
Возможно, он не понимал. Возможно, не подозревал, как сильно ей хотелось обнять его, как страстно она желала ощутить вкус его губ, прикосновение его рук.
— Завтра мы встретимся с остальными. — Они уже видели их костер выше по течению, в часе ходьбы, не больше. — Так что это наша последняя ночь вдвоем.
Он взглянул на нее, его глаза были полны света от костра и скрытой печали, ей мучительно хотелось стиснуть это лицо руками и целовать, целовать, пока ее поцелуи не развеят мрак в его душе.
— Прошлая ночь была нашей последней ночью, Кейт.
Эти слова подействовали на нее как удар, и удар неожиданный, от которого она задохнулась и кровь прилила к глазам.
— Но я думала, мы могли бы обнять друг друга.
— Обнять друг друга. Зачем? Только на одну ночь?
— Девлин, почему бы нам не воспользоваться отпущенным нам временем?
— Воспоминания, вот что ты хочешь от меня, Кейт?-У него на скулах заиграли желваки, когда он сжал челюсти. — Сожалею, но у меня уже достаточно воспоминаний, на мою жизнь хватит.
Она отвернулась от него, упершись взглядом в темную стену леса. Да, ему нужно все, а меньшего он не хотел. Он не будет довольствоваться одним сегодняшним днем, несколькими мгновениями, которые они могли провести вместе. Он хотел завладеть ее сердцем, ее душой, ее жизнью. Он хотел отнять у нее все, что она любила, что ей было привычно.
— Спокойной ночи. — Она зашагала к хижине.
— Спокойной ночи, моя любовь.
В его низком голосе было столько серьезности, столько чувства. Она на миг остановилась, ей так хотелось подбежать к нему и броситься в его объятия.
Но она не могла подарить себя ему. Только не целиком, не полностью, а он требовал именно этого. Завтра все закончится, ну не завтра, так через день или через неделю, уговаривала она себя, заставляя свои непослушные ноги вести ее от Девлина.
Возможно, и в самом деле лучше не продолжать и провести эту ночь врозь. Возможно, ей удастся и свое сердце убедить в том, что так действительно лучше.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Наконец-то эта ночь кончилась. Странно, но она показалась Девлину бесконечно длинной. Уперевшись подбородком в приподнятое колено, он смотрел на угли, оставшиеся от костра. Утренний ветерок обдувал почерневшие деревяшки, которые не сдавались и упорно алели, обгоревшие ветки и прутья тоже еще мерцали, но их мерцание постепенно затухало. Он сделал глубокий вдох. Запах углей наполнил его легкие, оставив горьковатый привкус на языке.
Они скоро отправятся в путь. Их экспедиция уже близко. Но у него не было абсолютно никакого желания куда-либо отправляться. Он устал, все его кости болели, как будто из него ушла жизнь и осталась одна оболочка. Этой ночью он спал всего несколько часов. Стоило ему задремать, ему снилась Кейт, это было ужасно»,
Он посмотрел на маленькое укрытие, где спала Кейт. Солнечный свет пробивался сквозь листья, бросая золотые отблески на темно-зеленую листву, из которой был сделан этот примитивный домик.
Последняя ночь вместе. Каким соблазнительным было ее приглашение. Сколько раз за эту бесконечную ночь он покидал свое ложе, устроенное около костра. Сколько раз он подходил к хижине и любовался той, что там спала, и отблесками огня на ее лице.
Он изнемогал от вожделения, оно терзало его. Он хотел лечь рядом, обнять это тело, погрузиться в эту манящую теплоту. Он мог бы дать ей все, что она так хотела. Но ему позволительно лишь мечтать обо всем этом.
Он закрыл глаза. Забудь ее. Отрешись от воспоминаний. Отрешись от снов.
Он не хотел, чтобы его снова использовали. Он не мог слепо верить в любовь, зная, что с ее стороны нет ничего, кроме вожделения. Обманутые надежды и мечты однажды чуть не разбили его душу, когда он был зеленым юнцом. Вот и сейчас ему нечем было защититься, он не мог скрыться от Кейт. Если он не найдет способ защитить себя, она разобьет уцелевшую когда-то душу и растопчет остатки его гордости. Нет, этого он не мог допустить. Лучше покончить с этим немедленно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— Если вы вздумаете притворяться застенчивой, профессор, должен сказать, что вы хватились слишком поздно.
Она посмотрела на орхидеи, которыми были усыпаны ее колени, золотые завитки, которых он так нежно касался, проглядывали сквозь растения. Распутница, безнравственная… Она должна была умереть от стыда. Но она совсем даже не умирала. Напротив, она наслаждалась каждой секундой его объятий, поцелуев, ласк. О Господи, куда же подевалась «истинно английская леди»?
— По правде говоря, мне совсем не стыдно, хотя это, видимо, звучит ужасно.
Он взял локон ее распущенных волос и пропустил их между пальцами.
— Может быть, потому, что все было так естественно. Как небо, обнимающее утреннее солнце.
Как небо, обнимающее утреннее солнце. Но она знала, что утреннее небо обратится в вечернее, и солнце ускользнет из его объятий.
— А может, потому, что ты знаешь, что я люблю тебя. Я люблю тебя, Кейт.
Ее сердце судорожно забилось при этих словах; она чувствовала, что оно вот-вот разобьется о грудную клетку. Она опустила глаза на свои усыпанные орхидеями колени, избегая смотреть ему в глаза. Она знала, что увидит в этих глазах: образ будущего, которому не суждено сбыться.
— Орхидеи замечательные, спасибо. Мне никогда не дарили орхидей. Ведь они очень редкие, да? Такие нежные и ароматные. — Она чуть заикалась. Она всегда заикалась, когда волновалась. — Сладкий, неуловимый аромат.
Он нежно потянул за ее волосы. Она взглянула на него и увидела, как этот искренний взгляд становится напряженным…
— То, что случилось прошлой ночью и этим утром…
— Самые замечательные мгновения моей жизни.-Она чувствовала, что он хочет завести разговор о будущем. Она боялась этого разговора. — Мой отец говорил мне, что плотская любовь — то, чего нельзя себя лишать.
Черные брови Девлина поднялись.
— Твой отец говорил с тобой о плотской любви? Она кивнула.
— Он всегда был откровенен со мной. Когда меня что-то интересовало, а любопытство, я думаю, свойственно всем молодым людям, — он отвечал на все мои вопросы. Но on никогда не говорил, что это так разрушительно. Он никогда не предупреждал меня, что я могу потерять себя. Он никогда не говорил, что я буду чувствовать, будто стала собственностью того, кто овладел мной. — Вдруг она почувствовала себя неловко. — Моя одежда… Может, она уже высохла?
Он быстро расстегнул свою рубашку. Бронзовые пальцы забегали по белому хлопку, и она вспомнила, как те же длинные пальцы обхватили ее грудь. Она смотрела на игру мускулов на этом мощном торсе, на завораживающий танец стальных мышц под этой упругой золотой кожей.
Ей хотелось дотронуться до него. И она всячески старалась побороть это желание. Было ужасно сознавать, что ей сильнее, чем прежде, необходима его близость, она хотела ощутить его в своем лоне.
Он прикрыл рубашкой ее плечи, хлопок согревал ее кожу, от него пахло его телом.
— Вижу, что ты пока еще не хочешь стать туземкой. Она готова была стать кем угодно, лишь бы быть с ним. Она облизнула губы.
— Нет, пока не хочу.
Он пробежал взглядом по ее губам. Он схватил полы рубашки и начал связывать их концы у нее под подбородком. Медленным движением он притянул ее ближе. Сейчас он схватит ее в свои объятья и, одурманив поцелуем, уложит на мягкие нежные лепестки? Ее тело задрожало, отвечая на обещание в его глазах, горячая влага разлилась в паху. Одно-единственное его прикосновение, и она уже готова снова с ним слиться…
Она отвернулась, испугавшись той власти, которую он имел над ней. Если она не будет осторожной, она пропадет, он завладеет ею полностью… Она почувствовала, что его руки напряглись и потом упали. Когда она взглянула на него, он отвернулся, не желая быть назойливым.
Она просунула руки в рукава и застегнулась на все пуговицы. Но все же ощущение того, как к ее коже прикасается его рубашка, пропитанная его влекущим ароматом, исходящим от нежного хлопка, не облегчило ее мучений.
— Спасибо.
Он сел, подняв одно колено к подбородку, и поднял голову. Она села на пятки. Ее. длинные волосы рассыпались золотым каскадом по плечам. Рубашка Дев-лина доходила ей до колен. Но все это не имело значения. Никакая одежда не могла]же спрятать ее от пего; он знал каждый изгиб ее тела.
Он посмотрел на большой палец на своей ноге, уткнувшийся в белую орхидею.
— Возможно, мы сегодня встретимся с твоим отцом, в крайнем случае, завтра.
Мир скоро снова станет огромным и шумным. При этой мысли тяжесть легла на ее сердце.
— Кейт, я не знаю, как сказать, я даже не уверен, что имею право предложить…
— Предложить мне завтрак? Имеешь. Я умираю с голода.
Он перехватил ее взгляд.
— Нам надо поговорить, Кейт. Мы должны… Она приложила палец к его губам.
— Неужели ты не знаешь, что до завтрака не положено разговаривать на серьезные темы.
— Нарушение этикета? — спросил он, проведя губами по ее пальцу.
— Страшнее не бывает.
Он вздохнул, его нежное дыхание обдало теплом ее пальцы. Он прижался губами к их кончикам, но она отдернула руку. Если он и был удивлен этим неожиданным жестом, то он не показал этого. Он просто улыбнулся, его улыбка была доброй и всепрощающей, в ней сияла теплота и любовь — и еще все то, что так пугало ее…
— Завтрак подан, миледи. — Он поднял тарелку, наполненную кусочками папайи и круглыми ломтиками бананов, с кровати из орхидей.
Оттянуть неизбежное, подумала Кейт, принимая деревянную тарелку из его руки, — во г все, что она могла сделать в этот момент. И она хотела хотя бы еще несколько минут продлить эту сказку. Грубая реальность уже у порога, еще чуть-чуть, и она проникнет сквозь аккуратно построенные стены их убежища и раздавит их обоих.
— Ты когда-нибудь была в Калифорнии? — Он играл с кусочком папайи на тарелке, которая лежала на земле около него. — На пышных холмах и долинах, окружающих Сан-Франциско?
— Я была только в самом Сан-Франциско.
— Я работал на ранчо к югу от города, когда мне было семнадцать лет. Побережье просто великолепное, бодрящий воздух, пропитанный запахом моря, прибой, бьющийся о скалы, утренний туман, окутывающий кипарисы и превращающий весь мир в волшебное царство, в котором даже самый отъявленный циник поверит в сказку.
Его слова вызывали в ее сознании чарующую картину: мужчина и женщина стоят, взявшись за руки, и смотря г па первые проблески рассвета, нежный ветерок обдувает их лица, а по синему небу разливается серебро, потом золото. Она чувствовала, что он хочет видеть ее глаза. Но она не решалась на него посмотреть.
— Замечательный край, там такие красивые долины, сочные и зеленые, лучшего места для дома, для создания семьи не найти.
Кейт упорно разглядывала тарелку. Пожалyйcma, не надо. Пожалуйста, не заставляй меня думать о завтрашнем дне.
Девлин внимательно посмотрел на нее. Как она отодвинулась от него… И душа ее тоже отодвинулась?
Он мог сыграть без риска. Он мог бросить карты на стол и дальше не рисковать. Но ничего не выиграть. Или он мог рискнуть всем своим достоинством и гордостью, не думая о том, что его могут опять унизить ради единственного шанса быть с ней всю отпущенную ему жизнь… В общем, у него не было выбора.
— Я люблю тебя, Кейт. — Он опустился перед ней на колени, от разбросанных повсюду орхидей исходил сладковатый аромат. Он взял у нее тарелку и поставил ее на землю, затем взял руку Кейт в свои ладони; ее пальцы были крепко стиснуты.
— Я хочу построить для тебя дом. Я хочу прожить всю оставшуюся жизнь с тобой. — Он с нежным усилием разжал кулак и прижался губами к ее влажной ладони. Он медлил, боясь выложить все свои карты. — Выходи за меня замуж, Кейт. Давай будем жить вместе.
У нее сжалось горло. Ее рука выскользнула из его ладони. Лучше бы он ударил ее, ведь в ее глазах наверняка отразилась боль, которую он причинил ей своим предложением.
— Я думала, мы живем только сегодняшним днем, — прошептала она. — Стоит ли говорить о будущем?
Девлин почувствовал, как кровь застыла в его жилах. Слабый проблеск надежды исчез, задутый отказом, который он прочел в ее глазах.
— Что значит для тебя то, что между нами произошло? И значит ли вообще? А я? Я для тебя никто? Просто обладатель соответствующего приспособления, которым можно унять зуд между твоих ног?
Она чуть не задохнулась.
— Как ты смеешь так со мной разговаривать, будто я… — Она прикусила нижнюю губу, на глазах заблестели слезы. — Девлин, пожалуйста, попытайся понять.
Понять. О Господи, он слишком хорошо все понимал. Он выродок, пытающийся пристроиться около тепленького местечка. Да, нужно было думать раньше. Надо было выдерживать дистанцию.
Боль оказалась более мучительной, чем он ожидал, она разбередила старые раны, душа его снова кровоточила. Сказки, зачем он верил в них? Зачем он открылся, почему не сумел защитить себя от этой боли?..
Она прикоснулась к его руке, ее пальцы дрожали.
— Пожалуйста, не сердись на меня.
Не сердись! Да он просто взбешен! Ему хотелось крушить все подряд, хотелось откинуть голову и завыть от разочарования, о г злобы, от боли.
Но имел ли он право винить ее за отказ? Мог ли он винить ее только за то, что она предпочла остаться в своем удобном маленьком мирке благосостояния и светских приличий?
Он взглянул в летнюю голубизну ее глаз, которые сейчас были затуманены слезами. Вся его ярость, все его унижение и боль ничего не значили в сравнении с одним непреложным фактом, с истиной, сверкавшей единственным огоньком в окружавшей его кромешной тьме, — с тем, что он любил ее. И даже теперь, когда он четко знал, как она к нему относится, знал, что он был нужен ей лишь для удовлетворения коварного инстинкта, его чувство не померкло. Он любил ее так же сильно, как и раньше. И у него было мучительное предчувствие, что эта любовь останется с ним навечно.
— Ты права, мне не стоит сердиться. Черт, ты прямо сказала мне прошлой ночью, чего тебе от меня нужно. Ты пыталась повторить мне это сегодня. Ты просто боялась, что ты не испытаешь того, что никак нельзя в этой жизни не испробовать. И я как раз вполне подходил для этого, так почему мне было не помочь тебе восполнить пробел…
Она закрыла глаза.
— Я не хотела причинить тебе боль.
Он проследил за слезинкой, которая скользнула из-под бахромы ее густых ресниц и прокатилась по ее щеке.
— О, а я думал, что ты никогда не плачешь. — Он коснулся рукой ее щеки и провел по ней большим пальцем, поймав блестящую капельку — она успела добежать до уголка ее губ. — Не плачь, моя милая.
— Девлин-Она обвила руками его плечи. — Мне так жаль.
Горячие слезы падали на его обнаженные плечи, ее тело содрогалось.
— Все нормально.
— Пожалуйста, не ненавидь меня.
— Да разве я смогу тебя ненавидеть? — Он потерся щекой о теплый шелк ее волос, вдыхая их аромат. Чувства переполняли его грудь, тискали, сжимая его сердце, — ему казалось, что оно сейчас лопнет. Он прижал ее крепче, думая о том, чего ему никогда не добиться, и о том, удастся ли ему когда-нибудь залечить свои раны.
Они шли весь день, прорубая себе путь по склону холма, ведущего к вершине водопада. Кейт следовала за Девлином, и, глядя, как он прорубает своим длинным ножом назойливые ветки, изо всех сил старалась побороть сомнения, зародившиеся в ее душе.
Она стояла на перепутье, не зная, в какую сторону повернуть. То, что он предлагал ей, так отличалось от привычной жизни, от всего, что, как ей казалось, было ей необходимо. Она не могла выйти за него. Но хватит ли у нее духу позволить ему уйти из ее жизни?
Было уже далеко за полдень, а они еще не набрели на лагерь отца, чему Кейт в глубине души радовалась. Она пока была не готова к встрече с остальными, и ей надо немного прийти в себя.
Они пообедали рыбой и папайей, а потом долго сидели друг против друга у костра. Кейт расчесывала волосы подаренным ей гребнем. Тяжелые пряди никак не сохли. Хотя она намекала ему, что он может составить ей компанию, он предпочел ей не мешать, она купалась в одиночестве, а он молча ее охранял, повернувшись к ней спиной. Он молчал почти весь день и держался от нее на расстоянии.
Порывы ветра вздымали блестящие искры в воздух. Сквозь ресницы она поглядывала на Девлина. Он лежал, оперевшись на локоть, подперев щеку ладонью. Он так смотрел на огонь, будто что-то мог прочесть в этом пламени.
Золотые отблески мерцали на его лице; Кейт старалась запомнить каждую черточку. Когда она состарится и поседеет и, возможно, пожалеет о том, не выбранном ею пути, пусть у нее будут хотя бы воспоминания об этом мужчине, и пусть они будут яркими и живыми, они скрасят остаток ее дней.
— Поздно. — Она встала и посмотрела на него.
— Спокойной ночи.
Он продолжал смотреть на костер.
— Ты не пойдешь спать? Он покачал головой.
Возможно, он не понимал. Возможно, не подозревал, как сильно ей хотелось обнять его, как страстно она желала ощутить вкус его губ, прикосновение его рук.
— Завтра мы встретимся с остальными. — Они уже видели их костер выше по течению, в часе ходьбы, не больше. — Так что это наша последняя ночь вдвоем.
Он взглянул на нее, его глаза были полны света от костра и скрытой печали, ей мучительно хотелось стиснуть это лицо руками и целовать, целовать, пока ее поцелуи не развеят мрак в его душе.
— Прошлая ночь была нашей последней ночью, Кейт.
Эти слова подействовали на нее как удар, и удар неожиданный, от которого она задохнулась и кровь прилила к глазам.
— Но я думала, мы могли бы обнять друг друга.
— Обнять друг друга. Зачем? Только на одну ночь?
— Девлин, почему бы нам не воспользоваться отпущенным нам временем?
— Воспоминания, вот что ты хочешь от меня, Кейт?-У него на скулах заиграли желваки, когда он сжал челюсти. — Сожалею, но у меня уже достаточно воспоминаний, на мою жизнь хватит.
Она отвернулась от него, упершись взглядом в темную стену леса. Да, ему нужно все, а меньшего он не хотел. Он не будет довольствоваться одним сегодняшним днем, несколькими мгновениями, которые они могли провести вместе. Он хотел завладеть ее сердцем, ее душой, ее жизнью. Он хотел отнять у нее все, что она любила, что ей было привычно.
— Спокойной ночи. — Она зашагала к хижине.
— Спокойной ночи, моя любовь.
В его низком голосе было столько серьезности, столько чувства. Она на миг остановилась, ей так хотелось подбежать к нему и броситься в его объятия.
Но она не могла подарить себя ему. Только не целиком, не полностью, а он требовал именно этого. Завтра все закончится, ну не завтра, так через день или через неделю, уговаривала она себя, заставляя свои непослушные ноги вести ее от Девлина.
Возможно, и в самом деле лучше не продолжать и провести эту ночь врозь. Возможно, ей удастся и свое сердце убедить в том, что так действительно лучше.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Наконец-то эта ночь кончилась. Странно, но она показалась Девлину бесконечно длинной. Уперевшись подбородком в приподнятое колено, он смотрел на угли, оставшиеся от костра. Утренний ветерок обдувал почерневшие деревяшки, которые не сдавались и упорно алели, обгоревшие ветки и прутья тоже еще мерцали, но их мерцание постепенно затухало. Он сделал глубокий вдох. Запах углей наполнил его легкие, оставив горьковатый привкус на языке.
Они скоро отправятся в путь. Их экспедиция уже близко. Но у него не было абсолютно никакого желания куда-либо отправляться. Он устал, все его кости болели, как будто из него ушла жизнь и осталась одна оболочка. Этой ночью он спал всего несколько часов. Стоило ему задремать, ему снилась Кейт, это было ужасно»,
Он посмотрел на маленькое укрытие, где спала Кейт. Солнечный свет пробивался сквозь листья, бросая золотые отблески на темно-зеленую листву, из которой был сделан этот примитивный домик.
Последняя ночь вместе. Каким соблазнительным было ее приглашение. Сколько раз за эту бесконечную ночь он покидал свое ложе, устроенное около костра. Сколько раз он подходил к хижине и любовался той, что там спала, и отблесками огня на ее лице.
Он изнемогал от вожделения, оно терзало его. Он хотел лечь рядом, обнять это тело, погрузиться в эту манящую теплоту. Он мог бы дать ей все, что она так хотела. Но ему позволительно лишь мечтать обо всем этом.
Он закрыл глаза. Забудь ее. Отрешись от воспоминаний. Отрешись от снов.
Он не хотел, чтобы его снова использовали. Он не мог слепо верить в любовь, зная, что с ее стороны нет ничего, кроме вожделения. Обманутые надежды и мечты однажды чуть не разбили его душу, когда он был зеленым юнцом. Вот и сейчас ему нечем было защититься, он не мог скрыться от Кейт. Если он не найдет способ защитить себя, она разобьет уцелевшую когда-то душу и растопчет остатки его гордости. Нет, этого он не мог допустить. Лучше покончить с этим немедленно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45