Ц Да. С Шемшуриной.
Ц А я вас в театре сегодня видел. С Таней Черножуковой.
Она вспыхнула.
Ц Не может быть. Что же, я лгу, что ли?
Ц Конечно, лжете. Я вас прекрасно видел.
Ц Вы приняли за меня кого-нибудь другого…
Ц Нет. Вы лжете неумело, впутываете массу лиц, попадаетесь и опять нагром
ождаете одну ложь на другую… Для чего вы солгали мужу о катке?
Ее нога застучала по ковру.
Ц Он не любит, когда я встречаюсь с Таней.
Ц А я сейчас пойду и скажу всем, что видел вас с Таней в театре.
Она схватила меня за руку, испуганная, с трясущимися губами.
Ц Вы этого не сделаете!
Ц Отчего же не сделать?.. Сделаю!
Ц Ну, милый, ну, хороший… Вы не скажете… да? Ведь не скажете?
Ц Скажу.
Она вскинула свои руки мне на плечи, крепко поцеловала меня и, прижимаясь,
прерывисто прошептала:
Ц А теперь не скажете? Нет?

После чтения драмы Ц ужинали.
Серафима Петровна все время упорно избегала моего взгляда и держалась о
коло мужа.
Среди разговора она спросила его:
Ц А где ты был сегодня вечером? Тебя ведь не было с трех часов.
Я с любопытством ждал ответа. Лязгов, когда мы были вдвоем в кабинете, откр
овенно рассказал мне, что этот день он провел довольно беспутно: из Одесс
ы к нему приехала знакомая француженка, кафешантанная певица, с которой
он обедал у Контана, в кабинете; после обеда катались на автомобиле, потом
он был у нее в Гранд-Отеле, а вечером завез ее в «Буфф», где и оставил.
Ц Где ты был сегодня?
Лязгов обернулся к жене и, подумав несколько секунд, ответил:
Ц Я был у Контана. Обедали. Один клиент из Одессы с женойфранцуженкой и я.
Потом я заехал за моей доверительницей по Усачевскому делу, и мы разъезж
али в ее автомобиле Ц она очень богатая Ц по делу об освобождении имени
я от описи. Затем я был в Гранд-Отеле у одного помещика, а вечером заехал на
минутку в «Буфф» повидаться с знакомым. Вот и все.
Я улыбнулся про себя и подумал: «Да. Вот это ложь!»


Двойник

Молодой человек Колесакин называл сам себя застенчивым весельчаком.
Приятели называли его забавником и юмористом, а уголовный суд, если бы ве
селый Колесакин попал под его отеческую руку, разошелся бы в оценке хара
ктера веселого Колесакина и с ним самим и Колесакиновыми приятелями.
Колесакин сидел на вокзале небольшого провинциального города, куда он п
риехал на один день по какому-то вздорному поручению старой тетки.
Его радовало все: и телячья котлета, которую он ел, и вино, которое он пил, и
какая-то заблудшая девица в голубенькой шляпке за соседним столиком Ц
все это вызывало на приятном лице Колесакина веселую, благодушную улыбк
у.
Неожиданно за его спиной раздалось:
Ц А-а! Сколько зим, сколько лет!!
Колесакин вскочил, обернулся и недоумевающе взглянул на толстого красн
ого человека, с лицом, блестевшим от скупого вокзального света, как медны
й шар.
Красный господин приветливо протянул Колесакину руку и долго тряс ее, бу
дто желая вытрясти все колесакинское недоумение:
Ц Ну как же вы, батенька, поживаете?
«Черт его знает, Ц подумал Колесакин, Ц может быть, действительно где-н
ибудь познакомились. Неловко сказать, что не помню».
И ответил:
Ц Ничего, благодарю. Вы как?
Медный толстяк расхохотался.
Ц Хо-хо! А что нам сделается?! Ваши здоровеньки?
Ц Ничего… Слава Богу, Ц неопределенно ответил Колесакин и, из вежливог
о желания поддержать с незнакомым толстяком разговор, спросил: Ц Отчего
вас давно не видно?
Ц Меня-то что! А вот вы, дорогой, забыли нас совсем. Жена и то спрашивает… А
х, черт возьми, Ц вспомнил! Ведь вы меня, наверное, втайне ругаете?
Ц Нет, Ц совершенно искренно возразил Колесакин. Ц Я вас никогда не ру
гал.
Ц Да, знаем… Ц хитро подмигнул толстяк. Ц А за триста-то рублей! Куриозн
о! Вместо того чтобы инженер брал у поставщика, инженер дал поставщику! А в
едь я, батенька, в тот же вечер и продул их, признаться.
Ц Неужели?
Ц Уверяю вас! Кстати, что вспомнил… Позвольте рассчитаться. Большое мер
си!
Толстяк вынул похожий на обладателя его, такой же толстый и такой же медн
о-красный бумажник и положил перед Колесакиным три сотенных бумажки.
В Колесакине стала просыпаться его веселость и юмор.
Ц Очень вам благодарен, Ц сказал он, принимая деньги. Ц А скажите… не мо
гли бы вы Ц услугу за услугу Ц до послезавтра одолжить мне еще четырест
а рублей? Платежи, знаете, расчет срочный… послезавтра я вам пришлю, а?
Ц Сделайте одолжение! Пожалуйте! В клубе как-нибудь столкнемся Ц рассч
итаемся. А кстати: куда девать те доски, о которых я вам писал? Чтобы не запл
атить нам за полежалое.
Ц Куда? Да свезите их ко мне, что ли. Пусть во дворе полежат.
Толстый господин так удивился, что высоко поднял брови, вследствие чего
маленькие заплывшие глазки его впервые как будто глянули на свет Божий.

Ц Что вы! Шутить изволите, батенька? Это три-то вагона?
Ц Да! Ц решительно и твердо сказал Колесакин. Ц У меня есть свои сообра
жения, которые… Одним словом, чтобы эти доски были доставлены ко мне Ц во
т и все. А пока позвольте с вами раскланяться. Человек! Получи. Жене привет!

Ц Спасибо! Ц сказал толстый поставщик, тряся руку Колесакина. Ц Кстат
и, что Эндименов?
Ц Эндименов? Ничего, по-прежнему.
Ц Рипается?
Ц Ого!
Ц А она что?
Колесакин пожал плечами.
Ц Что ж она… Ведь вы сами, кажется, знаете, что своего характера ей не пере
делать.
Ц Совершенно правильно, Вадим Григорьич! Золотые слова. До свиданья.
Это был первый веселый поступок, совершенный Павлушей Колесакиным.
Второй поступок совершился через час в сумерках деревьев городского ча
хлого бульвара, куда Колесакин отправился после окончания несложных те
ткиных дел.
Навстречу ему со скамейки поднялась стройная женская фигура, и послышал
ся радостный голос:
Ц Вадим! Ты?! Вот уж не ждала тебя сегодня! Однако как ты изменился за эти д
ве недели! Почему не в форме?
«А она прехорошенькая! Ц подумал Колесакин, чувствуя пробуждение своег
о неугомонного юмора. Ц Моему двойничку-инженеру живется, очевидно, пре
весело».
Ц Надоело в форме! Ну, как ты поживаешь? Ц любезно спросил веселый Колес
акин, быстро овладевая своим странным положением. Ц Поцелуй меня, деточ
ка.
Ц Ка-ак? Поцелуй? Но ведь тогда ты говорил, что нам самое лучшее и честное
расстаться?
Ц Я много передумал с тех пор, Ц сказал Колесакин дрожащим голосом, Ц и
решил, что ты должна быть моей! Сядем вот здесь… Тут темно. Садись ко мне на
колени…
Ц А знаешь что, Ц продолжал он потом, тронутый ее любовью, Ц переезжай п
ослезавтра ко мне! Заживем на славу.
Девушка отшатнулась.
Ц Как к тебе?! А… жена?
Ц Какая жена?
Ц Твоя!
Ц Ага!.. Она не жена мне. Не удивляйся, милая! Здесь есть чужая тайна, котору
ю я не вправе открыть до послезавтра… Она Ц моя сестра!
Ц Но ведь у вас же двое детей!
Ц Приемные! Остались после одного нашего друга. Старый морской волк… Ут
онул в Индийском океане. Отчаянию не было пределов… Одним словом, послез
автра собирай все свои вещи и прямо ко мне на квартиру.
Ц А… сестра?
Ц Она будет очень рада. Будем воспитывать вместе детей… Научим уважать
их память отца!.. В долгие зимние вечера… Поцелуй меня, мое сокровище.
Ц Господи… Я, право, не могу опомниться… В тебе есть что-то чужое, ты говор
ишь такие странные вещи…
Ц Оставь. Брось… До послезавтра… Мне теперь так хорошо… Это такие минут
ы, которые, которые… ….
В половине одиннадцатого ночи весельчак Колесакин вышел из сада утомле
нный, но довольный собой и по-прежнему готовый на всякие веселые авантюр
ы.
Кликнул извозчика, поехал в лучший ресторан и, войдя в освещенную залу, бы
л встречен низкими поклонами метрдотеля.
Ц Давненько не изволили… забыли нас, Вадим Григорьич. Николай! Стол полу
чше господину Зайцеву. Пожалуйте-с!
На эстраде играл какой-то дамский оркестр.
Решив твердо, что завтра с утра нужно уехать, Колесакин сегодня разрешил
себе кутнуть.
Он пригласил в кабинет двух скрипачек и барабанщицу, потребовал шампанс
кого, винограду и стал веселиться…
После шампанского показывал жонглирование двумя бутылками и стулом. Но
когда разбил нечаянно бутылкой трюмо, то разочаровался в жонглировании
и обрушился с присущим ему в пьяном виде мрачным юмором на рояль: бил по кл
авишам кулаком, крича в то же время:
Ц Молчите, проклятые струны!
В конце концов он своего добился: проклятые струны замолчали, за что буфе
тчик увеличил длинный и печальный счет на 150 рублей…
Потом Колесакин танцевал на столе, покрытом посудой, грациозный танец не
известного наименования, а когда в соседнем кабинете возмутились и попр
осили вести себя тише, то Колесакин отомстил за свою поруганную честь те
м, что, схвативши маленький барабан, прорвал его кожу и нахлобучил на голо
ву поборника тишины.
Писали протокол. Было мокро, смято и печально. Все разошлись, кроме Колеса
кина, который, всеми покинутый, диктовал околоточному свое имя и фамилию:

Ц Вадим Григорьич Зайцев, инженер.
Счет на 627 рублей 55 коп. Колесакин велел отослать к себе на квартиру.
Ц Только, пожалуйста, послезавтра!

Уезжал Колесакин на другой день рано утром, веселый, ощущая в кармане мно
го денег и в голове приятную тяжесть.
Когда он шел по пустынному перрону, сопровождаемый носильщиком, к нему п
одошел высокий щеголеватый господин и строго сказал:
Ц Я вас поджидаю! Мы, кажется, встречались… Вы Ц инженер Зайцев?
Ц Да!
Ц Вы не отказываетесь от того, что говорили на прошлой неделе на журфикс
е Заварзеевых?
Ц У Заварзеевых? Ни капельки! Ц твердо ответил Колесаюш.
Ц Так вот вам. Получите!
Мелькнула в воздухе холеная рука, и прозвучала сильная глухая пощечина.

Ц Милостивый государь! Ц вскричал Колесакин, пошатнувшись. Ц За что в
ы деретесь?..
Ц Я буду бить так всякого мерзавца, который станет утверждать, что я нече
стно играю в карты!
И, повернувшись, стал удаляться. Колесакин хотел догнать его и сообщить, ч
то он Ц не Зайцев, что он пошутил… Но решил, что уже поздно.
Когда ехал в поезде, деньги уже не радовали его и беспечное веселье потус
кнело и съежилось…
И при всей смешливости своей натуры, Ц веселый Колесакин совершенно за
был потешиться в душе над странным и тяжелым положением инженера Зайцев
а на другой день.


Ихневмоны

Редактор сказал мне:
Ц Сегодня открывается выставка картин неоноваторов, под маркой «Ихнев
мон». Отправляйтесь туда и напишите рецензию для нашей газеты.
Я покорно повернулся к дверям, а редактор крикнул мне вдогонку:
Ц Да! забыл сказать самое главное: постарайтесь похвалить этих ихневмо
нов… Неудобно, если газета плетется в хвосте новых течений и носит обидн
ый облик отсталости и консерватизма.
Я приостановился.
Ц А если выставка скверная?
Ц Я вас потому и посылаю… именно вас, Ц подчеркнул редактор, Ц потому ч
то вы человек добрый, с прекрасным, мягким и ровным характером… И найти в ч
ем-либо хорошие стороны Ц для вас ничего не стоит. Не правда ли? Ступайте
с Богом.

Когда я, раздевшись, вошел в первую выставочную комнату, то нерешительно
поманил пальцем билетного контролера и спросил:
Ц А где же картины?
Ц Да вот они тут висят! Ц ткнул он пальцем на стены. Ц Все тут.
Ц Вот эти? Эти Ц картины?
Стараясь не встретиться со мной взглядом, билетный контролер опустил го
лову и прошептал:
Ц Да.
По пустынным залам бродили два посетителя с испуганными, встревоженным
и лицами.
Ц Эт-то… забавно. Интер-ресно, Ц говорили они, пугливо косясь на стены.
Ц Как тебе нравится вот это, например?
Ц Что именно?
Ц Да вот там висит… Такое, четырехугольное.
Ц Там их несколько. На какую ты показываешь? Что на ней нарисовано?
Ц Да это вот… такое зеленое. Руки такие черные… вроде лошади.
Ц А! Это? Которое на мельницу похоже? Которое по каталогу называется «Аб
иссинская девушка»? Ну, что ж… Очень мило!
Один из них наклонился к уху другого и шепнул:
Ц А давай убежим!..
Я остался один.
Так как мне никто не мешал, я вынул записную книжку, сел на подоконник и ст
ал писать рецензию, стараясь при этом использовать лучшие стороны своег
о характера и оправдать доверие нашего передового редактора.
Ц «Открылась выставка «Ихневмон», Ц писал я. Ц Нужно отдать справедли
вость Ц среди выставленных картин попадается целый ряд интересных уди
вительных вещей…
Обращает на себя внимание любопытная картина Стулова «Весенний листоп
ад». Очень милы голубые квадратики, которыми покрыта нижняя половина кар
тины… Художнику, очевидно, пришлось потратить много времени и труда, что
бы нарисовать такую уйму красивых голубых квадратиков… Приятное впеча
тление также производит верхняя часть картины, искусно прочерченная тр
емя толстыми черными линиями…
Прямо не верится, чтобы художник сделал их от руки! Очень смело задумано к
расное пятно сбоку картины. Удивляешься Ц как это художнику удалось сде
лать такое большое красное пятно.
Целый ряд этюдов Булюбеева, находящихся на этой же выставке, показывает
в художнике талантливого, трудолюбивого мастера. Все этюды раскрашены в
приятные темные тона, и мы с удовольствием отмечаем, что нет ни одного этю
да, который был бы одинакового цвета с другим… Все вещи Булюбеева покрыт
ы такими чудесно нарисованными желтыми волнообразными линиями, что про
сто глаз не хочется отвести. Некоторые этюды носят удачные, очень гармон
ичные названия: «Крики тела», «Почему», «Который», «Дуют».
Сильное впечатление производит трагическая картина Бурдиса «Легковой
извозчик». Картина воспроизводит редкий момент в жизни легковых извозч
иков, когда одного из них пьяные шутники вымазали в синюю краску, выколол
и один глаз и укоротили ногу настолько, что несчастная жертва дикой шутк
и стоит у саней, совершенно покосившись набок… Когда же прекратятся нако
нец издевательства сытых, богатых самодуров-пассажиров над бедными зат
равленными извозчиками! Приятно отметить, что вышеназванная картина бу
дит в зрителе хорошие гуманные чувства и вызывает отвращение к насилию н
ад слабейшими…» Написав все это, я перешел в следующую комнату.
Там висели такие странные, невиданные мною вещи, что если бы они не были за
ключены в рамы, я бился бы об заклад, что на стенах развешаны отслужившие с
вою службу приказчичьи передники из мясной лавки и географические карт
ы еще не исследованных африканских озер…
Я сел на подоконник и задумался.
Мне вовсе не хотелось обижать авторов этих заключенных в рамы вещей, тем
более что их коллег я уже расхвалил с присущей мне чуткостью и тактом. Не х
отелось мне и обойти их обидным молчанием.
После некоторого колебания я написал:
«Отрадное впечатление производят оригинальные произведения гг. Моавит
ова и Колыбянского… Все, что ни пишут эти два интересных художника, напис
ано большей частью кармином по прекрасному серому полотну, что, конечно,
стоит недешево и лишний раз доказывает, что истинный художник не жалеет
для искусства ничего.
Помещение, в котором висят эти картины, теплое, светлое и превосходно вен
тилируется. Желаем этим лицам дальнейшего процветания на трудном попри
ще живописи!» Просмотрев всю рецензию, я остался очень доволен ею. Всюду в
ней сквозила деликатность и теплое отношение к несчастным, обиженным су
дьбою и Богом людям, нигде не проглядывали мои истинные чувства и искрен
нее мнение о картинах Ц все было мягко и осторожно.
Когда я уходил, билетный контролер с тоской посмотрел на меня и печально
спросил:
Ц Уходите? Погуляли бы еще. Эх, господин! Если бы вы знали, как тут тяжело…

Ц Тяжело? Ц удивился я. Ц Почему?
Ц Нешто ж у нас нет совести или что?! Нешто ж мы можем в глаза смотреть тем,
кто сюда приходит? Срамота, да и только… Обрываешь у человека билет, а сам
думаешь: и как же ты будешь сейчас меня костить, мил-человек?! И не виноват я
, и сам я лицо подневольное, а все на сердце нехорошо… Нешто ж мы не понимае
м сами Ц картина это или што? Обратите ваше внимание, господин… Картина э
то? Картина?! Разве такое на стенку вешается? Чтоб ты лопнула, проклятая!..
Огорченный контролер размахнулся и ударил ладонью по картине. Она затре
щала, покачнулась и с глухим стуком упала на пол.
Ц А, чтоб вы все попадали, анафемы! Только ладонь из-за тебя краской измаз
ал.
Ц Вы не так ее вешаете, Ц сказал я, следя за билетеровыми попытками снов
а повесить картину. Ц Раньше этот розовый кружочек был вверху, а теперь о
н внизу.
Билетер махнул рукой:
Ц А не все ли равно! Мы их все-то развешивали так, как Бог на душу положит…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18