Брат Брешиус каким-то образом достал один из серебряных кубков, и, когда в церкви не осталось никого, за исключением Бояна, Сапиентии и нескольких верных слуг, он протянул его принцу.Боян провел пальцем по ободку кубка, коснулся языка, сплюнул на пол.— Яд, — вкрадчиво произнес он.Повисла длинная пауза, Ханна отчаянно желала стать невидимой, надеясь, что ее присутствие не выдаст им того, что она была свидетелем их ужасного открытия. Если, конечно, это было правдой.— Она отравит Эккехарда? — спросила Сапиентия. — Должны ли мы попытаться остановить ее, если предполагаем такое?Они все еще стояли к Ханне спинами, исследуя серебряный кубок и закопченное пятно, оставленное на полу опрокинутыми свечами. Она проскользнула в тень.— Эккехард — не угроза нам, — тяжело произнес Боян.— Не теперь. Он еще молод. Но может со временем представлять для нас опасность. А как насчет Церкви? Безусловно, моя тетя знает, что делает, если ересь настолько ужасна. Мы должны поддержать ее.Боян повернул голову как раз в тот момент, когда Ханна коснулась края одного из гобеленов.— Если мы не одержим победу над Булкезу, то будем мертвы или станем рабами. Сначала необходимо закончить эту войну. Пусть Церковь борется с ересью потом. «Орлица»!Они все отпрянули, кроме Брешиуса, удивленно переглядываясь, обеспокоенные, словно раскрытые заговорщики, и развернулись в ее сторону. Гобелен больше не мог служить ей прикрытием. Боян знал, что она была там все время.— «Орлица», — повторил он снова, когда она вышла из тени, — на рассвете вы едете к королю Генриху.— Да, ваше высочество. — Ханна едва выдавила из себя эти слова. В ее сознании промелькнуло отвратительное видение, как ее почерневшая голова болтается на поясе воина кумана. Неужели Боян приносил ее в жертву только потому, что она все слышала? Или это был способ приглушить ревность жены, чтобы успешно осуществить все намеченные планы?— Супруга. — Он поднялся и взял Сапиентию за руку. Принцесса не двигалась. Один из ее слуг держал керамический светильник в виде петуха, из которого вырывалось пламя, свет смягчил выражение ее лица, а черные волосы заблестели подобно прекрасному шелку. — Вот вам задание. Эккехард должен ехать на рассвете вместе с «орлицей».— Вы считаете, это мудро? — с нажимом спросила Сапиентия.— Он и остальные заключенные должны ехать. Нам не нужно ничего… Брешиус, что это, когда мы полностью сосредоточены на войне?— Ничего, что отвлекает внимание, ваше высочество.— Да, ничего из того, что я не могу произнести. Рассмотрим сложность нашего положения. Епископ — благочестивая женщина, это мы знаем. Но она верит, что Господь придет перед войной. Булкезу не ждет Господа. — Он указал на алтарь и кольцо из горящих свечей, свет Единства.— Но куда мы отправим Эккехарда?— Пусть он присоединяется к военному походу Вилламов. Там он сможет сражаться. Там оя будет жить или погибнет, как пожелает Господь. Он и его свита могут долгое время сопровождать «орлицу», пока ей грозит опасность. Она должна найти Генриха и поведать ему о наших неприятностях. Но я желаю, чтобы Эккехарда не было в Хайдельберге. То, что он заключенный, будет провоцировать споры в лагере. Наша ситуация плачевна. Если король Генрих не пошлет нам подкрепление, если сам он двигается не на восток, то Булкезу сожжет все эти земли. Это истинная правда. Возможно, мы продержимся некоторое время. Если в нашей армии не вспыхнут раздоры. Если не будет ничего, что от… О! Ничего, что будет отвлекать наше внимание.— Хороший план, — медленно произнесла Сапиентия, раздумывая над его словами. Благодаря Бояну она начала учиться анализировать и размышлять над происходящими событиями. — Эккехард все же может погибнуть в схватке с куманами, но для него это будет лучшая смерть, чем быть казненным по обвинению в ереси. Если он останется как заключенный, это может только усложнить всю ситуацию.Некоторые, конечно, будут сочувствовать его тяжелому положению. Он все еще может нашептывать свои злые слова охранникам, и, возможно, есть еще кто-то в армии, кто до сих пор верит ему, только не признались, опасаясь жестокого наказания.Боян кивнул.— Но как мне освободить его из башни? Тетя отлучит меня от Церкви за то, что я помогаю ему.Брат Брешиус вышел вперед.— Вы — наследница, ваше высочество. Вы уже доказали на деле, что можете управлять. Епископ Альберада не противилась бы решению короля Генриха, если бы он сообщил ей, что в целях его безопасности принца Эккехарда необходимо отправить в крепость Вилламов, в сопровождении или без него, поскольку в такие тяжелые для нас времена мы не можем просто так терять людей, посылая их вместе с принцем. Она не будет против вашего решения, ведь после вашего отца, да продлит Господь его дни, вы займете его место, и будете управлять страной.Сапиентия теребила в руках край своей прекрасно вышитой туники, перебирая пальцами один за другим маленькие медальончики. Сейчас она напоминала простоватую девчушку, собирающуюся ругать своего возлюбленного. Но даже скромная девочка могла превратиться в хорошего командира.На мгновение Ханна вспомнила, что обычно любила говорить Хатуи: «Солнце Господа одинаково поднимается над головами знатных и простолюдинок». Что же на самом деле разделяет Ханну и Сапиентию?Сапиентия опустила руки. Она вела себя, словно королева; в тот момент в темной церкви, где молчаливые святые пристально смотрели на них с высоты, на ее лице читалось торжественное осознание и принятие судьбы правителя.— Я поговорю с тетей. На рассвете Эккехард покинет город и будет сопровождать «орлицу» до тех пор, пока не минует опасность.Ханна тихонько усмехнулась про себя. Господь давно разделил простолюдинов и знать, не важно, что говорит Хатуи. Обменялись лишь несколькими словами, и судьба Ханны решена.— «Орлица». — Боян поднялся. Она чувствовала на себе его пристальный взгляд, полный восхищения, но слова звучали так, будто он прощался с ней навсегда. — Ни в коем случае не поворачивайте на юг, пока не будете на западной стороне реки Одер. Но даже тогда будьте осторожны. Везде рыщут куманы.— Да, ваше высочество.— Эккехард молод и глуп, снежная госпожа, — добавил он. — Заботьтесь о нем.— Нам пора идти, — резко произнесла Сапиентия. Боян покорно последовал за ней. Он даже не оглянулся. Его мощная, властная фигура скрылась во мраке вместе с крепкой фигурой принцессы. Ханна слышала, что они продолжили разговаривать, но уже не могла различить слова.Брешиус задержался. Он взял ее за руку и подвел к алтарю.— Верь в Господа, друг Ханна. — И благословил ее.— Я благодарю вас, брат. Я действительно боюсь.Он провел ее к выходу, не отпуская ее руки. Его пожатие успокаивало, казалось, будто это спасительная трость. Когда они вышли на улицу, оставив позади церковь, он наклонился к ней и шепотом произнес:— Никогда не забывай, что кераитская принцесса считает тебя своей удачей.Тишина, таинственность, странный тон его голоса, подобно року, заставили ее вздрогнуть. Смерть накрыла ее своей прохладной, бессердечной рукой.Они отправились в путь с первыми холодными лучами солнца — Ханна, принц Эккехард, шестеро его благородных товарищей и двадцать других еретиков, все отлученные от Церкви. Шестнадцать из них двигались пешком, поскольку принц Боян не решился расстаться с таким количеством лошадей.За ночь земля промерзла и покрылась тонкой коркой льда, которая легко ломалась под тяжестью копыт и ног. Когда они переехали через западный мост, Ханна обернулась и увидела голову лорда Дитриха, возвышающуюся на пике над воротами. После этого она больше не смогла заставить себя оглянуться. Ивар так или иначе был, скорее всего, мертв. Она пристально смотрела на знамя Эккехарда, лениво развеваемое ветром. Дождь, который долгое время сопутствовал им, уже закончился. Они удалялись, окутанные холодом, солнце ярко блистало над ними, но не посылало ни одного теплого луча на землю.Ханне даже не дали времени попрощаться с товарищами «львами». Бегство Эккехарда вызывало большие сомнения, учитывая ужасную смерть лорда Дитриха и угрозу отлучения от Церкви.За все время их пути не было ни малейшего намека на армию куманов.Это казалось зловещим предзнаменованием. НЕИЗВЕСТНАЯ СТРАНА 1 Алан с трудом протиснулся сквозь толпу причитавших и рыдающих людей. Оказавшись на улице, он свистом подозвал своих собак и бросился к маленькому домику Ади-ки, украшенному колокольчиками и венками. Она никогда не входила и не выходила без совершения особого ритуала на пороге дома, и, конечно, он никогда не видел, чтобы кто-то из деревенских заходил сюда. Но если их боги или их совет возжелают покарать его, они могут сделать это позже.В доме он спрятал кожаный сверток с ее драгоценными реликвиями в деревянный сундук для большей сохранности. Он схватил один из ее мехов, которыми укрываются ночью, и поспешил на улицу, где его ждали собаки.Горе и Ярость были не одни. Половина деревни была уже здесь, хотя войти внутрь никто не решился; вторая половина в нетерпении высыпала на улицу и стояла у дома, где лежали раненые.Когда собаки начали обнюхивать мех, Кэл шагнул вперед, желая что-то сказать, но Беор оттолкнул его в сторону и приставил острие копья к груди Алана. Бронзовый наконечник злобно поблескивал. Алан схватился за копье Беора. Хотя тот был сильнее, огромный, словно медведь, но Алан весь горел изнутри.— Отойди в сторону, — произнес он на своем языке, смущая его. — Если мы не будем терять времени и двинемся в путь немедленно, мы сможем напасть на их след и спасти Адику. Если бы они хотели ее убить, то сделали бы это сразу. Но если они ее схватили, значит, у нас есть еще шанс. Ради Бога, не мешайте мне.Странное выражение исказило лицо Беора. Люди тихо перешептывались за его спиной. Беор нерешительно отступил в сторону.— Я пойду, — сказал Алан, подыскивая слова. — Я найду Адику.Заговорила матушка Орла. Тут же несколько человек бросились бежать в деревню.Кэл выскочил вперед, потрясая бронзовым ножом и копьем, которое он взял у мертвого воина.— Я пойду, — торжествуя, закричал он.— Я тоже пойду, — резко произнес Беор.Несколько неуверенно вызвались еще человек двенадцать, но большая группа не могла передвигаться быстро и незаметно.— Кэл. — Алан замолчал, потом резко кивнул в сторону. — Беор. Мы пойдем.Собрались они очень быстро. Алан очень хотел вернуть свой меч и нож, но не знал, куда Адика могла их спрятать, времени на поиски уже не оставалось. Поэтому он взял бронзовый нож. Мать Орла приказала людям принести веревку, кожаные бурдюки, полные меда, деревянную трубку, покрытую сверху глиной и заполненную раскаленными углями, запас сушеной рыбы, хлеба и связку лука-порея. У Беора и Кэла были деревянные каркасы, которые крепились на спине, и туда можно было положить кожаный мешок, наполненный разнообразной провизией. Но даже такие быстрые сборы украли у них драгоценное время.Алан в сопровождении собак подошел к дому, где недавно родились близнецы. Дочь Уртана показала ему следы на земле, что остались после драки; знаками и жестами она рассказала ему, что все видела со сторожевой башни у ворот. Уртан и его товарищи подбежали к Адике и Тости за несколько минут до того, как около двадцати захватчиков приблизилось со стороны кургана. Они разбились на две группы, одна из которых бросилась в сторону деревни, а другая схватила Почитаемую, Адику.Собаки принюхивались к незнакомым запахам на земле, а потом по команде Алана понеслись в сторону кургана по следу, который найти могли только они. Алан, Беор и Кэл спешили за ними. Жители деревни, словно на похоронах, собрались у ворот, провожая их в последний путь. Затем предусмотрительно закрыли ворота. С этой высоты незаконченное ограждение казалось таким хрупким и легким. В канаве он заметил чье-то мертвое тело.Кто были эти нападавшие? Они были так похожи на родственников принца Сангланта. Но всем было известно, что Аои больше не ходят по земле — они стали лишь тенями, заточенными в чистилище между реальностью и тенью. Зачем им нужна Адика?Беор и Кэл, возможно, смогли бы ответить на его вопросы, но он не знал, как их спросить. Он мог только продолжать идти вперед.Алан думал, что собаки приведут их к каменному кругу, но они срезали путь у самой высокой земляной насыпи и побежали вдоль нее, скрываясь в тени нависающих земляных троп, пока не оказались на восточном краю, откуда побежали вниз по склону.Там, у подножия восточного склона, они увидели каменную перемычку, начало подземного тоннеля, ведущего внутрь холма. Кэл в страхе застонал, собаки обнюхивали землю у входа. Давно почившие мастера вырезали на столбе, возвышающемся с левой стороны, фигуру человека в шкуре и с рогами оленя. У зияющей дыры, словно подношение, лежали цветы, теперь уже увядшие, развеянные ветром и рыщущими животными. Олень оставил следы там, где останавливался, чтобы обнюхать венок из цветов, и эти признаки его пребывания здесь привели собак в некоторое возбуждение.Беор присел. Поднявшись спустя несколько минут, он показал товарищам бронзовый осколок, который мог быть частью брони. Алан тщательно осматривал землю, пытаясь не пропустить ни одного знака присутствия захватчиков. Со склона скатился камень и покоился теперь среди отцветающих васильков. Внутри каменного прохода с одной стороны на выступе, где скапливалась вода, примостилась пижма. И это все.Раздался громкий лай Горя, и собака исчезла в темноте тоннеля. Кэл был бледен, словно его раскрасили мелом, но последовал туда же. Беор только заворчал, на губах его играла жестокая усмешка, когда он взглянул на Алана, желая удостовериться, хватит ли у того мужества продолжить путь.Неважно.Полдюжины подготовленных факелов были аккуратно сложены у входа. Алан попытался зажечь один из них. Вспыхнуло пламя. С посохом в одной руке, чтобы проверять возможные препятствия на пути, со вторым незажженным факелом, закрепленным за поясом, Алан двинулся вслед за Горем в тоннель.Беор и Кэл обменялись парой фраз, голоса звучали приглушенно. Алану пришлось припасть к земле, чтобы двигаться дальше. Впереди он слышал сопение Горя. Дым от факела оседал на выступах нависшего над ним потолка. В тусклом свете он едва мог различить какие-то узоры, высеченные на каменных стенах: в основном это были ромбы и спирали, но то тут, то там поверх них были нарисованы четыре линии, символизирующие власть древних богов. Но Алан не боялся их, они были не властны над теми, кто верит в Господа.Потолок начал подниматься, каменные стены становились все выше, пока он наконец не оказался в большой комнате. В центре ее лежала огромная каменная плита. Горе тут же начал обнюхивать ее, как будто почувствовал крысу.Алан поднял факел над головой, когда Беор, с копьем наготове, осторожно ступал в комнату позади него. Ярость следовала за ним. Кэла не было видно.Высокий, с выступами потолок возвышался в форме арки над ними, так что света факела не хватало, чтобы полностью осветить помещение. Напротив Алана, а также с Другой стороны виднелись ниши, в каждой из которых были высечены образы древних королев.Здесь, в самом сердце камня и земли, невозможно было услышать даже ветер. Но кто-то наблюдал за ними.— Где она? — воскликнул Алан, обращаясь к кому-то незримому.Пламя факела задрожало и погасло, будто порыв ветра затушил его. В кромешной тьме было трудно что-то рассмотреть, он только почувствовал запах дыма и потерял сознание. Очнувшись, Алан ощутил, что единственно различимыми были запах сырой земли, влажный и холодный, и успокаивающий запах собаки. Над головой раздался голос Беора, скорее мольба, чем проклятие.Потом пропали даже эти едва уловимые ощущения, Алан ничего не чувствовал и не слышал: ни дыхания верных псов, ни холода каменного пола, на котором он лежал. Он был бы совершенно один, если бы не чей-то дрожащий, тяжелый вздох, раздавшийся над его головой, будто сам холм был живым существом, дремавшим, но многое знающим.— Где она? — спросил он снова.Видение подобно яркой молнии ослепило его.Три королевы стояли рядом с ним, одна на севере, другая на юге, третья на западе.— Кто ты такой, чтобы требовать ответа? — вскричала самая молодая из них. В руке у нее кубок, по всей длине украшенный диковинными письменами и золотыми саламандрами, пылающий, словно огонь. На ее гробнице высечены два сфинкса. Их умные лица, в которых есть что-то кошачье, фосфоресцируют в темноте.— Кто ты, святой? — Она ничего не знает о святом, блаженном Дайсане, но он все равно уважает ее, ведь она женщина, обладающая властью, пусть даже она мертва.Звук ее голоса проникал в него подобно громовым раскатам.— Я та, кого называют Ясная Стрела. Разве ты не слышал обо мне? Меня воспитывала женщина-львица, раскрывшая мне тайные тропы, известные только Белому Охотнику.— Я слишком многого не знаю, — признался он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67