Возможно, он был слишком молод и слишком высокого мнения о себе, чтобы действительно бояться. Шестеро из его близких друзей пережили сражение у древнего кургана. Епископ Альберада выразила свое уважение к преданности товарищей, и не стала вынуждать их отрекаться от своего принца. На самом деле для них было бы гораздо более ужасным оскорблением отказаться от него сейчас, в пылу сражения, чем совершить духовную ошибку. Пусть их накажут вместе с ним. Это будет достойно.Но все-таки значительно больше ее волновала непримиримость лорда Дитриха, его слуг и двадцати людей различного положения и устремлений.— Что за приспешник Врага вонзил в вас свои когти? — требовала она ответа, после того как лорд Дитрих трижды отрекался от учения о Жертвенности и Спасении. — Мать и Отец Жизни, кто есть Господь в Единстве, сотворили Вселенную. В это создание они поместили четыре совершенных элемента: свет, ветер, огонь и воду. Над вселенной находятся Покои Света, а ниже ее притаился Враг, которого по-другому мы называем темнотой. Все же элементы двигаются в гармонии и вступают в контакт с темнотой, которая поднимается из глубин. Так они перемешиваются. Вселенная рыдает над этим осквернением, и поэтому Господь посылает Слово, которое мы по-другому называем Логос, на ее спасение. Господь создал этот мир через Слово, хотя все еще осталось немного темноты. Вот почему в мире царят зло и беспорядок.— Блаженный Дайсан искупил наши грехи, — упрямо проговорил Эккехард, прерывая ее. Лорд Дитрих нашел в себе силы промолчать.— Несомненно! Блаженный Дайсан донес до нас Слово. Он молился долгих семь дней и семь ночей во спасение всех тех, кто последует за его верой в Единство и будет перенесен в Свет. И в конце его дней ангелы вознесли его на небеса в ореоле такого яркого света, что святая Текла, которая была свидетелем его Экстасиса, ослепла на семь дней.— Он был принесен в жертву! С него содрали кожу по приказу императрицы Фессании, но кровь его превратилась в розы, и он снова ожил! Он восстал из мертвых.— Тишина! — Альберада ударила об пол епископским посохом. Громкий стук заставил его замолчать, также прекратились все перешептывания, прокатившиеся волной по залу после его откровенных слов. Даже монах, который шепотом переводил герцогу Болесласу то, о чем говорили, замер от страха. — Вы обвиняетесь в ереси, принц Эккехард. Наказание за ересь — отлучение от Церкви и изгнание либо смерть.— Я предпочитаю умереть, — спокойно произнес лорд Дитрих, в его голосе не было триумфа. Он закашлялся и высморкался в пригоршню соломы.— Вы не смеете наказывать меня! — мужественно воскликнул Эккехард. — Я — сын короля, рожденный в законном браке!— Я представляю Церковь здесь, в Хайдельберге, — ответил Альберада, игнорируя намек на то, что сама она незаконнорожденная. — Не я наказываю вас, принц Эккехард. Это Церковь наказывает вас и всех последователей вашего еретического учения. Но истинно то, что ваш случай особенный. Вас необходимо отдать на суд короля.— Моего отца? — Вдруг Эккехард стал выглядеть гораздо моложе своих лет, словно мальчишка, чьи проказы стали известны и последствия могли быть не очень веселые.Боян дал свободу долго сдерживаемому гневу.— Сколько солдат я должен отправить вместе с ним? Насколько меньше будет их стоять на стенах, когда куманы нападут на нас?— Разве не можете вы держать Эккехарда в монастыре, пока мы не победим куманов? — Сапиентия положила свою ладонь ему на руку, будто успокаивая дикое животное. — В конце концов, он аббат монастыря святой Перпетун в Генте.— И подвергнуть монахов этой чуме ереси? Достаточно того, что каждую неделю я получаю сообщения об этом осквернении истинно святого учения, распространяющемся в сельской местности! Нет, он должен предстать перед королем или остаться здесь в тюрьме, без церковного причастия, до тех пор, пока куманы не будут разбиты и он сможет благополучно добраться до короля с достойным сопровождением. В башне будет находиться охрана, чтобы пресечь его общение с кем-либо из сочувствующих…— О! — Боян дернулся в раздражении. Свирепо взглянув на собаку, которая улеглась у его ног, он оттолкнул ее, схватил свой кубок и осушил его залпом. Слуга поспешил наполнить его вновь. — Мне нужны солдаты на стенах, караульные, чтобы сражаться с куманами, а не сидеть, словно сельские жители.— Вы не понимаете до конца всю серьезность сложившейся ситуации, принц Боян, боюсь, это объясняется тем, что вы сами недавно перешли в эту веру. Я не могу позволить Врагу одержать победу. Не могу допустить, чтобы аретузцы продолжали осквернять королевство и Святую Церковь. Не могу отвернуться и не обращать внимания, когда ошибки принца Эккехарда несут угрозу всем нам.— По моему мнению, — сказал Боян, — это куманы угрожают нам.— Лучше мы будем мертвы, чем станем еретиками!Боян раздраженно покручивал кончики своих усов, но хранил молчание. Как тогда, у древнего кургана, наступил момент, когда необходимо было предпочесть стратегическое отступление массовому бегству.— Я выбираю смерть, — произнес лорд Дитрих. — Позвольте, я докажу моими страданиями, что говорю истинную правду.Альберада, казалось, была удивлена и несколько сбита с толку.— Я не привыкла осуществлять казнь, лорд Дитрих.— Если вы боитесь так сделать, ваша светлость, то должны признаться, что я прав. Я не боюсь смерти, потому что блаженный Дайсан принял ее, чтобы искупить грехи человечества.— Я тоже не боюсь! — воскликнул Эккехард, не желая показаться менее храбрым, чем простой лорд. Так как он не страдал простудой, его голос звучал ясно и четко, свободно от сомнений или вялой флегматичности. — Я тоже готов пройти сквозь муки!— Полагаю, казнь противоречит моральной стороне дела, — мудро заявила Сапиентия. Странно, но она выглядела абсолютно спокойной, мысли о возможной смерти младшего брата не волновали принцессу. Проведя во дворце епископа два дня, она ощутила сытое удовлетворение, которое окутывало ее, словно кислый запах умирающего человека. Могло показаться, что она надеется избавиться от брата.— Король Генрих должен обо всем знать, — начала Альберада, помедлив. — С принцем королевской крови, который носит на шее золотое ожерелье, нельзя поступать, как с обычным нарушителем спокойствия.— Тогда отправьте мою «орлицу», — предложила Сапиентия, злобно улыбаясь. — Дважды до этого она путешествовала на восток. Она доставит королю все последние новости.Неужели она все-таки нанесла тот удар, которого Ханна давно уже опасалась? Сапиентия хотела избавиться от возможной соперницы любыми доступными средствами.Боян ничего не ответил. Брат Брешиус, находясь за его спиной, наклонился, чтобы что-то прошептать ему в самое ухо, но унгрийский принц только нетерпеливо покачал головой, как будто после недавней вспышки гнева он решил оставаться в стороне независимо от того, что происходило.Оставшись в одиночестве, Ханна ожидала приговора. Вдалеке грянул гром. Она слышала, как за окном барабанит дождь, но вдруг все стихло, будто закрыли распахнутую настежь дверь. Спасение пришло неожиданно, откуда она его совсем не ждала.— Отправить «орлицу» одну, когда к городу постоянно подступают куманы и мы прячемся здесь, за высокими стенами? — Альберада с отвращением посмотрела на еретиков. — Это смертный приговор, Сапиентия.— Пропустите! — В зал спешил гонец, ее одежда промокла до нитки. С плаща струйками стекала вода, и мокрая дорожка тянулась за ней по всему залу; от мокрых кожаных ботинок на ковре оставались грязные следы. Слуги засуетились, пытаясь вытереть грязь.— Ваша светлость! — Гонец преклонила перед ней колени. — Это принцесса Сапиентия и принц Боян? Слава Богу, ваше высочество. Я принесла ужасные вести. Магдебург осажден куманами. Дирден сожжен, а выжившие захвачены в плен.Боян поднялся, мрачно поглядывая по сторонам.— Нам отвечают. — Он потряс кулаком, будто это был приклад ружья. — Булкезу дразнит меня.Его добродушие тут же исчезло, и Ханне показалось, что в выражении его лица она видит призрак его мертвого сына, который непрерывно подталкивает его к мести. Ее затрясло, когда она вспомнила, как он отрубил пальцы заключенному куману. Так трудно было осознать, что в этом человеке, таком практичном и веселом, уживается еще один — решительный воин, не ведающий пощады.— Ваша светлость, не время сажать в тюрьму хороших солдат. Каждый, кто может, должен сражаться.— Куманы не единственные наши враги, принц Боян. Как только мы позволим приспешникам Врага проникнуть в наши сердца, они разрушат нас изнутри. То, что они привнесут в нашу жизнь, хуже смерти.Епископ не двигалась. Она позвала управляющих и что-то сказала им тоном, не терпящим возражений. Как только они в спешке удалились выполнять ее приказания, дворцовая охрана повела Эккехарда, Дитриха, их свиты и около дюжины еретиков к церкви. За ними, по требованию Альберады, следовали все присутствующие.Епископский собор, так же как и зал, и многие комнаты, был возведен совсем недавно. И до сих пор там работали ремесленники, декорировали собор снаружи и внутри. В этой местности гораздо легче было добывать древесину, чем камень, поэтому собор епископа мог показаться довольно скромным по сравнению со старинными императорскими постройками на западе.Здесь также со всех сторон смотрели строгие лики святых, их было множество, несколько сотен наполняли неф. Статуи, вырезанные из дуба и грецкого ореха, выглядели словно живые, так что Ханне на мгновение показалось, что сейчас они начнут ругать грешников, собравшихся перед ними. Четыре статуи остались незавершенными, угловатые и внушительные: рука, торчащая из дерева, изогнутая линия лба, наполовину высеченного из темной древесины, хмурый рот на безликом лице.Гобелены несколько скрашивали монотонность дубовых стен, но сотканы они были в очень темных тонах, и Ханна не могла понять, что на них изображено. В соборе было всего несколько окон, свет которых разрушал сгустившийся мрак. Самое большое окно, позади алтаря, выходило на восток. Из кусочков старинного даррийского стекла была сложена мозаика, изображающая Круг Единства, но, поскольку сейчас был полдень, большая часть света проникала в неф через распахнутые двери. Холодный ветер задувал внутрь, колыша длинные накидки. С того места, где она стояла, Ханна лучше всего чувствовала его свежее дыхание на своих губах, прохладное и успокаивающее. Тягостная атмосфера давила на всех присутствующих в переполненном зале — с привкусом страха, ожидания и справедливого гнева.Здесь находились все знатные люди из армии Бояна, потому что не прийти означало попасть под подозрение. Стоя недалеко от алтаря, Ханна имела возможность окинуть взглядом толпу собравшихся, но, поскольку была невысокого роста, смогла различить вдалеке только возвышающегося над всеми капитана Тиабольда по его ярко-рыжим волосам. Епископ приказала «львам», занимающим командные посты, также присутствовать и быть свидетелями происходящего, с тем чтобы впоследствии рассказать об этом своим подчиненным.Обвинение в ереси было самым серьезным из всех духовных прегрешений. Это было сродни измене королю.Но все, о чем могла думать Ханна, это как не потерять голову при встрече с куманами. Возможно, стоило перенестись на восток магическим способом. Быть может, нужно было отдать предпочтение Соргатани, а не призрачному видению Лиат. Но разве это не просто ее мечта? Отлучила бы ее епископ Альберада от Церкви, узнай она о причастности Ханны к магии? Иногда лучше все-таки сохранять спокойствие. В некотором смысле она была озадачена поведением Эккехарда, лорда Дитриха и пропавшего Ивара. Почему они были столь беспокойны в своей вере? Зачем все время только об этом и вели разговоры?Но сейчас в ней говорила ее мать, госпожа Бирта. «Стоит ли назначать свидание неприятностям, — сказала бы она, — ведь если они окажутся на вашем пути, то совершенно точно вам их не избежать». Как и принц Боян, госпожа Бирта смотрела на мир с практической точки зрения. Вероятно, это было еще одной причиной, почему Ханна испытывала чувство уважения к Бояну, несмотря на его надоедливое восхищение, — едва ли это можно было назвать флиртом, учитывая пропасть между ними и то, чем оно могло для нее закончиться. Конечно, Бирта никогда никому не отрубала пальцы, но где гарантия того, что она так не поступила бы, если бы возникла необходимость?Наконец закончили играть мрачный гимн. Ханна отпихнула локтем в сторону одного из слуг Сапиентии, чтобы пробраться немного вперед и лучше видеть происходящее. Клирики шли впереди строго в соответствии с саном. Каждый из них нес зажженную свечу, обозначая тем самым Круг Единства, Свет Правды. Они приблизились и встали вокруг Эккехарда, Дитриха и других, которые сгрудились в передней части нефа. Свечи горели так ярко, что Ханне приходилось время от времени отводить глаза. Свет отражался на вырезанных из дерева ликах святых: жалостливо вытянутые губы, поднятая рука с двумя соединенными пальцами, символ справедливости, сердитый взгляд из-под насупленных бровей, двойник своего незавершенного товарища. Они наблюдали, и они судили.Епископ Альберада вступила на кафедру и подняла руки, призывая к тишине:— Поднесите сюда уксус, так чтобы обвиняемые могли испытать всю горечь ереси.Ее служащие подали кубки каждому человеку в зависимости от его положения: золотой кубок принцу Эккехарду и серебряный — его благородным товарищам; также серебряный кубок лорду Дитриху, медные — его упрямой свите. По рядам простолюдинов-еретиков передали деревянный кубок. Один человек отказался пить и был трижды высечен, пока не глотнул жидкость. Все они кашляли и задыхались от горечи уксуса, все, кроме лорда Дитриха, который залпом осушил свой кубок, как если бы там был сладкий мед, и даже не вздрогнул, все время неотрывно глядя на епископа.— Пусть те, кто носят Круг, будут лишены его, поскольку они больше не находятся под защитой Света и Правды. Пусть их остригут в знак их позора.Один молодой человек из свиты Эккехарда, гордившийся своими белокурыми волосами, начал плакать, а Эккехард стоял в недоумении, не зная, чем ему помочь. Клирики с ножами в руках не спеша двигались среди них, превращая волосы в рваные лохмы. Только когда лорд Дитрих подошел успокоить юнца и что-то тихо прошептал ему на ухо, молодой человек напрягся, сжат руки и гордо вскинул подбородок, в то время как клирик с кислым лицом отсекая его прекрасные волосы.— Пусть они действительно видят, что Свет Правды больше не горит в их сердцах. — Спустившись с кафедры, она обошла по кругу клириков, гася свечи, закрывая их одну за другой. Дым вился над ними, поднимаясь вверх. — Итак, вы отлучены от Церкви. Для вас запрещено святое причастие. Таким образом, вы навсегда отрезаны от общества всех дайсанитов.Свет померк. Полдень перешел в сумерки. Все цвета стали серыми.— Пусть все те, кто помогает им, тоже будут отлучены от Церкви, Они больше не стоят в Круге Света. Господь больше не видит их.Эккехард шатался, словно его ранили. Один из его товарищей потерял сознание. Остальные рыдали.— Я не боюсь, — произнес лорд Дитрих. — Пусть Господу станет известна ее воля. Я только лишь немощное существо, подчиняющееся ее воле.Наступила тишина. Казалось, Альберада ожидала какого-то знака свыше. В толпе раздался кашель.Внезапно лорд Дитрих резко отшатнулся назад, выступив из круга. Три свечи покатились в разные стороны, когда он упал на пол. Он дернулся раз, другой, сильно побледнел, словно его разбил паралич.— Вы видите! — торжествующе вскричала Альберада. — Враг обнаружил свое присутствие. Злой дух вселился в этого человека. Такая судьба ждет всех тех, кто проповедует ересь.Самый храбрый из товарищей лорда Дитриха встал на колени рядом со страдающим человеком и стал удерживать его руки, пока тот окончательно не затих. Пена собралась в уголках его губ. В одной ноздре появился кровяной пузырь, лопнул, и кровь струйкой сбежала по впалой щеке. Он вздрогнул снова, пол под ним потемнел, и отвратительно засмердело.— Он мертв, — произнес Эккехард полузадушенным голосом, стараясь держаться как можно дальше от обезображенного трупа.В напряженной тишине голос епископа Альберады звучал ясно, как сигнал к битве.— Отведите отлученных в тюрьму. Никто не должен разговаривать с ними, иначе тоже будут отлучены от Церкви. Враг затаился. Завтра мы накажем тех, кто останется в живых, чтобы изгнать из их тел Врага.Никто не возражал. Они только что видели Врага в действии. Церковь быстро опустела. Альберада удалилась, сопровождаемая толпой клириков. Караульные унесли труп, и служащие остались, чтобы привести все в порядок. Ханна остановилась, поскольку Сапиентия не выходила из собора. Принцесса осталась ждать, когда Боян преклонил колени у алтаря, будто в молитве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67