А-П

П-Я

 

Когда Маленков, Хрущев и Молотов сговорились убрать Берию, то Жуков встал на их сторону. Позднее маршал не раз рассказывал о своей решающей роли в аресте грозного Лаврентия Павловича на заседании Президиума ЦК 26 июня 1953 года. Вот один из вариантов рассказа Жукова, записанный писателем Василием Соколовым в 1963 году: «Меня вызвал Булганин… и сказал:
– Садись, Георгий Константинович.
Он был возбужден, даже не сразу поздоровался, только потом подал руку, однако не извиняясь. Помолчали. Затем Булганин, ни слова не говоря по существу дела, сказал:
– Поедем в Кремль, есть срочное дело.
Поехали. Вошли в зал, где обычно проходят заседания Президиума ЦК партии… Я оглянулся. В зале находились Маленков, Молотов, Микоян, другие члены Президиума. Берии не было.
Первым заговорил Маленков – о том, что Берия хочет захватить власть, что мне поручается вместе со своими товарищами арестовать его. Потом стал говорить Хрущев. Микоян лишь подавал реплики. Говорили об угрозе, которую создает Берия, пытаясь захватить власть в свои руки.
– Сможешь выполнить эту рискованную операцию? – спросил Хрущев.
– Смогу, – отвечаю я…
Решено было так. Лица из личной охраны членов Президиума находились в Кремле, недалеко от кабинета, где собрались члены Президиума. Арестовать личную охрану самого Берии поручили Серову. А мне нужно было арестовать Берию.
Маленков сказал, как это будет сделано… Я вместе с Москаленко, Неделиным, Батицким и адъютантом Москаленко должен сидеть в отдельной комнате и ждать, пока раздадутся два звонка из зала заседания в эту комнату. Меня предупредили, что Берия физически сильный, знает приемы «джиу-джитсу».
– Ничего, справлюсь, нам тоже силы не занимать. Уходим. Сидим в этой комнате. Проходит час. Никаких звонков. Я уже встревожился. Уж не произошло ли там что без нас, не перехитрил ли всех Берия, этот изощренный интриган, пользовавшийся доверием Сталина? Немного погодя (было это в первом часу дня) раздается один звонок, второй. Я поднимаюсь первым. До этого момента всем, кто со мной сидел, я не говорил ни слова, и они не знали, зачем вызваны и сидят здесь в ожидании, когда их позовут на Президиум ЦК. И вдруг я говорю им:
– Мы должны арестовать Берию. Он намерен захватить власть. Согласны все? Понимаете значение порученного? Они сказали:
– Согласны.
Идем в зал. Берия сидит за столом в центре. Мои генералы обходят стол, как бы намереваясь сесть у стены. Я подхожу к Берии сзади, командую:
– Встать! Вы арестованы.
Не успел Берия встать, как я заломил ему руки назад и, приподняв, эдак встряхнул. Гляжу на него – бледный-пребледный. И онемел.
Ведем его через комнату отдыха в другую… Тут сделали ему генеральный обыск.
Да, забыл. В момент, когда Берия поднялся и я заломил ему руки, тут же скользнул по бедрам, чтобы проверить, нет ли пистолета. У нас на всех был только один пистолет. Второй взяли уж не помню у кого. Нам же не говорили, зачем вызывают в Кремль. Поэтому приехали невооруженными. Но и Берия, оказывается, не взял пистолета… Итак, посадили в эту комнату. Держали до 10 часов вечера, а потом на ЗИСе положили сзади, в ногах сиденья, укутали ковром и вывезли из Кремля. Это затем сделали, чтобы охрана, находившаяся в его руках, не заподозрила, кто в машине.
Вез его Москаленко. Берия был определен на гауптвахту, вернее, в тюрьму Московского военного округа. Там находился и во время следствия, и во время суда, там его и расстреляли».
Существуют и другие версии жуковских рассказов, разнящиеся в деталях, но совпадающие в главном: именно Георгий Константинович руководил действиями генералов и именно он объявил Берии о его аресте.
Маршал Советского Союза Кирилл Семенович Москаленко, в июне 53-го носивший звание генерал-полковника и занимавший сравнительно скромную должность командующего Московским округом ПВО, рисует совсем иную картину ареста Берии. Кирилл Семенович рассказывал писателю Владимиру Карпову в 70-е годы: «В 9 часов утра (25 июня 1953 года. – Б. С.) мне позвонил по телефону АТС Кремля Хрущев. Он спросил:
«Имеются в вашем окружении близкие вам люди и преданные нашей партии так, как вы преданы ей?..»
После этого Хрущев сказал, чтобы я взял этих людей с собой и приезжал с ними в Кремль к председателю Совета Министров СССР товарищу Маленкову, в кабинет, где раньше работал Сталин.
Далее Хрущев закодированно намекнул, чтобы взяли с собой оружие. «Он сказал чтобы я взял с собой планы ПВО и карты, а также захватил сигареты. Я ответил, что заберу с собой все перечисленное, однако курить бросил еще на войне, в 1944 году. Хрущев засмеялся и сказал, что сигареты могут потребоваться не те, которые я имею в виду. Тогда я догадался, что надо взять с собой оружие. В конце разговора Хрущев сказал, что сейчас позвонит Булганину. Я подумал, что нам предстоит выполнить какое-то важное задание Президиума ЦК КПСС.
Вскоре после этого последовал звонок министра обороны маршала Булганина, который сказал ему, что звонил Хрущев и предложил мне сначала прибыть к нему, т. е. к Булганину… Со своей группой я прибыл к министру обороны. Принял меня товарищ Булганин одного. Он сказал, что ему звонил Хрущев, вот я тебя и вызвал. Нужно арестовать Берию… Сколько у тебя человек? Я ответил: со мной пять человек… На что он ответил:

«Очень мало людей. Кого, ты считаешь, можно еще привлечь, но без промедления? Я ответил – вашего заместителя маршала Василевского. Он сразу почему-то отверг эту кандидатуру. Я спросил, кто находится сейчас в министерстве из влиятельных военных. Булганин ответил: „Жуков“. Тогда я предложил взять Жукова. Он согласился, но чтобы Жуков был без оружия…
И вот в 11.00 дня 26 июня (а звонок Хрущева был 25.6) мы по предложению Булганина сели в его машину и поехали в Кремль… Вслед за нами на другой машине приехали Жуков, Брежнев и др. Всех нас Булганин провел в комнату ожидания при кабинете Маленкова, затем оставил нас и ушел в кабинет к Маленкову.
Через несколько минут вышли к нам Хрущев, Булганин, Маленков и Молотов. Они начали нам рассказывать, что Берия в последнее время нагло ведет себя по отношению к членам Президиума ЦК, шпионит за ними, подслушивает телефонные разговоры, следит за ними, кто куда ездит, с кем члены Президиума встречаются, грубит со всеми и т. д. Они информировали нас, что сейчас будет заседание Президиума ЦК, а потом по условленному сигналу, переданному через помощника Маленкова – Суханова, нам нужно войти в кабинет и арестовать Берию. К этому времени он еще не прибыл…
Хотя заседание длилось недолго, нам казалось наоборот, очень долго. За это время каждый из нас пережил, передумал многое. В приемной все время находилось человек 15-17 людей в штатской и военной одежде. Это порученцы и лица, охраняющие и прикрепленные. А больше всего это люди от Берии. Никто, конечно, не знал и не предугадывал, что сейчас произойдет, все беседовали на разные темы. Примерно через час, т. е. в 13.00 26 июня 1953 года последовал условный сигнал, и мы пять человек вооруженных, шестой товарищ Жуков, – быстро вошли в кабинет, где шло заседание. Товарищ Маленков объявил: «Именем советского закона арестовать Берию». Все обнажили оружие, я направил его прямо на Берию и приказал ему поднять руки вверх. В это время Жуков обыскал Берию, после чего мы увели его в комнату отдыха Председателя Совета Министров, а все члены Президиума и кандидаты в члены остались проводить заседание, там же остался и Жуков».

Так кому же верить – Жукову или Москаленко? В тот момент их положение в военной иерархии было несопоставимо. Жуков – Маршал Советского Союза и первый заместитель министра обороны, Москаленко – генерал-полковник и командующий Московским округом ПВО. Казалось бы, ясно, кому должны были бы получить руководить группой генералов, призванной арестовать впавшего в немилость шефа МВД. Но дело в том, что здесь главную роль играла не должность, а личная близость того или иного генерала к руководителям антибериевского заговора. И здесь Москаленко имел перед Жуковым большие преимущества. Кирилл Семенович командовал армиями в составе Воронежского и 1-го Украинского фронтов. Он был многим обязан члену Военного Совета этих фронтов Хрущеву. Именно по рекомендации Никиты Сергеевича украинец Москаленко был назначен осенью 43-го командующим 38-й армии, которой предстояло освобождать Киев. Хрущев мог на Москаленко положиться, тогда как у Жукова в тот момент не было особо близких отношений ни с Хрущевым, ни с Маленковым. Решающим же доказательством правоты Москаленко, а не Жукова, является свидетельство Маленкова, произнесенное при таких обстоятельствах, что никаких сомнений не вызывает. Когда в июне 1957 года пленум ЦК громил «антипартийную группу Маленкова, Кагановича, Молотова и примкнувшего к ним Шепилова», Георгий Максимилианович, пытаясь напомнить товарищам о своих былых заслугах и, в частности, на свою роль в организации ареста Берии, заявил: «Берию разоблачить было не так просто. Мы тогда опирались на военных товарищей, в самый нужный момент нам оказал решающую услугу в этом деле товарищ Москаленко. К нему в трудный момент мы обратились с товарищем Хрущевым, мы были без сил и средств…». На пленуме Маленкова не пинал только ленивый. Опровергали его на каждом шагу и с удовольствием. В зале присутствовали и Жуков, и Москаленко, но ни один из них на этот раз с Георгием Максимилиановичем спорить не стал. Значит, утверждение Маленкова о решающей роли Москаленко в создании группы генералов для ареста грозного Лаврентия Павловича – святая истинная правда. Поэтому рассказу Москаленко мы, в основном, можем доверять.
Но тогда получается любопытная картина. Жукова привлекают к операции против Берии лишь в последний момент и не вполне ему доверяют. Очевидно, Хрущев, Маленков и Булгании помнили, что Георгий Константинович был с Лаврентием Павловичем в хороших отношениях, и опасались, как бы маршал не встал на сторону главы МВД. Даже оружия Жукову не дали. Видно боялись, что может отказаться брать Берию и устроит, чего доброго, перестрелку с Москаленко и остальными. А так Георгия Константиновича поставили перед свершившимся фактом: судьба Берии уже решена, а ты освяти эту акцию своим авторитетом. Но Жуков никаких колебаний не испытывал и помогать Лаврентию Павловичу в любом случае не собирался.
Москаленко утверждал, что, когда после ареста Берии он встретился с Маленковым, тот сказал, что раньше, чем ему, Москаленко, предложение подобрать людей для этой акции было сделано одному из Маршалов Советского Союза, но неназванный маршал отказался от не слишком почетной и рискованной миссии. Возможно, этот маршал – Василевский, чью кандидатуру в разговоре с Москаленко Булганин сразу отверг. Александр Михайлович был, что называется, робкого десятка. В свое время он прервал все связи с отцом-священником, чтобы остаться, несмотря на неподходящее социальное происхождение, в Красной Армии. Только по приказу Сталина позднее он стал помогать родителям. Не исключено, что заговорщики учли, что Василевский – свояк Жукова. И после отказа Александра Михайловича опасались, что Василевский поступил так, зная позицию Жукова. Отсюда и осторожность по отношению к Жукову, которому на всякий случай не дали оружия. Потом-то Георгий Константинович, конечно, понял, что другие генералы вооружены, и осознал унизительность своего положения. И взял реванш в устных воспоминаниях, приписав себе основную роль в аресте шефа МВД.
Участие в аресте Берии благотворно сказалось на карьере всех привлеченных генералов. Они получили следующие звания и ордена. Жукова повышать дальше было некуда – не в генералиссимусы же его возводить! Да и орденов у маршала было с избытком – больше, чем у кого-либо в СССР. Главной наградой для него стало хорошее отношение со стороны Хрущева, убедившегося в преданности Георгия Константиновича.
Началась кратковременная дружба Жукова с Хрущевым. Вот что писал о ней Н.Г. Кузнецов: «Хотя Жуков формально был заместителем министра обороны, но, опираясь на дружбу с Хрущевым, вел себя довольно независимо. Они оба, Хрущев и Жуков, открыто ругали Сталина и выдумывали всякие небылицы. Но это остается на их совести. В книге Жукова я уже прочитал другое…
Он в феврале 1955 года был назначен министром обороны и получил «карт-бланш» от Хрущева. Вся накопившаяся к Сталину неприязнь, как распрямившаяся пружина, чувствовалась в эти дни во всем поведении Жукова. Он как бы стремился наверстать потерянное время и славу».
7 ноября 1953 года, вскоре после устранения с политической арены Берии, Жуков присутствовал на дипломатическом приеме. В ходе приема члены Президиума организовали своеобразный «междусобойчик» с послами нескольких государств. Тогдашний посол США в Москве уже знакомый нам Чарльз Болен рассказывает: «После очередного тоста за мир я поднялся и, в присутствии толпившихся вокруг репортеров, сказал: „Я охотно выпил бы за мир, но я хотел бы добавить два слова: „и справедливость“, поскольку без справедливости в международных делах никогда не будет прочного мира“. Ссылка на справедливость вызвала раздражение у советских официальных лиц, особенно у Кагановича, который ответил длинной речью. Ее суть сводилась к тому, что в мире существуют различные концепции справедливости, тогда как мир – это то, что все народы понимают одинаково. Тогда поднялся Жуков, занявший место Булганина, успевшего напиться мертвецки пьяным (так сказать, „вместо выбывшего из игры“; Георгий Константинович был куда более крепок на выпивку, чем Николай Александрович, находившийся уже в высокой стадии алкоголизма. – Б. С.). К моему удивлению, он сказал, что хотел бы поддержать тост за мир, предложенный американским послом. Я услышал, как Микоян шепчет Жукову, не хочет ли он сказать свой собственный тост. Нет, возразил Жуков, он просто хочет поддержать тост за справедливость… Я не знаю точно, почему Жуков поддержал мой тост. Один американский корреспондент писал, что Жуков помнил о деле Берии, который в то время находился в тюрьме. Такое предположение кажется мне плодом воображения. С уверенностью можно сказать лишь то, что Жуков демонстрировал свою независимость от кремлевских политиков». Теперь, опираясь на дружбу с Хрущевым, еще недавно опальный маршал почувствовал себя достаточно сильным, чтобы публично вести полемику с членами Президиума, хотя сам вплоть до 1956 года оставался простым членом ЦК.
В должности замминистра обороны Жукову пришлось проводить в период с 9 по 14 сентября 1954 года учение на Тоцком полигоне под Оренбургом, где в первый и пока что в последний раз в истории 40 тысяч советских военнослужащих были сознательно подвергнуты воздействию радиации от взрыва «своей» атомной бомбы. Это называлось «учить войска в условиях, максимально приближенных к боевым». Тогда уже было хорошо известно о крайне неблагоприятном воздействии радиации на организм человека. Поэтому ни сам Георгий Константинович, ни другие генералы, руководившие учениями, в зоне радиационного заражения так и не побывали. А солдаты и офицеры, которых даже не обеспечили специальными защитными костюмами и противогазами? Ну, им, должно быть, объяснили, что «военная служба не без тягот», что надо быть готовыми в любой момент отразить американскую агрессию, которая непременно начнется с атомной атаки. Для Жукова и других советских военачальников это был только расходный материал. 30 тысяч участников учений умерли от лучевой болезни в течение последующих двух-трех лет. Уцелевшие 10 тысяч остались инвалидами и не дожили до старости. Пострадало и местное население, в том числе и семьи офицеров. Их эвакуировали только на день взрыва.
Жуков оставил воспоминания о Тоцких учениях: «Когда я увидел атомный взрыв, осмотрел местность и технику после взрыва, посмотрел несколько раз киноленту, запечатлевшую до мельчайших подробностей все то, что произошло в результате взрыва атомной бомбы, я пришел к убеждению, что войну с применением атомного оружия ни при каких обстоятельствах вести не следует… Но мне было ясно и другое: навязанная нам гонка вооружений требовала от нас принять все меры к тому, чтобы срочно ликвидировать отставание наших Вооруженных Сил в оснащении ядерным оружием. В условиях постоянного атомного шантажа наша страна не могла чувствовать себя в безопасности». Маршал наблюдал последствия ядерного взрыва на киноэкране, а солдаты – в буквальном смысле слова на собственной шкуре. Но у Георгия Константиновича не нашлось нескольких слов помянуть погибших. Ведь при его жизни все, что было связано с Тоцкими учениями, имело гриф «совершенно секретно».
Никита Сергеевич вспоминал: «С огромным уважением и по-дружески я относился тогда (в середине 50-х годов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90