Пострадало много людей. Мы все собирались отсюда уходить на Малоярославец. Эта женщина жила с маленьким внуком и внучкой, пионерами, в этом доме, во время налета авиации она стояла у колодца и набирала воду, на ее глазах бомба попала в дом. И вот все, что вы видите, осталось от него. Обломками дома где-то придавлены ее внучата. Вот и наш дом разрушен. Надо скорее уходить, да вот ничего не найду под обломками из обуви и одежды.
По щекам женщины катились слезы, но сама она была, видимо, твердая духом женщина. Мы спросили, не заходили ли в город наши войска.
– Ночью на Малоярославец проехало несколько машин, а затем несколько повозок с ранеными, и больше никого не было, – ответила нам та же женщина.
Попрощавшись, мы поехали в сторону Юхнова, временами останавливаясь для осмотра впередилежащей местности, чтобы не въехать в логово врага».
По дороге Жуков наткнулся на 17-ю танковую бригаду, которой командовал его соратник по Халхин-Голу И.И. Троицкий. От него Георгий Константинович узнал, что Юхнов занят немцами. Жуков порекомендовал комбригу связаться с Буденным и двинуть бригаду на защиту Медыни. Дальше, по словам Жукова, события развивались следующим образом:
«В районе Калуги меня догнал на машине офицер штаба Резервного фронта и вручил телефонограмму начгенштаба Шапошникова, в которой было сказано: „Верховный Главнокомандующий приказал Вам немедленно прибыть в штаб Западного фронта. Вы назначаетесь командующим Западным фронтом“.
Развернув машину, мы тотчас же поехали в обратном направлении – в штаб Западного фронта. Утром 10 октября я прибыл в штаб Западного фронта, который теперь располагался в 3-4 километрах северо-западнее Можайска.
В штабе работала комиссия Государственного Комитета Обороны в составе: Молотова, Ворошилова, Василевского, – разбираясь в причинах катастрофы войск Западного фронта. Я не знаю, что докладывала комиссия Государственному Комитету Обороны… Во время комиссии ГОКО и моего разговора с ней вошел Булганин и сказал, обращаясь ко мне:
– Только что звонил Сталин и сказал: как только прибудешь в штаб, чтобы немедля ему позвонил.
Я позвонил, по телефону ответил лично Сталин:
– Мы решили освободить Конева с поста командующего фронтом. Это по его вине произошли такие события на Западном фронте. Командующим фронтом решили назначить Вас. Вы не будете возражать?
– Нет, товарищ Сталин, какие же могут быть возражения, когда Москва в такой смертельной опасности, – ответил я Верховному.
– А что будем делать с Коневым?
– Оставьте его на Западном фронте моим заместителем. Я поручу ему руководство группой войск на калининском направлении. Это направление слишком удалено, и мне нужно иметь там вспомогательные управления, – доложил я Верховному.
– Хорошо. В ваше распоряжение поступают оставшиеся части Резервного фронта. Можайской линии и резервы Ставки, которые находятся в движении к Можайской линии обороны. Берите скорее все в свои руки и действуйте.
– Хорошо. Принимаюсь за выполнение указаний, но прошу срочно подтягивать более крупные резервы, так как надо ожидать в ближайшее время наращивания удара немцев на Москву.
Войдя в кабинет, где работала комиссия, я передал ей свой разговор со Сталиным. Разговор, который был до моего прихода, возобновился. Конев обвинял Рокоссовского в том, что он не отвел 16-ю армию, как было приказано, в лес, восточнее Вязьмы, а отвел только штаб армии. Рокоссовский сказал:
– Товарищ командующий, от Вас такого приказания не было. Было приказано отвести штаб армии в лес восточнее Вязьмы, что и выполнено.
Лобачев (член Военного Совета 16-й армии):
– Я целиком подтверждаю разговор командующего фронтом с Рокоссовским. Я сидел в это время около него.
С историей этого вопроса, сказал я, можно будет разобраться позже, а сейчас, если комиссия не возражает, прошу прекратить работу, так как нужно проводить срочные меры. Первое: отвести штаб фронта в Адабино; второе: товарищу Коневу взять с собой необходимые средства управления и выехать для координации действий группы войск на калининское направление; третье: Военный совет фронта через час выезжает в Можайск к командующему Можайской обороной Богданову, чтобы на месте разобраться с обстановкой на можайском направлении. Комиссия согласилась с моей просьбой и уехала в Москву».
Да, в маршале Жукове погиб талантливый писатель. Его рассказ изобилует драматическими моментами, подлинно трагическими нотами, вроде истории несчастной старухи, пытающейся откопать заваленных обломками рухнувшего дома внуков. Жуков-мемуарист поправляет ошибки других. Дает всем советы и указания, которые безоговорочно выполняют и Буденный, и Конев, и Молотов, и Ворошилов. И даже Сталин прислушивается к мнению Жукова и, вместо того чтобы наказать Конева за неудачи Западного фронта, назначает его заместителем нового командующего фронтом.
В более позднем варианте воспоминаний, сохранившемся в архиве Жукова, Георгий Константинович прямо спасает Ивана Степановича от суровой сталинской расправы: «Меня вызвали к телефону. Звонил Сталин:
– Ставка решила освободить Конева с поста командующего и назначить вас командующим Западным фронтом. Вы не возражаете?
– Какие же могут быть возражения!
– А что будем делать с Коневым? – спросил Сталин. За разгром противником Западного фронта, которым командовал Конев, Верховный намерен был предать его суду. И лишь мое вмешательство спасло Конева от тяжелой участи. Надо сказать, что до Курской битвы Конев плохо командовал войсками, и ГКО неоднократно отстранял его от командования фронтом».
Симонову же сцену спасения Конева Жуков описал еще живописнее: «Сталин был в нервном настроении и в страшном гневе. Говоря со мной, он в самых сильных выражениях яростно ругал командовавших Западным и Брянским фронтами Конева и Ерёменко и ни словом не упомянул при этом Буденного, командовавшего Резервным фронтом. Видимо, считал, что с этого человека уже невозможно спросить. Он сказал мне, что назначает меня командующим Западным фронтом, что Конев с этой должности снят и после того, как посланная к нему в штаб фронта правительственная комиссия сделает свои выводы, будет предан суду военного трибунала.
На это я сказал Сталину, что такими действиями ничего не исправишь и никого не оживишь. И что это только произведет тяжелое впечатление в армии. Напомнил ему, что вот расстреляли в начале войны командующего Западным фронтом Павлова, а что это дало? Ничего не дало. Было заранее хорошо известно, что из себя представляет Павлов, что у него потолок командира дивизии. Все это знали. Тем не менее он командовал фронтом и не справился с тем, с чем не мог справиться. А Конев – это не Павлов, это человек умный. Он еще пригодится. Тогда Сталин спросил:
– А вы что предлагаете делать?
Я сказал, что предлагаю оставить Конева моим заместителем.
Сталин спросил подозрительно:
– Почему защищаете Конева? Что он, ваш дружок?
Я ответил, что нет, что мы с Коневым никогда не были друзьями, я знаю его только как сослуживца по Белорусскому округу. Сталин дал согласие.
Думаю, что это решение, принятое Сталиным до выводов комиссии, сыграло большую роль в судьбе Конева, потому что комиссия, которая выехала к нему на фронт во главе с Молотовым, наверняка предложила бы другое решение. Я, хорошо зная Молотова, не сомневался в этом».
Главным для Жукова было показать себя спасителем Конева от почти верного расстрела. Тем самым он еще раз укорял Ивана Степановича: я тебя от смерти спас, а ты мне чем отплатил в 57-м?
Чувства, двигавшие Георгием Константиновичем, понять можно. Но в действительности все происходило иначе. Вот что сообщает Конев: «Во время смены командного пункта фронта в ночь на 6 октября мы с членом Военного совета фронта Булганиным прибыли в район Гжатска и первым делом решили встретиться с командующим Резервным фронтом маршалом Буденным. Командный пункт Резервного фронта размещался в блиндажах в лесу восточнее Гжатска. Однако Буденный находился в поселке, на окраине Гжатска, в небольшом домике под прикрытием танка КВ. Мы прибыли к нему в штаб, с тем чтобы сообщить о сложившейся обстановке и узнать о мерах, которые принимает командование Резервным фронтом в связи с тяжелым положением, сложившимся на участке 43-й армии. По имевшимся у нас данным, полученным из Генштаба, на втором рубеже в районе Сычевка-Гжатск должна находиться 49-я армия Резервного фронта. Но, как выяснилось в разговоре с Буденным, 49-я армия к этому времени уже была погружена в эшелоны и отправлена на Юго-Западное направление. Таким образом, 49-я армия, находившаяся на Вяземском оборонительном рубеже, за сутки до наступления главных сил группы армий «Центр… была снята и переброшена на юг. Никаких войск Резервного фронта на рубеже Гжатск-Сычевка не оказалось.
Рокоссовский с управлением 16-й армии в это время уже сосредоточился в районе Гжатска. Связавшись со мной, он доложил, что 50-я дивизия двумя полками и артиллерийским полком вышла к Вязьме, остальные силы этой дивизии отрезаны противником. Рокоссовскому было приказано принимать в свое подчинение все части, выходящие с запада к рубежу Гжатска, и те, которые будут подходить с тыла, в частности, прибывшие из резерва Ставки в район Уваровки две танковые бригады, и организовывать оборону на рубеже Сычевка-Гжатск и южнее.
Штаб Западного фронта с разрешения Ставки был переведен в район Красновидово западнее Можайска. На новый командный пункт 10 октября прибыли из Ставки Молотов, Ворошилов, Василевский и другие. По поручению Сталина Молотов стал настойчиво требовать немедленного отвода войск, которые дерутся в окружении, на гжатский рубеж, а пять-шесть дивизий из этой группировки вывести и передать в резерв Ставки для развертывания на можайской линии. Я доложил, что принял все меры к выводу войск еще до прибытия Молотова в штаб фронта, отдал распоряжение командармам 22-й и 29-й армий выделить пять дивизий во фронтовой резерв и перебросить их в район Можайска. Однако из этих дивизий в силу сложившейся обстановки к можайской линии смогла выйти только одна. Мне было ясно, что Молотов не понимает всего, что случилось. Требование во что бы то ни стало быстро отводить войска 19-й и 20-й армий было, по меньшей мере, ошибкой. Но для Молотова характерно и в последующем непонимание обстановки, складывающейся на фронтах. Его прибытие в штаб фронта, по совести говоря, только осложняло и без того трудную ситуацию…
К 10 октября стало совершенно ясно, что необходимо объединить силы двух фронтов – Западного и Резервного – в один фронт под единым командованием. Собравшиеся в Красновидове на командном пункте Западного фронта Молотов, Ворошилов, Василевский, я, член Военного совета Булганин (начальник штаба фронта Соколовский в это время был во Ржеве), обсудив создавшееся положение, пришли к выводу, что объединение фронтов нужно провести немедленно. На должность командующего фронтом мы рекомендовали генерала армии Жукова, назначенного 8 октября командующим Резервным фронтом. Вот наши предложения, переданные в Ставку:
«Москва, товарищу Сталину.
Просим Ставку принять следующее решение:
В целях объединения руководства войсками на западном направлении к Москве объединить Западный и Резервный фронты в Западный фронт.
Назначить командующим Западным фронтом тов. Жукова. Назначить тов. Конева первым заместителем командующего Западным фронтом…
Тов. Жукову вступить в командование Западным фронтом в 18 часов 11 октября.
Молотов, Ворошилов, Конев, Булганин, Василевский.
Принято по «бодо» 15.45. 10.10.41 года».
С этим предложением Ставка согласилась, и тотчас же последовал ее приказ об объединении фронтов (он помечен 17.00 10 октября – вопрос был решен за час с четвертью! – Б. С.). Ночью 12 октября мы донесли в Ставку о том, что я сдал, а Жуков принял командование Западным фронтом».
Теперь наиболее вероятный ход событий выстраивается следующим образом. Поздно вечером 6 октября Жуков приехал в штаб Западного фронта в Касне, но никого там не застал. Конев и Булганин предыдущей ночью встречались с Буденным, а потом занимались передислокацией штаба в Красновидово. Утром 7-го Георгий Константинович выехал на поиски штаба Резервного фронта. Можно предположить, что Буденного он нашел только к вечеру. Во всяком случае, директива Сталина и Шапошникова о назначении Жукова командующим Резервным фронтом и об отзыве Буденного в распоряжение Ставки была отправлена в 3 часа ночи 8 октября. Очевидно, к этому времени Жуков и Буденный успели встретиться и сообщить об установлении контакта в Москву. В противном случае, директива могла бы только еще больше запутать дело. Буденный не знал бы, что он отстранен, и мог отдавать приказы, противоречащие приказам нового командующего, а войска не знали бы, какой приказ выполнять.
В первой редакции мемуаров Жуков предпочел вообще ничего не говорить о своем назначении командующим войсками Резервного фронта. Только в позднейшем варианте «Воспоминаний и размышлений» он вынужден был (под влиянием знакомых с документами редакторов) придумать нечто уж совсем фантастическое: «В районе Калуги меня разыскал офицер связи штаба фронта (непонятно, какого – Б. С.) и вручил телефонограмму начальника Генерального штаба, в которой Верховный Главнокомандующий приказывал мне прибыть 10 октября в штаб Западного фронта.
К исходу 8 октября я вновь заехал в штаб Резервного фронта. Встретивший меня начальник штаба фронта доложил о полученном приказе Ставки об отзыве Буденного и назначении меня командующим Резервным фронтом.
Звоню Шапошникову. На мой вопрос, какой приказ выполнять, Борис Михайлович ответил:
– Дело в том, что Государственный Комитет Обороны рассматривает сейчас вопрос о расформировании Резервного фронта и передаче его частей и участков обороны в состав Западного. Ваша кандидатура рассматривается на должность командующего Западным фронтом. До 10 октября разберитесь с обстановкой на Резервном фронте и сделайте все возможное, чтобы противник не прорвался через Можайске-Малоярославецкий рубеж, а также в районе Алексина на серпуховском направлении».
Здесь явная несуразица. Зачем срочной телефонограммой еще 8-го числа вызывать Жукова на 10-е в штаб Западного фронта неизвестно зачем и одновременно назначать командующим Резервным фронтом? Георгию Константиновичу надо было как-то обосновать свое появление в Красновидове именно 10-го, и ни днем позже. Кстати, внимательные читатели должны были заметить, что в ранней редакции жуковских мемуаров один из этих драматических октябрьских дней вообще пропал. 8-го Георгий Константинович выехал на поиски Буденного, в тот же день нашел его, потом направил бригаду Троицкого на прикрытие Медыни, потом встретился с офицером связи, вручившим директиву о его назначении командующим Западным фронтом. После этого Жуков тотчас развернул машину… и прибыл в штаб Западного фронта 10-го числа. Выходит, из-под Калуги до Красновидова он ехал больше суток. Наверное, за этот срок пешком можно было дойти!
Никто Конева расстреливать не собирался. Все дело с назначением Жукова обстояло так, как описал Иван Степанович. Ворошилов, Молотов, Булганин, Конев и Василевский пришли к выводу о необходимости объединить Резервный и Западный фронты и поставить во главе нового фронта Жукова. Он и чином выше, и обладает громкой славой победителя под Ельней и спасителя Ленинграда. Характерно, что Конев ни разу не упоминает о своих встречах с Жуковым в штабе Западного фронта до назначения Георгия Константиновича командующим этим фронтом Может, здесь сказалась неприязнь Ивана Степановича к своему преемнику? Но жуковского свояка Василевского в плохом отношении к Георгию Константиновичу не заподозришь. Однако в мемуарах он дает версию назначения Жукова, согласно которой решение было принято без участия Георгия Константиновича «Вечером 9 октября во время очередного разговора с Верховным (членов комиссии и Военного совета Западного фронта. – Б.С) было принято решение объединить войска Западного и Резервного фронтов в Западный фронт. Все мы, в том числе и генерал-полковник Конев, согласились с предложением Сталина назначить командующим объединенным фронтом генерала армии Жукова, который к тому времени находился в войсках Резервного фронта. Утром 10 октября вместе с другими представителями ГКО и Ставки я вернулся в Москву. В тот же день Ставка оформила решения ГКО об объединении войск Западного и Резервного фронтов…»
Александр Михайлович здесь немного напутал. Решение об объединении фронтов и назначении Жукова было принято практически сразу после получении предложений комиссии, а не на следующий день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
По щекам женщины катились слезы, но сама она была, видимо, твердая духом женщина. Мы спросили, не заходили ли в город наши войска.
– Ночью на Малоярославец проехало несколько машин, а затем несколько повозок с ранеными, и больше никого не было, – ответила нам та же женщина.
Попрощавшись, мы поехали в сторону Юхнова, временами останавливаясь для осмотра впередилежащей местности, чтобы не въехать в логово врага».
По дороге Жуков наткнулся на 17-ю танковую бригаду, которой командовал его соратник по Халхин-Голу И.И. Троицкий. От него Георгий Константинович узнал, что Юхнов занят немцами. Жуков порекомендовал комбригу связаться с Буденным и двинуть бригаду на защиту Медыни. Дальше, по словам Жукова, события развивались следующим образом:
«В районе Калуги меня догнал на машине офицер штаба Резервного фронта и вручил телефонограмму начгенштаба Шапошникова, в которой было сказано: „Верховный Главнокомандующий приказал Вам немедленно прибыть в штаб Западного фронта. Вы назначаетесь командующим Западным фронтом“.
Развернув машину, мы тотчас же поехали в обратном направлении – в штаб Западного фронта. Утром 10 октября я прибыл в штаб Западного фронта, который теперь располагался в 3-4 километрах северо-западнее Можайска.
В штабе работала комиссия Государственного Комитета Обороны в составе: Молотова, Ворошилова, Василевского, – разбираясь в причинах катастрофы войск Западного фронта. Я не знаю, что докладывала комиссия Государственному Комитету Обороны… Во время комиссии ГОКО и моего разговора с ней вошел Булганин и сказал, обращаясь ко мне:
– Только что звонил Сталин и сказал: как только прибудешь в штаб, чтобы немедля ему позвонил.
Я позвонил, по телефону ответил лично Сталин:
– Мы решили освободить Конева с поста командующего фронтом. Это по его вине произошли такие события на Западном фронте. Командующим фронтом решили назначить Вас. Вы не будете возражать?
– Нет, товарищ Сталин, какие же могут быть возражения, когда Москва в такой смертельной опасности, – ответил я Верховному.
– А что будем делать с Коневым?
– Оставьте его на Западном фронте моим заместителем. Я поручу ему руководство группой войск на калининском направлении. Это направление слишком удалено, и мне нужно иметь там вспомогательные управления, – доложил я Верховному.
– Хорошо. В ваше распоряжение поступают оставшиеся части Резервного фронта. Можайской линии и резервы Ставки, которые находятся в движении к Можайской линии обороны. Берите скорее все в свои руки и действуйте.
– Хорошо. Принимаюсь за выполнение указаний, но прошу срочно подтягивать более крупные резервы, так как надо ожидать в ближайшее время наращивания удара немцев на Москву.
Войдя в кабинет, где работала комиссия, я передал ей свой разговор со Сталиным. Разговор, который был до моего прихода, возобновился. Конев обвинял Рокоссовского в том, что он не отвел 16-ю армию, как было приказано, в лес, восточнее Вязьмы, а отвел только штаб армии. Рокоссовский сказал:
– Товарищ командующий, от Вас такого приказания не было. Было приказано отвести штаб армии в лес восточнее Вязьмы, что и выполнено.
Лобачев (член Военного Совета 16-й армии):
– Я целиком подтверждаю разговор командующего фронтом с Рокоссовским. Я сидел в это время около него.
С историей этого вопроса, сказал я, можно будет разобраться позже, а сейчас, если комиссия не возражает, прошу прекратить работу, так как нужно проводить срочные меры. Первое: отвести штаб фронта в Адабино; второе: товарищу Коневу взять с собой необходимые средства управления и выехать для координации действий группы войск на калининское направление; третье: Военный совет фронта через час выезжает в Можайск к командующему Можайской обороной Богданову, чтобы на месте разобраться с обстановкой на можайском направлении. Комиссия согласилась с моей просьбой и уехала в Москву».
Да, в маршале Жукове погиб талантливый писатель. Его рассказ изобилует драматическими моментами, подлинно трагическими нотами, вроде истории несчастной старухи, пытающейся откопать заваленных обломками рухнувшего дома внуков. Жуков-мемуарист поправляет ошибки других. Дает всем советы и указания, которые безоговорочно выполняют и Буденный, и Конев, и Молотов, и Ворошилов. И даже Сталин прислушивается к мнению Жукова и, вместо того чтобы наказать Конева за неудачи Западного фронта, назначает его заместителем нового командующего фронтом.
В более позднем варианте воспоминаний, сохранившемся в архиве Жукова, Георгий Константинович прямо спасает Ивана Степановича от суровой сталинской расправы: «Меня вызвали к телефону. Звонил Сталин:
– Ставка решила освободить Конева с поста командующего и назначить вас командующим Западным фронтом. Вы не возражаете?
– Какие же могут быть возражения!
– А что будем делать с Коневым? – спросил Сталин. За разгром противником Западного фронта, которым командовал Конев, Верховный намерен был предать его суду. И лишь мое вмешательство спасло Конева от тяжелой участи. Надо сказать, что до Курской битвы Конев плохо командовал войсками, и ГКО неоднократно отстранял его от командования фронтом».
Симонову же сцену спасения Конева Жуков описал еще живописнее: «Сталин был в нервном настроении и в страшном гневе. Говоря со мной, он в самых сильных выражениях яростно ругал командовавших Западным и Брянским фронтами Конева и Ерёменко и ни словом не упомянул при этом Буденного, командовавшего Резервным фронтом. Видимо, считал, что с этого человека уже невозможно спросить. Он сказал мне, что назначает меня командующим Западным фронтом, что Конев с этой должности снят и после того, как посланная к нему в штаб фронта правительственная комиссия сделает свои выводы, будет предан суду военного трибунала.
На это я сказал Сталину, что такими действиями ничего не исправишь и никого не оживишь. И что это только произведет тяжелое впечатление в армии. Напомнил ему, что вот расстреляли в начале войны командующего Западным фронтом Павлова, а что это дало? Ничего не дало. Было заранее хорошо известно, что из себя представляет Павлов, что у него потолок командира дивизии. Все это знали. Тем не менее он командовал фронтом и не справился с тем, с чем не мог справиться. А Конев – это не Павлов, это человек умный. Он еще пригодится. Тогда Сталин спросил:
– А вы что предлагаете делать?
Я сказал, что предлагаю оставить Конева моим заместителем.
Сталин спросил подозрительно:
– Почему защищаете Конева? Что он, ваш дружок?
Я ответил, что нет, что мы с Коневым никогда не были друзьями, я знаю его только как сослуживца по Белорусскому округу. Сталин дал согласие.
Думаю, что это решение, принятое Сталиным до выводов комиссии, сыграло большую роль в судьбе Конева, потому что комиссия, которая выехала к нему на фронт во главе с Молотовым, наверняка предложила бы другое решение. Я, хорошо зная Молотова, не сомневался в этом».
Главным для Жукова было показать себя спасителем Конева от почти верного расстрела. Тем самым он еще раз укорял Ивана Степановича: я тебя от смерти спас, а ты мне чем отплатил в 57-м?
Чувства, двигавшие Георгием Константиновичем, понять можно. Но в действительности все происходило иначе. Вот что сообщает Конев: «Во время смены командного пункта фронта в ночь на 6 октября мы с членом Военного совета фронта Булганиным прибыли в район Гжатска и первым делом решили встретиться с командующим Резервным фронтом маршалом Буденным. Командный пункт Резервного фронта размещался в блиндажах в лесу восточнее Гжатска. Однако Буденный находился в поселке, на окраине Гжатска, в небольшом домике под прикрытием танка КВ. Мы прибыли к нему в штаб, с тем чтобы сообщить о сложившейся обстановке и узнать о мерах, которые принимает командование Резервным фронтом в связи с тяжелым положением, сложившимся на участке 43-й армии. По имевшимся у нас данным, полученным из Генштаба, на втором рубеже в районе Сычевка-Гжатск должна находиться 49-я армия Резервного фронта. Но, как выяснилось в разговоре с Буденным, 49-я армия к этому времени уже была погружена в эшелоны и отправлена на Юго-Западное направление. Таким образом, 49-я армия, находившаяся на Вяземском оборонительном рубеже, за сутки до наступления главных сил группы армий «Центр… была снята и переброшена на юг. Никаких войск Резервного фронта на рубеже Гжатск-Сычевка не оказалось.
Рокоссовский с управлением 16-й армии в это время уже сосредоточился в районе Гжатска. Связавшись со мной, он доложил, что 50-я дивизия двумя полками и артиллерийским полком вышла к Вязьме, остальные силы этой дивизии отрезаны противником. Рокоссовскому было приказано принимать в свое подчинение все части, выходящие с запада к рубежу Гжатска, и те, которые будут подходить с тыла, в частности, прибывшие из резерва Ставки в район Уваровки две танковые бригады, и организовывать оборону на рубеже Сычевка-Гжатск и южнее.
Штаб Западного фронта с разрешения Ставки был переведен в район Красновидово западнее Можайска. На новый командный пункт 10 октября прибыли из Ставки Молотов, Ворошилов, Василевский и другие. По поручению Сталина Молотов стал настойчиво требовать немедленного отвода войск, которые дерутся в окружении, на гжатский рубеж, а пять-шесть дивизий из этой группировки вывести и передать в резерв Ставки для развертывания на можайской линии. Я доложил, что принял все меры к выводу войск еще до прибытия Молотова в штаб фронта, отдал распоряжение командармам 22-й и 29-й армий выделить пять дивизий во фронтовой резерв и перебросить их в район Можайска. Однако из этих дивизий в силу сложившейся обстановки к можайской линии смогла выйти только одна. Мне было ясно, что Молотов не понимает всего, что случилось. Требование во что бы то ни стало быстро отводить войска 19-й и 20-й армий было, по меньшей мере, ошибкой. Но для Молотова характерно и в последующем непонимание обстановки, складывающейся на фронтах. Его прибытие в штаб фронта, по совести говоря, только осложняло и без того трудную ситуацию…
К 10 октября стало совершенно ясно, что необходимо объединить силы двух фронтов – Западного и Резервного – в один фронт под единым командованием. Собравшиеся в Красновидове на командном пункте Западного фронта Молотов, Ворошилов, Василевский, я, член Военного совета Булганин (начальник штаба фронта Соколовский в это время был во Ржеве), обсудив создавшееся положение, пришли к выводу, что объединение фронтов нужно провести немедленно. На должность командующего фронтом мы рекомендовали генерала армии Жукова, назначенного 8 октября командующим Резервным фронтом. Вот наши предложения, переданные в Ставку:
«Москва, товарищу Сталину.
Просим Ставку принять следующее решение:
В целях объединения руководства войсками на западном направлении к Москве объединить Западный и Резервный фронты в Западный фронт.
Назначить командующим Западным фронтом тов. Жукова. Назначить тов. Конева первым заместителем командующего Западным фронтом…
Тов. Жукову вступить в командование Западным фронтом в 18 часов 11 октября.
Молотов, Ворошилов, Конев, Булганин, Василевский.
Принято по «бодо» 15.45. 10.10.41 года».
С этим предложением Ставка согласилась, и тотчас же последовал ее приказ об объединении фронтов (он помечен 17.00 10 октября – вопрос был решен за час с четвертью! – Б. С.). Ночью 12 октября мы донесли в Ставку о том, что я сдал, а Жуков принял командование Западным фронтом».
Теперь наиболее вероятный ход событий выстраивается следующим образом. Поздно вечером 6 октября Жуков приехал в штаб Западного фронта в Касне, но никого там не застал. Конев и Булганин предыдущей ночью встречались с Буденным, а потом занимались передислокацией штаба в Красновидово. Утром 7-го Георгий Константинович выехал на поиски штаба Резервного фронта. Можно предположить, что Буденного он нашел только к вечеру. Во всяком случае, директива Сталина и Шапошникова о назначении Жукова командующим Резервным фронтом и об отзыве Буденного в распоряжение Ставки была отправлена в 3 часа ночи 8 октября. Очевидно, к этому времени Жуков и Буденный успели встретиться и сообщить об установлении контакта в Москву. В противном случае, директива могла бы только еще больше запутать дело. Буденный не знал бы, что он отстранен, и мог отдавать приказы, противоречащие приказам нового командующего, а войска не знали бы, какой приказ выполнять.
В первой редакции мемуаров Жуков предпочел вообще ничего не говорить о своем назначении командующим войсками Резервного фронта. Только в позднейшем варианте «Воспоминаний и размышлений» он вынужден был (под влиянием знакомых с документами редакторов) придумать нечто уж совсем фантастическое: «В районе Калуги меня разыскал офицер связи штаба фронта (непонятно, какого – Б. С.) и вручил телефонограмму начальника Генерального штаба, в которой Верховный Главнокомандующий приказывал мне прибыть 10 октября в штаб Западного фронта.
К исходу 8 октября я вновь заехал в штаб Резервного фронта. Встретивший меня начальник штаба фронта доложил о полученном приказе Ставки об отзыве Буденного и назначении меня командующим Резервным фронтом.
Звоню Шапошникову. На мой вопрос, какой приказ выполнять, Борис Михайлович ответил:
– Дело в том, что Государственный Комитет Обороны рассматривает сейчас вопрос о расформировании Резервного фронта и передаче его частей и участков обороны в состав Западного. Ваша кандидатура рассматривается на должность командующего Западным фронтом. До 10 октября разберитесь с обстановкой на Резервном фронте и сделайте все возможное, чтобы противник не прорвался через Можайске-Малоярославецкий рубеж, а также в районе Алексина на серпуховском направлении».
Здесь явная несуразица. Зачем срочной телефонограммой еще 8-го числа вызывать Жукова на 10-е в штаб Западного фронта неизвестно зачем и одновременно назначать командующим Резервным фронтом? Георгию Константиновичу надо было как-то обосновать свое появление в Красновидове именно 10-го, и ни днем позже. Кстати, внимательные читатели должны были заметить, что в ранней редакции жуковских мемуаров один из этих драматических октябрьских дней вообще пропал. 8-го Георгий Константинович выехал на поиски Буденного, в тот же день нашел его, потом направил бригаду Троицкого на прикрытие Медыни, потом встретился с офицером связи, вручившим директиву о его назначении командующим Западным фронтом. После этого Жуков тотчас развернул машину… и прибыл в штаб Западного фронта 10-го числа. Выходит, из-под Калуги до Красновидова он ехал больше суток. Наверное, за этот срок пешком можно было дойти!
Никто Конева расстреливать не собирался. Все дело с назначением Жукова обстояло так, как описал Иван Степанович. Ворошилов, Молотов, Булганин, Конев и Василевский пришли к выводу о необходимости объединить Резервный и Западный фронты и поставить во главе нового фронта Жукова. Он и чином выше, и обладает громкой славой победителя под Ельней и спасителя Ленинграда. Характерно, что Конев ни разу не упоминает о своих встречах с Жуковым в штабе Западного фронта до назначения Георгия Константиновича командующим этим фронтом Может, здесь сказалась неприязнь Ивана Степановича к своему преемнику? Но жуковского свояка Василевского в плохом отношении к Георгию Константиновичу не заподозришь. Однако в мемуарах он дает версию назначения Жукова, согласно которой решение было принято без участия Георгия Константиновича «Вечером 9 октября во время очередного разговора с Верховным (членов комиссии и Военного совета Западного фронта. – Б.С) было принято решение объединить войска Западного и Резервного фронтов в Западный фронт. Все мы, в том числе и генерал-полковник Конев, согласились с предложением Сталина назначить командующим объединенным фронтом генерала армии Жукова, который к тому времени находился в войсках Резервного фронта. Утром 10 октября вместе с другими представителями ГКО и Ставки я вернулся в Москву. В тот же день Ставка оформила решения ГКО об объединении войск Западного и Резервного фронтов…»
Александр Михайлович здесь немного напутал. Решение об объединении фронтов и назначении Жукова было принято практически сразу после получении предложений комиссии, а не на следующий день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90