Я смотрела на него без тени улыбки.
- Ах, драгоценная Элиза, могу я сказать вам, что вы сегодня воистину великолепны? - произнес он напыщенно и, припав на жирное колено, прижался липкими губами к моей руке. - У меня нет слов, чтобы выразить свое восхищение. Все, что я могу, это в немом поклонении целовать след вашей ножки…
- Вы хотели говорить со мной, Фридерик?
- О да, конечно, конечно!
Барон с трудом поднялся на ноги и гордо извлек из кармана камзола обтянутый бархатом футляр. Торжественно открыв крышку, он произнес:
- Я принес вам кое-что для сегодняшнего бала, моя дорогая.
От самодовольства немец раздулся как шар, и я с трудом подавила желание поддать этот «шар» ногой. В шкатулке лежало чудовищное по своей безвкусице бриллиантовое колье, с купидонами и золотыми кружевами вокруг громадных камней, и такие же серьги.
Мне хватило воспитания, чтобы скрыть свои чувства.
- Фридерик, право, не стоит…
- Прошу вас, - настаивал барон, - это драгоценности моей досточтимой матушки.
Немец торжественно приложил колье к моей груди и восхищенно вздохнул:
- Золото для моей золотой девочки и бриллианты для той, что своим сиянием затмевает звезды!
Я выразительно посмотрела на Франсуазу, но, сделав над собой усилие, лишь вежливо поблагодарила барона:
- Благодарю вас, очень красиво.
И барон, дрожа от счастья быть допущенным наконец поближе к телу любезной его сердцу дамы, застегнул массивное ожерелье.
Наконец мой несносный жених, не упустив случая раз десять поцеловать мне руку, удалился, и я, облегченно вздохнув, грустно опустила взгляд на грудь.
- Франсуаза, ты можешь представить себе что-нибудь более безобразное?
- Нет, - призналась няня, - не могу. Но ты начинаешь делать успехи, по крайней мере не швырнула подарок ему в лицо.
- Я бы не смогла, - уныло ответила я, - его и поднять-то тяжело!
Франсуаза от души рассмеялась. Ее смех был так весел и заразителен, что, не удержавшись, я тоже рассмеялась.
Вот такой, беззаботно смеющейся - впервые за много недель, - и застал меня Филипп.
- Неужели ты и впрямь смирилась с этим браком? - шепотом спросил он, когда мы направлялись в бальную залу. - Или барон купил твою благосклонность этой нелепой вещицей?
- Ни то, ни другое, - решительно заявила я, - я никогда не смирюсь со своей участью. Я просто устала печалиться и на сегодняшний вечер решила стать прежней, веселой Элизой. Я тебе нравлюсь такой?
- Ты мне всегда нравишься, - нежно заверил меня брат.
Брачный пир задумывался с размахом. Подъезд к замку был запружен каретами - я никогда не видела такого скопления кучеров в ливреях, слуг и конюших. Через каждые двадцать метров дороги дядя Тео выставил мальчишек с фонарями, чтобы те освещали путь нашим гостям. В девять мы с бароном открыли бал, станцевав первый танец, а потом я танцевала и кокетничала чуть ли не со всеми мужчинами, присутствующими на празднике. Голова моя кружилась от шампанского и танцев; чувствуя необыкновенную легкость, я наслаждалась последними мгновениями свободы. В одиннадцать Филипп пригласил меня на мазурку.
- Ты сегодня в ударе, сестрица, - сообщил он во время очередной фигуры, - но, по-моему, барон грустит. Он, конечно, польщен твоим успехом, но, я думаю, ему было бы приятнее, если бы ты уделила ему чуточку больше внимания.
- Пора ему привыкать, - весело ответила я. - После того как мы поженимся, я собираюсь завести целый сонм поклонников и об… обожателей!
- Элиза, - с шутливым неодобрением заметил Филипп, - боюсь, ты выпила слишком много шампанского.
- Ты прав. - Я довольно глупо хихикнула и похлопала его по плечу веером. - Я много выпила, Филипп, но сегодня - последний день моей свободы, и я буду делать что хочу. Буду танцевать до рассвета. Нет, до полудня завтрашнего дня, нет, до воскресного утра, а потом упаду и засну, навечно засну. До самой смерти.
- Элиза, все не так уж плохо, - рассмеялся Филипп. - По крайней мере твой барон богат как сам черт, и я не сомневаюсь, сестренка, ты сумеешь обвести его вокруг своего маленького пальчика.
- Надеюсь. Ой, Филипп, если бы он не был таким безобразным! Он напоминает мне поганку, такую расплывшуюся и бородавчатую. Бррр…
Мазурка закончилась. В перерыве между танцами я услышала, как дворецкий объявил еще одного гостя:
- Господин Арманд Чарльз Александр Валадон, маркиз де Пеллиссьер.
Я взглянула на вошедшего, и… бокал выпал из моих рук. Все разом повернули головы в мою сторону, а слуга опрометью кинулся убирать осколки.
- Элиза, что с тобой, тебе плохо? Ты побледнела как полотно.
- Филипп, скорее уведи меня отсюда, - прошептала я. - Уйдем прямо сейчас!
- Но почему…
- Прошу тебя, умоляю!
Филипп вывел меня из залы и усадил в гостиной, в нише окна.
- Тебе принести воды со льдом? Мороженого? Зачем ты столько пила…
- Филипп… - Меня трясло. - Филипп, это он. Это тот человек… из леса.
- Кто, Элиза?
- Маркиз Пеллиссьер, Филипп.
Филипп побледнел.
- Боже…
Я смотрела на брата с мольбой.
- Как нам быть, Филипп? Если он меня увидит, он скроется. Убей его! Мы… Я… Я так его ненавижу, Филипп! Надо что-то придумать!
Филипп нахмурился и пристально посмотрел на меня.
- Ты уверена, что это он, Элиза? - спросил немного погодя брат. - Ты не могла обознаться?
- Нет, Филипп, клянусь тебе, нет! Я его сразу узнала! Я… Я даже разглядела шрам на щеке, там… там, где я ударила его кнутом. Филипп, Боже мой, мне нехорошо.
Филипп обнял меня за талию.
- Постарайся взять себя в руки, Элиза, и выслушай меня. Ты в состоянии идти самостоятельно? - Я кивнула. - Тогда ступай в библиотеку и жди меня там. Все не так просто. Он влиятельный господин, один из любимчиков Наполеона. Я разыщу Оноре, и мы решим, что делать. Все будет хорошо, Элиза, обещаю тебе. А сейчас иди.
Закрыв за собой дверь библиотеки, я прислонилась к косяку и закрыла глаза. Сердце мое, казалось, было готово выпрыгнуть из груди, мне не хватало воздуха. С трудом я добралась до стеклянной двери, выходящей на балкон, и распахнула ее. Ночная прохлада ворвалась в комнату, прояснила мысли. Внезапно я успокоилась, и тогда ко мне пришла злость.
Как он посмел! Как смел он явиться в этот дом накануне моей свадьбы?! Ничего, он поплатится за дерзость. Уж в этом я была уверена! Филипп и Оноре не дадут ему уйти: в том, что касается защиты моей чести, я могла положиться на братьев. Да, они подчинились приказу дядюшки и не разыскивали моего обидчика, но если он сам явился в наш дом… что ж, тогда они уничтожат его как опасного, злого зверя, каковым он, по сути, и является.
Нет, они не станут выяснять отношения прилюдно, не сделают ничего такого, что может бросить тень на мое имя. Разговор произойдет с глазу на глаз: «Добро пожаловать в замок Лесконфлеров, сударь. Мы рады видеть вас на свадьбе сестры. Как мы понимаем, вы уже имели счастье с ней видеться. Как, вы так не считаете? Припомните, сударь. Припомните то, что случилось шесть недель назад…»
И вот тогда они, укрывшись от любопытных глаз, обсудят все условия дуэли. Филипп, прекрасный фехтовальщик, маэстро шпаги, предложит оружие. Оноре будет секундантом. Филипп Лесконфлер и Арманд Валадон со шпагами в руках встанут друг перед другом. Я уже почти слышала веселый звон скрестившихся клинков, тяжелое дыхание мужчин, видела ловкие выпады. Филипп немного учил меня фехтованию, и мне нетрудно было представить каждый жест дуэлянтов.
«Убей его за меня, Филипп, - повторяла я про себя. - Проткни его насквозь и принеси мне его сердце на кончике шпаги!»
Дверь открылась. На пороге стоял маркиз Пеллиссьер, а сзади, вплотную, - Филипп и Оноре. На губах маркиза играла циничная усмешка, та самая, что преследовала меня во сне и наяву вот уже шесть недель. Он переступил через порог. Оноре и Филипп вошли следом и закрыли дверь.
- Прошу вас, господа, не так напористо, - сказал маркиз. - Мне чертовски жаль испортить бархат.
- Напрасные опасения, милорд, - ласково ответил Филипп. - В гробу прореха на спине будет незаметна. Напротив, все будут восхищаться тем, как хорошо вы смотритесь в состоянии вечного покоя.
Нож Оноре упирался в спину маркиза.
- Это наша сестра, милорд, - представил меня Оноре, - но, боюсь, представления излишни. Вы уже знакомы.
- Разве? Я не припомню, когда имел счастье.
Я вышла из тени на середину комнаты, где было светлее. Лицо маркиза расплылось в насмешливой улыбке.
- Ну конечно, теперь вспомнил. Тогда, мадемуазель, вы были одеты по-другому. Если бы не ваш наряд тогда…
Оноре ткнул его под ребра.
- Похоже, вы забыли приличия в том же лесу, в котором моя сестра оставила честь, - резко сказал Оноре. - Но быть может, вы оба восстановите утраченное, если месье поведет себя как джентльмен. Вы не припомните, о чем мы с вами толковали несколько минут назад?
- Разумеется, помню. Острие вашего ножа хорошо освежает память, мой друг, - ответил маркиз. - Но, уверяю, у вас нет необходимости в таких грубых приемах. Мы ведь не в Сицилии.
- Мы - корсиканцы, сударь, - мрачно поправил гостя Оноре. - В наших жилах течет горячая корсиканская кровь, такая же, что и у императора. И, как и он, мы не прощаем оскорблений, но, как и он, мы умеем быть благоразумными.
- Предмет переговоров - ваша жизнь, - заговорил Филипп.
- Какие переговоры? - возмутилась я. - Что еще за переговоры? Почему он еще жив?
- Минутку, Элиза, - перебил меня Оноре. - Ну так как, милорд, вы приняли решение?
- Слово «решение» подразумевает выбор, - холодно заметил маркиз. - А у меня, насколько я понимаю, выбора нет.
Арманд Валадон шагнул ко мне, и я не отстранилась, не отступила. Я встретила его взгляд спокойно и холодно, хотя сердце мое разрывала ненависть. В этом человеке было нечто грозное и неотвратимое, словно он был вестником грозного рока или самой смерти. Маркиз склонил голову.
- Мадемуазель Лесконфлер, не окажете ли вы мне честь, приняв мою руку и сердце?
- Что?!
Возмущенная, я обернулась к братьям.
- Так вот, значит, как в вашем представлении выглядит защита чести сестры? Трусы! Да я лучше умру, чем выйду за злодея! Дай мне свой нож, Оноре, - потребовала я, протянув руку, - я убью его своими руками, как и обещала. Вот так братья! Лучше бы я попросила помощи у малолетних детей!
- Элиза, - вспыхнул Оноре, - успокойся. Это была идея Филиппа. Я всегда был за то…
- Брак - наилучшее решение, - с холодной улыбкой объявил Филипп, - для всех присутствующих.
- Вы испугались! Вы струсили перед императором! Стыдитесь! Франции не нужны трусы! Выйти за него замуж? Одна мысль об этом для меня оскорбительна!
- Я с вами совершенно согласен, мадемуазель, - заявил с улыбкой маркиз. - Может быть, мы сможем достичь понимания, и тогда…
- Мне не нужно никакого понимания, - отрезала я, - мне нужна твоя кровь!
Маркиз зевнул и опустился в кресло.
- Разберитесь пока между собой, господа, а я подремлю. Дадите мне знать, когда придете к общему мнению.
- Ты выйдешь за него замуж, - твердо заявил Филипп. - Элиза, побудь с господином маркизом, пока мы с Оноре займемся приготовлениями. У вас есть час на то, чтобы поближе познакомиться, прежде чем вас объявят мужем и женой.
- Познакомиться?! Обвенчаться?! - кричала я. - Вы, должно быть, шутите!
- Поверь мне, Элиза, - устало объяснил Филипп, - это единственный выход, наилучший. - Он повернулся к моему новоявленному жениху: - Не пытайтесь улизнуть, милорд. У окон и дверей я выставил вооруженную охрану. Им приказано убить вас, если вы появитесь без сопровождения одного из нас.
Маркиз кивнул и, зевнув, закрыл глаза. Оноре и Филипп вышли, оставив нас наедине.
Я нервно мерила шагами комнату. В те минуты я ненавидела братьев сильнее, чем своего обидчика. Они меня предали. Мне не у кого искать помощи. Я остановилась и украдкой взглянула на дремлющего маркиза. Сложив на груди руки, он тихонько посапывал.
Я топнула ногой.
- Как вы смеете спать? Немедленно проснитесь и убирайтесь отсюда!
Он приоткрыл один глаз.
- Простите меня, мадемуазель, но у меня сегодня был трудный день, а вечер, кажется, предстоит еще более утомительный.
- Убирайтесь! - Я указала ему на дверь. - Вы меня слышите? Убирайтесь немедленно! Сейчас же!
Маркиз поднял брови.
- Чтобы угодить в объятия стражников? Вам ведь этого хочется, не так ли? Нет уж, спасибо, мадемуазель, я лучше останусь здесь.
- Вы… Вы - ничтожество! - сказала я - Вы самый ничтожный червь, вы - хам, меня от вас тошнит!
- Прошу прощения, мадемуазель, за то, что мой вид вызывает в вас такие неприятные чувства. Большинство женщин реагируют на меня по-другому.
- Большинство женщин, - фыркнула я, - безмозглые создания. Я знаю, что вы из себя представляете. Жестокий, самодовольный, бесчувственный хам. Скот. Животное. В вас нет ни на грош порядочности!
- Порядочность, воспитание, хорошие манеры… До сих пор меня никто не обвинял в отсутствии оных. Другое дело, что я веду себя в соответствии с обстоятельствами, а в вашем конкретном случае обстоятельства меня подвели. Как мне, по-вашему, следует обращаться с дамой, знакомство с которой было достаточно кратким и которая, кажется, очень скоро станет моей женой? Наша первая встреча состоялась при весьма пикантных обстоятельствах, и я смело могу сказать то же, что и вы: я видел вас, мадемуазель, такой, какова вы есть на самом деле - блудливой, капризной и бешеной, - закончил свою сентенцию маркиз и со вздохом заключил: - Да, моя маленькая леди, вы - дикарка, и перспектива заполучить вас в жены меня пугает.
- Как вы смеете так со мной разговаривать? - Я сжала кулаки. - Вы… Вы подло на меня напали. Вы - самодовольная свинья! Ублюдок! Скотина!
- У вас весьма обширный лексикон, - заметил Валадон. - Должно быть, вы владеете полным набором площадной брани.
- Вы - отвратительный, ужасный человек!
Валадон надо мной смеялся.
- С трудом верится, что в наш просвещенный век супружество должно быть неизбежным следствием краткого альянса. Провинция… Отсталые нравы…. И я, похоже, попался в лапы грубых, дурно воспитанных людей…
Я пошла на него с кулаками.
- Если уж кого называть грубияном, так это вас!
- … пытающихся взвалить вину за незначительное происшествие…
- Ничего себе незначительное!
- … на плечи жертвы.
Я онемела от такой наглости. Он встал с кресла и прошелся по комнате.
- Очень мило, - заметил маркиз, взглянув на мой портрет работы Давида, где я была изображена в образе Дианы-охотницы. Портрет был написан по заказу Наполеона к моему шестнадцатилетию. - Но не вполне точно. Чтобы передать эти искры в глазах, этот румянец и эту поразительную особенность - набухание груди, когда вы сердитесь, нужна кисть посильнее. Эта картинка слишком слащава, слишком невинна. А вы не невинны, Элиза, вы никогда не были невинной овечкой.
Я схватила со стола дяди Тео тяжелую серебряную чернильницу и швырнула ему в голову. Однако маркиз увернулся, и чернильница врезалась в одну из любимых статуэток дяди Тео, приказав фигурке долго жить. В мгновение ока этот несносный человек оказался рядом и схватил меня за руки. Я попыталась его лягнуть, но на мне были парчовые бальные туфельки, и как оружие они не годились.
- Вы - испорченный, невоспитанный ребенок, мадемуазель, - заключил Валадон. - Клянусь, если бы вы были моей, я бы бил вас до бесчувствия. Мне не слишком нравятся избалованные дети…
- Кроме тех случаев, когда вам хочется их насиловать!
Маркиз широко улыбнулся, и пальцы его больно впились в мою руку.
- Вы знаете, что потеряли невинность только потому, что чуть не выцарапали мне глаза. Вас следовало проучить, и я преподал урок, всего один.
- Лжец! - выплюнула я ему в лицо. - Вы бы все равно это сделали!
- Разве? Может, вы и правы, только правды нам никогда не узнать. Вы были так соблазнительны - как спелое яблочко, которое только и ждет, что его сорвут. Редкие девушки купаются нагими в глуши, а потом, даже не удосужившись одеться, лежат на травке и мечтают о любви. В конце концов меня можно простить: ведь я всего лишь мужчина, а не святой. - И он отпустил меня.
Дрожа от гнева, не в силах от ярости вымолвить ни слова, я растирала запястье, сердито глядя на покрасневшие места. Валадон между тем снова уселся в кресло, закинув ногу на ногу.
- Мы должны отнестись к тому, что произошло, как цивилизованные люди, а не как варвары. Наш брак будет роковой ошибкой, ведь между нами ничего не было, кроме мимолетного желания, подогретого жарким и душным полуднем.
- Но…
- Вы ведь выходите за барона фон Мейера, как я слышал? - невозмутимо продолжал маркиз. - Вот и прекрасно! Нарожайте ему с десяток чудных сыновей, и давайте забудем эти глупости. Уговорите братьев довольствоваться иной формой компенсации.
- Если я и стану их о чем-нибудь просить, - процедила я сквозь зубы, - так только о том, чтобы они проткнули вас насквозь. Вы думаете, я хочу стать вашей женой? Лучше умереть!
Дверь распахнулась, и в комнату вошли Оноре и Филипп в сопровождении престарелого прелата, с трудом передвигавшего ноги.
- Нам повезло, Элиза, - возбужденно воскликнул Оноре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54