- воскликнула я. - Господи, кто захочет такую? После всего того, что этот злодей делал со мной, что он меня заставлял делать для него… Я никому не смогу быть хорошей женой. И еще, я привыкла сознавать себя по-настоящему красивой, вы знаете об этом? А сейчас я безобразна, безобразна! Ну почему я не умерла? Ради чего мне жить?
Жан встал, озадаченно глядя на меня.
- Неужели я дал вам повод думать, что отношусь к вам с брезгливостью? Неужели вы считаете, что я стал бы принимать вас у себя, если бы ваш вид оскорблял мое эстетическое чувство? Пойдемте.
Лафит поднял меня со стула и повел через холл в бальную залу.
- Нет! Прошу вас, не надо!
Мы остановились перед зеркалом, и я закрыла глаза руками. Мягко, но твердо он отвел мои руки.
- Открой глаза, Элиза, быть может, увиденное будет совсем не так уж плохо.
Во мне боролись противоречивые чувства. Мне было страшно, но я не хотела выглядеть трусихой в глазах Лафита. Решившись, я вдохнула побольше воздуху, стиснула зубы и., открыла глаза.
Я смотрела на свое отражение, и страх и боль постепенно уходили прочь. Лицо было моим, по-настоящему моим. Уродливая карикатура пропала. Я дотронулась ладонью до щеки, провела пальцем по вискам, лбу, подбородку и губам. Вокруг глаз кожа по-прежнему была очень бледной, с легкой синевой. Щеки были все еще впалыми, я была слишком худа, но на скулах уже появился румянец, а в глазах заплясали прежние огоньки, может быть, чуть более скромные. Черные кудряшки вокруг лица выглядели задорно.
- Это я, это правда я! Жан, я стала собой!
- А кого еще вы ожидали увидеть? - спросил Лафит. - Конечно, это вы. Как вам, женщинам, могут приходить в голову такие странные мысли? Вы - красивая, обаятельная женщина.
Наши глаза встретились в зеркале.
- Не важно, что с нами происходит, понимаете, Элиза? Мы такие, какие есть, вопреки тому, что думают о нас люди. Если ты способен сберечь разум и душу, ты можешь сберечь себя.
Жан отступил, оставив меня наедине со своим отражением.
- Вы - то, что вы есть, Элиза.
Вглядываясь в маленькую фигурку, смотревшую на меня из зеркала, я глубоко вздохнула. Мне удалось перешагнуть еще через один барьер, на этот раз созданный лишь в моем воображении. На пути к счастью таких преград, наверное, будут сотни, но одна из них осталась позади.
- Спасибо, Жан, - сказала я тихо.
- Не стоит, Элиза.
Мы вернулись в библиотеку. Я рассказала ему обо всем, не упоминая только настоящего имени Гарта.
- Я мог бы попробовать его отыскать, - сказал Жан, - если вы скажете мне, кто он такой. Существует много способов выяснить его судьбу. Никто не исчезает бесследно, даже в британском флоте.
- Нет, Жан, не надо. Я не хочу его больше видеть. Мне кажется, я могла бы… - я сжала кулаки, и голос мой перешел в свистящий шепот, - … убить его. Нет, я хочу, чтобы прошлое осталось в прошлом. Надо начинать сначала.
Жан выжидательно посмотрел на меня.
- Как пожелаете, Элиза. Помните только, что я всегда к вашим услугам. Если вы захотите, чтобы я нашел его или сделал для вас что-либо еще, просите не стесняясь.
Я задумалась. Жан мог бы помочь мне вернуться во Францию. Но Франция сейчас казалась мне дальше, чем луна, - в миллионах, а не в тысячах миль от этих мест. Я не была готова вернуться домой, не готова предстать перед семьей, не готова к их слезам и жалости. За последнее время в моей жизни было и так слишком много слез.
- Если бы я могла… Если вы разрешите погостить у вас подольше…
- Конечно, Элиза. Мой дом будет вашим столько, сколько вы захотите. Я был бы счастлив, если бы здесь вы научились вновь радоваться жизни.
- Мне хотелось бы научиться быть вам полезной, - сказала я застенчиво. - Может быть, я смогу помочь вам в ваших э… делах. Если, конечно, мне найдется работа по силам.
Я взглянула на бумаги, лежавшие на столе. Жан проследил за моим взглядом.
- Вы действительно хотите заняться делом? Я не встречал ни одной женщины, которая разбиралась бы в финансах и цифрах. Но мне нужен секретарь, и вы, вне сомнений, справитесь с этой работой не хуже бравых парней, подрастерявших мозги в битвах и пирах. Может быть, я слишком охотно принимаю ваше предложение, Элиза, - добавил, покачав головой, Жан. - Но дела последнее время требуют все большего внимания. Склады переполнены, а незаконченных дел не счесть.
- Я готова начать сегодня.
Жан посмотрел на меня с любопытством.
- Ни разу не видел, чтобы кто-нибудь так рвался работать! Прекрасно, тогда сразу и приступим.
Лафит уселся за стол и принялся разбирать бумаги, доходчиво объясняя мне, что нужно сделать с каждым документом. Среди прочего ему попалась записка, написанная мелким женским почерком, которую он без пояснений порвал на мелкие кусочки и выбросил в корзину для бумаг. Я сдержала улыбку. Наконец бумаги были рассортированы.
- На сегодня довольно, - сказал Лафит, - я устал от копания в пыльных цифрах. Посмотрите на мою рубашку! Она вся серая от пыли. Да и у вас, мадемуазель секретарь, кончик носа стал почти таким же черным, как ваши глаза.
Жан наклонился и вытер мне нос батистовым носовым платком с изящной вышивкой.
- Вот так лучше. Должен признаться, Элиза, вы оказываете на меня положительное влияние. Мне следовало разобрать документы несколько месяцев назад, но я все откладывал, уговаривая себя, что есть дела поважнее. Только не заставляйте меня заниматься бумажной рутиной каждый день. Ворчливая женщина - худшее, что может быть на земле! Вы ведь не будете на меня ворчать?
- Не скажу ни за что, - ответила я с улыбкой.
- Но характер у вас есть, - лукаво заметил Жан. - Я помню, как сурово вы заявили, что вам дела нет до моих шестнадцати любовниц.
- Меня куда больше интересуют ваши склады, господин Жан. А характер… - я покаянно вздохнула, - скажу честно: я была самой вспыльчивой девушкой во Франции.
- А теперь, убежав из Парижа, вы решили ввергнуть в пламя Луизиану?
- Разумеется, нет, - решительно заявила я. - Я уже достаточно взрослая, чтобы перестать капризничать и устраивать сцены.
- Ну что же, увидим. А сейчас вы не откажетесь поужинать со мной, мадемуазель Элиза? Надеюсь, дядя научил вас по достоинству ценить хорошую еду и напитки?
- Он был большим чревоугодником. Еда - его вторая страсть, а первая, - добавила я со смешком, - восхваление славных предков Лесконфлеров.
- Наконец мне посчастливилось встретить удивительную женщину, которая не только умеет читать и считать, но и способна ценить иные жизненные блага. Вдобавок ко всему эта женщина очень хороша собой, особенно когда нос ее не выпачкан. А теперь, - Лафит вежливо улыбнулся, - вы, наверное, хотите отдохнуть перед ужином, день был для вас трудным.
Я присела в реверансе и вышла из библиотеки. Отстраненная вежливость Лафита смутила меня, к тому же я действительно устала. Жан Лафит сильно отличался от мужчин, которых мне до сих пор приходилось встречать. Он был джентльменом до мозга костей. Конечно, я не сравнивала его с людьми простыми, но некоторый опыт жизни при дворе показал мне: благородные дворяне часто являются таковыми лишь внешне. Жан Лафит не позволял себе и намека на фамильярность. Мне иногда даже казалось, что его братья, куда менее воздержанные на язык, более искренни и человечны. Однако я не могла не признать, что поведение Жана имело одно несомненное преимущество: мне было бы трудно работать с ним, если бы он позволял себе вольности. Мысль о близости с мужчиной не вызывала во мне ничего, кроме ужаса и отвращения. Воспоминания о капитане Фоулере были еще слишком свежи. Днем я гнала их прочь, но капитан возвращался ко мне в ночных кошмарах, заставляя просыпаться в холодном поту. Неужели он на самом деле умер?
Я понимала: Жан Лафит предупредительно-вежлив со мной из врожденного чувства такта. Он сознательно давал мне понять, что относится ко мне так же, как относился бы к секретарю-мужчине, и я твердо решила сделать все от меня зависящее, чтобы заслужить его доброту и расположение.
За несколько недель я неплохо разобралась в делах Лафита. Он показал мне товары, хранящиеся на складах, и я воочию увидела, какими богатствами он владел, и это при том, что на Гранд-Терре находилась лишь часть его сокровищ.
На острове кипела бурная жизнь, которой мог бы позавидовать иной крупный морской порт. В маленькой гавани теснились суда, принадлежавшие в прошлом другим хозяевам. «Красавица Чарлстона», как рассказал Жан, покоилась на дне залива. Был ли на ее борту труп капитана? Я страстно надеялась на это, так как понимала: встречи с Фоулером я не переживу. Даже косвенное напоминание о страшных днях, проведенных на злосчастной посудине, повергало меня в трепет.
Береговое братство жило в одноэтажных домах, расположенных вдоль Баратарской бухты. Пираты перевезли на остров свои семьи, а некоторые - даже любовниц. Поразвлечься отправлялись в Новый Орлеан, который находился в трех днях плавания по известным лишь матросам Лафита протокам, через болотные топи и по узкому перешейку суши.
Особняк Жана выделялся среди прочих строений на острове. Тропическое солнце, отражаясь от моря, сверкало в высоких сводчатых окнах спален и гостиных, заливало веселым светом широкие веранды, окружавшие дом со всех четырех сторон.
Жан Лафит не слишком загружал меня работой, и на свежем воздухе я стала здоровее и крепче, чем прежде. Доминик взялся меня опекать и сопровождал в прогулках по острову. Он любил этот край и с такой гордостью показывал дикую природу Луизианы, словно сам был ее создателем. На небольшой пироге - плоскодонном суденышке, будто специально предназначенном для плавания по заболоченному мелководью, мы добирались до самых глухих уголков острова. Здесь я впервые увидела аллигаторов. Странные старообразные, словно замшелые создания страшно заинтересовали меня, но Доминик был настороже и зорко следил за тем, чтобы я держалась от них подальше. Один из пиратов поплатился ногой за неосторожность, а некоторые крокодилы, судя по их размерам, вполне могли проглотить человека целиком.
Мне нравился на Гранд-Терре сказочный лес, весь в клочьях испанского мха, словно это не деревья, а заколдованные чудовища с длинными седыми волосами. Мне нравились кипарисы, растущие в болотах, с искривленными стволами, похожими на преклоненные колени. Но больше всего мне нравились мир и покой, царившие в этом краю нетронутой природы, та гармония, которая чудесным образом не разрушилась с проникновением сюда человека. Однако для последнего существовало вполне прагматичное объяснение: пираты не рубили леса, поскольку он служил им надежным укрытием.
Настоящей гордостью Доминика был принадлежащий ему корабль с гордым названием «Тигр». Судно было не очень большим, но весьма маневренным и отлично оснащенным для боя.
- Мой «Тигренок» одолеет любой военный корабль, - хвастался капитан. - Может быть, я возьму тебя как-нибудь с собой и покажу, на что он способен.
- Я буду рада, Доминик. Твой «Тигр» - просто прелесть.
- Так ты не боишься плавать?
На острове каждый знал, а если не знал, то догадывался о моей истории, но мне не докучали с расспросами, а это было самое главное.
- Нет, Доминик, я не боюсь ни океана, ни кораблей, боюсь только мужчин, которые на них плавают.
Встретив мой суровый взгляд, Доминик рассмеялся:
- Тебе, Элиза, палец в рот не клади. Немного тренировки, и тебя можно будет зачислять в команду.
Я прикусила губу, не зная, как отнесется Доминик к моей просьбе.
- Дом, ты научишь меня стрелять? Не из пушки, нет, и не из ружья, всего лишь из пистолета.
- Не знаю, что и сказать, - с сомнением протянул Доминик. - А вдруг ты прострелишь свою хорошенькую головку?
- Постараюсь этого не сделать, - засмеялась я. - Ты ведь отличный стрелок, так поделись своим искусством!
- Точно, я здесь самый первый мастер по пушкам и по ружьям. Пожалуй, в них я разбираюсь даже лучше, чем в корабельном деле. Что ружье, что пистолет - принцип один… Но что скажет Жан?
- Ты не хуже меня знаешь, что я гостья Жана и могу делать что захочу, хоть уехать с острова. Ну пожалуйста, Доминик, научи меня!
Я знала, что он не сможет мне отказать.
- Перестань, ради Бога, клянчить! В твоих руках я как воск. Ты с самого начала знала, что я соглашусь, - притворно сердито сказал Доминик.
- Какой ты добрый, Дом! Давай прямо сегодня и начнем? Я еще хочу научиться фехтовать. Мой брат Филипп немного занимался со мной, но это было давно, да и я была совсем девчонкой, а я хочу научиться управляться со шпагой по-настоящему, как мужчина. Ты ведь научишь меня фехтовать, правда, Доминик?
Дом покачал головой:
- Я не слишком силен в шпаге, учитель из меня плохой. В этом деле мастак Жан. Он лучший шпажист в стране, но, готов поспорить на моего «Тигра», он не согласится.
- А я его хорошенько попрошу, - доверительно сообщила я. - Как он мне откажет?
- Так на кого же ты собралась идти войной, моя маленькая леди? Никак не возьму в толк. Что-то странное творится в твоей хорошенькой головке.
Я надула губы.
- Что плохого в том, что женщина хочет научиться защищать себя?
Доминик нахмурился.
- Ваш брат всего добивается по-другому: повертит задом, и все - мужик спекся. Да ты знаешь сама. Думается мне, ты задумала неладное. И вот еще что я тебе скажу: Жан перетопит нас как котят или нарежет из нас бифштексов, если с тобой что случится. Всех, до последнего.
- А что может случиться? - невинно спросила я.
- Ты чертовски упряма, но и хороша как черт. - Доминик вздохнул. - Заправская пиратская красотка.
В тот же день Дом показал мне, как обращаться с пистолетом: чистить, заряжать, стрелять. Я училась быстро, правда, целиться совсем не могла.
- Или ты раскроешь глаза или промажешь и в слона, - устало заявил Доминик.
- Но он так грохочет, Дом, - пожаловалась я. - Душа в пятки уходит.
- Прищурься и задержи дыхание. Давай снова. Сбрось немного пороху. Отлично. Теперь заряд. Держи тверже. Поднимай. Расслабь руку, а то рассадишь плечо. Теперь спускай курок. На этот раз не так уж плохо. Только помни, мадемуазель стрелок, оружие не знает, в чьих оно руках: в мужских или женских, - так что всякие дамские выкрутасы тебе не помогут. Давай снова.
К концу дня у меня кое-как начало получаться, но к вечеру я так устала, что за ужином клевала носом.
- … чудесный букет, но вкус разочаровывает, а ведь в конце концов вкусом определяется ценность… Элиза! Вы даже не слушаете!
- О, простите, Жан! - сказала я, с трудом стараясь держаться прямо. - Мне что-то нездоровится.
- Наверное, я виноват. Заставляю вас слишком много работать. Может быть, посидим на веранде?
- С удовольствием, Жан. Простите мне мою бестактность. Что вы должны были обо мне подумать!
- Вы знаете, что я о вас думаю: в моих глазах вы - чудесная, добрая и красивая женщина. Вы просто устали, с кем не бывает. Вы не обязаны развлекать меня.
Мы вышли на веранду. Я присела на перила, а Жан устроился в плетеном кресле со стаканчиком в руках.
- Итак, - сказал он, вдыхая аромат бренди, - вы хотели меня о чем-то попросить. О чем?
- Откуда вы узнали? - встрепенулась я.
Жан снисходительно улыбнулся.
- Как старуха узнает о приближении дождя? По ломоте в костях. У меня тоже заболела маленькая косточка, вот здесь, в груди. - Жан прикоснулся к тому месту, где, насколько я знала, у человека находится сердце. - Там у меня весьма чуткий барометр, и, как только женщина задумает о чем-нибудь попросить меня, он начинает подавать сигналы. Чем сильнее толчки, тем больше она попросит. Сейчас, - и Жан театрально закрыл глаза, - толчки средней силы. Так чего же вы хотите, Элиза? - Он поднес к губам стакан бренди.
- Я хочу, чтобы вы научили меня фехтовать.
Рука со стаканом замерла у губ.
- Фехтовать! С чего вам вдруг взбрело в голову учиться фехтовать?
- Чтобы я могла защитить себя. - Я гордо вздернула подбородок.
- Я буду молиться, чтобы святые угодники защитили нас всех. Уверяю вас, Элиза, вам не придется прибегать к столь жестким мерам, чтобы защитить себя. Я, Жан Лафит, клянусь вам, что буду защищать вас, покуда жив. Да и все мои люди с радостью умрут за вас. Я знаю, мы, американцы, кажемся вам варварами, но, поверьте мне, Элиза, незачем идти против нас с оружием в руках. К тому же любая женщина владеет оружием более грозным, чем шпага и пистолет.
Приказав себе сохранять спокойствие, я ответила как можно ровнее:
- Я не убила Жозе Фоулера только потому, что не знала, как это сделать. И если мне доведется еще раз попасть в подобную переделку, я хочу чувствовать себя во всеоружии. «Женское» оружие пускать в ход я не собираюсь, Жан, да оно и не всегда срабатывает. Я должна научиться пользоваться оружием мужчин.
- Мне следовало отправить вас в Новый Орлеан, как только вы пошли на поправку, - мрачно заметил Лафит. - Боюсь, жизнь среди грубых пиратов дурно повлияла на вас. Шпага - не детская игрушка, Элиза. Когда вы направляете острие в противника, будьте уверены, он вам ответит. Но, - вздохнув, заметил Жан, - мой барометр напоминает мне, что я дал вам слово исполнить любую вашу просьбу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Жан встал, озадаченно глядя на меня.
- Неужели я дал вам повод думать, что отношусь к вам с брезгливостью? Неужели вы считаете, что я стал бы принимать вас у себя, если бы ваш вид оскорблял мое эстетическое чувство? Пойдемте.
Лафит поднял меня со стула и повел через холл в бальную залу.
- Нет! Прошу вас, не надо!
Мы остановились перед зеркалом, и я закрыла глаза руками. Мягко, но твердо он отвел мои руки.
- Открой глаза, Элиза, быть может, увиденное будет совсем не так уж плохо.
Во мне боролись противоречивые чувства. Мне было страшно, но я не хотела выглядеть трусихой в глазах Лафита. Решившись, я вдохнула побольше воздуху, стиснула зубы и., открыла глаза.
Я смотрела на свое отражение, и страх и боль постепенно уходили прочь. Лицо было моим, по-настоящему моим. Уродливая карикатура пропала. Я дотронулась ладонью до щеки, провела пальцем по вискам, лбу, подбородку и губам. Вокруг глаз кожа по-прежнему была очень бледной, с легкой синевой. Щеки были все еще впалыми, я была слишком худа, но на скулах уже появился румянец, а в глазах заплясали прежние огоньки, может быть, чуть более скромные. Черные кудряшки вокруг лица выглядели задорно.
- Это я, это правда я! Жан, я стала собой!
- А кого еще вы ожидали увидеть? - спросил Лафит. - Конечно, это вы. Как вам, женщинам, могут приходить в голову такие странные мысли? Вы - красивая, обаятельная женщина.
Наши глаза встретились в зеркале.
- Не важно, что с нами происходит, понимаете, Элиза? Мы такие, какие есть, вопреки тому, что думают о нас люди. Если ты способен сберечь разум и душу, ты можешь сберечь себя.
Жан отступил, оставив меня наедине со своим отражением.
- Вы - то, что вы есть, Элиза.
Вглядываясь в маленькую фигурку, смотревшую на меня из зеркала, я глубоко вздохнула. Мне удалось перешагнуть еще через один барьер, на этот раз созданный лишь в моем воображении. На пути к счастью таких преград, наверное, будут сотни, но одна из них осталась позади.
- Спасибо, Жан, - сказала я тихо.
- Не стоит, Элиза.
Мы вернулись в библиотеку. Я рассказала ему обо всем, не упоминая только настоящего имени Гарта.
- Я мог бы попробовать его отыскать, - сказал Жан, - если вы скажете мне, кто он такой. Существует много способов выяснить его судьбу. Никто не исчезает бесследно, даже в британском флоте.
- Нет, Жан, не надо. Я не хочу его больше видеть. Мне кажется, я могла бы… - я сжала кулаки, и голос мой перешел в свистящий шепот, - … убить его. Нет, я хочу, чтобы прошлое осталось в прошлом. Надо начинать сначала.
Жан выжидательно посмотрел на меня.
- Как пожелаете, Элиза. Помните только, что я всегда к вашим услугам. Если вы захотите, чтобы я нашел его или сделал для вас что-либо еще, просите не стесняясь.
Я задумалась. Жан мог бы помочь мне вернуться во Францию. Но Франция сейчас казалась мне дальше, чем луна, - в миллионах, а не в тысячах миль от этих мест. Я не была готова вернуться домой, не готова предстать перед семьей, не готова к их слезам и жалости. За последнее время в моей жизни было и так слишком много слез.
- Если бы я могла… Если вы разрешите погостить у вас подольше…
- Конечно, Элиза. Мой дом будет вашим столько, сколько вы захотите. Я был бы счастлив, если бы здесь вы научились вновь радоваться жизни.
- Мне хотелось бы научиться быть вам полезной, - сказала я застенчиво. - Может быть, я смогу помочь вам в ваших э… делах. Если, конечно, мне найдется работа по силам.
Я взглянула на бумаги, лежавшие на столе. Жан проследил за моим взглядом.
- Вы действительно хотите заняться делом? Я не встречал ни одной женщины, которая разбиралась бы в финансах и цифрах. Но мне нужен секретарь, и вы, вне сомнений, справитесь с этой работой не хуже бравых парней, подрастерявших мозги в битвах и пирах. Может быть, я слишком охотно принимаю ваше предложение, Элиза, - добавил, покачав головой, Жан. - Но дела последнее время требуют все большего внимания. Склады переполнены, а незаконченных дел не счесть.
- Я готова начать сегодня.
Жан посмотрел на меня с любопытством.
- Ни разу не видел, чтобы кто-нибудь так рвался работать! Прекрасно, тогда сразу и приступим.
Лафит уселся за стол и принялся разбирать бумаги, доходчиво объясняя мне, что нужно сделать с каждым документом. Среди прочего ему попалась записка, написанная мелким женским почерком, которую он без пояснений порвал на мелкие кусочки и выбросил в корзину для бумаг. Я сдержала улыбку. Наконец бумаги были рассортированы.
- На сегодня довольно, - сказал Лафит, - я устал от копания в пыльных цифрах. Посмотрите на мою рубашку! Она вся серая от пыли. Да и у вас, мадемуазель секретарь, кончик носа стал почти таким же черным, как ваши глаза.
Жан наклонился и вытер мне нос батистовым носовым платком с изящной вышивкой.
- Вот так лучше. Должен признаться, Элиза, вы оказываете на меня положительное влияние. Мне следовало разобрать документы несколько месяцев назад, но я все откладывал, уговаривая себя, что есть дела поважнее. Только не заставляйте меня заниматься бумажной рутиной каждый день. Ворчливая женщина - худшее, что может быть на земле! Вы ведь не будете на меня ворчать?
- Не скажу ни за что, - ответила я с улыбкой.
- Но характер у вас есть, - лукаво заметил Жан. - Я помню, как сурово вы заявили, что вам дела нет до моих шестнадцати любовниц.
- Меня куда больше интересуют ваши склады, господин Жан. А характер… - я покаянно вздохнула, - скажу честно: я была самой вспыльчивой девушкой во Франции.
- А теперь, убежав из Парижа, вы решили ввергнуть в пламя Луизиану?
- Разумеется, нет, - решительно заявила я. - Я уже достаточно взрослая, чтобы перестать капризничать и устраивать сцены.
- Ну что же, увидим. А сейчас вы не откажетесь поужинать со мной, мадемуазель Элиза? Надеюсь, дядя научил вас по достоинству ценить хорошую еду и напитки?
- Он был большим чревоугодником. Еда - его вторая страсть, а первая, - добавила я со смешком, - восхваление славных предков Лесконфлеров.
- Наконец мне посчастливилось встретить удивительную женщину, которая не только умеет читать и считать, но и способна ценить иные жизненные блага. Вдобавок ко всему эта женщина очень хороша собой, особенно когда нос ее не выпачкан. А теперь, - Лафит вежливо улыбнулся, - вы, наверное, хотите отдохнуть перед ужином, день был для вас трудным.
Я присела в реверансе и вышла из библиотеки. Отстраненная вежливость Лафита смутила меня, к тому же я действительно устала. Жан Лафит сильно отличался от мужчин, которых мне до сих пор приходилось встречать. Он был джентльменом до мозга костей. Конечно, я не сравнивала его с людьми простыми, но некоторый опыт жизни при дворе показал мне: благородные дворяне часто являются таковыми лишь внешне. Жан Лафит не позволял себе и намека на фамильярность. Мне иногда даже казалось, что его братья, куда менее воздержанные на язык, более искренни и человечны. Однако я не могла не признать, что поведение Жана имело одно несомненное преимущество: мне было бы трудно работать с ним, если бы он позволял себе вольности. Мысль о близости с мужчиной не вызывала во мне ничего, кроме ужаса и отвращения. Воспоминания о капитане Фоулере были еще слишком свежи. Днем я гнала их прочь, но капитан возвращался ко мне в ночных кошмарах, заставляя просыпаться в холодном поту. Неужели он на самом деле умер?
Я понимала: Жан Лафит предупредительно-вежлив со мной из врожденного чувства такта. Он сознательно давал мне понять, что относится ко мне так же, как относился бы к секретарю-мужчине, и я твердо решила сделать все от меня зависящее, чтобы заслужить его доброту и расположение.
За несколько недель я неплохо разобралась в делах Лафита. Он показал мне товары, хранящиеся на складах, и я воочию увидела, какими богатствами он владел, и это при том, что на Гранд-Терре находилась лишь часть его сокровищ.
На острове кипела бурная жизнь, которой мог бы позавидовать иной крупный морской порт. В маленькой гавани теснились суда, принадлежавшие в прошлом другим хозяевам. «Красавица Чарлстона», как рассказал Жан, покоилась на дне залива. Был ли на ее борту труп капитана? Я страстно надеялась на это, так как понимала: встречи с Фоулером я не переживу. Даже косвенное напоминание о страшных днях, проведенных на злосчастной посудине, повергало меня в трепет.
Береговое братство жило в одноэтажных домах, расположенных вдоль Баратарской бухты. Пираты перевезли на остров свои семьи, а некоторые - даже любовниц. Поразвлечься отправлялись в Новый Орлеан, который находился в трех днях плавания по известным лишь матросам Лафита протокам, через болотные топи и по узкому перешейку суши.
Особняк Жана выделялся среди прочих строений на острове. Тропическое солнце, отражаясь от моря, сверкало в высоких сводчатых окнах спален и гостиных, заливало веселым светом широкие веранды, окружавшие дом со всех четырех сторон.
Жан Лафит не слишком загружал меня работой, и на свежем воздухе я стала здоровее и крепче, чем прежде. Доминик взялся меня опекать и сопровождал в прогулках по острову. Он любил этот край и с такой гордостью показывал дикую природу Луизианы, словно сам был ее создателем. На небольшой пироге - плоскодонном суденышке, будто специально предназначенном для плавания по заболоченному мелководью, мы добирались до самых глухих уголков острова. Здесь я впервые увидела аллигаторов. Странные старообразные, словно замшелые создания страшно заинтересовали меня, но Доминик был настороже и зорко следил за тем, чтобы я держалась от них подальше. Один из пиратов поплатился ногой за неосторожность, а некоторые крокодилы, судя по их размерам, вполне могли проглотить человека целиком.
Мне нравился на Гранд-Терре сказочный лес, весь в клочьях испанского мха, словно это не деревья, а заколдованные чудовища с длинными седыми волосами. Мне нравились кипарисы, растущие в болотах, с искривленными стволами, похожими на преклоненные колени. Но больше всего мне нравились мир и покой, царившие в этом краю нетронутой природы, та гармония, которая чудесным образом не разрушилась с проникновением сюда человека. Однако для последнего существовало вполне прагматичное объяснение: пираты не рубили леса, поскольку он служил им надежным укрытием.
Настоящей гордостью Доминика был принадлежащий ему корабль с гордым названием «Тигр». Судно было не очень большим, но весьма маневренным и отлично оснащенным для боя.
- Мой «Тигренок» одолеет любой военный корабль, - хвастался капитан. - Может быть, я возьму тебя как-нибудь с собой и покажу, на что он способен.
- Я буду рада, Доминик. Твой «Тигр» - просто прелесть.
- Так ты не боишься плавать?
На острове каждый знал, а если не знал, то догадывался о моей истории, но мне не докучали с расспросами, а это было самое главное.
- Нет, Доминик, я не боюсь ни океана, ни кораблей, боюсь только мужчин, которые на них плавают.
Встретив мой суровый взгляд, Доминик рассмеялся:
- Тебе, Элиза, палец в рот не клади. Немного тренировки, и тебя можно будет зачислять в команду.
Я прикусила губу, не зная, как отнесется Доминик к моей просьбе.
- Дом, ты научишь меня стрелять? Не из пушки, нет, и не из ружья, всего лишь из пистолета.
- Не знаю, что и сказать, - с сомнением протянул Доминик. - А вдруг ты прострелишь свою хорошенькую головку?
- Постараюсь этого не сделать, - засмеялась я. - Ты ведь отличный стрелок, так поделись своим искусством!
- Точно, я здесь самый первый мастер по пушкам и по ружьям. Пожалуй, в них я разбираюсь даже лучше, чем в корабельном деле. Что ружье, что пистолет - принцип один… Но что скажет Жан?
- Ты не хуже меня знаешь, что я гостья Жана и могу делать что захочу, хоть уехать с острова. Ну пожалуйста, Доминик, научи меня!
Я знала, что он не сможет мне отказать.
- Перестань, ради Бога, клянчить! В твоих руках я как воск. Ты с самого начала знала, что я соглашусь, - притворно сердито сказал Доминик.
- Какой ты добрый, Дом! Давай прямо сегодня и начнем? Я еще хочу научиться фехтовать. Мой брат Филипп немного занимался со мной, но это было давно, да и я была совсем девчонкой, а я хочу научиться управляться со шпагой по-настоящему, как мужчина. Ты ведь научишь меня фехтовать, правда, Доминик?
Дом покачал головой:
- Я не слишком силен в шпаге, учитель из меня плохой. В этом деле мастак Жан. Он лучший шпажист в стране, но, готов поспорить на моего «Тигра», он не согласится.
- А я его хорошенько попрошу, - доверительно сообщила я. - Как он мне откажет?
- Так на кого же ты собралась идти войной, моя маленькая леди? Никак не возьму в толк. Что-то странное творится в твоей хорошенькой головке.
Я надула губы.
- Что плохого в том, что женщина хочет научиться защищать себя?
Доминик нахмурился.
- Ваш брат всего добивается по-другому: повертит задом, и все - мужик спекся. Да ты знаешь сама. Думается мне, ты задумала неладное. И вот еще что я тебе скажу: Жан перетопит нас как котят или нарежет из нас бифштексов, если с тобой что случится. Всех, до последнего.
- А что может случиться? - невинно спросила я.
- Ты чертовски упряма, но и хороша как черт. - Доминик вздохнул. - Заправская пиратская красотка.
В тот же день Дом показал мне, как обращаться с пистолетом: чистить, заряжать, стрелять. Я училась быстро, правда, целиться совсем не могла.
- Или ты раскроешь глаза или промажешь и в слона, - устало заявил Доминик.
- Но он так грохочет, Дом, - пожаловалась я. - Душа в пятки уходит.
- Прищурься и задержи дыхание. Давай снова. Сбрось немного пороху. Отлично. Теперь заряд. Держи тверже. Поднимай. Расслабь руку, а то рассадишь плечо. Теперь спускай курок. На этот раз не так уж плохо. Только помни, мадемуазель стрелок, оружие не знает, в чьих оно руках: в мужских или женских, - так что всякие дамские выкрутасы тебе не помогут. Давай снова.
К концу дня у меня кое-как начало получаться, но к вечеру я так устала, что за ужином клевала носом.
- … чудесный букет, но вкус разочаровывает, а ведь в конце концов вкусом определяется ценность… Элиза! Вы даже не слушаете!
- О, простите, Жан! - сказала я, с трудом стараясь держаться прямо. - Мне что-то нездоровится.
- Наверное, я виноват. Заставляю вас слишком много работать. Может быть, посидим на веранде?
- С удовольствием, Жан. Простите мне мою бестактность. Что вы должны были обо мне подумать!
- Вы знаете, что я о вас думаю: в моих глазах вы - чудесная, добрая и красивая женщина. Вы просто устали, с кем не бывает. Вы не обязаны развлекать меня.
Мы вышли на веранду. Я присела на перила, а Жан устроился в плетеном кресле со стаканчиком в руках.
- Итак, - сказал он, вдыхая аромат бренди, - вы хотели меня о чем-то попросить. О чем?
- Откуда вы узнали? - встрепенулась я.
Жан снисходительно улыбнулся.
- Как старуха узнает о приближении дождя? По ломоте в костях. У меня тоже заболела маленькая косточка, вот здесь, в груди. - Жан прикоснулся к тому месту, где, насколько я знала, у человека находится сердце. - Там у меня весьма чуткий барометр, и, как только женщина задумает о чем-нибудь попросить меня, он начинает подавать сигналы. Чем сильнее толчки, тем больше она попросит. Сейчас, - и Жан театрально закрыл глаза, - толчки средней силы. Так чего же вы хотите, Элиза? - Он поднес к губам стакан бренди.
- Я хочу, чтобы вы научили меня фехтовать.
Рука со стаканом замерла у губ.
- Фехтовать! С чего вам вдруг взбрело в голову учиться фехтовать?
- Чтобы я могла защитить себя. - Я гордо вздернула подбородок.
- Я буду молиться, чтобы святые угодники защитили нас всех. Уверяю вас, Элиза, вам не придется прибегать к столь жестким мерам, чтобы защитить себя. Я, Жан Лафит, клянусь вам, что буду защищать вас, покуда жив. Да и все мои люди с радостью умрут за вас. Я знаю, мы, американцы, кажемся вам варварами, но, поверьте мне, Элиза, незачем идти против нас с оружием в руках. К тому же любая женщина владеет оружием более грозным, чем шпага и пистолет.
Приказав себе сохранять спокойствие, я ответила как можно ровнее:
- Я не убила Жозе Фоулера только потому, что не знала, как это сделать. И если мне доведется еще раз попасть в подобную переделку, я хочу чувствовать себя во всеоружии. «Женское» оружие пускать в ход я не собираюсь, Жан, да оно и не всегда срабатывает. Я должна научиться пользоваться оружием мужчин.
- Мне следовало отправить вас в Новый Орлеан, как только вы пошли на поправку, - мрачно заметил Лафит. - Боюсь, жизнь среди грубых пиратов дурно повлияла на вас. Шпага - не детская игрушка, Элиза. Когда вы направляете острие в противника, будьте уверены, он вам ответит. Но, - вздохнув, заметил Жан, - мой барометр напоминает мне, что я дал вам слово исполнить любую вашу просьбу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54