.. Только, я тебя умоляю, не вздумай расслабиться! Впереди еще Шантильи, нам его никак не объехать. А оттуда... - он прикинул по солнцу, для верности глянув на свои часы. - А оттуда на таких лошадях до Парижа нам добираться всего-то часов шесть... Черт возьми, мы успеем к назначенному сроку, если только не помешают...
- Куснуть бы чего... Глотку промочить...
- Я там помню один трактирчик, - сказал д'Артаньян. - Пообедаем на ходу, вдруг удастся...
Прибыв без приключений в Шантильи, они остановили лошадей у трактира, на вывеске которого святой Мартин отдавал нищему половину своего плаща, соскочили на землю, и д'Артаньян внимательно огляделся.
Планше потянул воздух носом:
- Отсюда чувствую, сударь, как изнутри несет жареным гусем...
- Погоди, - сквозь зубы сказал д'Артаньян. - И не отходи от лошади.
К ним выскочил трактирщик, невысокий и пузатый, низко поклонился:
- Прикажете отвести лошадей в конюшню, ваша милость? У нас отличные яства, вино вчера завезли...
Д'Артаньян, глядя через его плечо, заметил в окне чью-то фигуру, столь резко отпрянувшую в глубь общей комнаты, что это могло насторожить любого. Повернувшись к Планше, он сделал малому выразительный знак взглядом, и тот, моментально подобравшись, положил руку на седло своей каурой.
- Вот они! - послышался крик. - Это они, это гасконец! Живее, господа, хватай их!
Лицо хозяина перекосилось, и он с заячьим проворством улепетнул куда-то во двор - судя по тому, что он не потерял ни мига, прекрасно знал о засаде и о том, что сейчас произойдет...
Д'Артаньян из житейской практичности не стал, разумеется, тратить время на такую мелочь, как хозяин, чья роль в засаде была чисто подневольной. Гораздо более его беспокоили люди, ожесточенно кинувшиеся наружу.
Самым благоразумным было бы унестись галопом, но теперь, когда до Парижа оставался, по сути, один-единственный конный переход, не хотелось иметь на плечах погоню. Поэтому д'Артаньян, поборов первое стремление пришпорить коня, отъехав всего на пару десятков футов, остановился и развернул гнедого.
Ага! За ними кинулось следом четверо всадников... Очень похоже, это были все наличные силы, какими противник располагал в Шантильи.
Выхватив пистолеты, д'Артаньян опустил дула пониже и нажал на крючки. Узкую мощеную улочку на пару мгновений заволокло пороховым дымом, но все же удалось разглядеть, что лошади под двумя передними всадниками рухнули на мостовую.
Третий не успел натянуть поводья - конь вынес его на д'Артаньяна, и гасконец, отшвырнув разряженные пистолеты, достал врага острием шпаги в горло. Приготовился отразить нападение последнего оставшегося в строю - но в это время сзади громыхнул мушкет Планше, и четвертый вылетел из седла, после чего признаков жизни более не подавал.
Они пришпорили коней. Две лошади без седоков догнали их и поскакали рядом. Д'Артаньян поймал одну за повод, приторочил его на скаку к луке седла - Планше без напоминаний сделал то же самое, хотя и не так проворно.
Присмотревшись к добыче, д'Артаньян сказал слуге:
- Черт меня побери, Планше, по сбруе видно, что это военные кони! И не просто драгунские - против нас, боюсь, подняты мушкетеры де Тревиля, впрочем, это было ясно еще по Портосу...
- Сударь, - сказал Планше с озабоченным видом. - А вы уверены, что нам дадут беспрепятственно въехать в Париж? Там всего-то восемь городских ворот, и нетрудно устроить засаду в каждых...
- Планше, на службе у меня ты умнеешь с каждым днем, - отозвался д'Артаньян, хмурый и озабоченный. - Конечно... Если это нам пришло в голову, то обязательно придет на ум и тем, кто упорно не желает пропускать нас в ратушу. Они не понимают одного: если гасконцу позарез необходимо попасть на балет, он туда непременно прорвется. Тяга к изящным искусствам - вещь неодолимая...

Глава одиннадцатая
Как д'Артаньян не увидел Мерлезонский балет, о чем нисколечко не сожалел

Д'Артаньян выглянул из-за дерева, держа руку на эфесе шпаги. Присмотревшись, решительно вышел на дорогу. От ворот Сен-Оноре быстрым шагом приближался Планше.
Над Парижем опустилась ночь, но время еще было. Гасконец нетерпеливо воскликнул:
- Ну?!
- Все правильно, сударь, - сказал слуга. - Там, в воротах, горят факелы, так что светло, как днем...
- Это я и отсюда вижу.
- Там необычно много солдат. То есть они только одеты как солдаты и конные гвардейцы, но я узнал сразу двух королевских мушкетеров, не помню их по именам, но видел обоих на дворе у де Тревиля в синих плащах... Есть такое подозрение, что и остальные тоже или уж большая их часть...
"Ничего удивительного, - подумал д'Артаньян. - Она призвала себе на помощь в первую очередь де Тревиля, кого же еще? Печально, когда два гасконца противостоят друг другу со всеми присущими гасконцам хитроумием и волей, но ничего не поделаешь..."
- И что они?
- Всех въезжающих тщательно осматривают. Я своими глазами видел, как остановили молодого дворянина со слугой, ехавших верхами. К ним подошел какой-то субъект, потом шепнул на ухо командиру, что это не те, и их отпустили с подобающими извинениями, объяснив, что ловят переодетых разбойников... Нет никаких сомнений - это для нас теплую встречу приготовили...
- Ну что же, - сказал д'Артаньян. - Посмотрим, насколько далеко простирается их хитроумие... На тебя не обратили внимания?
- Ни малейшего. Я вошел в ворота, потом сделал вид, будто напрочь забыл о чем-то, и вышел назад. Один, да еще пеший, им никак не интересен.
- Не пойти ли нам поодиночке и пешком? - вслух подумал д'Артаньян. И тут же ответил сам себе: - Нет, рискованно... Хоть я и перепачкался, как черт в аду, все же видно, что дворянин, да и шпагу не спрячешь, а идти в Париж без оружия еще опаснее... Нет уж, будем поступать строго по моему плану... Пошли.
Планше с сожалением оглянулся на лошадей, привязанных к дереву поодаль от дороги:
- Так и бросим, сударь? Отличные кони...
- Что поделать, - сказал д'Артаньян, широкими шагами направляясь в сторону Сены. - В лодку их не возьмешь... Вот кстати, мне пришло в голову, пока ты ходил на разведку... Думается, даже если тот конюх и расслышал, что я кричал про Пале-Кардиналь, вряд ли хозяева явятся требовать плату за угнанных лошадей...
- Это почему, сударь?
- Я вспомнил, что Шантильи лежит в самом центре владений принца Конде. Вполне может оказаться, что кони принадлежали дворянам из его свиты. Гордость им вряд ли позволит брать кардинальские деньги... а впрочем, как знать. Пошли?
Они спустились по обрыву к воде, где в лодке прилежно ждал ее хозяин, удерживаемый на месте не столько щедрым задатком, сколько еще более щедрым окончательным расчетом, который должен был наступить лишь по достижении цели. Д'Артаньян первым прыгнул в пошатнувшийся утлый челнок, следом забрался Планше, и лодочник немедля оттолкнулся веслом от берега, принялся усердно выгребать против течения.
Не побывай д'Артаньян в Лондоне, где добираться в Хэмптон-Корт пришлось на лодке, ему ни за что не пришла бы в голову эта идея. Однако именно это обстоятельство позволяло надеяться, что противнику ни за что не придет на ум искать гасконца на реке. Насколько знал д'Артаньян, у парижских дворян совершенно не было привычки передвигаться по Сене вдоль - разве что при срочной необходимости нанимать лодочников и пересекать реку поперек. Его хитрость была настолько необычной для Парижа, что могла и завершиться успешно...
Луны еще не было, но ночь выдалась ясная, и д'Артаньян во все глаза смотрел по сторонам. Слева показались ворота Конферанс - но на самом берегу не видно людей, тишина и покой... Сад Тюильри. Лувр, где для этого времени горит необычно много огней... Ну конечно, король то ли собирается только отбыть оттуда в ратушу, то ли отбыл совсем недавно, сегодня во дворце спать никому не придется, Мерлезонский балет - надолго...
Они проплыли под мостом Барбье, справа показалась темная мрачная громада, таинственная и зловещая, - Нельская башня, где триста лет назад молодая королева Франции Маргарита Бургундская и две ее сестры устраивали разнузданные ночи любви, не подозревая, как близка месть разгневанного короля. Показалось, что от нее веет каким-то особенным холодом. Лодочник, приналегши на весла, покосился на д'Артаньяна и пробормотал:
- Вы б, сударь, перекрестились за нас за всех, а то у меня обе руки заняты... Говорят, иногда являются. И Маргарита, и Бланш де Ла Марш, и Жанна де Пуатье, стоят у самой воды, улыбаются, руками манят да зовут нежными голосками... Только никто из рискнувших пристать дураков не возвращался...
"Да, Людовик Десятый - это вам не Людовик Тринадцатый, - подумал д'Артаньян. - А впрочем, посмотрим. Просто так рта история закончиться не может..."
Планше торопливо перекрестился и зашептал молитву. Д'Артаньян легкомысленно фыркнул.
- Это вы зря, сударь, - буркнул лодочник, еще сильнее взмахивая веслами. - Говорю вам, частенько стоят... У самой воды... Все они трое... И никто не возвращался...
- Ну, мы же не собираемся приставать... - сказал д'Артаньян.
- Все равно, кто их знает...
"Простая твоя душа, - подумал д'Артаньян свысока. - Знал бы ты, что на твоем дряхлом челноке плывет сейчас судьба еще одной королевы Франции, оказавшейся столь же невоздержанной в любовных делах на стороне, - и забыл бы про трехсотлетние привидения..."
Вскоре показалась еще одна женщина, тоже неживая, но гораздо более безобидная, чем рекомые призраки давным-давно истлевших распутниц, - Самаритянка< В начале XVII века на Новом мосту была построена водовзводная машина для подачи воды в королевские дворцы. В обиходе ее называли Самаритянкой - поскольку здание было увенчано скульптурным изображением евангельской сцены встречи Христа с самаритянкой, давшей ему напиться >. Лодка прошла под Новым мостом.
Д'Артаньян впервые плыл по Сене вот так, ночью, да еще на всем почти ее протяжении в городской черте, - и оттого Париж, видимый с совершенно непривычной точки зрения, казался чужим, незнакомым, загадочным. Трудновато было без подсказки лодочника узнавать мосты, проплывая под ними, и дома, глядя на них с реки.
Правда, он сразу узнал Консьержери - в первую очередь башню Бонбек, где его допрашивали после дуэли с Арамисом. Серебряная башня, башня Цезаря... Прямоугольная Часовая...
А вот и мост Менял с возвышающейся за ним башней Шатле - ну как же, и здесь сиживали, и тоже недолго... Мост Нотр-Дам...
Лодочник подогнал свое суденышко к узкой каменной лестнице. Справа, на том берегу, вздымалась громада собора Парижской Богоматери, столь же темная и мрачная, как Нельская башня, справа сияло огнями здание ратуши. Щедро расплатившись, д'Артаньян первым выпрыгнул на мокрые ступени, огляделся, прислушался и стал подниматься, осторожно ставя ноги, с радостью ощущая, как слабеет, остается позади запах Сены, - сырость на реке была особенная, дурно пахнущая из-за набережной Кожевников, где испокон веков выделывались скотские кожи со всеми сопутствующими этому погаными ароматами.
Не только ратуша, но и ведущие к ней улицы были ярко освещены цветными фонарями, а скрипичная музыка доносилась уже вполне отчетливо.
- Ну, Планше, жди меня здесь, - сказал д'Артаньян, в тысячный раз прикоснувшись к кожаному мешочку на груди и вновь убедившись, что драгоценная, хотя и совсем невесомая ноша в полной сохранности. - Можешь заглянуть в какой-нибудь кабачок...
- Ну уж нет, сударь, - решительно возразил Планше, что для него было совершенно несвойственно - такие приказания слуга исполнял с превеликой охотой без малейшего промедления. - Я уж лучше тут подожду. Как я понимаю, этой ночью во Франции грянут исторические события, так что постараюсь увидеть хоть крохотный краешек, будет о чем детям рассказывать, а то и внукам...
- Черт возьми, - сказал д'Артаньян. - Ты совершенно прав, друг Планше! Мне как-то не приходило в голову, что мы впутались в историческое событие, в самую его середку... Вдруг о нас и в самом деле сочинят пьесу, как уверял Уилл Шакспур? Ну ладно, как хочешь. Я отправляюсь способствовать историческим событиям...
И он быстро направился к калитке одной из аллей со стороны церкви Сен-Жерве. Оказавшись на ярко совещенном пространстве, он увидел, что выглядит чрезвычайно предосудительно: одежда испачкана пылью и грязью так, что слиплась в корку наподобие лат, волосы взъерошены... Ничего удивительного, что два охранявших калитку стрелка, усмотрев издали этакое чучело, бдительно склонили алебарды и один из них крикнул:
- Эй, вы куда? Не слишком ли, сударь, переусердствовали с маскарадом? А ну-ка, осадите назад!
- Все в порядке! - раздался чей-то властный голос, и к д'Артаньяну кинулась фигура, закутанная в длинный плащ. Схватив гасконца за локоть и оттащив в местечко потемнее, она воскликнула тихим, знакомым голосом: - Ну, не томите! С чем вы?
- С подвесками, господин де Кавуа, - сказал д'Артаньян, улыбаясь широкой блаженной улыбкой. - Вот они, здесь...
- Д'Артаньян, у меня нет слов... - Капитан быстро скинул плащ. - Закутайтесь, чтобы не привлекать лишнего внимания, и пойдемте в ратушу. Монсеньёр ничего не говорит, но легко представить, что он сейчас, как на иголках, только вас и ждет...
- Король уже прибыл? - спросил д'Артаньян, влекомый капитаном по аллее к одной из многочисленных боковых дверей.
- Только что. Кардинал, как мог, занимал его разговорами о государственных делах, пока тянуть далее не стало невозможно... Честное слово, мы вас уже похоронили...
- Ну, значит, долго буду жить, - сказал д'Артаньян. - Согласно старой гасконской примете...
Сияющий Кавуа провел его боковыми лестницами, тихими переходами, втолкнул в комнату, где на столе лежал новенький, аккуратно разложенный костюм баскского крестьянина, пояснив:
- Кавалеры и дамы из свиты его величества будут переодеваться в маскарадные костюмы прямо здесь, в ратуше, и мы решили пополнить список ряженых еще и вами... Боже милостивый, ну у вас и вид! Вон там, в углу, лохань с водой и полотенца, я заранее приказал приготовить, знал, что вы примчитесь весь в дорожной пыли, но такого не ожидал. На вас словно черти просо молотили.
- Дорога была нелегкая, - кратко ответил д'Артаньян, сбрасывая стоявший колом камзол. - Собственно, даже не сама дорога, а разные омерзительные субъекты, которые то и дело пытались помешать, прохвосты этакие. Пока их перебьешь, замаешься...
Он бережно положил на стол мешочек с подвесками и какое-то время бдительно не спускал с него глаз. Трудно было обмякнуть, уяснить себе, что все кончилось, он среди друзей, никто не станет палить в него из-за угла, хватать за поводья и тыкать шпагой...
- Где остальные?
- Каюзака я оставил в Амьене с нависшим над ним обвинением в сбыте фальшивых денег, - сказал гасконец, обтираясь мокрым полотенцем. - Когда мы расстались, он выглядел чрезвычайно довольным жизнью - после долгого воздержания от драки колотил скамейкой с полдюжины противников, и вид у него был крайне воодушевленный, я бы даже сказал, одухотворенный... Надеюсь, с ним все обойдется.
- А де Вард?
- О, граф в полной безопасности. Он лишь потерял коня, но, я ду...
Он замолчал и обернулся к резко распахнувшейся двери. Быстрым шагом вошел кардинал Ришелье, одетый испанским грандом, с висевшей на шее маской. И отрывисто спросил:
- Все в порядке, д'Артаньян?
Выпрямившись, сжимая в руке полотенце, - он от волнения сжал ткань так сильно, что с нее на пол ручейком струилась вода, - гасконец лихорадочно искал слова, способные кратко, но исчерпывающе передать все, что им пришлось пережить: лондонские треволнения, вполне реальную угрозу пыток и бесславной смерти, морское путешествие, бешеную скачку по Франции, вдруг ставшей чужой и враждебной. Быть может, и не было таких слов...
В конце концов он просто сказал:
- Вот...
И с сияющими глазами протянул кардиналу на мокрой ладони кожаный мешочек. Нетерпеливо распустив ремешок, кардинал вытряхнул на ладонь холодно сверкнувшие алмазные подвески, и его лицо озарилось такой радостью, что для д'Артаньяна это стало прекрасной наградой.
- Д'Артаньян, вам нет равных, - тихо сказал Ришелье, завороженно любуясь игрой света внутри кристаллов, самых обычных на вид стекляшек, но по какому-то древнему уговору считавшихся едва ли не мерилом всех ценностей. - Судьба королевы Франции была в ваших руках... впрочем, она и теперь остается в наших... Быстрее одевайтесь, и пойдемте. Вы тоже, де Кавуа. - Его лицо озарилось спокойной улыбкой триумфатора. - Не исключаю, что его величество захочет отдать некоторые распоряжения, которые не всякому поручишь, и на этот случай под рукой нелишне будет иметь капитана гвардейцев...
"Волк меня заешь, прав Планше! - подумал д'Артаньян, торопливо натягивая маскарадный костюм и надевая маску. - События-то грядут точно исторические!"
- Что с остальными? - спросил Ришелье, нетерпеливо ожидая, когда гасконец кончил завязывать тесемки маски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41