А это уже немало. Это позволяет заранее принять контрмеры, устроить капканы на иных тропках, мимо которых дичь ни за что не пройдет...
- Монсеньёр... - произнес д'Артаньян.
- Да?
- У меня не укладывается в голове... Герцог прекрасно знает, что Винтер и герцогиня хотели от него избавиться, и тем не менее...
Ришелье усмехнулся:
- Боюсь, д'Артаньян, вам никогда не стать политиком - вы не умеете спокойно относиться к таким вещам, как это умеет герцог. Между прочим, нельзя исключать, что он сам готовил их устранение в тот самый миг, когда они планировали его смерть... Политика, д'Артаньян, и не более того... Здесь не бывает ни друзей, ни врагов... Ну хорошо, оставим это. Я пригласил вас, господа, не столько выволочки ради, сколько для того, чтобы дать поручение. И уж его извольте выполнить в точности! Никакие оправдания приниматься не будут. Вы обязаны победить, вам понятно? В таком случае прошу внимания. Завтра утром вы все трое, прихватив с собой должным образом вооруженных слуг, отправитесь в Кале. Там на судне, капитан которого мне всецело предан, вы отплывете в Англию. В Лондон. Миледи Кларик и Рошфор уже выехали туда и, скорее всего, прибудут в Лондон раньше вас, но это не беда. У вас в запасе еще несколько дней, и вы сможете спокойно прожить их в Лондоне, не вмешиваясь ни в какие авантюры... особенно это касается Каюзака. Вы меня поняли, Каюзак?
- Конечно, монсеньёр, - смиренно проговорил великан. - Проживем спокойно... А потом?
- Потом вам тоже не придется впутываться в авантюры, - спокойно сказал Ришелье. - Вам нужно будет, получив от миледи Кларик крохотную вещицу, которую можно спрятать в кулаке, доставить ее в Париж и передать мне в руки. В этой вещице - судьба королевы... Я объясню подробно. У меня нет от вас в данном случае никаких тайн - когда человек точно знает, что именно ему предстоит совершить, он прилагает все силы... А вам необходимо знать, ради чего вы рискуете головами... да-да, головами! Через неделю в парижской ратуше городские старшины устраивают бал для королевской четы. Королева обязана будет посетить это празднество. Один из приближенных его величества, - при этих словах на его губах появилась тонкая улыбка, - словно бы невзначай сумел навести короля на мысль, что ее величеству ради такого случая непременно следует надеть подарок супруга - алмазный аксельбант из двенадцати подвесок...
- Но ведь они у Бекингэма! - воскликнул д'Артаньян, не сдержавшись.
- Именно, - с улыбкой кивнул Ришелье. - У Бекингэма. Который непременно наденет это украшение, отправившись на бал, который вскоре будет дан в Лондоне, в королевском дворце Хэмитон-Корт. Нет нужны покушаться на все украшение - поднимется шум, задуманное провалится... Достаточно будет, если миледи Кларик, улучив момент, срежет с плеча герцога две-три подвески. Этого вполне достаточно. Король их сразу узнает, даже если их будет не двенадцать, а всего две... Теперь понятно, что именно вам предстоит доставить во Францию?
- Безусловно, - сказал д'Артаньян, и двое других согласно склонили головы.
- Будьте предельно осторожны, господа. Дело может оказаться смертельно опасным. О вашей поездке никто не знает... но окончательно быть уверенным в сохранении полной тайны невозможно. Без сомнения, королева уже встревожена. Она попытается послать к Бекингэму гонцов - это первое, что придет в голову любому в ее положении. Перехватить этих гонцов всех до одного - моя забота. А ваша задача - привезти подвески. И, повторяю, друзья мои, - осторожность, осторожность и еще раз осторожность! В некоторых отношениях ваша миссия даже более опасна, чем военный поход. По крайней мере, на войне имеются четко обозначенные боевые порядки, и вы открыто отвечаете ударом на удар... Здесь же для вас главное - не победить противника, не ответить на его удар, а доставить подвески в целости и сохранности, не опоздав к назначенному дню, иначе все усилия пойдут прахом. Бекингэм - некоронованный владыка Англии, если он обо всем узнает и решит вам помешать, он сможет распоряжаться на этом туманном острове, словно сам король... Да и во Франции, на обратном пути, вы можете столкнуться с неожиданностями. Я ничего еще не знаю точно, но предпочитаю заранее предполагать самый худший оборот дела. Если так и произойдет, человек заранее готов к худшему и не потеряет времени даром, а если страхи окажутся преувеличенными - что ж, тем лучше... Вам все понятно, господа? В таком случае отправляйтесь по домам и собирайтесь в дорогу втайне от всех. Не ввязываться в поединки, даже если вас сбежится оскорблять весь Париж! Ясно вам? Вы с этой минуты не принадлежите себе. Если вопросов все же будет не избежать, придумайте что-нибудь убедительное - едете к родственникам в провинцию, отправляетесь покупать лошадей, приглашены в гости живущими вдалеке от Парижа друзьями... Хлопоты о наследстве, роман с замужней дамой... Все, что вам на ум взбредет. Лишь бы никому и в голову не пришло, что вы уезжаете по моему поручению, что вы уезжаете в Англию... - И лицо кардинала вновь стало суровым, а его взгляд по-настоящему ледяным. - Только победа, господа! Только победа...
Глава третья
О том, на какие неожиданности можно порой наткнуться, взявшись утешать даму
- Сударь, - осторожно сказал Планше, принимая от хозяина красный плащ. - Что-то у вас лицо печальное... Вы, часом, не попали ли в немилость к кардиналу?
- С чего ты взял? - устало спросил гасконец.
- У нас же, у слуг, тоже есть глаза и уши... Мы-то слышали, как в том доме палили из пистолета... Ясно было, что не получилось у вас что-то, и его высокопреосвященство мог разгневаться...
- Ну, не все так мрачно... - сказал д'Артаньян и решительно распорядился: - Планше, собирайся в дорогу. Вычисти мою шпагу, проверь пистолеты и свой мушкет... В общем, все, как в прошлый раз. Мы уезжаем с рассветом.
- Опять в Нидерланды, сударь?
- На сей раз в Англию, - сказал д'Артаньян, понизив на всякий случай голос чуть ли не до шепота. - Но не проболтайся смотри...
Он невольно окинул комнату быстрым взглядом. Стены здесь были солидные, сложенные из камня, не то что перегородки в доме на улице Вожирар, которые без труда можно проткнуть кинжалом, после чего смотреть и слушать, сколько душеньке угодно. И под дверями никто вроде бы не подслушивает - его комнату отделяла от коридора небольшая прихожая, куда никто не мог прокрасться незамеченным. Но все же он повторил тихонько:
- Не болтай, смотри у меня! За дело, Планше, за дело... И не забудь сходить в конюшню, посмотреть лошадей - подковы проверь, спины и все прочее... Живо!
Планше вышел, не выказав ни малейших признаков удивления, - за время службы у гасконца, пусть и не особенно долгое, он уже успел привыкнуть к самым неожиданным поворотам судьбы и непредсказуемым сюрпризам...
И почти сразу же в дверь осторожно, почтительно постучали. Вошла служанка и, теребя фартук по свойственной простолюдинкам привычке, сообщила:
- Хозяйка просит вашу милость пожаловать для важного разговора прямо сейчас, если можете...
- Хозяйка? - поднял брови д'Артаньян. - А что ей нужно?
- Не знаю, ваша милость, мы люди маленькие... Просила пожаловать, говорит, вы ее обяжете до чрезвычайности... - Она оглянулась и доверительно прошептала, подобно многим своим товаркам, питая явную слабость к блестящим гвардейцам независимо от того, к какой роте они принадлежали: - Хозяйка, я вам скажу по секрету, сама не своя, чего-то стряслось у нее, плачет и плачет... Хозяин три дня как уехал неизвестно куда, и она насквозь расстроенная...
Д'Артаньян задумчиво почесал в затылке. После известных событий красотка Констанция демонстративно его игнорировала - в тех редких случаях, когда им удавалось столкнуться лицом к лицу, проскальзывала мимо с задранным носиком и выражением явной неприязни. Любопытно, что же так резко переменилось в одночасье? Как бы там ни было, следует принять приглашение. Во-первых, до ужаса любопытно, что ей теперь понадобилось, а во-вторых, если он не пойдет, еще решит, чего доброго, что он испугался или совесть у него нечиста...
- Передай, что я сейчас поднимусь, - сказал он без колебаний.
Служанка, игриво вильнув взглядом и явно разочарованная тем, что не последовало ни расхожих комплиментов, ни заигрываний, вышла. Чуточку подумав, д'Артаньян все же не стал снимать шпагу - неловко, конечно, идти вооруженным даже не к хозяину, а к хозяйке дома, но береженого бог бережет. Он успел уже убедиться, что его враги в средствах не церемонятся...
За окнами уже смеркалось, и на крутой лестнице было темновато, но убийцы там, безусловно, не смогли бы укрыться незаметно. Да и в хозяйской гостиной им просто-напросто негде было бы спрятаться - д'Артаньян моментально в этом убедился, окинув комнату сторожким взглядом.
Констанция порывисто подалась ему навстречу:
- Как хорошо, что вы все-таки пришли! Благодарю вас...
- Гвардеец на призыв очаровательной женщины всегда откликнется, - сказал д'Артаньян выжидательно, не сводя с нее глаз.
- Но вы ведь, наверное, думаете, что я - ваш враг...
- Помилуйте, Констанция, с чего вы взяли? - пожал он плечами.
У нее был печальный и растерянный вид, в огромных прекрасных глазах стояли слезы, одежда в некотором беспорядке - корсаж зашнурован небрежно, обрамлявшие вырез платья кружева помяты, манжеты не застегнуты. Она определенно пребывала в самых расстроенных чувствах, но даже в таком состоянии была, надо признать, чертовски соблазнительна, так что гасконец, и до того взиравший на нее отнюдь не равнодушно, и на этот раз откровенно залюбовался. Потом, правда, вспомнил обо всех странностях, связанных с этой красавицей. И довольно холодно спросил:
- Что у вас случилось?
- Посмотрите, нас не подслушивают?
"Многообещающее начало", - подумал д'Артаньян, но сговорчиво подкрался к двери на цыпочках и, прислушавшись, решительно мотнул головой:
- Нет, не похоже. Она ушла.
- Ну да, я ее отпустила, но с герцогиней никогда неизвестно, у нее повсюду шпионы...
"Еще лучше, - подумал гасконец, заинтригованный. - Как выразился бы монсеньёр, интрига приобретает интерес..."
И спросил с самым простодушным видом:
- Любопытно бы знать, какую герцогиню вы имеете в виду? Их в Париже преизрядное количество...
- А вы не догадываетесь?
- Откуда? - пожал он плечами. - Мы, гасконцы, простодушны и наивны, как дети малые, нам самые простые вещи растолковывать приходится по три раза...
Констанция с упреком глянула на него сквозь слезы, так жалобно и беспомощно, что д'Артаньян ощутил легкий укол совести.
- Вы надо мной насмехаетесь, правда?
Как-никак это была слабая женщина, ничем пока что не навредившая ни ему, ни его друзьям. Внешность, конечно, обманчива, а женское коварство общеизвестно - но совершенно непонятно пока, в чем тут коварство...
- У меня и в мыслях не было ничего подобного, Констанция, - сказал он мягко.
- Ну тогда вы, значит, мне не доверяете... Это и понятно. Кто я такая, чтобы заслужить ваше доверие? Интриганка и подручная заговорщиков...
Она была такой несчастной, что любой мужчина охотно бы взялся ее пожалеть.
- Как вам сказать... - произнес д'Артаньян, взвешивая каждое слово. - По совести говоря, у меня язык не повернется обвинять вас в соучастии в каком-либо заговоре. Тот единственный заговор, в котором вы на моих глазах принимали самое деятельное участие, касался, помнится, отнюдь не политики...
Она вскинула заплаканные глаза:
- Ну да, конечно... Это же были вы... Мне потом сказали... Ах, если бы вы знали, как она на вас зла!
- Герцогиня де Шеврез или королева? - небрежно уточнил гасконец.
- Герцогиня, конечно... Вы разбили в прах все ее надежды. Она жаждет вам отомстить... И, боюсь, мне тоже...
- А вам-то за что? - серьезно спросил д'Артаньян. - Вы же ни в чем не виноваты...
- Шевалье, садитесь, я вас прошу, и поговорим откровенно... Дайте слово, что сохраните наш разговор в тайне...
- Охотно, - сказал д'Артаньян. - Если только, - добавил он предусмотрительно, - если только речь не пойдет о каком-нибудь политическом заговоре...
- О, что вы! Речь идет исключительно о моей участи. Я всерьез опасаюсь, что она решила от меня избавиться...
- Наша очаровательная Мари? - с большим знанием вопроса спросил д'Артаньян.
- Кто же еще...
- Почему вы так думаете?
Констанция попыталась ему улыбнуться:
- Мне неловко говорить с мужчиной об иных вещах...
- Но вы же сами меня позвали, - сказал гасконец, заинтригованный еще более и, кроме того, рассчитывавший выведать что-то полезное для кардинала. - Констанция, я ведь служу кардиналу, а значит, в некотором смысле, тоже чуть ли не духовное лицо... Можете мне довериться, слово дворянина.
"Браво, д'Артаньян, браво! - мысленно похвалил он себя. - Если меж ней и герцогиней и в самом деле возникли трения - а все к тому подводит, - то, быть может, мы сможем рассчитаться за поражение на улице Вожирар... Только бы не вспугнуть ее и вызвать на откровенность..."
- Во всем, что касается лично вас, Констанция, я обещаю не только свято хранить тайну, но и помочь при необходимости, чем только смогу, - сказал он насколько мог убедительнее и мягче. - Вы молоды и очаровательны, если вас запутали в чем-то грязном, лучше всего попросить совета у надежного человека и просить о помощи...
- Я только этого и хочу!
- Вот и прекрасно, - сказал д'Артаньян, чувствуя себя хитрейшим дипломатом школы Ришелье. - Расскажите же без ложной стыдливости.
Констанция, прикусив губу, рассеянно вертела на пальце перстень с большим карбункулом< Карбункул - старинное название густо-красных драгоценных камней (рубин, гранат и др.) >, по виду старинный и дорогой. Столь ценную вещь простая галантерейщица могла получить исключительно в подарок и никак иначе. Красивым девушкам, сколь бы низкого происхождения они ни были, мужчины часто и охотно делают и более дорогие подарки...
- Мне стыдно, правда... - проговорила она неуверенно, бросая на гасконца из-под опущенных ресниц быстрые взгляды, то растерянные, то лукавые. - Вы так молоды и красивы, вы мне всегда нравились... Кто бы мог подумать, что придется перед вами исповедаться...
- Служба кардинала - это служба духовного лица, как ни крути, - пустил д'Артаньян в ход уловку, уже однажды приведшую к успеху.
- Ну что же, если иначе нельзя... Вы позволите, я не буду зажигать лампу? В полумраке, когда ваше лицо видно плохо, мне гораздо легче...
- Ради бога, как вам будет удобнее...
- Вы вряд ли меня поймете...
- Я попытаюсь, - заверил д'Артаньян.
- Вам трудно будет меня понять... Дело даже не в том, что вы - мужчина. Вы - дворянин, человек благородный, наделенный немалыми правами и привилегиями уже в силу самого происхождения. Вы просто не в состоянии представить, как тяжело быть простолюдинкой...
- Констанция, право же, я лишен предрассудков, - сказал д'Артаньян мягко. - Все люди, независимо от происхождения, одинаково чувствуют и радость, и боль...
- Спасибо, вы чуткий человек... Но все равно вам трудно понять. Простолюдинке вдвойне тяжело, если она красива... Боже мой, как я, дуреха, была счастлива, когда получила работу во дворце! В гардеробе самой королевы! Это было, как в сказке, честное слово. Только очень быстро выяснилось, что на сказку это ничуть не похоже. Чуть ли не каждый знатный и титулованный господин обращается с тобой, как с вещью, которую может использовать по своему усмотрению и первой прихоти в любой момент, как стол или стул... - Она тихонько всхлипнула. - Когда меня в первый раз прямо в Лувре, в укромном уголке, затащил на кушетку человек, которого я не могу вам назвать, мне казалось, что жизнь кончена, что осталось после всего этого броситься вниз головой в Сену... Но не получилось, знаете ли. Не хватило духа, да и грешно кончать с собой... Потом были другие. И все бы ничего, люди смиряются и с худшим, но... Я однажды оказалась не просто в постели, а в спальне королевы Франции... Избавьте меня от подробностей, это настолько стыдно и грязно, что я ничего больше не скажу... И герцогиня... Однажды она вызвала меня к себе на улицу Вожирар и затащила в постель настолько бесцеремонно, что я до утра потом проплакала... Самое грустное, что им это понравилось, обеим понравилось, что я так и не смогла привыкнуть, что меня нужно брать чуть ли не силой... А ведь я - обыкновенная женщина, сударь. То, с чем смиряются веселые девицы, меня не прельщает. Я хотела бы иметь друга... вроде вас... но это совсем другое дело, правда? Когда ты замужем за старым и бессильным чурбаном...
- Пожалуй, вы совершенно правы, Констанция, - сказал д'Артаньян, приятно польщенный кое-какими ее фразами. - Это совсем другое дело, вполне житейское...
- Вот видите, вы понимаете... А они превратили меня в шлюху, вынужденную обслуживать всех, кому этого только захочется. И все бы ничего, бывает и хуже, но... Надо вам знать, что королева и герцогиня де Шеврез находятся...
- В весьма своеобразных отношениях, - закончил за нее д'Артаньян.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
- Монсеньёр... - произнес д'Артаньян.
- Да?
- У меня не укладывается в голове... Герцог прекрасно знает, что Винтер и герцогиня хотели от него избавиться, и тем не менее...
Ришелье усмехнулся:
- Боюсь, д'Артаньян, вам никогда не стать политиком - вы не умеете спокойно относиться к таким вещам, как это умеет герцог. Между прочим, нельзя исключать, что он сам готовил их устранение в тот самый миг, когда они планировали его смерть... Политика, д'Артаньян, и не более того... Здесь не бывает ни друзей, ни врагов... Ну хорошо, оставим это. Я пригласил вас, господа, не столько выволочки ради, сколько для того, чтобы дать поручение. И уж его извольте выполнить в точности! Никакие оправдания приниматься не будут. Вы обязаны победить, вам понятно? В таком случае прошу внимания. Завтра утром вы все трое, прихватив с собой должным образом вооруженных слуг, отправитесь в Кале. Там на судне, капитан которого мне всецело предан, вы отплывете в Англию. В Лондон. Миледи Кларик и Рошфор уже выехали туда и, скорее всего, прибудут в Лондон раньше вас, но это не беда. У вас в запасе еще несколько дней, и вы сможете спокойно прожить их в Лондоне, не вмешиваясь ни в какие авантюры... особенно это касается Каюзака. Вы меня поняли, Каюзак?
- Конечно, монсеньёр, - смиренно проговорил великан. - Проживем спокойно... А потом?
- Потом вам тоже не придется впутываться в авантюры, - спокойно сказал Ришелье. - Вам нужно будет, получив от миледи Кларик крохотную вещицу, которую можно спрятать в кулаке, доставить ее в Париж и передать мне в руки. В этой вещице - судьба королевы... Я объясню подробно. У меня нет от вас в данном случае никаких тайн - когда человек точно знает, что именно ему предстоит совершить, он прилагает все силы... А вам необходимо знать, ради чего вы рискуете головами... да-да, головами! Через неделю в парижской ратуше городские старшины устраивают бал для королевской четы. Королева обязана будет посетить это празднество. Один из приближенных его величества, - при этих словах на его губах появилась тонкая улыбка, - словно бы невзначай сумел навести короля на мысль, что ее величеству ради такого случая непременно следует надеть подарок супруга - алмазный аксельбант из двенадцати подвесок...
- Но ведь они у Бекингэма! - воскликнул д'Артаньян, не сдержавшись.
- Именно, - с улыбкой кивнул Ришелье. - У Бекингэма. Который непременно наденет это украшение, отправившись на бал, который вскоре будет дан в Лондоне, в королевском дворце Хэмитон-Корт. Нет нужны покушаться на все украшение - поднимется шум, задуманное провалится... Достаточно будет, если миледи Кларик, улучив момент, срежет с плеча герцога две-три подвески. Этого вполне достаточно. Король их сразу узнает, даже если их будет не двенадцать, а всего две... Теперь понятно, что именно вам предстоит доставить во Францию?
- Безусловно, - сказал д'Артаньян, и двое других согласно склонили головы.
- Будьте предельно осторожны, господа. Дело может оказаться смертельно опасным. О вашей поездке никто не знает... но окончательно быть уверенным в сохранении полной тайны невозможно. Без сомнения, королева уже встревожена. Она попытается послать к Бекингэму гонцов - это первое, что придет в голову любому в ее положении. Перехватить этих гонцов всех до одного - моя забота. А ваша задача - привезти подвески. И, повторяю, друзья мои, - осторожность, осторожность и еще раз осторожность! В некоторых отношениях ваша миссия даже более опасна, чем военный поход. По крайней мере, на войне имеются четко обозначенные боевые порядки, и вы открыто отвечаете ударом на удар... Здесь же для вас главное - не победить противника, не ответить на его удар, а доставить подвески в целости и сохранности, не опоздав к назначенному дню, иначе все усилия пойдут прахом. Бекингэм - некоронованный владыка Англии, если он обо всем узнает и решит вам помешать, он сможет распоряжаться на этом туманном острове, словно сам король... Да и во Франции, на обратном пути, вы можете столкнуться с неожиданностями. Я ничего еще не знаю точно, но предпочитаю заранее предполагать самый худший оборот дела. Если так и произойдет, человек заранее готов к худшему и не потеряет времени даром, а если страхи окажутся преувеличенными - что ж, тем лучше... Вам все понятно, господа? В таком случае отправляйтесь по домам и собирайтесь в дорогу втайне от всех. Не ввязываться в поединки, даже если вас сбежится оскорблять весь Париж! Ясно вам? Вы с этой минуты не принадлежите себе. Если вопросов все же будет не избежать, придумайте что-нибудь убедительное - едете к родственникам в провинцию, отправляетесь покупать лошадей, приглашены в гости живущими вдалеке от Парижа друзьями... Хлопоты о наследстве, роман с замужней дамой... Все, что вам на ум взбредет. Лишь бы никому и в голову не пришло, что вы уезжаете по моему поручению, что вы уезжаете в Англию... - И лицо кардинала вновь стало суровым, а его взгляд по-настоящему ледяным. - Только победа, господа! Только победа...
Глава третья
О том, на какие неожиданности можно порой наткнуться, взявшись утешать даму
- Сударь, - осторожно сказал Планше, принимая от хозяина красный плащ. - Что-то у вас лицо печальное... Вы, часом, не попали ли в немилость к кардиналу?
- С чего ты взял? - устало спросил гасконец.
- У нас же, у слуг, тоже есть глаза и уши... Мы-то слышали, как в том доме палили из пистолета... Ясно было, что не получилось у вас что-то, и его высокопреосвященство мог разгневаться...
- Ну, не все так мрачно... - сказал д'Артаньян и решительно распорядился: - Планше, собирайся в дорогу. Вычисти мою шпагу, проверь пистолеты и свой мушкет... В общем, все, как в прошлый раз. Мы уезжаем с рассветом.
- Опять в Нидерланды, сударь?
- На сей раз в Англию, - сказал д'Артаньян, понизив на всякий случай голос чуть ли не до шепота. - Но не проболтайся смотри...
Он невольно окинул комнату быстрым взглядом. Стены здесь были солидные, сложенные из камня, не то что перегородки в доме на улице Вожирар, которые без труда можно проткнуть кинжалом, после чего смотреть и слушать, сколько душеньке угодно. И под дверями никто вроде бы не подслушивает - его комнату отделяла от коридора небольшая прихожая, куда никто не мог прокрасться незамеченным. Но все же он повторил тихонько:
- Не болтай, смотри у меня! За дело, Планше, за дело... И не забудь сходить в конюшню, посмотреть лошадей - подковы проверь, спины и все прочее... Живо!
Планше вышел, не выказав ни малейших признаков удивления, - за время службы у гасконца, пусть и не особенно долгое, он уже успел привыкнуть к самым неожиданным поворотам судьбы и непредсказуемым сюрпризам...
И почти сразу же в дверь осторожно, почтительно постучали. Вошла служанка и, теребя фартук по свойственной простолюдинкам привычке, сообщила:
- Хозяйка просит вашу милость пожаловать для важного разговора прямо сейчас, если можете...
- Хозяйка? - поднял брови д'Артаньян. - А что ей нужно?
- Не знаю, ваша милость, мы люди маленькие... Просила пожаловать, говорит, вы ее обяжете до чрезвычайности... - Она оглянулась и доверительно прошептала, подобно многим своим товаркам, питая явную слабость к блестящим гвардейцам независимо от того, к какой роте они принадлежали: - Хозяйка, я вам скажу по секрету, сама не своя, чего-то стряслось у нее, плачет и плачет... Хозяин три дня как уехал неизвестно куда, и она насквозь расстроенная...
Д'Артаньян задумчиво почесал в затылке. После известных событий красотка Констанция демонстративно его игнорировала - в тех редких случаях, когда им удавалось столкнуться лицом к лицу, проскальзывала мимо с задранным носиком и выражением явной неприязни. Любопытно, что же так резко переменилось в одночасье? Как бы там ни было, следует принять приглашение. Во-первых, до ужаса любопытно, что ей теперь понадобилось, а во-вторых, если он не пойдет, еще решит, чего доброго, что он испугался или совесть у него нечиста...
- Передай, что я сейчас поднимусь, - сказал он без колебаний.
Служанка, игриво вильнув взглядом и явно разочарованная тем, что не последовало ни расхожих комплиментов, ни заигрываний, вышла. Чуточку подумав, д'Артаньян все же не стал снимать шпагу - неловко, конечно, идти вооруженным даже не к хозяину, а к хозяйке дома, но береженого бог бережет. Он успел уже убедиться, что его враги в средствах не церемонятся...
За окнами уже смеркалось, и на крутой лестнице было темновато, но убийцы там, безусловно, не смогли бы укрыться незаметно. Да и в хозяйской гостиной им просто-напросто негде было бы спрятаться - д'Артаньян моментально в этом убедился, окинув комнату сторожким взглядом.
Констанция порывисто подалась ему навстречу:
- Как хорошо, что вы все-таки пришли! Благодарю вас...
- Гвардеец на призыв очаровательной женщины всегда откликнется, - сказал д'Артаньян выжидательно, не сводя с нее глаз.
- Но вы ведь, наверное, думаете, что я - ваш враг...
- Помилуйте, Констанция, с чего вы взяли? - пожал он плечами.
У нее был печальный и растерянный вид, в огромных прекрасных глазах стояли слезы, одежда в некотором беспорядке - корсаж зашнурован небрежно, обрамлявшие вырез платья кружева помяты, манжеты не застегнуты. Она определенно пребывала в самых расстроенных чувствах, но даже в таком состоянии была, надо признать, чертовски соблазнительна, так что гасконец, и до того взиравший на нее отнюдь не равнодушно, и на этот раз откровенно залюбовался. Потом, правда, вспомнил обо всех странностях, связанных с этой красавицей. И довольно холодно спросил:
- Что у вас случилось?
- Посмотрите, нас не подслушивают?
"Многообещающее начало", - подумал д'Артаньян, но сговорчиво подкрался к двери на цыпочках и, прислушавшись, решительно мотнул головой:
- Нет, не похоже. Она ушла.
- Ну да, я ее отпустила, но с герцогиней никогда неизвестно, у нее повсюду шпионы...
"Еще лучше, - подумал гасконец, заинтригованный. - Как выразился бы монсеньёр, интрига приобретает интерес..."
И спросил с самым простодушным видом:
- Любопытно бы знать, какую герцогиню вы имеете в виду? Их в Париже преизрядное количество...
- А вы не догадываетесь?
- Откуда? - пожал он плечами. - Мы, гасконцы, простодушны и наивны, как дети малые, нам самые простые вещи растолковывать приходится по три раза...
Констанция с упреком глянула на него сквозь слезы, так жалобно и беспомощно, что д'Артаньян ощутил легкий укол совести.
- Вы надо мной насмехаетесь, правда?
Как-никак это была слабая женщина, ничем пока что не навредившая ни ему, ни его друзьям. Внешность, конечно, обманчива, а женское коварство общеизвестно - но совершенно непонятно пока, в чем тут коварство...
- У меня и в мыслях не было ничего подобного, Констанция, - сказал он мягко.
- Ну тогда вы, значит, мне не доверяете... Это и понятно. Кто я такая, чтобы заслужить ваше доверие? Интриганка и подручная заговорщиков...
Она была такой несчастной, что любой мужчина охотно бы взялся ее пожалеть.
- Как вам сказать... - произнес д'Артаньян, взвешивая каждое слово. - По совести говоря, у меня язык не повернется обвинять вас в соучастии в каком-либо заговоре. Тот единственный заговор, в котором вы на моих глазах принимали самое деятельное участие, касался, помнится, отнюдь не политики...
Она вскинула заплаканные глаза:
- Ну да, конечно... Это же были вы... Мне потом сказали... Ах, если бы вы знали, как она на вас зла!
- Герцогиня де Шеврез или королева? - небрежно уточнил гасконец.
- Герцогиня, конечно... Вы разбили в прах все ее надежды. Она жаждет вам отомстить... И, боюсь, мне тоже...
- А вам-то за что? - серьезно спросил д'Артаньян. - Вы же ни в чем не виноваты...
- Шевалье, садитесь, я вас прошу, и поговорим откровенно... Дайте слово, что сохраните наш разговор в тайне...
- Охотно, - сказал д'Артаньян. - Если только, - добавил он предусмотрительно, - если только речь не пойдет о каком-нибудь политическом заговоре...
- О, что вы! Речь идет исключительно о моей участи. Я всерьез опасаюсь, что она решила от меня избавиться...
- Наша очаровательная Мари? - с большим знанием вопроса спросил д'Артаньян.
- Кто же еще...
- Почему вы так думаете?
Констанция попыталась ему улыбнуться:
- Мне неловко говорить с мужчиной об иных вещах...
- Но вы же сами меня позвали, - сказал гасконец, заинтригованный еще более и, кроме того, рассчитывавший выведать что-то полезное для кардинала. - Констанция, я ведь служу кардиналу, а значит, в некотором смысле, тоже чуть ли не духовное лицо... Можете мне довериться, слово дворянина.
"Браво, д'Артаньян, браво! - мысленно похвалил он себя. - Если меж ней и герцогиней и в самом деле возникли трения - а все к тому подводит, - то, быть может, мы сможем рассчитаться за поражение на улице Вожирар... Только бы не вспугнуть ее и вызвать на откровенность..."
- Во всем, что касается лично вас, Констанция, я обещаю не только свято хранить тайну, но и помочь при необходимости, чем только смогу, - сказал он насколько мог убедительнее и мягче. - Вы молоды и очаровательны, если вас запутали в чем-то грязном, лучше всего попросить совета у надежного человека и просить о помощи...
- Я только этого и хочу!
- Вот и прекрасно, - сказал д'Артаньян, чувствуя себя хитрейшим дипломатом школы Ришелье. - Расскажите же без ложной стыдливости.
Констанция, прикусив губу, рассеянно вертела на пальце перстень с большим карбункулом< Карбункул - старинное название густо-красных драгоценных камней (рубин, гранат и др.) >, по виду старинный и дорогой. Столь ценную вещь простая галантерейщица могла получить исключительно в подарок и никак иначе. Красивым девушкам, сколь бы низкого происхождения они ни были, мужчины часто и охотно делают и более дорогие подарки...
- Мне стыдно, правда... - проговорила она неуверенно, бросая на гасконца из-под опущенных ресниц быстрые взгляды, то растерянные, то лукавые. - Вы так молоды и красивы, вы мне всегда нравились... Кто бы мог подумать, что придется перед вами исповедаться...
- Служба кардинала - это служба духовного лица, как ни крути, - пустил д'Артаньян в ход уловку, уже однажды приведшую к успеху.
- Ну что же, если иначе нельзя... Вы позволите, я не буду зажигать лампу? В полумраке, когда ваше лицо видно плохо, мне гораздо легче...
- Ради бога, как вам будет удобнее...
- Вы вряд ли меня поймете...
- Я попытаюсь, - заверил д'Артаньян.
- Вам трудно будет меня понять... Дело даже не в том, что вы - мужчина. Вы - дворянин, человек благородный, наделенный немалыми правами и привилегиями уже в силу самого происхождения. Вы просто не в состоянии представить, как тяжело быть простолюдинкой...
- Констанция, право же, я лишен предрассудков, - сказал д'Артаньян мягко. - Все люди, независимо от происхождения, одинаково чувствуют и радость, и боль...
- Спасибо, вы чуткий человек... Но все равно вам трудно понять. Простолюдинке вдвойне тяжело, если она красива... Боже мой, как я, дуреха, была счастлива, когда получила работу во дворце! В гардеробе самой королевы! Это было, как в сказке, честное слово. Только очень быстро выяснилось, что на сказку это ничуть не похоже. Чуть ли не каждый знатный и титулованный господин обращается с тобой, как с вещью, которую может использовать по своему усмотрению и первой прихоти в любой момент, как стол или стул... - Она тихонько всхлипнула. - Когда меня в первый раз прямо в Лувре, в укромном уголке, затащил на кушетку человек, которого я не могу вам назвать, мне казалось, что жизнь кончена, что осталось после всего этого броситься вниз головой в Сену... Но не получилось, знаете ли. Не хватило духа, да и грешно кончать с собой... Потом были другие. И все бы ничего, люди смиряются и с худшим, но... Я однажды оказалась не просто в постели, а в спальне королевы Франции... Избавьте меня от подробностей, это настолько стыдно и грязно, что я ничего больше не скажу... И герцогиня... Однажды она вызвала меня к себе на улицу Вожирар и затащила в постель настолько бесцеремонно, что я до утра потом проплакала... Самое грустное, что им это понравилось, обеим понравилось, что я так и не смогла привыкнуть, что меня нужно брать чуть ли не силой... А ведь я - обыкновенная женщина, сударь. То, с чем смиряются веселые девицы, меня не прельщает. Я хотела бы иметь друга... вроде вас... но это совсем другое дело, правда? Когда ты замужем за старым и бессильным чурбаном...
- Пожалуй, вы совершенно правы, Констанция, - сказал д'Артаньян, приятно польщенный кое-какими ее фразами. - Это совсем другое дело, вполне житейское...
- Вот видите, вы понимаете... А они превратили меня в шлюху, вынужденную обслуживать всех, кому этого только захочется. И все бы ничего, бывает и хуже, но... Надо вам знать, что королева и герцогиня де Шеврез находятся...
- В весьма своеобразных отношениях, - закончил за нее д'Артаньян.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41