уж им-то было прекрасно известно, что кардинал не сдвинется с места, пока в парижской ратуше не отзвучит музыка Мерлезонского балета, - а значит, и король не покинет Парижа...
Ночь прошла спокойно, и повеселевшие слуги оседлали лошадей. Трое друзей отправились к хозяину в его комнату в глубине дома, чтобы, как подобает порядочным людям, честно расплатиться за ночлег и все прочее.
Комната была обширная, с низким потолком и тремя дверями. Хозяин с тем же умильно-гостеприимным видом сидел за конторкой. Каюзак подал ему четыре пистоля.
Лицо трактирщика в тот же миг несказанно переменилось, став подозрительным и враждебным. Повертев монеты в руках и надкусив край одной, он вдруг швырнул их на пол - так что они со звоном раскатились во всей комнате - и, вскочив за конторкой, завопил:
- Они же фальшивые! Я велю вас немедленно арестовать, прохвосты вы этакие!
- Ах ты, мерзавец! - взревел Каюзак, придвинувшись к самой конторке и явно присматриваясь, как ловчее будет оторвать ее от пола и обрушить на темечко хозяину. - Да я тебе уши отрежу и тебе же скормлю!
- На помощь! На помощь! - истошно завопил хозяин, отпрянув и прижимаясь к стене.
Из низкой дверцы в глубине комнаты моментально, словно только того и ждали, выскочили двое вооруженных людей и кинулись на Каюзака со шпагами наголо.
Однако могучий гвардеец был не из тех, кого способно смутить и внезапное нападение, и смехотворно малое число напавших. Не потяряв присутствия духа, он, пренебрегая собственной шпагой, попросту сгреб за шеи обоих незнакомцев и что было силы - а сила его известна - стукнул их лбами, так что гул разнесся по всей комнате, эхом отпрыгнув от низкого сводчатого потолка.
Нападавшие повалились наземь, как подкошенные, но из другой двери выбежали еще шестеро и растянулись цепочкой, отрезая Каюзака от спутников, а ему самому преграждая дорогу к выходу.
- Это ловушка! - заорал Каюзак так, словно кто-то в этом еще сомневался. - Скачите, пришпоривайте! Я их задержу!
Быстро оглянувшись, он ухватил за середину длинную тяжеленную скамью, с которой смогли бы справиться разве что двое дюжих молодцов, бросился вперед и прижал толстой доской к стене сразу четырех нападавших, не переставая вопить:
- Скачите прочь, прочь!
Что-то явственно хрустело - то ли ребра нападавших, то ли доски. Д'Артаньян с де Вардом не заставили себя долго упрашивать: оттолкнув с дороги остальных двух, они пробежали по коридору, заставляя оторопело шарахаться встречных, выскочили на улицу, где слуги у коновязи отмахивались кто прикладом мушкета, кто попавшей под руку палкой от трех молодчиков со шпагами.
Обрушившись на это новое препятствие, как вихрь, два гвардейца во мгновение ока смели всех трех с пути, действуя кулаками и рукоятками пистолетов. Вскочили в седла.
- Эсташ! - прокричал д'Артаньян, вертясь на своем застоявшемся английском жеребчике. - Оставайся здесь, поможешь господину! Вперед друзья, вперед!
И он галопом помчался по амьенским улочкам, нимало не заботясь о том, успеют ли убраться с дороги неосторожные прохожие, сшибая лотки уличных торговцев, грозным рыканьем и взмахами обнаженной шпаги отгоняя тех, кто пытался остановить бешено несущегося коня, - некогда было разбираться, засада ли это или благонамеренные горожане, жаждавшие призвать к порядку нарушителя спокойствия...
Остальные трое неслись следом. Оставив на пути немало синяков и ударов шпагами плашмя, они вырвались из города и опрометью помчались по амьенской дороге.
С разлету проскочили и Кревкер, где их не пробовали остановить, - многие, полное впечатление, даже и не поняли, что за вихрь пронесся по Кревкеру из конца в конец, отчаянно пыля, чертыхаясь и грозно взблескивая шпагами.
Оказавшись посреди полей, они придержали взмыленных лошадей и пустили их крупной рысью.
- Черт побери! - воскликнул де Вард. - Это была засада!
- Удивительно точное определение, друг мой... - усмехнулся д'Артаньян, потерявший шляпу, но не гасконскую иронию.
- Но почему они привязались именно к Каюзаку?
- Потому что Каюзак держал себя, как Каюзак - он шумел за троих, распоряжался за всех, громыхал и привередничал, а главное, именно он платил деньги... Его попросту приняли за главного и постарались скрутить в первую очередь его...
- Это разумно... - пробормотал де Вард. - Сколько же еще засад будет на дороге?
- Как знать, - сказал д'Артаньян, натягивая поводья. - Вот попробуйте с ходу определить, засада это или здешний губернатор заботится об удобствах проезжих...
Он кивнул вперед, где дорога опускалась вниз, сжатая двумя крутыми откосами так, что объехать это место стороной, проселками, было бы невозможно. С дюжину скромно одетых людей копошилось в низине с лопатами и мотыгами среди свежевыкопанных ям, вроде бы не обращая внимания на наших путников, - но располагались они так, что вольно или невольно заслоняли проезд полностью.
- Они чинят дорогу... - сказал де Вард, внимательно приглядываясь. - Или делают вид, что чинят?
- Пока что они лишь выкопали кучу ям, сделав дорогу почти непроезжей, - тихонько ответил д'Артаньян. - Все это можно толковать и так и этак...
- Я сейчас потребую...
- Тс, граф! В нашем положении лучше будет вежливо попросить...
С этими словами гасконец тронул коня, подъехал шагом к ближайшему землекопу - тот и ухом не повел, хотя не мог не слышать звучное шлепанье конских копыт по глинистой почве, - и вполне вежливо произнес, обращаясь к согбенной спине:
- Сударь, не посторонитесь ли, чтобы мы могли проехать?
- Пошел вон, - громко проворчал землекоп, не разгибая спины, продолжая орудовать лопатой. - Буду я ради всякого висельника от серьезного дела отрываться...
Кровь бросилась д'Артаньяну в лицо, но он сдержался и повторил спокойно:
- Сударь, не посторонитесь ли?
- Чего они так спешат? - громогласно вопросил один землекоп другого, так, словно они находились друг от друга на расстоянии футов ста, а не в двух-трех, как это было на самом деле. - Черти, что ли, за ними гонятся?
- Не черти, а стража, надо полагать, - так же громко ответил тот, упорно не глядя в сторону путников. - У них на похабных мордах написано, что полиция им - как нож острый. Сперли что-нибудь в Кревкере, вот и уносят ноги...
"Это все же странно, - подумал д'Артаньян, украдкой оглядевшись и примерно прикинув, где следует прорываться при нужде. - Трудно, конечно, ожидать от землекопов и прочих дорожных рабочих изящных манер, народ это в большинстве грубый и неотесанный, но все равно не самоубийцы же они, чтобы вот так, с ходу и хамски, задираться с четырьмя хорошо вооруженными путниками, из которых ровно половина - несомненные дворяне? Ох, подозрительно..."
- А может, они и не воры, - вмешался третий. - Что ты на добрых людей напраслину возводишь, Жак Простак? Может, они - парочка голубков с итальянскими привычками, а в Кревкере такого не любят, как и по всей Франции... Как ты думаешь, кто у них муженек, а кто женушка? Усатенький охаживает безусого или наоборот?
- Я так думаю, что обоих этих франтиков охаживают те два молодца с продувными рожами, - отозвался еще один. - По рожам видно, что не раз сиживали за то, что зады повторяли. А молоденькие у них заместо-вместо девочек...
- Может, они и Рюбену сгодятся? - захохотал еще один. - Рюбен у нас в Италии воевал, нахватался тамошних привычек... Эй ты, безусый, может, сойдешь с коня и на четырки встанешь? Рюбен тебе два пистоля заплатит...
- С дороги, мерзавцы! - воскликнул д'Артаньян, в котором все кипело гневом. - Или, клянусь богом...
Он замолчал, подавив неудержимый гнев, и всмотрелся в самого дальнего землекопа, показавшегося ему смутно знакомым: исполинского роста, как ни старается сгорбиться, прячет лицо, но...
- Вперед, де Вард, вперед! - отчаянно закричал д'Артаньян, пришпорив жеребчика так, что тот, фыркая, прямо-таки прыгнул вперед, сшибив грудью землекопа, с оханьем улетевшего спиной вперед в глубокую яму. - Это Портос, Портос! Засада!
Землекоп исполинского роста резко выпрямился, отшвырнув лопату, запустил руку за ворот грубой рубахи - и прямо перед грудью коня д'Артаньяна шумно прожужжала пистолетная пуля.
- Вперед, вперед! Засада!
Краем глаза д'Артаньян видел, как мнимые землекопы, отступив к канаве, вытаскивают оттуда мушкеты, ожесточенно, с исказившимися лицами раздувая тлеющие фитили...
Всадники рванулись вперед, сшибив неосторожного, не успевшего убраться с раскисшей дороги, мелькнуло перекошенное от ужаса лицо, копыта жеребчика звучно стукнули во что-то мягкое - но гвардейцы уже вырвались из низины.
Вслед им загремели выстрелы, зажужжали пули, с тугим фырчаньем рассекая воздух, - и д'Артаньян отметил почти инстинктивно, что их жужжанье все время слышалось по обеим сторонам и ниже, на уровне колен или пояса... "Они стреляют по лошадям, - сообразил гасконец, давая коню шпоры. - Исключительно по лошадям, мы им нужны живые..."
Повернув голову, он убедился, что маленький отряд не понес урона: все трое спутников, растянувшись вереницей, скакали следом. Далеко в стороне пропела в качестве последнего привета пуля - пущенная уже наобум, в белый свет...
- Сворачивайте налево, д'Артаньян, налево! - послышался сзади крик де Варда. - Поскачем проселочной дорогой! Налево!
Д'Артаньян последовал совету, и кавалькада свернула на узкую и петлястую, немощеную дорогу, извивавшуюся среди полей и чахлых яблочных рощиц. Черный жеребец де Варда обошел его коня на два корпуса...
И рухнул на всем скаку, перевернувшись через голову, словно пораженный ударом невидимой молнии. Всадник, успевший высунуть ноги из стремян, покатился в пыли.
Д'Артаньян молниеносно поворотил коня, натянув поводья так, что жеребчик взмыл на задних ногах, молотя передними в воздухе. Присмотрелся к лежавшему неподвижно коню - и охнул. По черной шкуре, мешаясь с обильной пеной и окрашивая ее в розовый цвет, ползла широкая темная струя.
Скакуна все же поразила пуля, единственная меткая из всех, - но благородное животное сумело прежним аллюром проскакать еще не менее лье, прежде чем испустило дух, умерев на скаку...
- Граф, как вы? - вскричал д'Артаньян.
Де Вард, перепачканный пылью с ног до головы, пошевелил руками и ногами, попытался сесть. Страдальчески морщась, отозвался:
- Похоже, я себе ничего не сломал. Но грянулся оземь здорово, все тело - как чужое...
- Я вам сейчас помогу...
- Нет! - вскричал граф так, что шарахнулись лошади. - Со мной ничего серьезного, отлежусь и отдышусь! Вперед, д'Артаньян, вперед! Галопом в Париж, вы теперь наша единственная надежда... Живо!
Не было времени на проявление дружеских чувств и заботу о пострадавшем. Признавая правоту де Варда целиком и полностью, д'Артаньян лишь крикнул Любеку, чтобы тот оставался с хозяином, и пришпорил коня. Поредевший отряд, состоявший лишь из гасконца и его верного слуги, галопом мчался проселками, окончательно перестав щадить коней.
- Сударь! - прокричал Планше. - Моя лошадь вот-вот рухнет!
Д'Артаньян и сам видел, что верный малый отстает все больше, - но и его жеребчик, взмыленный и выбившийся из сил, все чаще засекался, сбиваясь с аллюра, пошатываясь под седоком...
- Вперед, Планше, вперед! - прокричал д'Артаньян, работая хлыстом и шпорами. - Мы совсем недалеко от Бове! Там раздобудем новых! Нельзя щадить лошадей там, где людей не щадят...
Беда настигла их, когда первые домики Бове уже виднелись на горизонте. Конь д'Артаньяна вдруг содрогнулся под ним, отчаянная судорога прошла по всему его телу. Сообразив, что это означает, гасконец успел выдернуть носки ботфортов из стремян и, перекинув правую ногу через седло, спрыгнул на дорогу. Его конь рухнул, как стоял. Он был мертв.
- Не уберег... - пробормотал д'Артаньян печально. - Ничего, они мне и за тебя заплатят...
Оглянулся. Планше приближался к нему с мушкетом на плече, прихрамывая и потирая бок, - а за ним виднелась его неподвижная лошадь, вытянувшаяся на обочине проселочной дороги. Небо было безоблачным и синим, ярко светило солнце, и в роще беззаботно щебетали какие-то птахи. Чувства д'Артаньяна, столь неожиданно перешедшего в пехоту, трудно поддавались описанию.
- Вперед, Планше! - прохрипел он, выплюнув сгусток пыли и откашливаясь. - Вон там уже Бове... С этой стороны нас не ждут и вряд ли устроят тут засаду...
- Будем покупать лошадей, сударь?
- Если продажные подвернутся быстро, - сказал д'Артаньян, оскалившись в хищной усмешке. - А если первым делом подвернутся какие-то другие, лишь бы выглядели свежими, мы их возьмем...
- Как?
- Решительно, - сказал д'Артаньян. - Со всей решимостью, Планше, ты меня понял? Пусть даже для этого придется продырявить парочку голов или запалить городишко с четырех концов...
Планше вздохнул:
- Вот не думал, что придется стать конокрадом...
- Мы не конокрады, Планше, - внушительно сказал д'Артаньян, размашисто шагая по пыльной дороге. - Нас ведет благородная цель, и мы на службе его высокопреосвященства. Слышал я, иезуиты говорят, что цель оправдывает средства... может, они иногда и правы...
Войдя в Бове, они не спеша двинулись по улице, оглядываясь во все стороны в поисках желаемого, - запыленные, грязные, оба без шляп, только глаза сверкали на превратившихся в маски лицах. Встречные на них откровенно косились, но с расспросами приставать не спешили - на поясе д'Артаньяна висела длинная шпага, за поясом торчали два пистолета, а Планше мужественно волок на плече мушкет...
Внезапно гасконец остановился, подняв голову и раздувая ноздри, как почуявшая дичь гончая. Слева, у гостиницы под названием "Дикая роза", выстроилось в ряд у коновязи не менее двух дюжин лошадей, и две из них были определенно хороши: сытые на вид, отдохнувшие, пребывавшие на отдыхе, пожалуй что, со вчерашнего дня... Судя по седлам и сбруе, их владельцы были людьми благородными и отнюдь не бедными, а судя по самим коням, хозяева понимали в них толк...
- Вот оно, Планше, - сказал д'Артаньян, не раздумывая. - Я беру гнедого, а ты - каурую. И быстренько, забудь про хорошие манеры и французские законы!
Подавая пример, он проворно отвязал поводья и одним движением взлетел в седло. Почуявший чужого, конь заартачился было, но гасконец с ходу его усмирил. Планше, вздыхая и крутя головой, полез на каурую, тоже довольно проворно.
- Эй, эй! - завопили рядом. - С ума вы, что ли, сошли? Это же кони графа...
К ним, размахивая руками и строя страшные рожи, бежал конопатый малый, судя по виду, слуга из богатого дома. Д'Артаньян, выхватив пистолеты, проворно взял его на прицел и воскликнул:
- Передай господину графу: пусть придет за деньгами в Пале-Кардиналь!
- Стойте! Эй, вы! - Малый остановился на почтительном расстоянии, все еще не теряя надежды как-то воспрепятствовать столь бесцеремонному изъятию хозяйского четвероногого добра. - Вас повесят, мошенники вы этакие!
- Всех нас когда-нибудь повесят! - прокричал д'Артаньян, сунув один пистолет за пояс и перехватывая свободной рукой поводья. - Быть может, тебя первого!
Он еще раз хотел напомнить, чтобы не забыл передать неизвестному графу явиться за возмещением убытков в Пале-Кардиналь, но подумал, что поступает неосмотрительно, оставляя столь явный след для погони, которая, быть может, уже неслась по пятам. И, пожалев о своей откровенности, дал коню шпоры.
Лакей еще долго бежал следом, что-то вопя, но отдохнувшие лошади рванули вперед со всем пылом. Кто-то с вилами наперевес попытался было заступить им дорогу, однако д'Артаньян выразительно поднял пистолет, и добровольный помощник закона шарахнулся, спрятался за высокую бочку. Гасконец не стал тратить пулю - два всадника пронеслись мимо и очень быстро оставили Бове далеко позади.
- Дыра, конечно, редкостная, - пробормотал д'Артаньян себе под нос, шпоря гнедого. - Но кони тут хороши, надо будет запомнить...
По-прежнему двигаясь проселками, они устремились прямиком в Шантильи - если только применимо слово "прямиком" к их пути, вынужденному подчиняться не экономии времени, а фантазии тех, кто когда-то для собственного удобства прокладывал эти стежки, прихотливо петлявшие, словно опившийся уиски лондонец по пути домой из трактира. Хорошо еще, что опытный охотник д'Артаньян сызмальства умел держать направление по солнцу, сейчас это пригодилось как нельзя лучше. Конечно, приходилось делать ненужные крюки - двигаться совсем уж без дорог, полями и лесами, было опасно, можно заплутать не на шутку, и солнце тут не поможет - но все же они довольно быстро приближались к желанной цели.
- Кажется, мы выигрываем, сударь... - пропыхтел Планше с довольным видом скакавший голова в голову с хозяином. - Вот уж никогда не думал, что, буду ехать на отличной такой, господской кобылке... Как идет! Таз с водой на спину поставь - не расплескает!
- Вот видишь, а тебе претило конокрадство! - фыркнул д'Артаньян. - Есть в нем, друг Планше, свои светлые стороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41