Филипп Петрович потом замучился ее убивать, он в нее стрелял-стрелял, а она встала и пошла, и даже когда мы ее сожгли – не помогло.
Лиза подумала, что я послана врагами Леонарда, и хотела меня убить, но тут появился Люциус, который вроде бы ангел, которого поставили присматривать за Землей, чтобы разные расы ее не разнесли в клочья. Люциус знал, что я была с Денисом Андерсоном, и запретил Лизе меня убивать, хотя что там на самом деле у Люциуса в голове – никто не знает. Зато сам он то и дело забирается людям в мозги и начинает там действовать на нервы. Поэтому я и сомневаюсь, что он настоящий ангел, наверное, все-таки ангелы так себя не ведут, хотя Локстер еще хуже, а про него тоже говорят, что он ангел, только уже совсем опустившийся.
Потом меня отвезли в дом, где были другие люди Леонарда, в том числе Покровский, Лиза, Сахнович, Локстер и еще много других. Фонд «Новое будущее», короче говоря. Они придумали, как можно меня использовать, только сначала они мне запустили под кожу такого червяка, который ест память, и он довольно много у меня ее сожрал, так что тогда я забыла про Дениса, и про горгон, и про остальное.
А Леонарду нужен был для его опытов Иннокентий, еще один бессмертный, а он сидел в подвале у бизнесмена Михаила Гарджели, а у Гарджели с Леонардом были какие-то старые счеты. Тогда они сделали так, чтобы я встретилась с Михаилом Гарджели, а тому показалось, что я очень похожа на его покойную жену. На самом деле не очень-то я и похожа, но Леонард устроил что-то типа заклинания или еще какой-то фигни, чтобы Михаил Гарджели на это повелся.
Все сработало, и Гарджели привез меня к себе домой и даже хотел на мне жениться, а я тоже, наверное, была под каким-то заклятием, потому что мне было абсолютно все равно, а может быть, мне все это даже и нравилось. Хотя, скорее всего, это было из-за червяка, который сидел у меня в шее.
Потом мне сказали взять у Гарджели ключ и спуститься в подвал, где сидит Иннокентий, который тогда был древним стариком, но все равно смог запудрить мне мозги, и так получилось, что я его освободила. Мы убежали из дома Гарджели, а Михаил хотел нас остановить и погиб. Я плохо помню ту ночь, а Покровский все валит на Леонарда, так что точнее ничего сказать не могу.
Иннокентий перескочил в новое тело, и Леонард посадил его под замок, чтобы потом вскрыть его и посмотреть, как он устроен, только Иннокентию это совсем не нравилось, и однажды ночью он перебил всю охрану и убежал. Я тоже тогда убежала и наткнулась на Филиппа Петровича, который, оказывается, уже давно меня искал, то есть на самом деле он искал Дениса Андерсона, а я была ему нужна как источник информации. Но когда он меня нашел, то оказалось что я – фиговый источник информации, потому что у меня в шее сидит червяк.
Когда червяка вытащили, я вспомнила про Дениса Андерсона, но тут за нами погнались сначала болотные твари, потом гномы, потом еще кто-то, и все потому, что у Михаила Гарджели остался младший брат Давид, и он считал, что это я виновата в смерти Михаила, хотя на самом деле я совсем не виновата. В конце концов Филипп Петрович чуть не умер, но нас нашел его начальник Смайли, гном, который командует службой безопасности у короля Утера, отца Дениса. Я рассказала Смайли все, что вспомнила, но времени уже прошло много, и когда мы поехали в ресторан «Три сестры», там уже никого не было. То есть там много чего было, а не было горгон и Дениса Андерсона. Я там увидела сад, где были каменные люди, которых каменными сделали горгоны. И потом появился Люциус, который передал послание королю Утеру от горгон. Мы взяли это послание и поехали в Лионею».
Изливать душу на дисплей ноутбука оказалось сродни школьному забегу на стометровку – вроде бы и пробежала всего ничего, а уже задохнулась. Настя отодвинула компьютер. Пальцы с непривычки болели. Фраза: «Мы взяли это послание и поехали в Лионею», звучала так же обыденно, как: «Мы взяли собаку Тузика и поехали на дачу». С другой стороны, вспоминая о «Трех сестрах» и письме горгон, Настя оставалась столь же спокойна, как если бы речь и вправду шла о поездке с Тузиком на дачу. Все уже случилось, зачем волноваться? Ее больше занимал вопрос, можно ли употреблять в мемуарах слово «фиговый».
Она с некоторым разочарованием оценила размер получившегося текста, но решила, что на первый раз хватит. Настя сохранила файл и набрала номер на мобильном телефоне.
– Привет, – сказала она. – Я спускаюсь.
Армандо не удивился.
4
Примерно шестьюдесятью минутами позже она стояла на четвереньках и тяжело дышала. Пот со лба капал на серое в мелкую крапинку покрытие спортивного зала, и мышцы, о существовании которых Настя недавно и не подозревала, теперь заявляли о себе, как коварные сепаратисты, грозящие растащить ноющее Настино тело на части.
Тыльной стороной ладони она вытерла пот и посмотрела на Армандо – снизу вверх и – как она надеялась – без щенячьей мольбы о пощаде в глазах.
Армандо протянул ей руку. Она помотала головой.
– Еще? – уточнил он.
Настя вздохнула, закрыла глаза и сделала это. Может быть, со стороны все выглядело как-то иначе, но у самой Насти при этом было ощущение, что запускаются двигатели грозящего развалиться самолета, у которого давно вышли все возможные сроки эксплуатации.
Она перекувыркнулась вперед и тут же подпрыгнула, целясь правой ногой туда, где минуту назад стоял Армандо. Только теперь он там не стоял.
Дребезжащий самолет безо всякого изящества рухнул вниз.
– Неплохо, – сказал Армандо. За сегодняшнюю тренировку он произнес это слово раз пятьдесят, не меньше. Он говорил это, даже если у Насти ничего не получалось. Вот почему сейчас она действительно хотела врезать ему ногой в грудь.
– Если это называется неплохо, – спросила Настя, лежа на полу, – почему ты не валяешься без сознания после моего сокрушительного удара?
Армандо сделал странный жест рукой.
– Нос? Зачем ты показываешь на свой нос? Я не попала тебе по носу, неправда.
– Лицо, – сказал Армандо.
– И по лицу не попала.
– Твое лицо.
– Что еще такое с моим лицом? – Настя поспешно ощупала лоб, щеки, подбородок. Все вроде было на месте.
– На нем все написано.
– То есть?
– Ты сначала думаешь, ударить или не ударить. Пока ты думаешь, я могу или отойти, или ударить сам.
Это была очень длинная для Армандо фраза, и Настя подумала, что она, наверное, совсем достала своего телохранителя.
– Твои предложения? – спросила она, садясь на корточки.
– Не думать.
– Прекрасная идея, – она поднялась с пола. – Это так по-мужски, отключить мозги и махать кулаками…
– Включить инстинкты, – подправил Армандо. – Пусть думает тело, пусть…
Он перехватил летящую к нему Настину ногу за щиколотку и слегка дернул в сторону, девушка не удержалась на одной ноге и грохнулась наземь. Снова.
– Примерно так, – невозмутимо продолжал Армандо. – Только еще быстрее, еще сильнее и… Ай!
Упав на бок, Настя тут же махнула ногой по широкой дуге и задела колено Армандо.
– Извини, я не хо… – она запнулась. – То есть именно этого я и хотела.
– Значит, ты не безнадежна, – ответил Армандо. – Быстрее, сильнее и… Без остановок. Ты не должна останавливаться, пока твой враг не будет мертв. Договорились?
Она молча кивнула.
Не останавливайся, пока твой враг не будет мертв. Неплохая мысль, не очень оригинальная, но тем не менее… Дело в том, что сначала нужно точно выяснить, кто же твой враг. У нас в Лионее с этим проблемы.
Ничего, надеюсь, что вскоре станет проще. Значительно проще.
– Меч? – спросил Армандо.
Настя опять кивнула.
– Дай мне пять минут, – попросила она. – Через пять минут…
Армандо терпеливо ждет. Настя смотрит на него снизу вверх, Армандо воспринимает это как сигнал к продолжению тренировки и тянется за шлемом, но Настя знаком останавливает его – пять минут на отдых еще не истекли.
В зале работает кондиционер, но запах мужского пота словно впитался в стены и пол; запах, кричащий одновременно о силе и об уязвимости. Это наводит Настю на очевидный вопрос:
– Денис?
– Да, – говорит Армандо. – Видел его вчера.
– Пришел в форму?
– В основном.
– Ты с ним занимаешься?
– Нет, у него свой тренер.
Само собой разумеется. У наследника лионейского престола должен быть личный тренер.
А вот другой вопрос, не столь однозначный: это нормально, когда невеста узнает о жизни жениха через третьих лиц?
Ответ…
Господи, это же Денис Андерсон. С ним всегда все было ненормально. Он сам это знает, Настя это знает, король Утер это знает, Смайли это знает.
Армандо? Даже если и знает, то промолчит. Или не промолчит?
– С ним все в порядке? – спрашивает Настя.
Армандо совершенно не удивлен этим вопросом.
– Думаю, что да.
Армандо видит, что Настя ждет каких-то разъяснений, и нехотя продолжает:
– Он ведь снова в Лионее. Со своей семьей. На своем месте.
– Ты думаешь, это одно и то же – быть со своей семьей и быть на своем месте?
Взгляд Армандо сигнализирует, что этот вопрос лежит далеко за пределами его компетенции. Он молча протягивает Насте шлем.
– Пять минут истекли.
Она не спорит.
5
«Мы взяли это послание и поехали в Лионею. Когда король Утер, отец Дениса, вскрыл письмо, то прочитал, что его сын находится у горгон и они хотят меняться. Они просили денег, и самолет, и еще что-то, но главное, они хотели, чтобы им выдали убийцу их сестры, той горгоны, которой я отрубила голову в „Трех сестрах“. То есть они хотели, чтобы Утер выдал им меня. Забавно, что…»
Она перестала печатать и посмотрела на дисплей. Забавно. Должно быть, время и в самом деле лечит, если в ее рассказ смогло пробраться это слово. Забавно. Снести голову существу, у которого из головы растут змеи, причем сделать это быстро, иначе змеи прогрызут щеки твоему парню, которого зовут Денис Андерсон и который в эти мгновения выглядит совсем не по-геройски и совсем не как принц на белом коне… Да, забавно.
«…на самом-то деле горгону убила не совсем я, ее убил тот самый меч, который Денис то ли купил, то ли выменял у „антикваров“. Я просто держала его за рукоять и направляла в нужную сторону. Стоило мечу попробовать крови, и его уже было не остановить, он рубил и рубил, пока у горгоны не отвалилась голова. Как мне потом объяснили, такие мечи называются „демоновы пиявки“. Меч тогда остался у Дениса, а значит, вместе с Денисом и попал к горгонам, так что если подумать, то настоящий убийца их сестры уже находился у горгон в руках, и можно было особо не суетиться. Жалко, тогда мне это не пришло в голову, а даже если бы и пришло, как бы я стала объяснять это горгонам? Они ведь попрятались в лесах и на переговоры приезжать не собирались.
Так вот, когда я узнала, что написано в письме, я, конечно, напугалась, потому что подумала – сейчас меня сунут в мешок и отправят к горгонам. В конце концов, кто я и кто Денис Андерсон? На месте короля Утера я бы отдала за Дениса три ящика таких, как я, только ведь король Утер думал по-другому….»
А может быть, и нет. Кто знает, что на самом деле думал король Утер? Глупый вопрос. Кто знает? Король Утер и знает. Только не скажет, ведь теперь уже неважно, что он тогда думал. Все случилось так, как случилось…
Нет, если она будет все время отвлекаться, то никогда не закончит свое сочинение. Мысли короля Утера пусть остаются у него в голове, и если король Утер захочет, то может продиктовать своему секретарю собственную версию событий. Настя же будет писать свою, будет, даже если глаза слипаются и пальцы бьют по клавиатуре наугад…
«Смайли сказал мне, что бояться не стоит и что никто меня обменивать на Дениса не собирается. Но я все равно боялась и не верила им. Во-первых, меня невзлюбила сестра Дениса, Амбер Андерсон, которая подозревала меня во всех смертных грехах, а конкретно – в желании забраться на лионейский престол, отпихнув бедную несчастную Амбер. Я, конечно, ее понимаю – понаехали тут всякие без лионейской прописки, но она сама слишком уж часто показывала свои зубы, а у меня и без нее забот хватало. Во-вторых, я случайно наткнулась на Давида Гарджели, и тогда выяснилось, что он больше не горит желанием стереть меня в порошок или устроить еще что-то в таком духе. Просто Андерсоны с ним договорились, пообещали, что вернут ему Иннокентия. И я подумала – ничего себе, как они запросто разбрасываются бессмертными! Причем без серьезных на то причин, ведь кто такой был Давид Гарджели – потомок старого рода волшебников? Но сам-то он никаким волшебником не был, так, остаток былой роскоши. И все равно Андерсоны не хотели с ним ссориться, взяли и подарили ему Иннокентия. А раз так, то, чтобы вытащить наследника престола… В общем, я решила, что мне нужно уносить ноги из Лионеи. Я пошла к Иннокентию, сообщила ему новости и попросила, чтобы он помог и мне тоже выбраться из Лионеи.
Так мы оказались в Праге. Сразу должна разъяснить, что между мной и этим…»
Стоп, стоп. О мертвых либо хорошо, либо ничего. И хотя в смерть Иннокентия Настя не особенно верила, но время шло, и никаких новых известий не появлялось. Иннокентий если и не умер, то как будто исчез с лица земли; вполне возможно, что он сгинул в каком-нибудь темном подземелье, а это вполне могло сойти за очередную маленькую гибель в долгой карьере Иннокентия. Так что приходилось все серьезнее относиться к брошенным на ходу словам Лизы: «Я его убила…»
Настя убрала слово «этим».
«Сразу должна разъяснить, что между мной и Иннокентием никогда не было…»
Чего не было? Настя растрепала волосы и постучала себя по лбу, пытаясь активизировать умственную активность. Как бы тут правильно выразиться? Вот ведь какая морока с этими мемуарами! Если бы это был обычный треп с Монаховой, сгодилось бы: «Да не спала я с ним, ты что, дура, что ли?!» Вряд ли подобный стиль подходил к «Подлинной истории А. Колесниковой», сочинению, место которому наверняка найдется на полках королевской библиотеки.
«…не было сексуальных отношений».
Это пахло судебной медициной.
«…не было близких отношений».
Вообще-то они вместе пробирались две недели из Лионеи в Прагу, а потом жили в одной квартире в странном доме-убежище, и все это время вроде как заботились друг о друге. А потом Иннокентий спас Настю на старом еврейском кладбище, принял в себя предназначенные ей пули. Сказать после этого, что их отношения не были близкими – все равно, что плюнуть на могилу Иннокентия, пусть даже эта могила и находилась исключительно в Настином воображении.
«Иннокентий был мне как старший брат…»
Да, именно, братец, постарше на пару тысяч лет, регулярно перескакивавший из одного тела в другое и тихо ненавидевший весь женский пол, потому что ни одна из сотен – или тысяч? – женщин, с которыми у него были действительно близкие отношения, не смогла родить ему ребенка. То есть вроде бы Лиза смогла. Ну, так ведь Лиза и не женщина, а потом она убила этого ребенка, а через пару веков добралась все-таки и до Иннокентия.
– Знаете что? – обратилась Настя к невидимым потенциальным читателям ее сочинения. – Какое вам дело, было у меня что-то с Иннокентием или не было? Книга совсем не про это.
«Так мы оказались в Праге, и там мы с Иннокентием должны были разбежаться, только сначала он хотел забрать старый долг у одного чело…»
Опять двадцать пять. В Лионее не стоило разбрасываться словом «человек» направо и налево – чревато обидами, а то и дипломатическим скандалом. Но и фраза «забрать старый долг у одного демона» не годилась, ибо согласно официальной лионейской истории раса демонов вымерла лет пятьсот назад. Как мамонты. Между тем должник Иннокентия Альфред Пражский считал себя демоном и ни на какие другие варианты категорически не соглашался.
«…у одного старого знакомого. Но когда мы пришли к этому знакомому, то оказалось, что его похитили какие-то бандиты, то есть на самом деле это были не бандиты, а люди Леонарда, и в том числе майор Покровский. Леонард знал, что у Альфреда имеется хорошая коллекция всяких древностей, в том числе останки разных странных существ, и он хотел, чтобы Альфред отдал эту коллекцию, но Альфред упирался. Тогда они его посадили в пустую могилу на кладбище и стали ждать, пока он одумается.
Покровского я случайно встретила на улице, и он сказал, что его уже тошнит от Леонарда и его уродов, а потому он хочет свалить куда-нибудь в безопасное место. Я сказала, что Лионея – вполне безопасное место, и там его Леонард не достанет, но сначала он должен отдать нам Альфреда. Покровский согласился, и мы пошли на кладбище, где нас ждала засада и где нас чуть всех не поубивали, если бы…»
Тут стоило написать: «Если бы я, Настя Колесникова, не была такой дурой».
Но это опять-таки была лексика, достойная полночных посиделок с Монаховой, поэтому на дисплее возникло: «Однако события приняли непредвиденный оборот».
Настя поставила точку и улыбнулась, приятно удивленная изящным словосплетением, соскользнувшим с кончиков ее пальцев на черные клавиши ноутбука в половине третьего ночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Лиза подумала, что я послана врагами Леонарда, и хотела меня убить, но тут появился Люциус, который вроде бы ангел, которого поставили присматривать за Землей, чтобы разные расы ее не разнесли в клочья. Люциус знал, что я была с Денисом Андерсоном, и запретил Лизе меня убивать, хотя что там на самом деле у Люциуса в голове – никто не знает. Зато сам он то и дело забирается людям в мозги и начинает там действовать на нервы. Поэтому я и сомневаюсь, что он настоящий ангел, наверное, все-таки ангелы так себя не ведут, хотя Локстер еще хуже, а про него тоже говорят, что он ангел, только уже совсем опустившийся.
Потом меня отвезли в дом, где были другие люди Леонарда, в том числе Покровский, Лиза, Сахнович, Локстер и еще много других. Фонд «Новое будущее», короче говоря. Они придумали, как можно меня использовать, только сначала они мне запустили под кожу такого червяка, который ест память, и он довольно много у меня ее сожрал, так что тогда я забыла про Дениса, и про горгон, и про остальное.
А Леонарду нужен был для его опытов Иннокентий, еще один бессмертный, а он сидел в подвале у бизнесмена Михаила Гарджели, а у Гарджели с Леонардом были какие-то старые счеты. Тогда они сделали так, чтобы я встретилась с Михаилом Гарджели, а тому показалось, что я очень похожа на его покойную жену. На самом деле не очень-то я и похожа, но Леонард устроил что-то типа заклинания или еще какой-то фигни, чтобы Михаил Гарджели на это повелся.
Все сработало, и Гарджели привез меня к себе домой и даже хотел на мне жениться, а я тоже, наверное, была под каким-то заклятием, потому что мне было абсолютно все равно, а может быть, мне все это даже и нравилось. Хотя, скорее всего, это было из-за червяка, который сидел у меня в шее.
Потом мне сказали взять у Гарджели ключ и спуститься в подвал, где сидит Иннокентий, который тогда был древним стариком, но все равно смог запудрить мне мозги, и так получилось, что я его освободила. Мы убежали из дома Гарджели, а Михаил хотел нас остановить и погиб. Я плохо помню ту ночь, а Покровский все валит на Леонарда, так что точнее ничего сказать не могу.
Иннокентий перескочил в новое тело, и Леонард посадил его под замок, чтобы потом вскрыть его и посмотреть, как он устроен, только Иннокентию это совсем не нравилось, и однажды ночью он перебил всю охрану и убежал. Я тоже тогда убежала и наткнулась на Филиппа Петровича, который, оказывается, уже давно меня искал, то есть на самом деле он искал Дениса Андерсона, а я была ему нужна как источник информации. Но когда он меня нашел, то оказалось что я – фиговый источник информации, потому что у меня в шее сидит червяк.
Когда червяка вытащили, я вспомнила про Дениса Андерсона, но тут за нами погнались сначала болотные твари, потом гномы, потом еще кто-то, и все потому, что у Михаила Гарджели остался младший брат Давид, и он считал, что это я виновата в смерти Михаила, хотя на самом деле я совсем не виновата. В конце концов Филипп Петрович чуть не умер, но нас нашел его начальник Смайли, гном, который командует службой безопасности у короля Утера, отца Дениса. Я рассказала Смайли все, что вспомнила, но времени уже прошло много, и когда мы поехали в ресторан «Три сестры», там уже никого не было. То есть там много чего было, а не было горгон и Дениса Андерсона. Я там увидела сад, где были каменные люди, которых каменными сделали горгоны. И потом появился Люциус, который передал послание королю Утеру от горгон. Мы взяли это послание и поехали в Лионею».
Изливать душу на дисплей ноутбука оказалось сродни школьному забегу на стометровку – вроде бы и пробежала всего ничего, а уже задохнулась. Настя отодвинула компьютер. Пальцы с непривычки болели. Фраза: «Мы взяли это послание и поехали в Лионею», звучала так же обыденно, как: «Мы взяли собаку Тузика и поехали на дачу». С другой стороны, вспоминая о «Трех сестрах» и письме горгон, Настя оставалась столь же спокойна, как если бы речь и вправду шла о поездке с Тузиком на дачу. Все уже случилось, зачем волноваться? Ее больше занимал вопрос, можно ли употреблять в мемуарах слово «фиговый».
Она с некоторым разочарованием оценила размер получившегося текста, но решила, что на первый раз хватит. Настя сохранила файл и набрала номер на мобильном телефоне.
– Привет, – сказала она. – Я спускаюсь.
Армандо не удивился.
4
Примерно шестьюдесятью минутами позже она стояла на четвереньках и тяжело дышала. Пот со лба капал на серое в мелкую крапинку покрытие спортивного зала, и мышцы, о существовании которых Настя недавно и не подозревала, теперь заявляли о себе, как коварные сепаратисты, грозящие растащить ноющее Настино тело на части.
Тыльной стороной ладони она вытерла пот и посмотрела на Армандо – снизу вверх и – как она надеялась – без щенячьей мольбы о пощаде в глазах.
Армандо протянул ей руку. Она помотала головой.
– Еще? – уточнил он.
Настя вздохнула, закрыла глаза и сделала это. Может быть, со стороны все выглядело как-то иначе, но у самой Насти при этом было ощущение, что запускаются двигатели грозящего развалиться самолета, у которого давно вышли все возможные сроки эксплуатации.
Она перекувыркнулась вперед и тут же подпрыгнула, целясь правой ногой туда, где минуту назад стоял Армандо. Только теперь он там не стоял.
Дребезжащий самолет безо всякого изящества рухнул вниз.
– Неплохо, – сказал Армандо. За сегодняшнюю тренировку он произнес это слово раз пятьдесят, не меньше. Он говорил это, даже если у Насти ничего не получалось. Вот почему сейчас она действительно хотела врезать ему ногой в грудь.
– Если это называется неплохо, – спросила Настя, лежа на полу, – почему ты не валяешься без сознания после моего сокрушительного удара?
Армандо сделал странный жест рукой.
– Нос? Зачем ты показываешь на свой нос? Я не попала тебе по носу, неправда.
– Лицо, – сказал Армандо.
– И по лицу не попала.
– Твое лицо.
– Что еще такое с моим лицом? – Настя поспешно ощупала лоб, щеки, подбородок. Все вроде было на месте.
– На нем все написано.
– То есть?
– Ты сначала думаешь, ударить или не ударить. Пока ты думаешь, я могу или отойти, или ударить сам.
Это была очень длинная для Армандо фраза, и Настя подумала, что она, наверное, совсем достала своего телохранителя.
– Твои предложения? – спросила она, садясь на корточки.
– Не думать.
– Прекрасная идея, – она поднялась с пола. – Это так по-мужски, отключить мозги и махать кулаками…
– Включить инстинкты, – подправил Армандо. – Пусть думает тело, пусть…
Он перехватил летящую к нему Настину ногу за щиколотку и слегка дернул в сторону, девушка не удержалась на одной ноге и грохнулась наземь. Снова.
– Примерно так, – невозмутимо продолжал Армандо. – Только еще быстрее, еще сильнее и… Ай!
Упав на бок, Настя тут же махнула ногой по широкой дуге и задела колено Армандо.
– Извини, я не хо… – она запнулась. – То есть именно этого я и хотела.
– Значит, ты не безнадежна, – ответил Армандо. – Быстрее, сильнее и… Без остановок. Ты не должна останавливаться, пока твой враг не будет мертв. Договорились?
Она молча кивнула.
Не останавливайся, пока твой враг не будет мертв. Неплохая мысль, не очень оригинальная, но тем не менее… Дело в том, что сначала нужно точно выяснить, кто же твой враг. У нас в Лионее с этим проблемы.
Ничего, надеюсь, что вскоре станет проще. Значительно проще.
– Меч? – спросил Армандо.
Настя опять кивнула.
– Дай мне пять минут, – попросила она. – Через пять минут…
Армандо терпеливо ждет. Настя смотрит на него снизу вверх, Армандо воспринимает это как сигнал к продолжению тренировки и тянется за шлемом, но Настя знаком останавливает его – пять минут на отдых еще не истекли.
В зале работает кондиционер, но запах мужского пота словно впитался в стены и пол; запах, кричащий одновременно о силе и об уязвимости. Это наводит Настю на очевидный вопрос:
– Денис?
– Да, – говорит Армандо. – Видел его вчера.
– Пришел в форму?
– В основном.
– Ты с ним занимаешься?
– Нет, у него свой тренер.
Само собой разумеется. У наследника лионейского престола должен быть личный тренер.
А вот другой вопрос, не столь однозначный: это нормально, когда невеста узнает о жизни жениха через третьих лиц?
Ответ…
Господи, это же Денис Андерсон. С ним всегда все было ненормально. Он сам это знает, Настя это знает, король Утер это знает, Смайли это знает.
Армандо? Даже если и знает, то промолчит. Или не промолчит?
– С ним все в порядке? – спрашивает Настя.
Армандо совершенно не удивлен этим вопросом.
– Думаю, что да.
Армандо видит, что Настя ждет каких-то разъяснений, и нехотя продолжает:
– Он ведь снова в Лионее. Со своей семьей. На своем месте.
– Ты думаешь, это одно и то же – быть со своей семьей и быть на своем месте?
Взгляд Армандо сигнализирует, что этот вопрос лежит далеко за пределами его компетенции. Он молча протягивает Насте шлем.
– Пять минут истекли.
Она не спорит.
5
«Мы взяли это послание и поехали в Лионею. Когда король Утер, отец Дениса, вскрыл письмо, то прочитал, что его сын находится у горгон и они хотят меняться. Они просили денег, и самолет, и еще что-то, но главное, они хотели, чтобы им выдали убийцу их сестры, той горгоны, которой я отрубила голову в „Трех сестрах“. То есть они хотели, чтобы Утер выдал им меня. Забавно, что…»
Она перестала печатать и посмотрела на дисплей. Забавно. Должно быть, время и в самом деле лечит, если в ее рассказ смогло пробраться это слово. Забавно. Снести голову существу, у которого из головы растут змеи, причем сделать это быстро, иначе змеи прогрызут щеки твоему парню, которого зовут Денис Андерсон и который в эти мгновения выглядит совсем не по-геройски и совсем не как принц на белом коне… Да, забавно.
«…на самом-то деле горгону убила не совсем я, ее убил тот самый меч, который Денис то ли купил, то ли выменял у „антикваров“. Я просто держала его за рукоять и направляла в нужную сторону. Стоило мечу попробовать крови, и его уже было не остановить, он рубил и рубил, пока у горгоны не отвалилась голова. Как мне потом объяснили, такие мечи называются „демоновы пиявки“. Меч тогда остался у Дениса, а значит, вместе с Денисом и попал к горгонам, так что если подумать, то настоящий убийца их сестры уже находился у горгон в руках, и можно было особо не суетиться. Жалко, тогда мне это не пришло в голову, а даже если бы и пришло, как бы я стала объяснять это горгонам? Они ведь попрятались в лесах и на переговоры приезжать не собирались.
Так вот, когда я узнала, что написано в письме, я, конечно, напугалась, потому что подумала – сейчас меня сунут в мешок и отправят к горгонам. В конце концов, кто я и кто Денис Андерсон? На месте короля Утера я бы отдала за Дениса три ящика таких, как я, только ведь король Утер думал по-другому….»
А может быть, и нет. Кто знает, что на самом деле думал король Утер? Глупый вопрос. Кто знает? Король Утер и знает. Только не скажет, ведь теперь уже неважно, что он тогда думал. Все случилось так, как случилось…
Нет, если она будет все время отвлекаться, то никогда не закончит свое сочинение. Мысли короля Утера пусть остаются у него в голове, и если король Утер захочет, то может продиктовать своему секретарю собственную версию событий. Настя же будет писать свою, будет, даже если глаза слипаются и пальцы бьют по клавиатуре наугад…
«Смайли сказал мне, что бояться не стоит и что никто меня обменивать на Дениса не собирается. Но я все равно боялась и не верила им. Во-первых, меня невзлюбила сестра Дениса, Амбер Андерсон, которая подозревала меня во всех смертных грехах, а конкретно – в желании забраться на лионейский престол, отпихнув бедную несчастную Амбер. Я, конечно, ее понимаю – понаехали тут всякие без лионейской прописки, но она сама слишком уж часто показывала свои зубы, а у меня и без нее забот хватало. Во-вторых, я случайно наткнулась на Давида Гарджели, и тогда выяснилось, что он больше не горит желанием стереть меня в порошок или устроить еще что-то в таком духе. Просто Андерсоны с ним договорились, пообещали, что вернут ему Иннокентия. И я подумала – ничего себе, как они запросто разбрасываются бессмертными! Причем без серьезных на то причин, ведь кто такой был Давид Гарджели – потомок старого рода волшебников? Но сам-то он никаким волшебником не был, так, остаток былой роскоши. И все равно Андерсоны не хотели с ним ссориться, взяли и подарили ему Иннокентия. А раз так, то, чтобы вытащить наследника престола… В общем, я решила, что мне нужно уносить ноги из Лионеи. Я пошла к Иннокентию, сообщила ему новости и попросила, чтобы он помог и мне тоже выбраться из Лионеи.
Так мы оказались в Праге. Сразу должна разъяснить, что между мной и этим…»
Стоп, стоп. О мертвых либо хорошо, либо ничего. И хотя в смерть Иннокентия Настя не особенно верила, но время шло, и никаких новых известий не появлялось. Иннокентий если и не умер, то как будто исчез с лица земли; вполне возможно, что он сгинул в каком-нибудь темном подземелье, а это вполне могло сойти за очередную маленькую гибель в долгой карьере Иннокентия. Так что приходилось все серьезнее относиться к брошенным на ходу словам Лизы: «Я его убила…»
Настя убрала слово «этим».
«Сразу должна разъяснить, что между мной и Иннокентием никогда не было…»
Чего не было? Настя растрепала волосы и постучала себя по лбу, пытаясь активизировать умственную активность. Как бы тут правильно выразиться? Вот ведь какая морока с этими мемуарами! Если бы это был обычный треп с Монаховой, сгодилось бы: «Да не спала я с ним, ты что, дура, что ли?!» Вряд ли подобный стиль подходил к «Подлинной истории А. Колесниковой», сочинению, место которому наверняка найдется на полках королевской библиотеки.
«…не было сексуальных отношений».
Это пахло судебной медициной.
«…не было близких отношений».
Вообще-то они вместе пробирались две недели из Лионеи в Прагу, а потом жили в одной квартире в странном доме-убежище, и все это время вроде как заботились друг о друге. А потом Иннокентий спас Настю на старом еврейском кладбище, принял в себя предназначенные ей пули. Сказать после этого, что их отношения не были близкими – все равно, что плюнуть на могилу Иннокентия, пусть даже эта могила и находилась исключительно в Настином воображении.
«Иннокентий был мне как старший брат…»
Да, именно, братец, постарше на пару тысяч лет, регулярно перескакивавший из одного тела в другое и тихо ненавидевший весь женский пол, потому что ни одна из сотен – или тысяч? – женщин, с которыми у него были действительно близкие отношения, не смогла родить ему ребенка. То есть вроде бы Лиза смогла. Ну, так ведь Лиза и не женщина, а потом она убила этого ребенка, а через пару веков добралась все-таки и до Иннокентия.
– Знаете что? – обратилась Настя к невидимым потенциальным читателям ее сочинения. – Какое вам дело, было у меня что-то с Иннокентием или не было? Книга совсем не про это.
«Так мы оказались в Праге, и там мы с Иннокентием должны были разбежаться, только сначала он хотел забрать старый долг у одного чело…»
Опять двадцать пять. В Лионее не стоило разбрасываться словом «человек» направо и налево – чревато обидами, а то и дипломатическим скандалом. Но и фраза «забрать старый долг у одного демона» не годилась, ибо согласно официальной лионейской истории раса демонов вымерла лет пятьсот назад. Как мамонты. Между тем должник Иннокентия Альфред Пражский считал себя демоном и ни на какие другие варианты категорически не соглашался.
«…у одного старого знакомого. Но когда мы пришли к этому знакомому, то оказалось, что его похитили какие-то бандиты, то есть на самом деле это были не бандиты, а люди Леонарда, и в том числе майор Покровский. Леонард знал, что у Альфреда имеется хорошая коллекция всяких древностей, в том числе останки разных странных существ, и он хотел, чтобы Альфред отдал эту коллекцию, но Альфред упирался. Тогда они его посадили в пустую могилу на кладбище и стали ждать, пока он одумается.
Покровского я случайно встретила на улице, и он сказал, что его уже тошнит от Леонарда и его уродов, а потому он хочет свалить куда-нибудь в безопасное место. Я сказала, что Лионея – вполне безопасное место, и там его Леонард не достанет, но сначала он должен отдать нам Альфреда. Покровский согласился, и мы пошли на кладбище, где нас ждала засада и где нас чуть всех не поубивали, если бы…»
Тут стоило написать: «Если бы я, Настя Колесникова, не была такой дурой».
Но это опять-таки была лексика, достойная полночных посиделок с Монаховой, поэтому на дисплее возникло: «Однако события приняли непредвиденный оборот».
Настя поставила точку и улыбнулась, приятно удивленная изящным словосплетением, соскользнувшим с кончиков ее пальцев на черные клавиши ноутбука в половине третьего ночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55