Мы тоже тогда убежали, Бернар, вот и весь способ.
– Тогда… Вы ведь не пошлете людей в горы на верную смерть?
– Я пойду с ними сама… А насчет верной смерти мы что-нибудь придумаем.
4
На следующий день они получили подкрепление, ибо продолжать охоту на оголодавшую Елизавету с остатками прежнего отряда было безумием, и не только потому, что из дюжины бойцов осталось лишь половина, двое из которых были ранены. Хуже всего, что страх, словно яд, глубоко пропитал этих людей. Армандо, который с самого начала был противником идеи похода возмездия, также не излучал оптимизма. Настя постоянно чувствовала на себе его взгляд, и в этом взгляде была не только опека, не только заботливый присмотр за непутевой лионейской принцессой; там было еще что-то, что-то недобр…
Настя боялась произнести это слово вслух, потому что, если предположить, будто Армандо смотрит на нее недоброжелательным взглядом, то отсюда следует, что Армандо не желает ей добра, а значит, он желает ей зла…
От таких предположений становилось не по себе, и Настя предпочитала думать, что Армандо всего лишь не одобряет идею охоты на Елизавету, что здесь нет ничего личного. И вообще, нужно выкроить пять минут и объяснить Армандо, почему она должна это сделать, а именно – разобраться с Елизаветой раз и навсегда, а уж как это будет сделано, с песней на устах или с обреченностью во взгляде – не столь важно. Интересно, воспримет ли Армандо следующий аргумент: «Ведь если бы она убила тебя, как, по-твоему, мне следовало бы отсиживаться в Лионее или возглавить операцию возмездия? Армандо? Не слышу ответа».
Подкрепление для операции возмездия прибыло на двух больших черных джипах и микроавтобусе. Выглядело это довольно внушительно, но когда машины остановились, открылись дверцы…
Холод, запустение и нехорошие воспоминания последних дней сами собой сложились в слова:
– Какого черта ты здесь делаешь?!
Возможно, в другой обстановке Настя бы поприветствовала Давида Гарджели иначе.
– Что я здесь делаю? – переспросил тот, поправляя солнцезащитные очки. – Спасаю какую-то глупую девчонку. Наверное, тебя?
– Наверное, блин, меня! – бросила Настя. – Хотя кто кого будет спасать – это еще большой вопрос, – она тоже нацепила очки, но только не для защиты от ультрафиолета. – Надо же, на этот раз ты не притащил с собой водяных тварей? Какое счастье…
Тут цветовая гамма ее очков показала, что вместо водяных тварей Давид Гарджели притащил кое-кого другого. Этих других было двое, и в отличие от прочих людей Гарджели…
Во-первых, они не были людьми, во-вторых, они были в синей униформе румынской жандармерии.
– Спецподразделение «Влад Цепеш», – пояснил Гарджели. – Традиционно комплектуется из детей ночи. Они знают местность, и они знают ситуацию.
– Ситуацию?
– За три последних месяца в здешних местах пропало около сотни жителей. И ладно бы только местных, автобус с немецкими туристами – вот уж действительно головная боль.
– С северо-запада, – медленно выговорил по-английски один из вампиров в жандармской форме.
– Что – с северо-запада?
– Оно шло с северо-запада. Вот такой маршрут, – он вытащил карту и развернул ее: красная стрела, запинаясь на крестах, отмечавших места смертей и исчезновений, двигалась со стороны Чехии и упиралась в горы.
– Я же говорю, они знают ситуацию, – сказал Гарджели. Его улыбка показалась ей самодовольной, а его солнцезащитные очки – неуместными.
– Ты не знаешь, с чем имеешь дело, – буркнула Настя и затолкала руки в карманы куртки. – Она вас съест и не поморщится.
– Когда этот час придет, я, безусловно, спрячусь за твою спину, – ответил Гарджели.
– Я просила подкрепления у Смайли, почему они прислали тебя?
– Позвони ему и спроси.
– Мой сотовый тут молчит, – нехотя призналась Настя.
– Тогда я выскажу предположение, а ты потом сможешь проверить его по моему спутниковому: у Смайли больше нет людей, кроме тех, кто сейчас охраняет королевский дворец. У вас ведь там какие-то неприятности, правда? Вот он и попросил меня, точнее, попросил корпорацию «Райдер» перебросить кого-нибудь из службы безопасности на выручку принцессе Анастасии. Тебя ведь так теперь величают?
– Величают. А ты, значит, поехал сюда поразвлечься? Или ты большой специалист по охоте на бессмертных?
– Вообще-то кое-какой опыт у меня есть. Помнишь, однажды я загнал в угол твоего приятеля Иннокентия?
– И помню, чем это кончилось.
– Не все получается сразу, – признал Гарджели. – Теперь я попробую кое-что другое, а вообще я не очень понимаю твой скепсис. Или тебе не нужна помощь? Или ты пойдешь на Елизавету Прекрасную в одиночку? Она же – как это говорится? – съест тебя и не поморщится.
– Не знаю, что опаснее – идти на нее в одиночку или идти в компании людей, которые недавно на тебя охотились. Плюс вампиры.
– А вампиры-то тебе чем не угодили?
– У нас есть пара разногласий.
– У тебя тяжелый характер, Анастасия.
– Очень может быть. И чтобы закончить с этим раз и навсегда – я не убивала твоего брата, Давид. Честно.
– Я знаю, – спокойно сказал Гарджели. – Я знаю, что ты его не убивала. И я знаю, кто его убил и почему. Что ты так на меня смотришь?
Как я на него смотрела? С благодарностью, которая словно нехотя оттаивала и медленно просачивалась через меня. Он не потребовал от меня оправданий и доказательств моей невиновности, широким рыцарским жестом он отбросил это прочь и смотрел на меня тем же самым взглядом, что и при нашей первой встрече. Ну, или почти таким же взглядом. Что-то случилось с ним, впрочем, как и со всеми нами…
…хотя я и прежде не знала его слишком хорошо, мы лишь перебрасывались словами – комплиментами, угрозами, ничего не значащими вежливостями – теперь даже по нескольким словам и по некоторым другим признакам (а хотя бы и по дурацким солнцезащитным очкам) я чувствовала, как изменился Давид Гарджели. Повзрослел? Это самое слабое из слов, которые я хотела бы здесь употребить. С ним произошло нечто более сильное и глубокое…
И факт свершившейся перемены доставлял Давиду явное удовольствие.
– Что ты так на меня смотришь?
– Я… Я немного удивлена. Ты знаешь, кто убил Михаила и почему? Ты действительно знаешь или тебе только кажется, что ты знаешь?
– У меня было достаточно времени, чтобы во всем разобраться, так что…. Я уверен.
– Уверен? Везет тебе. Я уже давно ни в чем не была уверена. То есть, как только я начинала во что-то верить, это быстро становилось чем-то другим, и…
– Я помогу тебе, – сказал Давид. – Вот истина, в которую тебе стоит поверить, и она не изменится и не превратится ни во что другое.
– Что это еще за истина?
– Ты и я – союзники.
– Извини?
– Мой брат был убит по приказу некоего Леонарда. Твой гнев, как мне известно, направлен в ту же сторону.
– Это не гнев, это… А откуда ты знаешь про Леонарда?
– Интересная история, – Давид снова улыбнулся, и это говорило не только о произошедших с ним переменах, но и о прошедшем со смерти Михаила Гарджели времени; времени, которое притупило все чувства и в данном случае не мешало Давиду говорить о смерти своего старшего брата с улыбкой на губах.
– В нашей семье Михаил был серьезным мальчиком, а я – так, не очень. Михаила интересовали серьезные вещи – деньги, власть, а меня – несерьезные – музыка, девушки, кино. Сейчас я понимаю, что несерьезных вещей не бывает, все рано или поздно поворачивается к тебе своей серьезной или даже очень серьезной стороной… Так вот, после смерти Михаила я наделал много глупостей, когда сгоряча пустился ловить его убийц… Бросил в дело всю королевскую конницу, всю королевскую рать и довольно много королевских денег, между прочим.
– Да уж…
– Кое-что мне удалось узнать, но в основном все это было без толку, выплеск адреналина в пустоту… Тогда я решил остановиться, взять тайм-аут и подумать. Помимо прочего, я подумал о тех фильмах, которых насмотрелся в юности, о фильмах, где тоже искали убийц. И я понял, что все эти фильмы буквально кричат об одной простой истине: чтобы найти убийцу, надо понять, кем же был убитый. Это очень просто. Но мне раньше это не приходило в голову, а если и приходило, то я отбрасывал эту мысль, потому что думал – господи, конечно же, я знаю своего брата! Я отлично его знаю! Ничего подобного. Я вообще его не знал.
Настя хотела сказать что-нибудь утешительное, типа, что близкие люди часто обнаруживают взаимное незнание и непонимание, но Давид махнул рукой, как бы отметая саму идею утешения:
– А потом я узнал. Мне пришлось узнать не только Михаила, мне пришлось узнать нашего отца, и его братьев, и нашего деда, и тогда мне стало понятно, кто мог с такой силой желать смерти моему брату, кто мог желать вырвать из нашего подземелья Иннокентия…
– Подожди. Ты сказал – пришлось узнать отца и деда. Но разве они…
– Разумеется, они мертвы. Пришлось покопаться в семейном архиве. Ушло много времени, но теперь…
– То есть ты прочитал про Леонарда в семейном архиве?
– Да.
– Давид, но ведь это очень важно, ведь в этих архивах могли сохраниться сведения о планах Леонарда, а это…
– Нет, – Давид покачал головой. – В двух словах, принцесса. Много лет назад Леонард хотел получить доступ к магическим артефактам, хранившимся в нашей семье. Он пытался стать другом моего деда, пытался их купить, украсть – ничего не получилось. Мой дед предупреждал моего отца, а мой отец предупреждал Михаила, чтобы тот был начеку… Но Леонард нашел такой способ подобраться к Михаилу и нашей коллекции, что мой бедный брат и не почуял подвоха.
– Он подобрался через меня.
– Это уже неважно, принцесса. Извините за выражение, но вы были всего лишь орудием…
– Я… Я не знала, чем это кончится… Так что, никаких упоминаний о планах Леонарда?
– Если у Леонарда хватило ума добраться до коллекции клана Гарджели, то у него тем более хватило ума не болтать на каждом шагу о своих планах. Мой дед упомянул в одном письме, что Леонард оставляет за собой темный след. Это. наверное, фигура речи, но когда генерал МГБ употребляет слово «темный», это заставляет задуматься.
– МГБ?
– Министерство государственной безопасности. Дневная работа дедушки, – Давид вздохнул. – Как видишь, я наследую не только своему старшему брату или влиятельным магам темных веков, я еще и внук генерала МГБ. Он, кстати, побаивался Леонарда. Точнее, чуял его потенциал. В дневнике у деда было что-то вроде: «У этого сукина сына много дел, но когда он наконец найдет время и займется нами, тогда нам всем будет…»
– Что будет?
– Там дальше неприличные слова.
– Это хорошо, – наконец проговорила Настя.
– Что – хорошо?
– Что ты воспринимаешь Леонарда всерьез. Потому что остальные… Фишер, даже Смайли…
– Есть разница между ними и нами. Для них это всего лишь работа. Для нас это личное дело. Так, Анастасия?
– Так.
– Ну, – он сделал жест, который можно было понять двояко – то ли Давид предлагал ей отправиться на исполнение этого самого личного дела, то ли он хотел, чтобы Настя взяла его за руку…
Я вас очень прошу не делать того, что вы собираетесь делать!
Это была в высшей степени странная просьба, все равно что в метро попросить соседа подвинуться, а в качестве бонуса к просьбе шарахнуть его по башке двухпудовым молотом. Просьба, от которой во рту остался соленый вкус, глаза пару мгновений не видели ничего, кроме бесконечной белой пустыни, а в ушах завывали безжалостные ветра ада.
«Люциус!» – была первая Настина мысль. Вторая была идентична первой: «Сволочь!» Третья была уже на другую тему: «А что это еще такое?»
Это была кровь из уха. Настя озадаченно разглядывала испачканную руку, а потом сообразила, что почему-то стоит на одном колене, словно бы Давид собрался посвящать ее в рыцари. Он сочувственно смотрел на Настю сверху вниз, и все это было так неприятно и так не вовремя, и жест Давида теперь имел очень простое и практичное значение:
– Вставай.
Настя встала, махнула рукой Армандо, чтобы тот не дергался, вытерла платком руку и ухо…
– И что это было? – спросил Давид.
– Люциус, – сказала, как сплюнула, Настя. – А ведь я уже стала про него забывать…
– И что он хотел?
– Он… Подожди. А разве ты не слышал? Мне казалось, что он обращался к нам обоим, разве нет?
– Не знаю, – пожал плечами Давид. – Я решил больше его не слушать.
– Решил? Как это? Как можно его не слушать? Однажды я тоже не захотела его слушать, но мне для этого пришлось как следует двинуть себя пистолетом по голове, и это было почти так же больно, как и сейчас…
– Мой способ не такой болезненный. В семейном архиве можно найти полезную информацию не только про Леонарда, – почти извиняющимся голосом сказал Давид. – Это не моя заслуга, это мои предки. Так что он там снова придумал?
– Он… Он сказал нам не делать того, что мы собираемся делать.
– А разве мы что-то собирались делать? – Давид пытался шутить, но Насте было не до веселья.
– Он имел в виду Лизу. Он не велел нам ее трогать, но… Там еще сказал что-то странное, что-то типа…
Я сам с этим разберусь, Анастасия, а вы отправляйтесь домой, пока не поздно…
– Что это значит, Давид? Как это он разберется?
– Не знаю, – Давид пожал плечами с какой-то вопиющей беззаботностью. – И это неважно, Настя.
– Неважно? Он – ангел, Давид. Падший, но ангел.
– Не падший, Настя, а падающий. Его падение еще не закончилось. С каждым годом он теряет свои силы, знает это и боится.
– Теряет силы? Да он мне сейчас чуть мозги не вышиб…
– И теперь ему придется отлеживаться пару недель. Отлеживаться или что там делают ангелы, когда им хреново… Когда им нужно отдохнуть. Поверь мне, Настя, Люциус – это неважно. Важно другое.
– Что?
Давид улыбнулся, вынул руку из кармана и разжал пальцы. На его ладони, уютно устроившись на черной перчаточной коже, жил маленький ручной огонь.
5
Они несомненно шли по верному следу – доказательством тому были опустевшие деревни и выставленные на дорогах жандармские блокпосты. Вампиры из «Влада Цепеша» успешно находили с коллегами общий язык, и небольшая автоколонна двигалась дальше.
– Интересно, а они знают, кого ищут? – кивнула Настя в сторону жандармов-людей, оставшихся на обочине мерзнуть, ждать и завистливо смотреть вслед пропадающим из вида машинам.
– Им велели искать серийного убийцу, – ответил Давид. – Белого мужчину средних лет. На их взгляд, серийный убийца может быть только таким.
– Тогда они зря теряют время…
– Это их проблемы.
– Может быть, мы дадим им наводку?
– Отправим вперед жандармов, чтобы Елизавета убила еще человек десять-двадцать? Между прочим, чем больше она убивает, тем сильнее она становится, так что в наших интересах, чтобы она посидела на диете хотя бы несколько дней. Хотя, судя по рассказу Бернара, она была на диете, когда ваши люди ее нашли – она была неподвижна, она мерзла… Но вам это не помогло.
– Не помогло, – согласилась Настя. – Наверное, все же не стоило начинать с переговоров. Сначала надо было выстрелить ей в голову, надеть на нее наручники, а потом уже вести душеспасительные беседы. У вас ведь есть наручники? Не пластмассовые?
– Есть. У нас есть кое-что получше наручников, – сказал Давид, не то что бы хвастаясь, но не без гордости напоминая о своих новых способностях. Настя помнила, как огонь послушно плясал у него на ладони, и помнила свои ощущения – восхищение и опасение; восхищение явленным чудом и опасение случившейся с Давидом перемены, – теперь она знала его еще меньше и еще в меньшей степени могла предугадывать его поступки.
Поэтому после демонстрации огня Настя избегала темы обретенной магии, как будто Гарджели-младший признался ей в чем-то не совсем пристойном. Сам же Давид никаких комплексов на этот счет не испытывал, и как только Настя наконец решилась, он с готовностью пустился в пояснения.
– Так ты теперь – маг?
– Начинающий, – уточнил Давид. – И начал я именно с того, что поможет мне в поисках убийц моего брата. Я еще не решил, продолжу ли потом осваивать другие разновидности магии…
Настю это не слишком интересовало, ее занимало другое:
– И что же это – вот так, раз, захотел – и сразу стал магом?
– Нет, не сразу. Это потребовало времени, но я смог ускорить процесс. Во-первых, кровь…
– Какая кровь?
– Мои предки кое-что понимали в магии, и врожденные способности передались мне по наследству. Нужно было их просто пробудить, активировать.
– И ты активировал.
– Да. Тебе это не нравится?
«Как будто бы тебе есть до этого дело, – подумала Настя. – Знаем мы вас, волшебников…»
Обижать Давида все-таки не стоило, и она постаралась выразиться потактичнее:
– Я мало в этом разбираюсь, но мне кажется, что магия – это довольно опасная штука.
– Не волнуйся, я тщательно проверяю все заклинания и обряды, прежде чем их исполнять…
– Да не для тебя опасная, а для других. Если ты маг, это значит, ты умеешь делать то, чего не могут другие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– Тогда… Вы ведь не пошлете людей в горы на верную смерть?
– Я пойду с ними сама… А насчет верной смерти мы что-нибудь придумаем.
4
На следующий день они получили подкрепление, ибо продолжать охоту на оголодавшую Елизавету с остатками прежнего отряда было безумием, и не только потому, что из дюжины бойцов осталось лишь половина, двое из которых были ранены. Хуже всего, что страх, словно яд, глубоко пропитал этих людей. Армандо, который с самого начала был противником идеи похода возмездия, также не излучал оптимизма. Настя постоянно чувствовала на себе его взгляд, и в этом взгляде была не только опека, не только заботливый присмотр за непутевой лионейской принцессой; там было еще что-то, что-то недобр…
Настя боялась произнести это слово вслух, потому что, если предположить, будто Армандо смотрит на нее недоброжелательным взглядом, то отсюда следует, что Армандо не желает ей добра, а значит, он желает ей зла…
От таких предположений становилось не по себе, и Настя предпочитала думать, что Армандо всего лишь не одобряет идею охоты на Елизавету, что здесь нет ничего личного. И вообще, нужно выкроить пять минут и объяснить Армандо, почему она должна это сделать, а именно – разобраться с Елизаветой раз и навсегда, а уж как это будет сделано, с песней на устах или с обреченностью во взгляде – не столь важно. Интересно, воспримет ли Армандо следующий аргумент: «Ведь если бы она убила тебя, как, по-твоему, мне следовало бы отсиживаться в Лионее или возглавить операцию возмездия? Армандо? Не слышу ответа».
Подкрепление для операции возмездия прибыло на двух больших черных джипах и микроавтобусе. Выглядело это довольно внушительно, но когда машины остановились, открылись дверцы…
Холод, запустение и нехорошие воспоминания последних дней сами собой сложились в слова:
– Какого черта ты здесь делаешь?!
Возможно, в другой обстановке Настя бы поприветствовала Давида Гарджели иначе.
– Что я здесь делаю? – переспросил тот, поправляя солнцезащитные очки. – Спасаю какую-то глупую девчонку. Наверное, тебя?
– Наверное, блин, меня! – бросила Настя. – Хотя кто кого будет спасать – это еще большой вопрос, – она тоже нацепила очки, но только не для защиты от ультрафиолета. – Надо же, на этот раз ты не притащил с собой водяных тварей? Какое счастье…
Тут цветовая гамма ее очков показала, что вместо водяных тварей Давид Гарджели притащил кое-кого другого. Этих других было двое, и в отличие от прочих людей Гарджели…
Во-первых, они не были людьми, во-вторых, они были в синей униформе румынской жандармерии.
– Спецподразделение «Влад Цепеш», – пояснил Гарджели. – Традиционно комплектуется из детей ночи. Они знают местность, и они знают ситуацию.
– Ситуацию?
– За три последних месяца в здешних местах пропало около сотни жителей. И ладно бы только местных, автобус с немецкими туристами – вот уж действительно головная боль.
– С северо-запада, – медленно выговорил по-английски один из вампиров в жандармской форме.
– Что – с северо-запада?
– Оно шло с северо-запада. Вот такой маршрут, – он вытащил карту и развернул ее: красная стрела, запинаясь на крестах, отмечавших места смертей и исчезновений, двигалась со стороны Чехии и упиралась в горы.
– Я же говорю, они знают ситуацию, – сказал Гарджели. Его улыбка показалась ей самодовольной, а его солнцезащитные очки – неуместными.
– Ты не знаешь, с чем имеешь дело, – буркнула Настя и затолкала руки в карманы куртки. – Она вас съест и не поморщится.
– Когда этот час придет, я, безусловно, спрячусь за твою спину, – ответил Гарджели.
– Я просила подкрепления у Смайли, почему они прислали тебя?
– Позвони ему и спроси.
– Мой сотовый тут молчит, – нехотя призналась Настя.
– Тогда я выскажу предположение, а ты потом сможешь проверить его по моему спутниковому: у Смайли больше нет людей, кроме тех, кто сейчас охраняет королевский дворец. У вас ведь там какие-то неприятности, правда? Вот он и попросил меня, точнее, попросил корпорацию «Райдер» перебросить кого-нибудь из службы безопасности на выручку принцессе Анастасии. Тебя ведь так теперь величают?
– Величают. А ты, значит, поехал сюда поразвлечься? Или ты большой специалист по охоте на бессмертных?
– Вообще-то кое-какой опыт у меня есть. Помнишь, однажды я загнал в угол твоего приятеля Иннокентия?
– И помню, чем это кончилось.
– Не все получается сразу, – признал Гарджели. – Теперь я попробую кое-что другое, а вообще я не очень понимаю твой скепсис. Или тебе не нужна помощь? Или ты пойдешь на Елизавету Прекрасную в одиночку? Она же – как это говорится? – съест тебя и не поморщится.
– Не знаю, что опаснее – идти на нее в одиночку или идти в компании людей, которые недавно на тебя охотились. Плюс вампиры.
– А вампиры-то тебе чем не угодили?
– У нас есть пара разногласий.
– У тебя тяжелый характер, Анастасия.
– Очень может быть. И чтобы закончить с этим раз и навсегда – я не убивала твоего брата, Давид. Честно.
– Я знаю, – спокойно сказал Гарджели. – Я знаю, что ты его не убивала. И я знаю, кто его убил и почему. Что ты так на меня смотришь?
Как я на него смотрела? С благодарностью, которая словно нехотя оттаивала и медленно просачивалась через меня. Он не потребовал от меня оправданий и доказательств моей невиновности, широким рыцарским жестом он отбросил это прочь и смотрел на меня тем же самым взглядом, что и при нашей первой встрече. Ну, или почти таким же взглядом. Что-то случилось с ним, впрочем, как и со всеми нами…
…хотя я и прежде не знала его слишком хорошо, мы лишь перебрасывались словами – комплиментами, угрозами, ничего не значащими вежливостями – теперь даже по нескольким словам и по некоторым другим признакам (а хотя бы и по дурацким солнцезащитным очкам) я чувствовала, как изменился Давид Гарджели. Повзрослел? Это самое слабое из слов, которые я хотела бы здесь употребить. С ним произошло нечто более сильное и глубокое…
И факт свершившейся перемены доставлял Давиду явное удовольствие.
– Что ты так на меня смотришь?
– Я… Я немного удивлена. Ты знаешь, кто убил Михаила и почему? Ты действительно знаешь или тебе только кажется, что ты знаешь?
– У меня было достаточно времени, чтобы во всем разобраться, так что…. Я уверен.
– Уверен? Везет тебе. Я уже давно ни в чем не была уверена. То есть, как только я начинала во что-то верить, это быстро становилось чем-то другим, и…
– Я помогу тебе, – сказал Давид. – Вот истина, в которую тебе стоит поверить, и она не изменится и не превратится ни во что другое.
– Что это еще за истина?
– Ты и я – союзники.
– Извини?
– Мой брат был убит по приказу некоего Леонарда. Твой гнев, как мне известно, направлен в ту же сторону.
– Это не гнев, это… А откуда ты знаешь про Леонарда?
– Интересная история, – Давид снова улыбнулся, и это говорило не только о произошедших с ним переменах, но и о прошедшем со смерти Михаила Гарджели времени; времени, которое притупило все чувства и в данном случае не мешало Давиду говорить о смерти своего старшего брата с улыбкой на губах.
– В нашей семье Михаил был серьезным мальчиком, а я – так, не очень. Михаила интересовали серьезные вещи – деньги, власть, а меня – несерьезные – музыка, девушки, кино. Сейчас я понимаю, что несерьезных вещей не бывает, все рано или поздно поворачивается к тебе своей серьезной или даже очень серьезной стороной… Так вот, после смерти Михаила я наделал много глупостей, когда сгоряча пустился ловить его убийц… Бросил в дело всю королевскую конницу, всю королевскую рать и довольно много королевских денег, между прочим.
– Да уж…
– Кое-что мне удалось узнать, но в основном все это было без толку, выплеск адреналина в пустоту… Тогда я решил остановиться, взять тайм-аут и подумать. Помимо прочего, я подумал о тех фильмах, которых насмотрелся в юности, о фильмах, где тоже искали убийц. И я понял, что все эти фильмы буквально кричат об одной простой истине: чтобы найти убийцу, надо понять, кем же был убитый. Это очень просто. Но мне раньше это не приходило в голову, а если и приходило, то я отбрасывал эту мысль, потому что думал – господи, конечно же, я знаю своего брата! Я отлично его знаю! Ничего подобного. Я вообще его не знал.
Настя хотела сказать что-нибудь утешительное, типа, что близкие люди часто обнаруживают взаимное незнание и непонимание, но Давид махнул рукой, как бы отметая саму идею утешения:
– А потом я узнал. Мне пришлось узнать не только Михаила, мне пришлось узнать нашего отца, и его братьев, и нашего деда, и тогда мне стало понятно, кто мог с такой силой желать смерти моему брату, кто мог желать вырвать из нашего подземелья Иннокентия…
– Подожди. Ты сказал – пришлось узнать отца и деда. Но разве они…
– Разумеется, они мертвы. Пришлось покопаться в семейном архиве. Ушло много времени, но теперь…
– То есть ты прочитал про Леонарда в семейном архиве?
– Да.
– Давид, но ведь это очень важно, ведь в этих архивах могли сохраниться сведения о планах Леонарда, а это…
– Нет, – Давид покачал головой. – В двух словах, принцесса. Много лет назад Леонард хотел получить доступ к магическим артефактам, хранившимся в нашей семье. Он пытался стать другом моего деда, пытался их купить, украсть – ничего не получилось. Мой дед предупреждал моего отца, а мой отец предупреждал Михаила, чтобы тот был начеку… Но Леонард нашел такой способ подобраться к Михаилу и нашей коллекции, что мой бедный брат и не почуял подвоха.
– Он подобрался через меня.
– Это уже неважно, принцесса. Извините за выражение, но вы были всего лишь орудием…
– Я… Я не знала, чем это кончится… Так что, никаких упоминаний о планах Леонарда?
– Если у Леонарда хватило ума добраться до коллекции клана Гарджели, то у него тем более хватило ума не болтать на каждом шагу о своих планах. Мой дед упомянул в одном письме, что Леонард оставляет за собой темный след. Это. наверное, фигура речи, но когда генерал МГБ употребляет слово «темный», это заставляет задуматься.
– МГБ?
– Министерство государственной безопасности. Дневная работа дедушки, – Давид вздохнул. – Как видишь, я наследую не только своему старшему брату или влиятельным магам темных веков, я еще и внук генерала МГБ. Он, кстати, побаивался Леонарда. Точнее, чуял его потенциал. В дневнике у деда было что-то вроде: «У этого сукина сына много дел, но когда он наконец найдет время и займется нами, тогда нам всем будет…»
– Что будет?
– Там дальше неприличные слова.
– Это хорошо, – наконец проговорила Настя.
– Что – хорошо?
– Что ты воспринимаешь Леонарда всерьез. Потому что остальные… Фишер, даже Смайли…
– Есть разница между ними и нами. Для них это всего лишь работа. Для нас это личное дело. Так, Анастасия?
– Так.
– Ну, – он сделал жест, который можно было понять двояко – то ли Давид предлагал ей отправиться на исполнение этого самого личного дела, то ли он хотел, чтобы Настя взяла его за руку…
Я вас очень прошу не делать того, что вы собираетесь делать!
Это была в высшей степени странная просьба, все равно что в метро попросить соседа подвинуться, а в качестве бонуса к просьбе шарахнуть его по башке двухпудовым молотом. Просьба, от которой во рту остался соленый вкус, глаза пару мгновений не видели ничего, кроме бесконечной белой пустыни, а в ушах завывали безжалостные ветра ада.
«Люциус!» – была первая Настина мысль. Вторая была идентична первой: «Сволочь!» Третья была уже на другую тему: «А что это еще такое?»
Это была кровь из уха. Настя озадаченно разглядывала испачканную руку, а потом сообразила, что почему-то стоит на одном колене, словно бы Давид собрался посвящать ее в рыцари. Он сочувственно смотрел на Настю сверху вниз, и все это было так неприятно и так не вовремя, и жест Давида теперь имел очень простое и практичное значение:
– Вставай.
Настя встала, махнула рукой Армандо, чтобы тот не дергался, вытерла платком руку и ухо…
– И что это было? – спросил Давид.
– Люциус, – сказала, как сплюнула, Настя. – А ведь я уже стала про него забывать…
– И что он хотел?
– Он… Подожди. А разве ты не слышал? Мне казалось, что он обращался к нам обоим, разве нет?
– Не знаю, – пожал плечами Давид. – Я решил больше его не слушать.
– Решил? Как это? Как можно его не слушать? Однажды я тоже не захотела его слушать, но мне для этого пришлось как следует двинуть себя пистолетом по голове, и это было почти так же больно, как и сейчас…
– Мой способ не такой болезненный. В семейном архиве можно найти полезную информацию не только про Леонарда, – почти извиняющимся голосом сказал Давид. – Это не моя заслуга, это мои предки. Так что он там снова придумал?
– Он… Он сказал нам не делать того, что мы собираемся делать.
– А разве мы что-то собирались делать? – Давид пытался шутить, но Насте было не до веселья.
– Он имел в виду Лизу. Он не велел нам ее трогать, но… Там еще сказал что-то странное, что-то типа…
Я сам с этим разберусь, Анастасия, а вы отправляйтесь домой, пока не поздно…
– Что это значит, Давид? Как это он разберется?
– Не знаю, – Давид пожал плечами с какой-то вопиющей беззаботностью. – И это неважно, Настя.
– Неважно? Он – ангел, Давид. Падший, но ангел.
– Не падший, Настя, а падающий. Его падение еще не закончилось. С каждым годом он теряет свои силы, знает это и боится.
– Теряет силы? Да он мне сейчас чуть мозги не вышиб…
– И теперь ему придется отлеживаться пару недель. Отлеживаться или что там делают ангелы, когда им хреново… Когда им нужно отдохнуть. Поверь мне, Настя, Люциус – это неважно. Важно другое.
– Что?
Давид улыбнулся, вынул руку из кармана и разжал пальцы. На его ладони, уютно устроившись на черной перчаточной коже, жил маленький ручной огонь.
5
Они несомненно шли по верному следу – доказательством тому были опустевшие деревни и выставленные на дорогах жандармские блокпосты. Вампиры из «Влада Цепеша» успешно находили с коллегами общий язык, и небольшая автоколонна двигалась дальше.
– Интересно, а они знают, кого ищут? – кивнула Настя в сторону жандармов-людей, оставшихся на обочине мерзнуть, ждать и завистливо смотреть вслед пропадающим из вида машинам.
– Им велели искать серийного убийцу, – ответил Давид. – Белого мужчину средних лет. На их взгляд, серийный убийца может быть только таким.
– Тогда они зря теряют время…
– Это их проблемы.
– Может быть, мы дадим им наводку?
– Отправим вперед жандармов, чтобы Елизавета убила еще человек десять-двадцать? Между прочим, чем больше она убивает, тем сильнее она становится, так что в наших интересах, чтобы она посидела на диете хотя бы несколько дней. Хотя, судя по рассказу Бернара, она была на диете, когда ваши люди ее нашли – она была неподвижна, она мерзла… Но вам это не помогло.
– Не помогло, – согласилась Настя. – Наверное, все же не стоило начинать с переговоров. Сначала надо было выстрелить ей в голову, надеть на нее наручники, а потом уже вести душеспасительные беседы. У вас ведь есть наручники? Не пластмассовые?
– Есть. У нас есть кое-что получше наручников, – сказал Давид, не то что бы хвастаясь, но не без гордости напоминая о своих новых способностях. Настя помнила, как огонь послушно плясал у него на ладони, и помнила свои ощущения – восхищение и опасение; восхищение явленным чудом и опасение случившейся с Давидом перемены, – теперь она знала его еще меньше и еще в меньшей степени могла предугадывать его поступки.
Поэтому после демонстрации огня Настя избегала темы обретенной магии, как будто Гарджели-младший признался ей в чем-то не совсем пристойном. Сам же Давид никаких комплексов на этот счет не испытывал, и как только Настя наконец решилась, он с готовностью пустился в пояснения.
– Так ты теперь – маг?
– Начинающий, – уточнил Давид. – И начал я именно с того, что поможет мне в поисках убийц моего брата. Я еще не решил, продолжу ли потом осваивать другие разновидности магии…
Настю это не слишком интересовало, ее занимало другое:
– И что же это – вот так, раз, захотел – и сразу стал магом?
– Нет, не сразу. Это потребовало времени, но я смог ускорить процесс. Во-первых, кровь…
– Какая кровь?
– Мои предки кое-что понимали в магии, и врожденные способности передались мне по наследству. Нужно было их просто пробудить, активировать.
– И ты активировал.
– Да. Тебе это не нравится?
«Как будто бы тебе есть до этого дело, – подумала Настя. – Знаем мы вас, волшебников…»
Обижать Давида все-таки не стоило, и она постаралась выразиться потактичнее:
– Я мало в этом разбираюсь, но мне кажется, что магия – это довольно опасная штука.
– Не волнуйся, я тщательно проверяю все заклинания и обряды, прежде чем их исполнять…
– Да не для тебя опасная, а для других. Если ты маг, это значит, ты умеешь делать то, чего не могут другие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55