Анор, ну зачем ты сразу не сказала ему об этом?
– У него самого просто невозможное имя, я и подумала, что если он справляется со своим именем, то сумеет правильно называть и меня, – объяснила Анор. – Ты только послушай, как оно звучит!
Она сделала попытку произнести имя Зербинаса.
– Ну нет, только не так! – захохотал Хирро.
– Но я все равно никогда этого не выговорю, – категорически заявила она. – Хирро, а у него есть прозвище на алайни, которое можно выговорить?
– Нет, но мы в два счета придумаем. – Хирро предвкушающе улыбнулся и глянул на Зербинаса. – Ты не поверишь, Анор, этот парень голыми руками почти что задушил кера. Почему бы нам не назвать его Кером, а?
– Кер! – радостно воскликнула ксатская колдунья. – Это хорошо! Это прекрасно выговаривается! Кер, как жаль, что я не бывала у вас на Лирне – у вас такой оригинальный местный язык. Я бы потом целую неделю смеялась!
– Так за чем дело стало? – весело спросил Зербинас. – Спросим у Ринальфа, где на Асфри лирнский вход, и бывай у нас в мире, сколько угодно.
– Можно... – Анор на мгновение задумалась: – Но сначала ты научи меня вашему языку, хоть чуть-чуть – а ты, Хирро, пока вари кашу, я есть хочу. – Она сунула ему в руки пакет с крупой. – Вот из этого пакета. Давай, Кер, учи меня!
– Так сразу? – опешил Зербинас. – Учиться новому языку – это же долго.
– Ничего подобного, – мотнула она головой. – Объясниться можно на любом языке, если умеешь на нем здороваться и ругаться. Поэтому ты научи меня одному хорошему приветствию и одному хорошему ругательству – мне всегда этого хватало, чтобы договориться с кем угодно. Давай начнем с приветствия – скажи мне, как у вас здороваются?
– Здравствуйте, – сказал ей Зербинас на лирнском общеконтинентальном.
– А что это означает?
– Это означает – желаю тебе здоровья.
Анор предприняла безнадежную попытку выговорить незнакомые созвучия.
– Нет, не получится, – сказала она. – Не найдется ли у вас приветствия попроще?
– Привет, – сказал Зербинас.
– А это что значит?
– Это значит – я рад тебя видеть.
Анор повторила слово несколько раз, пока не добилась удовлетворительного звучания.
– Это получается, – кивнула она. – Я потренируюсь и у меня будет совсем хорошо. Привет, привет – это пойдет. Теперь научи меня ругательству, только не какому-нибудь, а хорошему, крепкому.
После мгновенного замешательства Зербинас назвал одно из известных нецензурных выражений.
– Что это означает? – дотошно спросила Анор.
– Это... ну, женщину, у которой много мужчин.
– Какое же это ругательство? – удивленно взглянула на него колдунья. – Это же комплимент! Кроме того, оно применяется только к женщинам?
– Да.
– А мне нужно универсальное ругательство – я ведь не могу выучить много. Давай другое.
Поколебавшись, Зербинас назвал другое ругательство.
– А это что означает?
– Ну, что некая мать не является девственницей.
Анор недоверчиво уставилась на него.
– Как это мать может быть девственницей? Это не ругательство, а констатация факта. А чья мать имеется в виду – того, кто ругает, или того, кого ругают?
– Из контекста это неизвестно.
– Чушь какая-то. Нет, давай другое.
Зербинас подумал немного и назвал еще одно ругательство.
– А это что значит?
– Это значит – я тебя не уважаю и желаю тебе скорой смерти.
– Это пойдет, – одобрительно кивнула Анор. – Повтори-ка его еще раз!
– Чтоб ты сдох, – снова сказал Зербинас.
– Чтоб ты сдох! – повторила она вслед за ним, интуитивно придавая выражению правильную интонацию. – Чтоб ты сдох! Прекрасное ругательство, и как легко выговаривается! Теперь, Кер, я могу смело отправляться к вам на Лирн. Хирро, каша уже готова?
– Нет еще, – отозвался пиртянин от печки.
– Замечательно, – с удовлетворением сказала колдунья. – Еще и завтрак не готов, а я уже целый язык выучила! Привет! Чтоб ты сдох! Давайте, я пока бутерброды с ореховым маслом сделаю и игу заварю.
Она начала возиться у стола с тарелками, хлебом и маслом, мурлыча и насвистывая что-то себе под нос и одновременно болтая с обоими мужчинами, затем потребовала подать заварной кувшин и кастрюлю с кипятком с печки. Вскоре на столе появилась тарелка с аппетитными бутербродами и три огромные глиняные кружки с дымящимся настоем корня иги. Анор оттерла Хирро от печки и сунула нос в кастрюлю с кашей.
– Почти готово, – возвестила она. – Отойди, Хирро, я сама доварю. Ты посластил ее?
– Нет, я не люблю сладкую – сласти ее себе в тарелку. Зербинас, последи за ней, чтобы она не накидала сахара в кашу, а я схожу за Фэром.
– Фэр? – спросила Анор Зербинаса, потому что Хирро уже исчез в дверях. – Кто такой Фэр?
– Тоже новичок.
– Надо же, сколько у нас в этот раз новичков! Он тоже может прикончить кера голыми руками?
– Возможно, – сказал Зербинас, вспомнив про особое заклинание кеола.
– Силач! – восхитилась Анор. – Это что – он?! – пораженно воскликнула она, потому что Хирро уже вернулся в кухню с Фэром, которого встретил в коридоре. – Или вы меня разыгрываете? – ее взгляд заходил между Зербинасом и Хирро. – Вот этот малыш?
– Он – юноша, – хором ответили оба. – Просто он так выглядит.
– Фэриоль, – представился он ей с улыбкой благовоспитанного пай-мальчика.
– Маленький мой, ты же, наверное, есть хочешь! – вскинулась Анор, пропустив мимо ушей замечание обоих магов. – Древние Архимаги, какой же ты тощий! Разве эти мужчины умеют заботиться о детях!
Она помчалась к печке и наложила Фэру полную тарелку каши, а затем щедро сыпанула в нее из сахарницы. Зербинас и Хирро переглянулись – теперь у кеола не предвиделось недостатка в уходе. За завтраком они с огромным трудом убедили Анор, что Фэр вовсе не такой малыш, каким он кажется, а тот – что не сможет летать, если будет съедать по утрам такое количество сладкой каши.
Помыв посуду, они пошли в гостиную, где встретились с Ринальфом, радостно приветствовавшим свою гостью. Вскоре он сослался на то, что спешит перевести бумаги Могрифа, и ушел в лабораторию, а Анор накинулась на остальных с расспросами, что это за бумаги. Затем она увела их в сад, в беседку с видом на реку, внутреннюю стену которой окружал кольцеобразный диван с мягкой кожаной обивкой. Там они и уселись, чтобы поговорить и познакомиться поближе.
VIII
Ксатская колдунья оказалась невероятно разговорчивой, она буквально сыпала новостями и историями, случившимися с ней и со всем остальным миром за истекшее с последней встречи время. Два дня в ее обществе пролетели незаметно, а к вечеру второго дня в доме Ринальфа появились новые гости.
Они пришли ранним вечером, когда в особняке Ринальфа только собирались готовить ужин. Зербинас первым оставил гостиную и пошел за дровами, не дожидаясь, пока Анор договорит подробности очередной истории – он успел заметить, что колдунья не обижается, если кто-то выбывает из числа ее слушателей, а печку уже пора было растапливать. Он почти набрал охапку дров, когда огромная тень заслонила ему солнце, заставив отвлечься от работы.
В двух шагах от него возвышался крупный мужчина в просторном, небрежно подпоясанном балахоне. Он был очень упитан, но язык не поворачивался назвать его тучным. Его хотелось назвать большим и мощным – или даже очень большим и очень мощным. Мясистое лицо мужчины состояло из обширных квадратных щек, между которыми была зажата небольшая шишечка носа, и круглых выпуклых глаз под широким и выпуклым, слегка выступающим вперед лбом. Все остальные подробности его внешности как-то терялись в присутствии этих величественных частей лица, откровенно говорящих о могучем здоровье, отменной наблюдательности и уме их владельца.
– Давай дровишки-то, я донесу, – раздался гулкий, словно из бочки, голос мужчины, и к Зербинасу протянулись две здоровенные ручищи, заканчивающиеся широченными дланями.
Зербинас машинально выполнил требуемое, а затем так же машинально набрал вторую охапку дров и проследовал за незнакомцем в кухню, где тот уже набивал печку поленьями, выглядевшими в его руках жалкими хворостинками. Когда Зербинас опустил рядом с ним вторую охапку, тот как раз закончил свое занятие и пророкотал заклинание вызова огня, отчего изо всех щелей несчастной печки вырвалось пламя.
– Балтазар, – представился он Зербинасу, поднимаясь с колен.
– Зербинас, – представился ему тот.
– Новичок? – полутвердительно спросил он.
– Да.
– Кто там из наших уже здесь?
– Хирро, Анор, сам Ринальф. Раундала обещала быть, но пока ее нет, – добавил Зербинас услышанные от пиртянина сведения.
– А теперь еще и мы с Дагоном, – продолжил перечисление Балтазар. – Значит, все будут в сборе.
Зербинас на всякий случай понимающе кивнул.
– Значит, возьмем вот эту кастрюлю. – Балтазар снял с полки самую большую кастрюлю. – Сколько раз я говорил Ринальфу, чтобы тот завел у себя посуду побольше... – пробормотал он, наполняя ее водой из стоящего на лавке трехведерного чана.
– Ба-ал... – радостно пропела Анор, врываясь в кухню.
– Анор, птичка ты моя разлюбезная! – Балтазар поставил трехведерный чан на место и развел руки навстречу колдунье. Она ринулась в его дружеские объятия, освободив дверной проем для незнакомца, прибывшего вместе с Балтазаром.
Возможно, Дагон был не так невелик, как показалось Зербинасу, но, на первый взгляд, из Балтазара можно было бы смастерить четверых таких, как он. Небольшой и сухощавый, весь состоящий из крепких и жестких жил, держащийся очень прямо и уверенно, он был, что называется, не первой молодости, поскольку выглядел старше остальных гостей Ринальфа, но называть пожилым его было бы просто неуместно. Его черные с проседью, коротко обрезанные волосы размещались вокруг рано облысевшей макушки, намекая на возраст, но его глубоко посаженные темные глаза сверкали боевым задором, начисто опровергая эти глупые намеки.
Пока Анор приветствовала Балтазара, Зербинас познакомился с Дагоном, про которого уже немало наслушался за последние дни. Этот неугомонный маг был одним из самых давних членов союза, если не считать Ринальфа, и ближайшим другом самого Ринальфа, хотя в последнее время, когда великий артифактор постарел, предпочитал пускаться в похождения на пару с Балтазаром.
Затем все четверо взялись за приготовление ужина – праздничного, как объявил Балтазар. Пищевые проблемы здесь были только у Анор, поэтому меню было достаточно согласовать с ней. Когда обязанности были поделены, каждый взялся за свою часть работы – чистить, рубить, нарезать, смешивать и помешивать, подкидывать дрова в печку, доставать столовые приборы и посуду. Пробовали все. В самый разгар трудов в кухню пришел Хирро и, убедившись, что на его долю работы не осталось, тоже попробовал стряпню, а затем понес посуду в гостиную, где оставались Ринальф с Фэром.
Маленький кеол признал Ринальфа своим учителем и при каждой возможности донимал его вопросами как по магии, так и по весьма отдаленным от нее предметам. Новые миры будоражили любопытство Фэра, стремившегося узнать о них как можно больше и как можно скорее. Хирро пытался удерживать шустрого птенца, чтобы тот не утомлял старого мага, но Ринальф заступился за него, сказав, что ничего не имеет против такой любознательности. Они даже не взглянули на пиртянина, с увлечением играя в бесконечные вопросы и ответы, пока тот носил закуски из кухни и расставлял их по скатерти.
Маги наконец явились из кухни в гостиную, окружив Балтазара с огромной дымящейся кастрюлей в руках.
– Сюда, Баал, вот на этот стол у стены, – показала ему Анор. Его имя, как и имя Зербинаса, было слишком сложным для нее, но колдунья вышла из затруднения, используя только первую часть, которую произносила нараспев. – И неси скорее второе, а то я вся истеку слюнками.
– Неужели ты не напробовалась там, у печки? – добродушно прогудел Балтазар и ушел за второй кастрюлей.
Пока он ходил на кухню, в гостиную вошла Раундала. Дагон приветственно помахал ей с диванчика, а Хирро с привычной светскостью подошел приложиться к ее ручке. Он предложил ей руку и подвел к Ринальфу для приветствия, а затем проводил к столу.
Балтазар внес вторую кастрюлю, затем противень с печеной, густо посыпанной приправами дичью, затем ведерный кувшин с настоем иги и просторное блюдо со сладостями, которых они с Дагоном накупили в Асфасте по пути сюда. Анор, взявшая на себя роль хозяйки дома, разложила горячее по тарелкам, и ужин по случаю собрания членов союза Скальфа начался.
В ответ на расспросы ранее прибывших гостей, которые уже успели обменяться новостями, Дагон с Балтазаром рассказали совершенно анекдотическую историю о том, как они отправились на Орфу пить пиво и чем это закончилось. Рассказ выглядел так неправдоподобно, что никто не поверил им, пока оба мага не предъявили в доказательство своих слов по туго набитому мешочку отборных изумрудов. Затем Хирро и Раундала посвятили их в историю с пропажей амулетов и появлением здесь Фэра и Зербинаса, а Ринальф добавил, что эти события еще повлекут за собой новые.
Зербинас разглядывал полузнакомые лица своих новообретенных друзей – а в том, что они станут его друзьями, у него не возникало не малейшего сомнения – и в нем мало-помалу созревало непривычное ощущение, не знакомое ему ни по академии, в стенах которой он обучался пятнадцать лет, ни по двадцатилетнему проживанию у нанимателя. Он был там, где каждый дружен с каждым, где каждый готов прийти на помощь к каждому, не по кровавым клятвам или заверенным семью печатями договоренностям, а просто по взаимной приязни.
Он был дома.
После ужина Ринальф сходил в лабораторию за листками, которые он успел перевести.
– К сожалению, моя работа продвигается медленно, – заговорил он. – Никто из современных магов не может похвалиться тем, что в совершенстве знает язык мудрости. Тем не менее, Могриф пытается писать на нем, чтобы скрыть свои записки от чужих глаз. Как я успел заметить, некоторые слова он употребляет в произвольном значении, но мне удалось уловить общий смысл написанного. Хирро, ты уверен, что взял эти листки подряд?
– Разумеется, учитель, – откликнулся пиртянин. – У меня просто не было времени ни на что другое.
– У меня создалось впечатление, что стопка перемешана, потому что на листках находятся совершенно разрозненные куски текста. Я даже не могу определить, в какой последовательности они расположены. Вот, послушайте сами.
Старый маг взял один из переводов и начал читать:
«...поскольку все оказалось не так, как я предполагал вначале, я намерен провести собственные исследования. Но для этого нужно надолго покинуть Асфри, а я предпочел бы не оставлять лабораторию на Гестарта. Парню пока невыгодно предавать меня, но если ученик имеет определенные житейские слабости, трудно рассчитывать на его верность, а мой ученик, к сожалению, оказался невозможным бабником.
Было бы еще ничего, если бы он ограничивался ночными прогулками в Асфасту, но не так давно он спутался с Кьянтой, хотя я в резкой форме предупредил его, что эта бесстыжая портовая девка известна своими отношениями с Вольдом, деловыми, конечно – их интимные отношения меня мало интересуют – а этот холеный циник, вне сомнения, отдал бы даже свою роскошную шевелюру, лишь бы проникнуть в мои секреты. Девка наверняка подослана, сколько бы Гестарт ни льстил себе мыслями, что отбил ее у Вольда.»
Ринальф прервал чтение и взглянул на слушателей.
– Это поможет нам установить время написания текста, – сказал он. – Раундала, тебе известно, когда Гестарт сошелся с Кьянтой?
– Лет шесть назад, – поразмыслив, ответила колдунья. – Говорят, он даже привел ей улдара, на котором мы ее видели. Где-то с год-два они были вместе, а затем она пропала, пока не объявилась обратно в виде того злосчастного золотого медальончика. Я до сих пор жалею, что расколдовала ее.
– А кто такой Вольд? – спросил Зербинас.
– Один из местных магов, – сообщил ему сидевший рядом Хирро. – Хлыщ и пижон, каких наищешься по мирам, одевается как тропическая птица уляма, но при всем при этом весьма незаурядный колдун. У него даже есть волшебный скакун, если я не ошибаюсь.
– Не ошибаешься, – отозвалась со своего места Раундала.
– Как ты думаешь, мог он подослать Кьянту к Гестарту? – спросил ее Дагон.
– Ну, вопрос следует ставить так – могла ли Кьянта согласиться на это, – поправила его колдунья. – Она и сама – чрезвычайно коварная и предприимчивая особа. В отличие от большинства магов, Вольд любит дешевую популярность и хорошо известен в светских кругах Асфасты. Он подобрал Кьянту, когда та была еще портовой потаскушкой, обучил кое-каким манерам, а затем выводил с собой. Без его помощи она в жизни не попала бы в столичное общество, от него она научилась и магии, хотя этим она обязана в первую очередь себе. Да, пожалуй, у нее есть причины быть благодарной и преданной Вольду – но я не поручилась бы, что Кьянта способна испытывать подобные чувства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
– У него самого просто невозможное имя, я и подумала, что если он справляется со своим именем, то сумеет правильно называть и меня, – объяснила Анор. – Ты только послушай, как оно звучит!
Она сделала попытку произнести имя Зербинаса.
– Ну нет, только не так! – захохотал Хирро.
– Но я все равно никогда этого не выговорю, – категорически заявила она. – Хирро, а у него есть прозвище на алайни, которое можно выговорить?
– Нет, но мы в два счета придумаем. – Хирро предвкушающе улыбнулся и глянул на Зербинаса. – Ты не поверишь, Анор, этот парень голыми руками почти что задушил кера. Почему бы нам не назвать его Кером, а?
– Кер! – радостно воскликнула ксатская колдунья. – Это хорошо! Это прекрасно выговаривается! Кер, как жаль, что я не бывала у вас на Лирне – у вас такой оригинальный местный язык. Я бы потом целую неделю смеялась!
– Так за чем дело стало? – весело спросил Зербинас. – Спросим у Ринальфа, где на Асфри лирнский вход, и бывай у нас в мире, сколько угодно.
– Можно... – Анор на мгновение задумалась: – Но сначала ты научи меня вашему языку, хоть чуть-чуть – а ты, Хирро, пока вари кашу, я есть хочу. – Она сунула ему в руки пакет с крупой. – Вот из этого пакета. Давай, Кер, учи меня!
– Так сразу? – опешил Зербинас. – Учиться новому языку – это же долго.
– Ничего подобного, – мотнула она головой. – Объясниться можно на любом языке, если умеешь на нем здороваться и ругаться. Поэтому ты научи меня одному хорошему приветствию и одному хорошему ругательству – мне всегда этого хватало, чтобы договориться с кем угодно. Давай начнем с приветствия – скажи мне, как у вас здороваются?
– Здравствуйте, – сказал ей Зербинас на лирнском общеконтинентальном.
– А что это означает?
– Это означает – желаю тебе здоровья.
Анор предприняла безнадежную попытку выговорить незнакомые созвучия.
– Нет, не получится, – сказала она. – Не найдется ли у вас приветствия попроще?
– Привет, – сказал Зербинас.
– А это что значит?
– Это значит – я рад тебя видеть.
Анор повторила слово несколько раз, пока не добилась удовлетворительного звучания.
– Это получается, – кивнула она. – Я потренируюсь и у меня будет совсем хорошо. Привет, привет – это пойдет. Теперь научи меня ругательству, только не какому-нибудь, а хорошему, крепкому.
После мгновенного замешательства Зербинас назвал одно из известных нецензурных выражений.
– Что это означает? – дотошно спросила Анор.
– Это... ну, женщину, у которой много мужчин.
– Какое же это ругательство? – удивленно взглянула на него колдунья. – Это же комплимент! Кроме того, оно применяется только к женщинам?
– Да.
– А мне нужно универсальное ругательство – я ведь не могу выучить много. Давай другое.
Поколебавшись, Зербинас назвал другое ругательство.
– А это что означает?
– Ну, что некая мать не является девственницей.
Анор недоверчиво уставилась на него.
– Как это мать может быть девственницей? Это не ругательство, а констатация факта. А чья мать имеется в виду – того, кто ругает, или того, кого ругают?
– Из контекста это неизвестно.
– Чушь какая-то. Нет, давай другое.
Зербинас подумал немного и назвал еще одно ругательство.
– А это что значит?
– Это значит – я тебя не уважаю и желаю тебе скорой смерти.
– Это пойдет, – одобрительно кивнула Анор. – Повтори-ка его еще раз!
– Чтоб ты сдох, – снова сказал Зербинас.
– Чтоб ты сдох! – повторила она вслед за ним, интуитивно придавая выражению правильную интонацию. – Чтоб ты сдох! Прекрасное ругательство, и как легко выговаривается! Теперь, Кер, я могу смело отправляться к вам на Лирн. Хирро, каша уже готова?
– Нет еще, – отозвался пиртянин от печки.
– Замечательно, – с удовлетворением сказала колдунья. – Еще и завтрак не готов, а я уже целый язык выучила! Привет! Чтоб ты сдох! Давайте, я пока бутерброды с ореховым маслом сделаю и игу заварю.
Она начала возиться у стола с тарелками, хлебом и маслом, мурлыча и насвистывая что-то себе под нос и одновременно болтая с обоими мужчинами, затем потребовала подать заварной кувшин и кастрюлю с кипятком с печки. Вскоре на столе появилась тарелка с аппетитными бутербродами и три огромные глиняные кружки с дымящимся настоем корня иги. Анор оттерла Хирро от печки и сунула нос в кастрюлю с кашей.
– Почти готово, – возвестила она. – Отойди, Хирро, я сама доварю. Ты посластил ее?
– Нет, я не люблю сладкую – сласти ее себе в тарелку. Зербинас, последи за ней, чтобы она не накидала сахара в кашу, а я схожу за Фэром.
– Фэр? – спросила Анор Зербинаса, потому что Хирро уже исчез в дверях. – Кто такой Фэр?
– Тоже новичок.
– Надо же, сколько у нас в этот раз новичков! Он тоже может прикончить кера голыми руками?
– Возможно, – сказал Зербинас, вспомнив про особое заклинание кеола.
– Силач! – восхитилась Анор. – Это что – он?! – пораженно воскликнула она, потому что Хирро уже вернулся в кухню с Фэром, которого встретил в коридоре. – Или вы меня разыгрываете? – ее взгляд заходил между Зербинасом и Хирро. – Вот этот малыш?
– Он – юноша, – хором ответили оба. – Просто он так выглядит.
– Фэриоль, – представился он ей с улыбкой благовоспитанного пай-мальчика.
– Маленький мой, ты же, наверное, есть хочешь! – вскинулась Анор, пропустив мимо ушей замечание обоих магов. – Древние Архимаги, какой же ты тощий! Разве эти мужчины умеют заботиться о детях!
Она помчалась к печке и наложила Фэру полную тарелку каши, а затем щедро сыпанула в нее из сахарницы. Зербинас и Хирро переглянулись – теперь у кеола не предвиделось недостатка в уходе. За завтраком они с огромным трудом убедили Анор, что Фэр вовсе не такой малыш, каким он кажется, а тот – что не сможет летать, если будет съедать по утрам такое количество сладкой каши.
Помыв посуду, они пошли в гостиную, где встретились с Ринальфом, радостно приветствовавшим свою гостью. Вскоре он сослался на то, что спешит перевести бумаги Могрифа, и ушел в лабораторию, а Анор накинулась на остальных с расспросами, что это за бумаги. Затем она увела их в сад, в беседку с видом на реку, внутреннюю стену которой окружал кольцеобразный диван с мягкой кожаной обивкой. Там они и уселись, чтобы поговорить и познакомиться поближе.
VIII
Ксатская колдунья оказалась невероятно разговорчивой, она буквально сыпала новостями и историями, случившимися с ней и со всем остальным миром за истекшее с последней встречи время. Два дня в ее обществе пролетели незаметно, а к вечеру второго дня в доме Ринальфа появились новые гости.
Они пришли ранним вечером, когда в особняке Ринальфа только собирались готовить ужин. Зербинас первым оставил гостиную и пошел за дровами, не дожидаясь, пока Анор договорит подробности очередной истории – он успел заметить, что колдунья не обижается, если кто-то выбывает из числа ее слушателей, а печку уже пора было растапливать. Он почти набрал охапку дров, когда огромная тень заслонила ему солнце, заставив отвлечься от работы.
В двух шагах от него возвышался крупный мужчина в просторном, небрежно подпоясанном балахоне. Он был очень упитан, но язык не поворачивался назвать его тучным. Его хотелось назвать большим и мощным – или даже очень большим и очень мощным. Мясистое лицо мужчины состояло из обширных квадратных щек, между которыми была зажата небольшая шишечка носа, и круглых выпуклых глаз под широким и выпуклым, слегка выступающим вперед лбом. Все остальные подробности его внешности как-то терялись в присутствии этих величественных частей лица, откровенно говорящих о могучем здоровье, отменной наблюдательности и уме их владельца.
– Давай дровишки-то, я донесу, – раздался гулкий, словно из бочки, голос мужчины, и к Зербинасу протянулись две здоровенные ручищи, заканчивающиеся широченными дланями.
Зербинас машинально выполнил требуемое, а затем так же машинально набрал вторую охапку дров и проследовал за незнакомцем в кухню, где тот уже набивал печку поленьями, выглядевшими в его руках жалкими хворостинками. Когда Зербинас опустил рядом с ним вторую охапку, тот как раз закончил свое занятие и пророкотал заклинание вызова огня, отчего изо всех щелей несчастной печки вырвалось пламя.
– Балтазар, – представился он Зербинасу, поднимаясь с колен.
– Зербинас, – представился ему тот.
– Новичок? – полутвердительно спросил он.
– Да.
– Кто там из наших уже здесь?
– Хирро, Анор, сам Ринальф. Раундала обещала быть, но пока ее нет, – добавил Зербинас услышанные от пиртянина сведения.
– А теперь еще и мы с Дагоном, – продолжил перечисление Балтазар. – Значит, все будут в сборе.
Зербинас на всякий случай понимающе кивнул.
– Значит, возьмем вот эту кастрюлю. – Балтазар снял с полки самую большую кастрюлю. – Сколько раз я говорил Ринальфу, чтобы тот завел у себя посуду побольше... – пробормотал он, наполняя ее водой из стоящего на лавке трехведерного чана.
– Ба-ал... – радостно пропела Анор, врываясь в кухню.
– Анор, птичка ты моя разлюбезная! – Балтазар поставил трехведерный чан на место и развел руки навстречу колдунье. Она ринулась в его дружеские объятия, освободив дверной проем для незнакомца, прибывшего вместе с Балтазаром.
Возможно, Дагон был не так невелик, как показалось Зербинасу, но, на первый взгляд, из Балтазара можно было бы смастерить четверых таких, как он. Небольшой и сухощавый, весь состоящий из крепких и жестких жил, держащийся очень прямо и уверенно, он был, что называется, не первой молодости, поскольку выглядел старше остальных гостей Ринальфа, но называть пожилым его было бы просто неуместно. Его черные с проседью, коротко обрезанные волосы размещались вокруг рано облысевшей макушки, намекая на возраст, но его глубоко посаженные темные глаза сверкали боевым задором, начисто опровергая эти глупые намеки.
Пока Анор приветствовала Балтазара, Зербинас познакомился с Дагоном, про которого уже немало наслушался за последние дни. Этот неугомонный маг был одним из самых давних членов союза, если не считать Ринальфа, и ближайшим другом самого Ринальфа, хотя в последнее время, когда великий артифактор постарел, предпочитал пускаться в похождения на пару с Балтазаром.
Затем все четверо взялись за приготовление ужина – праздничного, как объявил Балтазар. Пищевые проблемы здесь были только у Анор, поэтому меню было достаточно согласовать с ней. Когда обязанности были поделены, каждый взялся за свою часть работы – чистить, рубить, нарезать, смешивать и помешивать, подкидывать дрова в печку, доставать столовые приборы и посуду. Пробовали все. В самый разгар трудов в кухню пришел Хирро и, убедившись, что на его долю работы не осталось, тоже попробовал стряпню, а затем понес посуду в гостиную, где оставались Ринальф с Фэром.
Маленький кеол признал Ринальфа своим учителем и при каждой возможности донимал его вопросами как по магии, так и по весьма отдаленным от нее предметам. Новые миры будоражили любопытство Фэра, стремившегося узнать о них как можно больше и как можно скорее. Хирро пытался удерживать шустрого птенца, чтобы тот не утомлял старого мага, но Ринальф заступился за него, сказав, что ничего не имеет против такой любознательности. Они даже не взглянули на пиртянина, с увлечением играя в бесконечные вопросы и ответы, пока тот носил закуски из кухни и расставлял их по скатерти.
Маги наконец явились из кухни в гостиную, окружив Балтазара с огромной дымящейся кастрюлей в руках.
– Сюда, Баал, вот на этот стол у стены, – показала ему Анор. Его имя, как и имя Зербинаса, было слишком сложным для нее, но колдунья вышла из затруднения, используя только первую часть, которую произносила нараспев. – И неси скорее второе, а то я вся истеку слюнками.
– Неужели ты не напробовалась там, у печки? – добродушно прогудел Балтазар и ушел за второй кастрюлей.
Пока он ходил на кухню, в гостиную вошла Раундала. Дагон приветственно помахал ей с диванчика, а Хирро с привычной светскостью подошел приложиться к ее ручке. Он предложил ей руку и подвел к Ринальфу для приветствия, а затем проводил к столу.
Балтазар внес вторую кастрюлю, затем противень с печеной, густо посыпанной приправами дичью, затем ведерный кувшин с настоем иги и просторное блюдо со сладостями, которых они с Дагоном накупили в Асфасте по пути сюда. Анор, взявшая на себя роль хозяйки дома, разложила горячее по тарелкам, и ужин по случаю собрания членов союза Скальфа начался.
В ответ на расспросы ранее прибывших гостей, которые уже успели обменяться новостями, Дагон с Балтазаром рассказали совершенно анекдотическую историю о том, как они отправились на Орфу пить пиво и чем это закончилось. Рассказ выглядел так неправдоподобно, что никто не поверил им, пока оба мага не предъявили в доказательство своих слов по туго набитому мешочку отборных изумрудов. Затем Хирро и Раундала посвятили их в историю с пропажей амулетов и появлением здесь Фэра и Зербинаса, а Ринальф добавил, что эти события еще повлекут за собой новые.
Зербинас разглядывал полузнакомые лица своих новообретенных друзей – а в том, что они станут его друзьями, у него не возникало не малейшего сомнения – и в нем мало-помалу созревало непривычное ощущение, не знакомое ему ни по академии, в стенах которой он обучался пятнадцать лет, ни по двадцатилетнему проживанию у нанимателя. Он был там, где каждый дружен с каждым, где каждый готов прийти на помощь к каждому, не по кровавым клятвам или заверенным семью печатями договоренностям, а просто по взаимной приязни.
Он был дома.
После ужина Ринальф сходил в лабораторию за листками, которые он успел перевести.
– К сожалению, моя работа продвигается медленно, – заговорил он. – Никто из современных магов не может похвалиться тем, что в совершенстве знает язык мудрости. Тем не менее, Могриф пытается писать на нем, чтобы скрыть свои записки от чужих глаз. Как я успел заметить, некоторые слова он употребляет в произвольном значении, но мне удалось уловить общий смысл написанного. Хирро, ты уверен, что взял эти листки подряд?
– Разумеется, учитель, – откликнулся пиртянин. – У меня просто не было времени ни на что другое.
– У меня создалось впечатление, что стопка перемешана, потому что на листках находятся совершенно разрозненные куски текста. Я даже не могу определить, в какой последовательности они расположены. Вот, послушайте сами.
Старый маг взял один из переводов и начал читать:
«...поскольку все оказалось не так, как я предполагал вначале, я намерен провести собственные исследования. Но для этого нужно надолго покинуть Асфри, а я предпочел бы не оставлять лабораторию на Гестарта. Парню пока невыгодно предавать меня, но если ученик имеет определенные житейские слабости, трудно рассчитывать на его верность, а мой ученик, к сожалению, оказался невозможным бабником.
Было бы еще ничего, если бы он ограничивался ночными прогулками в Асфасту, но не так давно он спутался с Кьянтой, хотя я в резкой форме предупредил его, что эта бесстыжая портовая девка известна своими отношениями с Вольдом, деловыми, конечно – их интимные отношения меня мало интересуют – а этот холеный циник, вне сомнения, отдал бы даже свою роскошную шевелюру, лишь бы проникнуть в мои секреты. Девка наверняка подослана, сколько бы Гестарт ни льстил себе мыслями, что отбил ее у Вольда.»
Ринальф прервал чтение и взглянул на слушателей.
– Это поможет нам установить время написания текста, – сказал он. – Раундала, тебе известно, когда Гестарт сошелся с Кьянтой?
– Лет шесть назад, – поразмыслив, ответила колдунья. – Говорят, он даже привел ей улдара, на котором мы ее видели. Где-то с год-два они были вместе, а затем она пропала, пока не объявилась обратно в виде того злосчастного золотого медальончика. Я до сих пор жалею, что расколдовала ее.
– А кто такой Вольд? – спросил Зербинас.
– Один из местных магов, – сообщил ему сидевший рядом Хирро. – Хлыщ и пижон, каких наищешься по мирам, одевается как тропическая птица уляма, но при всем при этом весьма незаурядный колдун. У него даже есть волшебный скакун, если я не ошибаюсь.
– Не ошибаешься, – отозвалась со своего места Раундала.
– Как ты думаешь, мог он подослать Кьянту к Гестарту? – спросил ее Дагон.
– Ну, вопрос следует ставить так – могла ли Кьянта согласиться на это, – поправила его колдунья. – Она и сама – чрезвычайно коварная и предприимчивая особа. В отличие от большинства магов, Вольд любит дешевую популярность и хорошо известен в светских кругах Асфасты. Он подобрал Кьянту, когда та была еще портовой потаскушкой, обучил кое-каким манерам, а затем выводил с собой. Без его помощи она в жизни не попала бы в столичное общество, от него она научилась и магии, хотя этим она обязана в первую очередь себе. Да, пожалуй, у нее есть причины быть благодарной и преданной Вольду – но я не поручилась бы, что Кьянта способна испытывать подобные чувства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43