ОДНАКО, СТОЛЬ ЖЕ
ОЧЕВИДНЫ УКАЗАНИЯ НА ТО, ЧТО В ЯЗЫКЕ СМЕШАЛИСЬ ДИАЛЕКТЫ, СВОЙСТВЕННЫЕ
ПЕРВОБЫТНЫМ ПЛЕМЕНАМ. ЭТОТ ФАКТ НЕ СОГЛАСУЕТСЯ С НАЛИЧИЕМ РАДИО, А ТАКЖЕ С
ОДНООБРАЗИЕМ, ХАРАКТЕРНЫМ ДЛЯ ГРУППЫ G. УЧИТЫВАЯ ВЫШЕИЗЛОЖЕННЫЕ
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА, МЫ ВЫНУЖДЕНЫ СО ВСЕЙ ОПРЕДЕЛЕННОСТЬЮ ЗАЯВИТЬ О ЗАПРЕТЕ НА
КАКИЕ-ЛИБО ПРЕДОСУДИТЕЛЬНЫЕ ДЕЙСТВИЯ СО СТОРОНЫ МИСТЕРА ХЭЗЛТОНА НА ВСЕ
ВРЕМЯ ПРЕБЫВАНИЯ НА ЭТОЙ ПЛАНЕТЕ".
- Советов-то я у них не просил, - обронил Амальфи. - И вообще, зачем
нам в такой ситуации уроки этимологии? Марк, я все же советую тебе быть
осторожнее...
- "Помни о планете Тор Пять", - произнес Хэзлтон, очень похоже
подражая покровительственному тону мэра. - Все в порядке. Ну что, мы
спускаемся?
Вместо ответа Амальфи повернул рычаг управления, и город начал
опускаться на планету. На поверхности не было видно ни одного участка,
пригодного для посадки, и мэр уже смирился с тем, что удобную площадку
найти вряд ли удастся. Он осторожно опускал город, руководствуясь, главным
образом, голосами, которые все громче и громче звучали в его наушниках.
С высоты четырех тысяч метров он вдруг разглядел какие-то проблески
среди темно-зеленых волн раскидистых деревьев. Камеры, медленно
перемещаясь, поймали в поле зрения блестящий объект: на экране появилась
крыша с расположенными на ней башенками. Затем показалась еще одна, еще и
еще - уже отчетливо была видна целая дюжина зданий. Это был город. Не
город-Бродяга, а настоящий, выросший на этой планете. Подобравшись ближе,
камеры передали более крупное изображение: город был обнесен стеной,
расположенной по внутренней границе лишенного всякой растительности
кольца. Зелень между башнями, судя по всему, являлась просто маскировкой.
Когда город-Бродяга достиг высоты трех тысяч метров, со стороны
планеты, словно перепуганные птицы, взлетела стая маленьких кораблей,
ощерившихся огненными перьями.
- Артиллеристы! - заорал Хэзлтон в микрофон. - Отправьте им несколько
посылок.
Амальфи отрицательно покачал головой, опуская город все ближе к
поверхности. Птицы с огненными хвостами крутились вокруг, сплетая
причудливый орнамент из струек дыма. Глядя на них, Амальфи вспомнил
когда-то давно виденную им незабываемую картину - брачный танец пчел,
сопровождаемый мерным ровным жужжанием. Земных птиц и пчел Амальфи не
приходилось видеть, наверно, уже добрую тысячу лет. Тем не менее, в
сопровождающем их ощерившимся копьями кортеже он интуитивно почувствовал
какое-то сходство с ритуальными церемониями из жизни этих милых существ.
Он аккуратно вел город-Бродягу к его новой стоянке неподалеку от
затерявшегося в джунглях поселения аборигенов, ненадолго зависая над
верхушками гигантских растений. Затем, вместо того, чтобы, словно косой,
выкосить мезотронными ружьями посадочную площадку, Амальфи произвел
поляризацию экрана спиндиззи.
Основание города-Бродяги и верхушки городских зданий погрузились в
темноту. Что произошло с гигантскими папоротниками и хвощами, разглядеть
было невозможно. Очевидно, все они за какую-то долю секунды превратились в
единый спрессованный пласт. Те, что находились чуть подальше, за чертой
опустившегося города, не устояв перед разыгравшейся бурей, сбросили листья
и разваливались на части. Еще дальше находившийся внутри огромного круга и
залитый солнцем лес наклонился в противоположную от города сторону,
сотрясаясь под ударами грома.
К несчастью, спиндиззи на Двадцать третьей улице взорвался, не
выдержав огромного напряжения последней минуты посадки, и оставшиеся сто
пятьдесят метров город находился практически в состоянии свободного
падения. Удар о поверхность планеты оказался значительно сильнее, чем мог
предполагать Амальфи. Хэзлтон, вцепившись в подлокотники кресла,
дожидался, пока башня перестанет раскачиваться, а когда все успокоилось,
принялся вытирать платком кровоточащий нос.
- Довольно драматичное приземление, - пошутил он. - Пожалуй, стоит
починить спиндиззи, так - на всякий случай. Босс, еще немного - и этот
двигатель совсем сдохнет.
Амальфи решительным жестом выключил устройство управления.
- Если эти бандиты здесь появятся, - сказал он, - мне кажется, им
будет не так просто доказать свое могущество. Ладно, Марк, принимайся за
дело.

Мэр протиснул свое грузное, напоминающее бочонок, тело в кабину лифта
и, преодолевая фрикционное поле, заскользил вниз, на улицу. Такой способ
передвижения он считал гораздо более быстрым и удобным, чем автоматические
эскалаторы или скольжение по стенам зданий, когда в качестве тормозного
башмака приходится использовать собственный лоб. Спустившись на улицу, он
отметил про себя, что башня управления буквально сияет, освещенная яркими
и горячими лучами солнца.
- Городской Центр, - подумал Амальфи, - наверняка светится сейчас
точно так же, и девиз города отчетливо виден во всей своей медной красе.
Ему оставалось только надеяться, что никто из местных жителей не сможет
прочитать этот девиз. Это могло бы принизить грандиозный эффект, которого
они добились столь впечатляющим приземлением. Неожиданно Амальфи уловил,
что непонятная речь, которая звучала в его наушниках во время посадки,
накатывается со всех сторон. Спокойные будничные лица жителей
города-Бродяги, обращенные в конец Авеню, постепенно приобретали
удивленное выражение, смешанное с веселостью и безотчетной печалью.
Амальфи повернулся. К нему направлялась странная процессия: группа детей,
одетых в невероятные полосатые, красные с белым, одежды. Амальфи вспомнил,
что однажды ему приходилось видеть древние мумии, облаченные в нечто
подобное. Полосатая ткань покрывала плечи и грудь детей и ниспадала ниже
пояса. На ногах - лоскуты многоцветной материи, вроде шелка, которые
трепетали при каждом движении. Сделав очередной шаг, дети склонялись в
низком поклоне, вытягивая в стороны руки и принимались махать ими, словно
порхающие бабочки. При этом они безостановочно крутили головой, будто
перекидывая ее с одного плеча на другое, и двигали ногами, переступая с
носка на пятку и раскачиваясь. В такт их движениям мерно постукивали
браслеты из сухих стручков; они охватывали детские запястья и голые
лодыжки. Шествие сопровождалось мелодичным, словно журчание ручейка,
пением. При виде этой странной процессии Амальфи удивился: почему Отцы
Города так озадачены происхождением языка этой планеты. Вне всякого
сомнения - это человеческие дети. Ничто в них не производило впечатления
чего-то чужеродного. Следом за детьми двигалась толпа высоких черноволосых
мужчин, которые вели себя более сдержанно. Через продолжительные, точно
выверенные интервалы они принимались хором скандировать какое-то слово,
которое громко перекатывалось под мерное постукивание, сопровождавшее
танец детей. Их неподвижные, вытянутые вперед и повернутые ладонями вверх,
руки имели по пять пальцев с совершенно нормальными ногтями. Бороды мужчин
ничем не отличались от тех, что носят обыкновенные люди; в широких
прорезях рубах были видны ключицы и ребра - такие, как и положено быть. На
груди у каждого, словно символическая рана, виднелась нанесенная красным
мелком полоса.
Замыкали шествие женщины, выглядевшие не совсем обычно. Сгрудившись в
огромной повозке, которую тащили ящеры, они, обнаженные и понурившиеся,
ехали молча, обозревая окрестности воспаленными гноящимися глазами и не
обращая ни малейшего внимания на город и его жителей. Вид их
свидетельствовал о том, что в своем развитии они недалеко ушли от
приматов. Время от времени то одна, то другая принимались чесаться,
острыми когтями царапая собственное тело.
Дети плотным кольцом окружили Амальфи, очевидно, посчитав его
предводителем пришельцев. Это вполне можно было принять за доказательство
человеческого мышления. Амальфи стоял неподвижно, а дети кружком уселись
вокруг него, продолжая петь и трясти кистями рук. Мужчины тоже образовали
круг, держась все время лицом к Амальфи и вытянув вперед руки. Последней
подоспела зловонная повозка, которую пропустили внутрь двойного кольца
прямо к ногам Амальфи. Двое мужчин-погонщиков отпрягли послушных ящеров и
отпустили их на волю.
Пение вдруг прекратилось. Самый высокий и представительный из мужчин
вышел вперед и склонился перед Амальфи, постучав руками-крыльями по
асфальту Авеню. Прежде чем Амальфи успел понять, что этот мужчина
намеревается сделать, тот вытянулся, вложил ему в руку какой-то тяжелый
предмет и отступил, громко прокричав то слово, которое мужчины
скандировали по пути в город. Мужчины и дети ответили ему единодушным
громким ужасным криком, а затем наступила тишина.
Амальфи стоял рядом с повозкой, окруженный плотным двойным кольцом.
Он перевел взгляд на оказавшийся в его руке предмет.
Это был витиеватой формы сваренный из металла ключ.

4. ОН
Мирамон нервно заерзал в кресле; огромное, черное, похожее на пилу
перо, закрепленное в собранных в пучок волосах, закачалось. То, что он в
конце концов все же опустился в кресло, выказывало его доверие к Амальфи:
сначала Мирамон упрямо отказывался от этого, сидя на корточках - эта поза
была обычной для жителей планеты. Кресла в их представлении являлись
незавидной прерогативой богов.
- Сам я в богов не верю, - объяснял он Амальфи, потрясая своим пером.
- Любому человеку, сведущему в технике, ясно, что ваш город - это просто
продукт общества, которое в техническом отношении превосходит наше. И сами
вы - такие же люди, как мы. На нашей планете религия всегда была решающей
силой. В таких условиях крайне недальновидно действовать против
общественного мнения.
Амальфи кивнул: "Судя по тому, что вы мне рассказали, в это нетрудно
поверить. Ситуация на планете действительно уникальна, насколько я могу
понять. Что произошло после падения вашей цивилизации?"
- Мы не знаем, - Мирамон пожал плечами. - Это случилось более восьми
тысяч лет назад. Сохранились только отрывочные легенды. В то время на
планете была высокоразвитая культура; на этом сходятся все священники и
ученые. Климат тогда был совсем другим. Каждый год на несколько месяцев
приходили такие холода, что я не понимаю, каким образом люди могли выжить.
Кроме того, звезд было гораздо больше. Древние наскальные рисунки
свидетельствуют о наличии более тысячи звезд, хотя некоторые сведения в
этих памятниках истории противоречивы.
- Естественно, - сказал Амальфи. - Вы же не знаете, что ваше солнце
движется с необычайно большой относительной скоростью?
- Движется? - рассмеялся Мирамон. - Некоторые из наиболее мистически
настроенных ученых тоже придерживаются этого мнения. Они утверждают, что
раз перемещаются планеты, то и солнце не может оставаться неподвижным. Мне
кажется, что это довольно надуманная аналогия: ведь во всех других
отношениях поведение планет и солнц отличается друг от друга. Кроме того,
если мы перемещаемся, то почему же до сих пор не вышли из этой пустоты?
- Вы просто недооцениваете размеры Провала. На таком расстоянии
параллакс обнаружить невозможно, хотя через несколько тысяч лет вы начнете
верить в его наличие. Когда планета находилась среди других звезд, ваши
предки легко могли заметить это движение, поскольку менялось положение
всех ближайших солнц.
Всем своим видом Мирамон выражал недоверие.
- Я, конечно, отдаю должное вашим знаниям. Но будь что будет. Легенды
сообщают о том, что боги бросили нас в эту беззвездную пустыню в наказание
за какой-то грех, совершенный нашим народом. Они же изменили климат,
обрушив на нас вечную жару. Поэтому наши священники и утверждают, что мы
пребываем в аду. Чтобы снова оказаться среди прохладных звезд, нам
необходимо искупить грехи. У нас отсутствуют небеса в том смысле, который
вы вкладываете в это понятие. Мы умираем в проклятии, "спасение" мы должны
завоевывать здесь, копаясь в грязи, еще при жизни. В наших условиях
подобная доктрина очень привлекательна.
Амальфи задумался. Ему было совершенно ясно, что произошло, но он не
решился объяснить Мирамону суть событий, догадываясь, что вряд ли удастся
поколебать в аборигене его убежденность. Ось планеты имела заметный уклон,
а масса ее распределялась явно неравномерно. Это означало, что, подобно
Земле, движение планеты подчинялось циклу Дрэйсона: периодически полюса и
прилегающие к ним районы подвергались раскачиванию, после чего продолжали
свое вращение уже под другим углом. Результатом этого могло стать
катастрофическое изменение климата. На Земле подобное явление наблюдается
один раз в двадцать пять тысяч лет. Когда это случилось впервые, появилось
множество невероятно глупых легенд и суеверий, пожалуй, еще более нелепых,
чем те, что культивируют сейчас ониане.
Планете Он не повезло: завершение полного цикла Дрэйсона произошло
почти одновременно с тем, как она начала путешествие по долине Провала.
Это совпадение привело к краху высокоразвитой цивилизации, культура
которой входила в стадию своего расцвета. Без какого-либо переходного
периода эта цивилизация откатилась к эпохе взаимного истребления.
Теперь планета Он являла собой странное смешение различных эпох. С
политической точки зрения регресс едва ли не докатился до варварства -
надвигающийся крах остановили высокие собрания и митинги жителей, столь
многочисленные накануне катастрофы. Развитие городов возобновилось, и
теперь планета пребывала на стадии войн между городами-государствами. В
технологическом и научном отношении цивилизация была отброшена на целых
восемь столетий, сейчас она медленно обрастала новыми открытиями, пожиная
редкие плоды развития технической мысли.
Из-за такого несоответствия города-государства вынуждены были воевать
друг с другом не ракетами и химическими бомбами, а холодным оружием.
Полеты были еще недостижимыми грезами, и даже в мечтах они связывались
людьми скорее с птичьими крыльями, чем с реактивными двигателями.
- А что бы произошло, если бы я открыл ту клетку на повозке? -
неожиданно спросил Амальфи.
На лице Мирамона появилось виноватое выражение.
- Наверно, вас убили бы - по крайней мере, они попытались бы сделать
это, - ответил он неохотно. - И тогда Дьявол опять завладел бы нами.
Священники говорят, что грехи великой Эпохи связаны с женщинами. Кстати,
города-бандиты отбросили этот первобытный предрассудок. По этой причине у
нас так много дезертиров. Их влечет в эти города. Вы не можете себе
представить, что это за жизнь, когда с женщинами разрешается встречаться
только один раз в год - исключительно, чтобы выполнить свою обязанность по
продолжению рода. Это просто сумасшествие!
В голосе Мирамона отчетливо звучала горечь.
- Поэтому так трудно объяснить людям, сколь самоубийственно поведение
городов-бандитов. В нашем обществе все ужасно устали от борьбы с
джунглями, от необходимости возрождать Великую Эру на пустом месте из
обыкновенной грязи и того, что вынуждены подчиняться общественному укладу,
который полностью игнорирует наличие джунглей. Но больше всего люди устали
от служения в Храме Будущего. А в городах-бандитах живут обыкновенные
чистые женщины, которые никого не царапают.
- А что, города-бандиты не борются с джунглями? - спросил Амальфи.
- Нет, они даже охотятся за теми, кто это делает. Жители совершенно
забросили религию: первая забота восставших городов - это уничтожение
священников. К сожалению, институт священников - основа нашей цивилизации.
Мы должны также терпеть наших женщин. Священники утверждают, что нельзя
посягать ни на один из устоев, иначе под сомнение будет поставлено и все
остальное. Только священники поддерживают веру в то, что лучше быть
людьми, чем копающимися в грязи варварами. Поэтому мы, технические
специалисты, строго соблюдаем все ритуалы, даже совершенно бессмысленные,
и считаем, что пока не может быть и речи о том, чтобы отбросить веру в
богов.
- Это вполне разумно, - признал Амальфи. Мирамон, судя по всему,
обладал необычайной проницательностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34