Саша многому меня научила. Теперь я уже не та девушка, которую за шесть медных тарсков купил Борчофф, предводитель воинов заставы Турмусовых Камней. Он мог поздравить себя с удачной покупкой.— Сколько ты заплатил за нее? — спросил его как-то один из его помощников.— Шесть медных тарсков, — ответил он.— Ну и наметан же у тебя глаз на рабынь! — восхитился помощник.Борчофф ухмыльнулся.Я спешила дальше.«Горячая, как пага», — сказал, как-то обо мне один воин и швырнул меня своему приятелю. Я собой не владела. Бывало, я лежала без сна в запертом алькове, глотая слезы. Не хочу быть рабыней!«Ты прирожденная рабыня, — сказала мне однажды Саша. — Ты создана для ошейника». — «Да, госпожа», — проронила я в ответ. А временами, плача от стыда, ворочалась в своей крошечной нише. Странно: я часто думала об Элайзе Невинс. Там, на Земле, в нашем престижном колледже, я была ее^главной соперницей. Видела бы она меня теперь! Вот хохотала бы, каким бы презрением облила!— Мяса, Дина! — позвал мужчина.Я бросилась к нему, стала на колени, протянула блюдо. Не выпороли бы!Теперь на заставе двадцать девять девушек. Но состав их немного изменился; пятерых продали проезжим турианским купцам, которые вели с заставой торговые дела, в последующие недели купили по случаю еще шестерых. Запасы нужно обновлять: мужчины любят разнообразие.— Тебя не продадут, Дина, — сказала мне Саша. — Ты — просто подарок.— Да, госпожа.Здесь, на заставе, мы, рабыни, существуем, чтобы доставлять удовольствие мужчинам. Но поскольку, кроме нас, рабынь в Турмусовых Камнях нет, мы должны и прислуживать им, и исполнять кое-какую работу: мыть полы, шить, стирать и гладить одежду, прибирать. Помогаем мы и на кухне: обычно готовим овощи, моем посуду. Мужчинам, несущим службу на крепостной стене, нужно принести воды. В общем, грязной работы хватает, и ложится она, естественно, на нас, рабынь. Хотя в целом, по-моему, жаловаться не приходится. Поутру нам дают выспаться, работа в основном кончается рано, чтобы мы могли отдохнуть и подготовиться к вечеру. В обычный день немногим из нас выпадает больше двух-трех анов несложной работы. Иллюзий мы не питаем: основная наша обязанность — угождать мужчинам.Теперь я не ниже остальных рабынь. Не то чтобы я отвоевывала себе место под солнцем, ведь, по моему разумению, среди здешних рабынь мало таких, которым не под силу было бы одолеть меня в драке, просто так решила Саша. Плетка в ее руках. Каждая вновь появляющаяся среди нас девушка автоматически становится низшей — стало быть, статус остальных поднимается. Все мы повинуемся Саше. Плетку она пускает в ход без колебаний. Так что порядок соблюдается. И недовольства у меня это не вызывает. Дай Борчофф плетку не Саше, а кому-нибудь другому — и жить мне в рабской обители стало бы куда тяжелее. Закон джунглей! А Сашина плетка от него бережет. И среди рабынь не только меня одну устраивает такая защита от натиска грубой силы. Иногда хозяева в жестокости своей не назначают старшую рабыню. И тогда девушки сами, зубами и ногтями, устанавливают внутреннюю иерархию и порядок правления. А бывает, хозяева не назначают старшую рабыню намеренно, чтобы низшие рабыни, ища защиты и стараясь попасть в фавор, из кожи вон лезли, ублажая мужчин. «Если ты меня ударишь, хозяин будет недоволен» — в среде рабынь угроза нешуточная, особенно если это соответствует действительности. От возможного недовольства далекого хозяина во многом зависит «социальная структура» в среде рабынь. Бывает, чтобы отвоевать себе место позавиднее, девушка притворяется, что хозяин благоволит к ней. Но в таких вещах истину скрыть трудно. Кого чаще всего вызывают к его ложу?— Мяса, Дина!Я поспешила на зов, встала на колени, прислуживая мужчине. Одета я в алый шелк, ошейник перевит золотым ожерельем, на ноге — колокольчики.На глаза попалась Саша. Лежит в объятиях воина, целует его. Просто тает от наслаждения.Брать с собой плетку, выходя из жилища рабынь, ей позволяют редко — разве что когда на заставе появляется новая рабыня и ее нужно провести по коридорам к железной дверце, как когда-то вела она меня. Выходя из нашей обители, она, преклонив колени, протягивает плетку охраннику. Здесь ее властные полномочия заканчиваются. Поднеся плетку к губам, она целует ее, после чего рабыне приказывают отложить ее в сторону. Она получит ее обратно, возвращаясь в жилище рабынь. Вне его мы подчиняемся не Саше — мужчинам. Она снова получает власть над нами, только если ей позволено взять в руки плетку. Сейчас она без плетки. Лежит, разомлев в мужских объятиях, постанывая под лаской. Здесь, в зале наслаждений, как его называют на заставе, она просто рабыня.— Дина!Воин, мимо которого я проходила, ударил меня. Наверно, зов звучит не впервые, но я не слышала. Вот он и подхлестнул меня, чтобы не зевала. Торопясь на зов, я слегка задела шелковое одеяние танцующей среди столов девушки. Музыка кружила голову.Я преклонила колени перед мужчиной, который звал меня.— Ты что, оглохла? — спросил он.— Прости бедную девушку, хозяин, — взмолилась я, — я тебя не слышала.— Подай мне мяса!Я подняла к нему блюдо, он ткнул вилкой в ломоть приправленного жгучими турианскими специями мяса. Последний кусок на блюде. Он взглянул на меня.— Я сию секунду принесу еще мяса, хозяин, — заторопилась я.— Ты — то мясо, которого мне хочется, Дина, — остановил он меня.— Еще не время подавать вино, — прошептала я. Расхожая горианская идиома. Я робко напоминала ему, что время главных наслаждений еще не пришло. Меня и еще нескольких девушек пока не освободили — мы должны прислуживать за столом. Еще не все блюда поданы. Когда настанет время десерта и вина, мы, рабыни, примостимся у столов хозяев.— Введите узника, — приказал Борчофф, предводитель воинов заставы Турмусовых Камней.В тот день я поднялась на стену, неся мужчинам воду. Стояла на высоте восьмидесяти футов, глядя вдаль, в поля.— Ты что, Дина, — спросил подошедший сзади воин, — прыгать собираешься?— Нет, хозяин, — ответила я, — я не свободная женщина. Я рабыня.Чуть откинувшись назад, я прижалась к нему спиной, подняла голову, повернулась. Его ладони легли на мои руки.— Выполняй свои обязанности, рабыня, — приказал он.— Да, хозяин.Меня не раз вызывали к его ложу.Из висящего на моем плече бурдюка из кожи верра я налила ему воды.Жарко. Раскаленные камни обжигают босые ноги. На мне — короткая бурая рабочая туника, скроенная из единого лоскута. Кроме ошейника, больше никакой одежды. Такие туники — чаще всего серые или бурые — мы носим во время работы.Я взглянула на возвышающиеся над стеной столбы. Горячий послеполуденный ветерок чуть покачивает провисшую между ними тонкую проволоку. Обычная на Горе защита от тарное, чтобы в крепость нельзя было проникнуть с воздуха.Я снова взглянула вдаль.— Хозяин!— Да, — отозвался воин.— Вижу облако пыли. — Я указала на вьющуюся внизу дорогу.— Значит, взяли, — проговорил он.К крепости приближались два огромных величавых тарла-риона. В седлах — всадники с пиками. Еще восемь воинов с нашей заставы идут следом, неся копья. Между тарларионами, прикованный за шею цепями к стременам, шагал мужчина. Темноволосый. Руки скручены за спиной.— Кто это, хозяин? — спросила я.— Не знаю, — ответил он. — Но дошли слухи, что он выспрашивает о крепости, о ее обороне и все такое.— А что с ним сделают?— Раз уж привели — поставят клеймо и сделают рабом. Не завидую я ему.Я перевела взгляд на пленника. Шагает, гордо подняв голову. Я уже знала, что на Горе есть рабы-мужчины, но самой видеть их пока не доводилось. Рабынь-женщин гораздо больше. Пленников-мужчин чаще убивают.— Отнеси людям воды, рабыня, — велел мне воин.— Да, хозяин.Я взяла у него чашу и поспешила дальше по стене, напоить остальных. А спустившись по лестнице и вновь оказавшись во внутреннем дворе, увидела, как ведущий пленника отряд входит в распахнутые ворота. Ворота захлопнулись. Взглянуть на пленника подошел Борчофф, предводитель воинов крепости. Замешкалась, любопытствуя, и я. Стояла с пустым бурдюком на плече посреди пыльного двора и смотрела во все глаза.Загорелый, волосы черные как смоль. Сильный, высокий. Опутан цепями. Руки за спиной — с кандалами. Гордо стоит между тарларионами, ничуть не сгибаясь под тяжестью свисающих от ошейника к стременам цепей.Приятно видеть окованного цепями мужчину. Руки в кандалах, меня не тронет. Я подошла ближе. Охранники не остановили меня.— Как твое имя? — спросил Борчофф.— Не помню, — отвечал пленник. Охранник ударил его.— С какой целью, — продолжал допрос Борчофф, — выведывал, как охраняется наша застава?— Из головы вылетело.Снова на него посыпались жестокие удары, а он едва шевельнулся.Борчофф отвернулся к одному из верховых — своему помощнику, чтобы поподробнее выяснить, как взяли пленника.Я подошла еще ближе. Никто меня не остановил.Пленник взглянул на меня. Кровь бросилась мне в лицо. Коротенькая рабочая туника едва скрывала тело, на мне — ошейник. Горианские мужчины умеют глянуть на женщину, будто раздевая и бросая ее к своим ногам. Под его взглядом я почувствовала себя голой. Вцепилась в бурую ткань, безотчетно пытаясь прикрыться, но туника только плотнее обтянула тело и выше поднялась на бедрах. Кажется, будто и сквозь ткань все видит. Я поежилась.Борчофф резко обернулся.— Подразни-ка его, Дина.— Предупреждаю, предводитель, — заговорил черноволосый, — не вздумай наносить мне оскорбление, заставляя рабыню дразнить меня.— Подразни его, — повторил Борчофф и отвернулся.Пленник застыл в безмолвной ярости. И вдруг я почувствовала себя невероятно могущественной. Он беспомощен! Внезапный гнев на мужчин захлестнул меня. Что они со мной сделали! Ошейник, клеймо! И этот, в цепях, — тоже горианин, только что смотрел на меня как хозяин на рабыню.— Да, хозяин, — ответила я Борчоффу, предводителю воинов заставы Турмусовых Камней.Подошла к пленнику, подняла на него глаза. Он смотрел в сторону.— Хозяин боится рабыни? — спросила я. Коснулась его кончиками пальцев, лениво провела по плечу. Про себя улыбнулась. Лишь земной мужчина испугался бы рабыни. Испугался бы, смутился. Не знал бы, что с ней делать. Конечно, тут же принялся бы вбивать ей в голову, в чем заключается мужественность, превращая ее в подобие мужчины. Вот такая женщина для него безопасна. И не посмотрел бы на ее чувства, и внимания не обратил бы на то, что она женщина, ведь ее природа — какова бы она ни была — его, по существу, не интересует, главное — самому избежать ответственности. Мужчины и женщины равны — вот основной тезис, за которым прячутся слабые, запуганные мужчины. Все просто. Если женщина — не женщина, то и мужчина ей не нужен. Почему так много мужчин страшатся быть мужчинами? По-моему, ничего ужасного в этом нет.— Ты такой большой, сильный, хозяин, — улещала я узника, — и красивый.Он зло смотрел в сторону.— Почему же ты не обнимешь меня, не поцелуешь рабыню? Я тебе не нравлюсь?Ни слова в ответ.— О, — протянула я, — ты в цепях!Я поцеловала его руку. Он выше меня дюймов на десять, весит, наверно, вдвое больше. Рядом с ним я чувствовала себя такой маленькой.— Давай Дина поласкает тебя, хозяин, — шептала я. — Позволь Дине сделать тебе приятно.Я рванула зубами его тунику.— Ты должен позволить Дине ласкать тебя, — уговаривала я. — Скоро на тебе поставят клеймо, и ты станешь несчастным рабом, как Дина. — Я разорвала зубами его тунику до пояса. Обнажилась мощная грудь. Ласково поглаживая его по бокам, я лизала и кусала его живот. — А раба могут убить всего лишь за то, что он коснулся рабыни. — Я посмотрела ему в лицо. — Дине так жаль, что скоро ты станешь рабом, хозяин.— Я не стану рабом, — сказал он. Я озадаченно смотрела на него. Он снова отвел глаза в сторону.Я вцепилась зубами в его тунику у пояса.— Не надо, рабыня, — сказал он. Я испуганно отпрянула.— Иди, Дина, — приказал вернувшийся к узнику Борчофф.— Да, хозяин.И я вернулась в жилище рабынь: вымыться, привести себя в порядок к вечеру.
— Приведите узника, — приказал Борчофф, вставая за низеньким столиком в зале наслаждений и поднимая кубок.Я стояла на коленях перед мужчиной, которому только что подавала мясо. Блюдо опустело.Музыка смолкла, девушка в желтом шелке прервала танец.В зале — человек пятьдесят мужчин и почти все живущие на заставе девушки.— Добро пожаловать, — этими словами встретил Борчофф введенного в зал пленника. Ноги его были скованы цепью, руки в кандалах — за спиной. На всем теле — следы побоев.Его швырнули на колени перед Борчоффом, предводителем воинов заставы Турмусовых Камней.Двое охранников крепко держали его, не давая встать с колен.— Ты здесь гость, — объявил Борчофф. — Сегодня ты пируешь.— Ты щедр, предводитель, — ответил мужчина.— А завтра, — продолжал Борчофф, — ты заговоришь, поскольку наши доводы сумеют тебя убедить.— Вряд ли, — бросил тот.— У нас действенные методы.— И все же пока они не сработали. Казалось, Борчофф разозлился.— Но если мне будет угодно — заговорю, — добавил пленник.— Премного благодарны, — ответил Борчофф. Пленник опустил голову.— Ты из воинов, — предположил Борчофф.— Возможно.— Ты мне нравишься, — сказал Борчофф. — Сульда, Тупа, Фина, Мельпомена, Дина! — крикнул он нам. — Попотчуйте и ублажите нашего таинственного гостя, который никак не вспомнит, из какой он касты, как его имя и из какого он города.Мы послушно бросились к коленопреклоненному, окованному цепями мужчине.— Завтра к вечеру, надо думать, память к нему вернется.— Девятнадцать часов уже есть? — спросил пленник.— Нет, — ответил Борчофф.— Я заговорю, — заявил он, — в девятнадцать часов.— Испугался завтрашних доводов? — осведомился Борчофф.— Нет, — ответил узник. — Но всему свое время и место: и речам, и клинкам.— Эта поговорка в ходу у воинов, — отметил Борчофф.— В самом деле?Приветствуя его, Борчофф поднял чашу. Он тоже принадлежит к касте воинов.— Вот незадача, — проговорил он, — что ты попал к нам в руки. В стойлах Турий нужны рабы — чистить тарларионов.Сидящие за столами мужчины расхохотались. Посмеялись остроте Борчоффа и мы. Если пленник из воинов, для него это куда как оскорбительно. И мне, и всем прочим показалось ужасно забавным, что он вдруг станет рабом и его возьмут и отправят на самые грязные работы. Там, во дворе, даже скованный цепями, он напугал меня. Так что мысль о его будущем рабстве меня особенно радовала. Так ему и надо!Узник не ответил Борчоффу. Кивнув нам, Борчофф осушил чашу.— Бедный хозяин, — стоя на коленях, взяв в ладони его голову и целуя, причитала я над коленопреклоненным мужчиной, — бедный хозяин.— Ты та самая шлюха, что была во дворе. — Он всмотрелся в мое лицо.— Да, хозяин.— Приятно будет пометить тебе ушко. О чем это он?Мы принялись ласкать, целовать его, принесли ему вина, разных лакомств. Вились вокруг вьюном, прислуживали что было сил.— Настало время для главных наслаждений! — объявил Борчофф.Мужчины нетерпеливо вскинулись. «Дина!» — позвал тот, которому недавно я подавала остро приправленное мясо.Торопливо чмокнув коленопреклоненного, опутанного цепями узника — таким небрежным поцелуем одаряют на Земле жены мужей — и шепнув: «Прости, хозяин, но я должна служить другому», я бросилась на зов.Уже убегая, услышала, как узник спросил Борчоффа, который час. «Восемнадцать часов», — ответил тот.
Я лежала в объятиях воина на подушках, разложенных на полу в зале наслаждений, и целовала его. Это уже четвертый.— Как чудесно с тобой, хозяин, — шептала я, прижимаясь к нему, чуть приподнимая голову. Дал бы кусочек подслащенного медом мяса со стоящего рядом с ним металлического блюда! Ни я, ни остальные девушки такую пищу сами брать не смеем. За это могут отрубить руки. Несколько часов до пира мы ничего не ели, да и на самом пиру — тоже. Нас зовут на пир не есть, а прислуживать. Мы — рабыни. Однако мужчины могут нас покормить. Хотим есть — должны заслужить свою пищу.— Пожалуйста, хозяин, — обхаживала его я, — покорми Дину. Он положил мне в рот кусочек сваренного в вине, подслащенного медом мяса, запихнув его пальцами между зубами и щекой.— Спасибо, хозяин, — прошептала я с куском мяса во рту, целуя его.Я оглянулась, смакуя мясо. Вон, поодаль, — Сульда. Сегодня вечером мне досталось больше лакомых кусочков.Здесь, на заставе Турмусовых Камней, меня научили ублажать мужчин.Я улыбнулась, глядя на Сульду. Она бросила на меня злобный взгляд. А вот и пленник. Коленопреклоненный, всеми покинутый, в тяжких оковах. Да он на меня смотрит! В этот вечер я не раз ловила на себе его взгляд. Я улыбнулась, сложила губы и послала ему воздушный поцелуй. Мне простили эту дерзость. Обнимавший меня мужчина рассмеялся. А я все смотрела на пленника. Ох и поиздевались мы над ним сегодня! Отвели душу. А я, кажется, больше всех отличилась. Как он смел вести себя со мной как хозяин? Пленник в цепях! Мы из кожи вон лезли:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54