— Сколько раз пахали, — поддакнула Редис.— Не ломай ей шею, хозяин, — взмолилась Верров Хвост. Турнус убрал руку.Помню, он связал мне за спиной руки, крепко стянул лодыжки и оставил меня в поле. Я снова потеряла сознание. Вечером Турнус притащил меня в село на плече и швырнул среди свай своей хижины.— В чем дело? — спросила Мелина.— Больно хилая, — ответил Турнус.— Я сама убью ее. — Из-под груботканой одежды она вытащила короткий нож. Я, нагая, связанная, приподнялась на локте у ног Мелины и с ужасом уставилась на нее. Держа нож наготове, она приближалась.— Пожалуйста, не надо, госпожа! — зарыдала я.— Иди в дом, женщина, — зло бросил Турнус.— Тряпка ты, Турнус, — выпалила Мелина. Но нож убрала и выпрямилась. — Зря я за тобой пошла!Он молча смотрел на нее.— Могла бы стать спутницей предводителя касты целого округа, — шипела она. — А вместо этого я — подруга деревенского предводителя. Могла бы в округе первой быть. От тебя слинами воняет и твоими девками.Надо же, тут рабыни стоят — и такие слова!— Тряпка ты и дурак, Турнус! — не унималась она. — Презираю тебя!— Иди в дом, женщина, — повторил он.Сердито отвернувшись, Мелина стала карабкаться по лесенке в хижину. На последней ступеньке снова взглянула на него.— Недолго тебе владычествовать в Табучьем Броде, Турнус! — И исчезла в хижине.— Развяжите Дину, — приказал Турнус, — и отнесите в клетку.— Да, хозяин, — ответили девушки.— Бедняжка Дина, — проронил, глядя на меня, Турнус, когда с меня сняли веревки. — Никудышная ты скотинка. — И, ухмыльнувшись, пошел прочь.Я с яростью вонзила мотыгу в землю. Конечно, скотина я никудышная! И не моя вина, что я не рабочая скотина, как многие деревенские девахи. Марла, Чанда, Донна, Бусинка — все они на моем месте оказались бы ничуть не лучше! Да и Лена или Этта не намного меня бы превзошли! Посмотрела бы я, как Марла тащит плуг! Ничего бы у нее не вышло! Я с яростью вонзила в землю мотыгу. Я здорова, жизнь во мне так и кипит, но я не сильная, не могучая. Ну что я могу сделать! Я маленькая, хрупкая, слабая. В этом нет моей вины. Может, я и красивая, но что проку в красоте, когда за твоей спиной плуг и хозяин поднял плетку? Турнус разочарован моей слабостью.С бешенством ковыряла я землю мотыгой. Мне даже воду в поле тяжело таскать — моим ли плечам сражаться с огромным деревянным коромыслом и подвешенными к нему ведрами? Случалось, я падала, и вода проливалась. К тому же я медлительна. Иногда подруги-рабыни брали на себя то, что тяжелее из моей работы, а я делала за них что попроще. Но меня это удручало — им же тоже трудно. Хотелось делать свою работу самой. Просто я слаба — потому и не гожусь в крестьянские рабыни.Временами, работая в поле, я вскипала от ненависти. Кли-тус Вителлиус! Вот кто бросил меня здесь, в деревне! Покорил, заставил полюбить себя всем сердцем, каждой клеточкой тела, а потом шутки ради подарил крестьянину. Знал ведь, что я за девушка — тонкая, чувствительная, хрупкая, красивая землянка, и все же, забавляясь, обрек на тяжкое, горькое деревенское рабство, подарил Турнусу. Я обрушила мотыгу на сул. Ненавижу! Ненавижу Клитуса Вителлиуса!Снова*я взглянула на дорогу. Тележка бродячего торговца Тупа Шварешечника теперь едва виднелась на пыльном проселке: Он брел к тракту — широкой, мощенной булыжником дороге, ведущей в Ар.Хотя сестры-рабыни были ко мне добры, кроме них, в деревне на меня почти никто не обращал внимания.Слабая, хрупкая, для крестьянской работы я не гожусь.Ненавижу крестьян! Ну и идиоты! Не могли найти лучшего применения красавице рабыне, как запрячь ее в плуг!— Деревня не для тебя, Дина, — сказал мне как-то Турнус. — Ты городская рабыня. Твое место у ног мужчины, в его покоях, в цепях и ошейнике. Тебе бы ластиться к нему и довольно мурлыкать, как самка слина.— Возможно, — ответила я.— Я ластилась бы и мурлыкала у ног Турнуса, — призналась могучая Ремешок. Мы расхохотались. Но она не шутила. Странно: такая крепкая, мощная — и жаждет мужского владычества. Да нет, ведь и она тоже женщина!На тяжелую работу сил у меня не хватало, и поэтому Турнус часто брал меня с собой к слинам — помогать ухаживать за животными. Кое-кого из них я уже знала. Но в общем-то их боялась, и они, чувствуя это, питали ко мне какую-то необычную для этих животных злобу.— Ты что, совсем ни на что не годна? — набросился как-то на меня Турнус на площадке для дрессировки слинов. Я опасливо отступила подальше. Под палящим солнцем песок раскалился. Дождя не было уже несколько дней. Са-тарне грозила засуха.— Ни на что не годна! — Турнус раздраженно тряхнул меня за плечи.Я вздрогнула под его руками.— Что такое? — спросил он.Я стыдливо отвела глаза:— Прости меня, хозяин. Но уже столько дней меня не касался мужчина. А я — рабыня.— А, — понимающе протянул он.Я подняла глаза. Взглянула ему в лицо. Просто великан!— Может быть, хозяин соблаговолит переспать со своей рабыней?— Рабыня просит овладеть ею? Взять ее, как берут рабынь?— Да, хозяин! — вцепившись в него, теряя над собой власть, закричала я. — Да! Да!Он опрокинул меня на песок, задрал тунику до груди. Я лежала у подножия клетки для рабынь. Он схватил меня, я дотянулась до решетки клетки и закричала, сжав решетку руками. Он обладал мною, а я билась в судорогах от наслаждения. Раз, увидев глядящую из-за бревенчатой стены Медину, я испуганно вскрикнула:— Там Медина, хозяин!Он рассмеялся:— Я делаю со своими рабынями что хочу. Пусть смотрит, если нравится. Пусть у рабыни поучится, как себя вести.Но Мелина, вне себя от злости, ушла. А я вновь отдалась ему, с благодарным стоном наслаждалась его ласками. Снизошел! Соизволил коснуться меня! Потом, позже, я, постанывая, встала на колени.— Спасибо, хозяин, — целуя его ноги, проговорила я.Он рассмеялся, поднял меня, взглянул мне в глаза, а потом, забавляясь, швырнул к своим ногам. Лежа на песке, я смотрела на него снизу вверх.— Как я погляжу, Дина, — посмеиваясь, заключил он, — на что-то ты все же годна.— Спасибо, хозяин, — робко ответила я.День клонился к закату.Тележка Тупа почти исчезла вдали, только пыль от ее колес еще неслась вслед.Сегодня утром он оценивал, сколько я стою.Сегодня утром я сделала открытие: я — шлюха. Но наверно, любая рабыня должна быть немного шлюхой, притом превосходной.Он не спал со мной, но, когда он меня оценивал, я изо всех сил старалась ему понравиться.Вот бы встретиться с ним еще!А началось это так.— Останься, Дина, — велела мне Мелина, подруга Турнуса. Остальные девушки пошли за водой. Ушел и Турнус — отправился в соседнюю деревню покупать птиц вуло. Вернется не скоро.Мелину я боялась. Она — хозяйка. Хотела убить меня, когда у меня не хватило сил пахать. Видела меня в объятиях Турнуса. Однако в последнее время особенной враждебности ко мне не проявляла. Я думаю, для нее не секрет, что Турнус спит со всеми своими рабынями. Куда чаще меня в его объятиях оказывается Редис. Мелина наверняка это знает. Одну только Ремешок он насилует редко.— Да, госпожа, — предчувствуя дурное, пролепетала я.Мелина меня недолюбливает — это ясно. Но вряд ли ненавидит сильнее, чем остальных рабынь. Любимая рабыня Турнуса — не я, это всем известно. Он предпочитает женщин крупных, широкобедрых, грудастых — когда-то, до того как расплылась, растолстела, наверно, такой была и Меяина.— Пойди-ка сюда, птичка, — стоя под хижиной, в тени между сваями, Мелина поманила меня пальцем. Я повиновалась. Она — свободная. Я — рабыня. Опустив голову, я почтительно встала перед ней на колени. '— Сними тунику, Дина!— Да, госпожа. — Стянув через голову коротенькую тунику, я осталась нагишом.— Подойди к свае и встань на колени к ней лицом. Я так и сделала.— Ближе. Колени по разные стороны сваи. Прислонись к ней животом.— Да, госпожа.— Нравится тебе наш поселок?— О, да, госпожа!— Протяни руки по обе стороны столба. Ладони вверх. Скрести запястья.Я послушно выполнила приказ.— Ты счастлива здесь?— О, да, госпожа!— Хотела бы ты уйти из нашего поселка?— О нет, госпожа! — заверила я. А потом поспешно добавила: — Если только госпоже не будет так угодно.Вытащив из складок одежды обрывок веревки, Мелина крепко связала мне запястья по ту сторону сваи.— Хорошо держит? — спросила она меня.— Да, госпожа.Отступила на шаг, оглядела меня и скрылась в хижине. Вскоре вернулась с мотком веревки в руках. Привязала ее конец к моему веревочному ошейнику, отмотала примерно фут и закрепила привязь на столбе, на уровне моей шеи. Остаток веревки свисал со столба на землю.Я не сводила с нее глаз.— Ты красивая, — проговорила она. Привязанная веревкой за шею, встать я не могла.— Очень красивая.— Спасибо, госпожа.Я — ее пленница. Голая, стою на коленях, крепко привязанная к столбу.— В поселок, — сообщила она, — приехал торговец. Знаю. Туп Поварешечник. Редис мне рассказала. Я видела, как он пришел, волоча за собой ручную тележку с длинными ручками, на двух огромных колесах. Внутри тележки — множество полочек, ящичков, в них — всевозможные дешевые товары, а еще — колышки и петли, на которых подвешена всякая утварь, кастрюли, инструменты. По краям повозки — тоже ящички, в них тьма-тьмущая всякой всячины: нитки, ткани, ножницы, наперстки, пуговицы, заплаты, а еще — гребешки, сладости, травы, специи, соль в пакетиках, целебные снадобья. Чего только не было в этой удивительной тележке!— Я приглашу его взглянуть на тебя, — сказала Мелина.У меня екнуло сердце. Пока Турнуса нет в поселке, Мелина продаст меня!— Уж постарайся ему понравиться, сучка, — предупредила она, — а то до конца дней твоих буду сечь!— Постараюсь, госпожа! — обещала я. Еще как постараюсь! Когда еще выпадет возможность вырваться отсюда? Да я бы все на свете сделала, лишь бы избежать тягот деревенского рабства. Понравиться ему? Понравлюсь! Вот увидит — буду сама покорность, сама чувственность! Вдруг стало страшно. Что он за человек? Мужчины по-разному воспринимают женские уловки. Знать бы наверняка, чего ему хочется! Нет, не угадать. Безнадежно. Ну и шлюха же ты, сказала я себе. Подергала связанные руки. Откуда мне знать, какие женщины ему нравятся? Робкие, скромные — швырнул к своим ногам и изгаляйся? Или похотливые, что так и норовят пустить в ход язык? А может, дерзкие, непокорные, может, ему нравится их укрощать? А что, если он питает слабость к холодным, надменным, презрительным красавицам, что в мгновение ока превращаются в отчаянно корчащихся, жалобно стонущих от мужского прикосновения рабынь? Не знаю. Знаю одно: я должна показаться ему красивой, физически привлекательной. Тут Мелина все предусмотрела. Ума ей не занимать, да и практической сметки — тоже. Девушка красивее всего нагая, в ошейнике или на цепи. Вот она и поставила меня на колени, в позу покорности, и связала. И теперь я стою прижавшись животом к столбу, обхватив его руками, широко расставив колени. Взглянув на стоящую в такой позе женщину, мужчина не сможет, пусть подсознательно, не почувствовать ее открытости, уязвимости, не сможет не ощутить себя ее властелином, могучим и неотразимым. Все продумала, до мелочей: связанные ладони, руки, будто в объятиях охватившие столб, свисающая с шеи длинная веревка — связывай рабыне руки за спиной и веди ее, точно самку табука, куда душе угодно. Можно к тележке привязать — и босая, обнаженная, я побреду за ней, взметая дорожную пыль. Да, ума Мелине не занимать.— Вот она! — раздался ее голос.Испуганно вздрогнув, я вцепилась в столб. Помимо моей воли бессознательное это движение получилось на удивление грациозным. Да ведь, наверно, этого и добивалась Мелина, неожиданно гаркнув у меня над ухом! Показать мужчине во всей красе прелестную, испуганную, связанную рабыню. Я вздрогнула так естественно! А Мелине того и надо.Как вести себя с ним? Не знаю. Что ж, буду просто рабыней в Богом забытой деревушке, связанной земной девушкой, чью привлекательность пришел оценить мужчина. А кто же я еще? Прекрасная варварка, совсем чужая, с далекой, не похожей на Гор планеты, ко встрече с этим миром совершенно не готовая. Может, горианским мужчинам интересно укрощать и приручать таких? Из землянок, рассказывала Этта, получаются превосходные рабыни. Наверно, так оно и есть.— Как живешь, птенчик? — спросил торговец.— Хорошо, хозяин, — ответила я.— Варварка, — заключил он.— О? — притворно удивилась Мелина. А ведь прекрасно знает, что я варварка!— Открой рот, — приказал он.Я открыла рот.— Видишь? — Сунув пальцы мне в рот, он раскрыл его шире. — В последнем зубе, наверху слева — кусочек металла.— Это врачи делают, — сказала Мелина.— Ты из местности, что называют Землей?— Да, хозяин.— Вот видишь? — это он Мелине.— Умная рабыня, — похвалила Мелина. Не высекли бы!— Я Тупеллиус Миллиус Лактантиус из рода Лактантиусов, торговцев из Ара, — проговорил он, обращаясь ко мне. — Но настали тяжелые времена, и хоть мне и было тогда всего восемь, пришлось бродить с тележкой — долг, законы касты, гордость семьи и все такое прочее.Я улыбнулась.— Хорошая улыбка, — отметил он. — В здешних поселках меня называют Туп Поварешечник. А тебя как зовут?— Ну, как она тебе? — вмешалась Мелина. Торговец оглядел меня:— Для ошейника в самый раз.Я сгорала от стыда. Любому горианину ясно — я рабыня. Вопрос лишь в цене да в том, кому мне принадлежать.— Ну разве не хорошенькая? — настаивала Мелина.— В городах, — ответил он, — таким несть числа. В одном Аре каждый год тысячи таких продают и покупают.Я содрогнулась.— Сколько дашь?— В лучшем случае, — прикинул он, — медный тарск.Я красивая рабыня, я знаю. Но вот того, что таких красоток на Горе тьма-тьмущая, и не подозревала. В этом мире рабыни-красавицы не в диковинку. И цена им невысока. Девушкам куда красивее меня нередко приходится довольствоваться долей кухарок в больших домах или в цепях и казенных туниках скрести по ночам полы общественных зданий.— Так не хочешь брать? — недовольно пробурчала Мелина.Он погладил мой бок. Я вцепилась в столб.— А она ничего!Внезапно, без предупреждения, он коснулся меня. Закрыв глаза, не в силах сдержаться, я вскрикнула, прижалась к столбу, судорожно обхватила его руками.— Ага! — произнес он.Я вздрогнула, не открывая глаз.— Горячая, — причмокнул он. — Это хорошо. Очень хорошо.— Очень горячая? — уточнила Мелина.Снова эта рука! Снова, не в силах с собой совладать, я отчаянно вскрикнула.— Очень, — рассмеялся он. — Спокойно, птенчик!— Не надо, хозяин, пожалуйста! — взмолилась я. И тут же, вскрикнув, впилась в дерево ногтями, забилась на привязи.— Перестань! — стонала я, — Перестань, прошу, хозяин!Он убрал руки. Прислонившись в столбу, я дрожала от страха — а вдруг он опять начнет меня трогать? Он встал.— Ну, очень горячая? — допытывалась Мелина.— В шлюхи сгодится, пагу разносить.— Прекрасно! — обрадовалась Мелина.— Да, — добавил он, — и все же больше медного тарска дать не могу.— Почему?— Война, — вздохнул он, — набеги, города в упадке. Рыночные помосты просто ломятся от красоток, что раньше были свободными. И дают за них сущие гроши.— И что, все такие же горячие, как эта?— Да, многие. Поставь девушке на тело клеймо, посади ее на цепь, поучи немного — и через неделю она готова, горячее некуда, прямо рвется.— Так скоро? — изумилась она.— Да, — заверил Туп. — Возьми женщину — любую женщину, не обязательно землянку — эти-то просто созданы, чтоб быть рабынями, о них и говорить нечего, — нет, любую родом с Гора, свободную, высшей касты, будь она даже холодна как айсберг, надень на нее ошейник, вдолби ей, что она рабыня, — распалится как миленькая!Мелина расхохоталась. Я залилась краской. Такую напраслину возводить на женщин Земли! Что ж они, не знают, что я землянка? Да нет, знают, конечно. Чешут языками и внимания не обращая на рабыню. Но все-таки — правда ли это? Может, никакой напраслины и нет?— Надень на нее ошейник. — Он сомкнул руки у меня на горле.Я напряглась. С его-то — горианина — силой ничего не стоит мне шею сломать — только захоти! Что я смогу сделать? Убрал ладони с горла, схватил меня за волосы. Оттянул мне голову назад.— Вдолби ей, что она рабыня. — Запустив руки глубже в волосы, он все тянул голову назад.Я вскрикнула. Больно! Но ровно настолько, чтоб дать понять, что он может со мной сделать, если захочет. Мужчина. Хозяин. Меня охватил невольный трепет. Убрал руки. Напрягшись всем телом, я стояла у столба. Его ладони поползли по моим бокам.— И пожалуйста, — хмыкнул он, — распалится как миленькая! Прикоснулся — и я закричала, вгрызлась зубами в древесину, из глаз брызнули слезы.— В шлюхи сгодится, пагу разносить, — повторила Мелина.— Да, — кивнул Туп.Женщины Земли просто созданы, чтоб быть рабынями? Я глотала слезы. Неужели это так? Неужели никакой напраслины?Только бы больше не трогал!Да, женщины Земли созданы, чтоб быть рабынями. Я — землянка. Я вцепилась в столб. Прирожденная рабыня.— Лакомый кусочек! — Туп погладил меня по боку. Интересно, все земные женщины рождены быть рабынями?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54